Напишу
11 июля 2018 г. в 00:43
Ровные удары сердца, маятником отсчитывая время, возвращая, словно щелчки метронома, правильный ритм мелодии жизни, шаг за шагом, медленно, не спеша, выводили сознание из глубочайшего мрака, как из подземелья, по ступеням вверх, к свету.
Переливающемуся всеми существующими оттенками сиянию красивейших кристаллов.
Сильмарили совсем близко, но недосягаемы, как никогда.
«Будьте вы прокляты!» — на ненависть ещё остались силы.
Ритмичный стук сердца — звук шагов по лестнице из небытия. И чем ярче свет, чем дальше позади остаётся тьма и беспамятство, тем больнее. Залитый волшебными красками мир весь состоит из боли. Она ощущается всюду, рвёт тело изнутри и давит снаружи, скручивает, сминает, раздирает…
И на фоне идеального ритма, отбиваемого сердцем, начинает греметь сбивчивая какофония отчаяния: лучше бы не было этих Камней, Исхода, Клятвы… Клятва… И тонущий в топи безысходности разум отчаянно хватается за крепчайший мост, выстроенный… именем Создателя Эру…
В горле ощутилось что-то холодное, мягкое… Как размоченный в молоке хлеб. И пришло запоздалое понимание, что надо было постараться не глотать, ведь никакая магия не способна заменить для живого тела пищу и воду, а, значит, если не есть, наступит избавление. Да, посмертное метание в бездне ужасно, но не настолько… Ничего не может быть хуже рвущего плоть прикосновения рук Моргота.
Яснее сознание, ярче свет — мучительнее боль. Она всюду, от неё не избавиться. Майтимо кричал бы, если бы были силы.
Правое запястье зачем-то отстегнули от цепи, и рука бессильно упала.
— Пиши! Братья должны знать, что ты жив! Пиши, что тебя отпустят на свободу, если они откажутся от войны и уйдут! Пусть признают поражение и мои права на Сильмарили!
В горле снова ощутилось что-то холодное, Майтимо хотел попытаться сопротивляться, но голову оттянули назад за волосы, рот зажали. А потом в лицо ударила ледяная вода.
Вздрогнув, Феаноринг вдруг почувствовал, что стало легче. Теперь боль сосредоточилась в коленях, перекрыв все другие ощущения, но воспринималась, словно сквозь сон — отрешённо и равнодушно.
— Пиши!
В ладони как-то оказалось перо, под рукой — приколотый к столу лист бумаги. На запястье откуда-то взялась петля — кто-то в любой момент готов дёрнуть верёвку, чтобы не позволить пленнику «делать глупости».
«Я напишу, — вдруг очень ясно промелькнула мысль. — Напишу».