Свет проклятых звёзд

С высоты стены под ноги упал факел, трава почернела, засияла алым и оранжевым. — Ни шагу больше, Феанарион! — крикнул с частокола Варнондо. В его руках теперь не было источника света, зато алые сполохи и белёсое ровное сияние озаряли Нолдо со всех сторон: верные воины держались рядом с командиром. Макалаурэ посмотрел на разгоревшееся под ногами пламя. «Хорошее масло», — подумал менестрель. — Хорошее масло смазывало этот факел, — усмехнулся вслух Феаноринг, подняв глаза на стражников. — Не жалко тратить на меня? — Стрелы тоже не жалко, — совершенно серьёзно сказал Варнондо. — Но такого приказа не было. — А какой был? Воин нолдорана поджал губы. — Когда нолдоран Нолофинвэ передаст приказ для тебя, я его озвучу, — без эмоций сообщил Варнондо. Макалаурэ снова опустил взгляд на горящую траву. Роса постепенно гасила пламя, в воздух с шипением поднимался серый дым. Ароматный. Состав масла тщательно подбирали. — Я правильно понял, — поинтересовался менестрель, — что мне придётся стоять здесь и ждать, что скажет твой нолдоран. Лицо военачальника угрожающе изменилось. — Нолофинвэ Финвион и твой нолдоран тоже, — терпеливо произнёс воин. — Похоже, часто приходится об этом напоминать забывчивым подданным, — усмехнулся Феаноринг, но издёвка осталась без ответа. В воцарившемся молчании звуки ночи стали слышнее, острее ощутилась прохлада. Демонстративно расхаживая около погасшего факела, менестрель начал напевать, украдкой посматривая на стражников: — Руки Териндэ, как забытая песня под упорной иглой. Звуки ленивы и кружат, как пылинки, над её головой. Сонные глаза ждут того, кто войдёт и зажгёт в них свет. Утро Териндэ продолжается сто миллиардов лет. И все эти годы я слышу, как колышется грудь. И от её дыханья в окнах запотело стекло. И мне не жалко того, что так бесконечен мой путь. В её хрустальной спальне постоянно, постоянно светло. По реакции Нолдор было хорошо видно, кто родился после «того самого» праздника, а кто присутствовал на торжестве или просто хорошо осведомлён. Однако, несмотря ни на что, в менестреля больше не летели факелы. Конечно, любого певца задевает невнимание к его творчеству, но Макалаурэ в тот момент думал иначе: раз его не останавливают, значит можно продолжать. Нужно! Жизненно необходимо! — Я знаю тех, кто дождётся, и тех, кто, не дождавшись, умрёт. Но и с теми и с другими одинаково скучно идти. Я люблю тебя за то, что твоё ожидание ждёт Того, что никогда не сможет произойти. Пальцы Териндэ, словно свечи в канделябрах ночей, Слёзы Териндэ превратились в бесконечный ручей, В комнате Териндэ на пороге нерешительно мнётся рассвет, Утро Териндэ продолжается сто миллиардов лет. — Достаточно, Кано! — прозвучал властно и жёстко голос Финдекано. — Да я уже допел, — пожал плечами Феаноринг. — Признайся, ты, стоя за закрытыми воротами, слушал и вспоминал прекрасные времена. — Отворить дверь! — приказал принц по ту сторону частокола. — Кано, надо поговорить. Проходи. — В меня не будут бросаться факелами? — Что для сына Феанаро огонь? — голос Финдекано потеплел. — Брат родной. Тебе ли его бояться. *** — Слава герою Астальдо! — вроде бы искренне прозвучал со стены голос Варнондо, и остальные воины поддержали слова командира. Финдекано не сдержал улыбку, и это очень не понравилось Макалаурэ: менестрель сразу понял, что всё действительно очень плохо. Глаза принца смотрели с добротой и печалью, словно на сердце давил груз вины. Увлекая двоюродного брата за собой, сын Нолофинвэ пошёл через лагерь к шатру сквозь восхищённые взгляды и приветствия для себя и, в лучшем случае, равнодушие в адрес сына Феанаро. — Кано, — отодвигая полог и освещая тьму сводов фонарём, вздохнул принц, — я так виноват перед вами… Но иначе было нельзя, поверь! Макалаурэ открыл рот, чувствуя, что потерял дар речи: менестрель ожидал от кузена чего угодно, только не извинений. Заметив изумление брата, Финдекано горько усмехнулся: — Ты не представляешь, во что вылилось самое правильное и светлое, что я сделал в своей жизни! Вместо того, чтобы спасти Нельо, я его искалечил! Понимаешь, всё то, что сделал с ним Моргот, поправимо, а то, что сотворил я — увы… Но, умоляю, пойми меня, Кано, я, когда Нельо увидел… Я рассудок потерял, Кано. А когда… После всего, уже внизу, увидел, как Нельо… что он умирает… — сын Нолофинвэ зажмурился, — я понял, что не довезу его к тебе. Наверное, стоило рискнуть, но… Я испугался. Макалаурэ слушал и всё больше чувствовал себя ничтожеством. Положив совершенно разбитому Финдекано руку на плечо, чтобы хоть как-то поддержать, менестрель заговорил о своём: — Аранаро сказал, что теперь ты «на стороне лучников». Принц не сразу понял, о чём речь, но когда пришло осознание вопроса, глаза Нолдо недобро загорелись. — А что мне оставалось делать, Кано? — прошипел сын Нолофинвэ, наклоняясь над столом, приближаясь к брату вплотную. — Твой отец тоже не во всём был прав, но мы ведь до конца его поддерживали! А теперь речь идёт о моём отце! Я бросил его во льдах, считая едва ли не врагом, но ты даже представить не можешь, сколько раз я жалел об этом! А если я брошу отца сейчас, вы его убьёте! Макалаурэ с сомнением нахмурился. — Хорошо, — чуть спокойнее произнёс Финдекано, — не вы. Не ты лично. Но я никогда не поступлю, как мой младший брат! Это подло, Кано! Он ополовинил нашу армию во время военного положения! Да, я тоже бросал отца, но тогда мы все недооценили Хэлкараксэ, мы и представить не могли, что это за место! А здесь всё ясно! Мы видели угрозу, мы все видели Нельо! Турьо приходил к нему, разговаривал! А потом просто собрал «свой народ» и ушёл на юг! Он сказал, что не встанет под знамёна «единственного нолдорана»! — Как Нельо? — спросил Макалаурэ, чувствуя, что узнал уже и так достаточно неинтересной в данный момент информации. Финдекано вздохнул. — Плохо, — севшим голосом произнёс Нолофинвион, — тебя проводят к нему. Прости, но я с тобой не пойду. Не смогу смотреть в глаза Майтимо. Я понимаю, что поступаю правильно, но… Иди, Кано. Тебя проводят.