Свет проклятых звёзд

— Почему ты одинок, менестрель? — прозвучал неожиданный вопрос, и Аклариквет с удивлением поднял глаза от гуслей, выструганных из мягкого сероватого дерева. — Нет, ты не думай, я не навязываюсь тебе в подруги, — засмеялась Зеленоглазка, садясь на корточки перед певцом. Почти вплотную. Взгляды встретились. — Я лишь не понимаю, как так вышло, что ты, королевский менестрель, до сих пор не женат. Твои песни поют и любят все, кто хоть раз их слышал, твоя музыка проникает сквозь тело, касаясь сердца, заставляя его трепетать! Неужели ни у кого из дев твоя музыка не пробудила страсть? Аклариквет устало посмотрел на эльфийку, думая, стоит ли объяснять, что обожать песни и любить их автора — не одно и то же. — Меня послал к тебе твой нолдоран, — видя, что менестрель не готов говорить на личные темы без подготовки, отступила колдунья, — я рассказала много интересного, и владыка позволил мне остаться у вас, даже если я больше не нужна лорду Маэдросу. Кое-что из моих знаний должно быть передано тебе. Но, певец, я из вольного народа Авари и не привыкла выполнять приказы. Даже королей! Поэтому предлагаю сделку: ты сочинишь для меня песню, а я расскажу гораздо больше, чем необходимо. Это достаточная плата за твою музыку? Не отводя взгляда от удивительно ярких зелёных глаз, в которых не сиял свет Древ Валинора, зато горел колдовской огонь шаманского костра, обжигая и разъедая плоть и душу, будто кислота, певец отложил инструмент. От подобных ассоциаций тело пробирала дрожь, захотелось отодвинуться от излучавшей недобрую разрушительную силу девы, но эльфийка вдруг положила локти менестрелю на колени. Аклариквет внутренне содрогнулся. — Я согласен, — поспешил ответить певец, торопливо вставая и отходя в сторону, невольно заметив, что от постоянных переходов с место на место слишком часто сворачиваемая и разворачиваемая ткань пологов шатра начала изнашиваться. Жаль… — Скажи, что для тебя спеть? Колдунья поднялась и проницательно посмотрела на Аклариквета. — Ты умеешь быть весёлым? — спросила она вдруг. — У тебя чувство юмора есть? Или крылья перебиты так, что только бегать, собирая рассыпанные зёрнышки, и способен, тоскуя о потерянном навек небе, которого ты даже не знал? «Ещё одна упрекающая, — с досадой, но практически без отклика в привыкшем к насмешкам сердце, подумал менестрель. — Не слышала и сотой доли моих песен, а уже готова судить о способностях». — Не обижайся, музыкант, — мило улыбнулась Зеленоглазка, — я просто не хочу, чтобы про меня пели что-то печальное, пусть даже дивно прекрасное. И лесть о красоте мне неинтересна. Я одиночка, привыкшая выживать там, где милое личико не поможет. Знаешь, певец, волколаку всё равно, как ты выглядишь. «Горит свеча… — вдруг родились в голове строки, — укрыта тьмой, В душе, пропитанной презреньем к доброте. Горит свеча немой тоской, Мешая жить, не видя смысла в красоте. Мерцает свет, объятый мглой, Он сотни раз погаснуть мог в пыли семи ветров. Волшебный блеск во тьме ночной, В нём тлеет память о душе — огне забытых снов…» Подумав, что такая песня Зеленоглазке точно не понравится, менестрель отбросил ненужные стихи и с разгорающимся интересом взглянул на колдунью, которая теперь казалась тайной, загадкой, настойчиво требующей, чтобы её разгадали. — Так что? — подбоченилась Зеленоглазка. — Менестрель короля — унылый булыжник, на котором даже мох расти побрезгует, или есть в тебе игривый огонёк, способный меня рассмешить? Аклариквет прищурился, на лице заиграл азарт. Никогда не сочиняя песен о женщинах в отрыве от любимого образа, пропитывая каждую строку памятью о безнадёжной любви, певец вдруг понял, что сейчас надо действовать иначе. О Зеленоглазке нельзя петь, как о Нерданель, придётся отбросить привычный способ написания музыки, забыть, пусть навремя, неизменный трафарет, сердечник всей прежней поэзии. Так нужно. И он сам хочет этого. — Может быть, я ошибаюсь, — хитро улыбнулась колдунья, — но, похоже, я подкинула тебе непосильную задачу. Неужели я настолько не вписываюсь в твою картину мира, певец? Аклариквет хмыкнул. Перебирая в памяти имеющиеся инструменты, эльф не мог решить, на каком из них играть для Зеленоглазки. Раньше подобных вопросов не возникало, музыка и стихи рождались единым целым, а сейчас… Да, случались в жизни менестреля мучительные поиски нужной темы для сотворения песен, но тогда было иначе: не вдохновлял нужный сюжет, образ казался банальным или пустым, не хватало знаний… А в этот раз образ пробирал до костей морозом Хэлкараксэ, обжигал беспощадным небесным пламенем Анар. Он не был банален и пуст… наоборот! Но собрать осколки разбитой мозаики не удавалось. Каждая частичка, отделившись от целого, изменилась… Исказилась! И более не была способна воссоединиться в цельную картину с другими фрагментами картины. Ни один из осколков на это не способен. От подобных мыслей стало страшно, и лёгкое прикосновение теплой ладони заставило вздрогнуть. — Была я чистой, наивной, как цветок, — нараспев заговорила эльфийка, ехидно улыбаясь. — Продолжай мою песню, менестрель. — Но оказался мир коварен и жесток, — ответил, не задумываясь, Аклариквет. — Прелестно! — засмеялась Зеленоглазка. — То, что надо. Продолжаем. И, перестав в мечтах парить, Я поняла… Что я поняла? — С волками жить — по-волчьи выть! — подсказал певец, вновь беря в руки гусли из серого дерева. — В суровом мире замороженных сердец, Кто верит в чудо, тот… — Нолдо заулыбался. — Слабак и не жилец! — хищно оскалилась дева. — Закройте рты, умерьте прыть! — Пока о главном буду я вам говорить! — рассмеялся глупому тексту менестрель, думая, что никогда бы не стал петь на публике такое. Но сейчас это действительно веселило. — Король на троне, в самом деле, полный ноль, — со злой усмешкой, сладким голоском пропела колдунья, наслаждаясь искренним ужасом в глазах Аклариквета. — И все мы знаем, кто действительно король. — Мой путь суров и одинок, — поспешил сменить тему менестрель. — Зато меня не посадить на поводок! От воспоминаний об Альквалондэ руки, перебиравшие струны, замерли. Поводок… Принц Астальдо никогда этого не забудет. И не простит. — И я «Спасибо» повторю тебе, судьба, — раскинула руки Зеленоглазка, обращаясь к потолку шатра, — за то, что жизнь моя — борьба! Тебе секрет открою, деточка, любя: Когда не ты, тогда — тебя! Аклариквет поднял глаза от инструмента, постарался улыбаться искренне. — Вот так всегда, — отмахнулась колдунья. — Всегда! Хочешь что-то получить — делай сама. Иначе не дождёшься. Аклариквет опустил глаза, продолжая играть. Мелодия постепенно менялась на печальную тему любви, гася весёлый огонёк, едва вспыхнувший в сердце. — Прости, — сказал менестрель, — я не всегда способен оправдать ожидания быстро, без подготовки и длительных поисков. — Ты хочешь сказать, — изумилась Зеленоглазка, — что ещё ни разу не подвёл своего нолдорана? Это возможно? Нолдо пожал плечами, не зная, что ответить — он никогда всерьёз об этом не задумывался, просто делал то, что должен. — Ладно… — эльфийка села рядом с менестрелем, заметив, как тот реагирует на её повышенное внимание, и решив поиграть с трепетным музыкантом. — Значит, однажды и я дождусь шедевра о себе. А теперь к делу. У тебя есть вино? Лучше, если то, светло-зелёное. На травах. Но можно и другое. Радуясь поводу ускользнуть от нежелательных прикосновений, Аклариквет достал из-под стола первую попавшуюся бутыль. Содержимое оказалось красным. — Когда власть ускользает из рук, — отпив вино, с довольной улыбкой произнесла Зеленоглазка, — вожди порой делают сомнительные вещи. Может быть, я сужу предвзято, с высоты финала истории, опираясь на чужие суждения, ведь лично не являюсь свидетелем того, о чём толкую… Аклариквет поморщился от произношения эльфийки, однако промолчал, напомнив себе, что говорит она на Квэнья уже гораздо лучше, чем при первом знакомстве, хоть и перемешивает в одно собственное наречие Авари, Синдарин и язык Нолдор. — Когда Валар пришли в Средиземье, — Зеленоглазка протянула менестрелю опустевший бокал, намекая, что пора исправить ситуацию, — на их появление отреагировали по-разному. Вождь моего народа решил, что не хочет подчиняться Валар и увёл нас подальше от, как вы говорите, валандилей. «Я сам ровня им!» — утверждал вождь, делая всё новых и новых сыновей, стараясь быть лучшим среди охотников, строителей, искателей и шаманов. Однако это удавалось не всегда, поэтому… — эльфийка приобняла Аклариквета, легонько толкнув его бокал своим и медленно отпивая кроваво-красное вино. — Поэтому однажды магия уступила место фокусам. Менестрель очень удивился, и колдунья рассмеялась. — Что? Знакомая история? Ответа не последовало, но Зеленоглазка знала, что права. — И что в итоге? — хихикнула эльфийка. — Вождь потерял уважение, приобретя презрение и насмешки одних, суеверный ужас других, и в итоге погиб при очень странных обстоятельствах, а многочисленные сыновья поделили народ и разошлись, кто куда. Судьба народа Авари печальна, певец. И некрасива. — Зеленоглазка поставила на стол пустой бокал. — А теперь о том, что я должна тебе рассказать. Легенды про истинного владыку, рождённого править, наделённого самим Эру особыми талантами, ходят по Арде с самого её зарождения, видимо. Необходимые для признания избранности способности того единственного достойного меняются в зависимости от обстоятельств, и в данный момент важнее всего остального свет и исцеление. Понимаешь, в чём магия, менестрель? — Магия? — насмешливо переспросил Аклариквет, уже не стремясь отстраниться, слушая не произношение, а голос эльфийки — мелодичный и загадочный. Ох уж это вино! — Разумеется, магия, — подмигнула Зеленоглазка. — Магия музыки. И света.