Свет проклятых звёзд

— Кто она? Неожиданный вопрос заставил вздрогнуть, и шокированный менестрель понял, что не слышал, как к нему вошла гостья. Но как такое возможно? Снова колдовство? Или фокус? Однако пришлось признать — сердце обрадовалось неожиданному появлению эльфийки. — Расскажи мне, я хочу знать. Аклариквет обернулся на, видимо, возникшую из воздуха эльфийку и невольно засмотрелся в её яркие зелёные глаза. Менестрель снова поймал себя на мысли, что травница ассоциируется у него с музыкой, её образ поёт и сплетается с темой внутреннего мира Нолдо, а сейчас мелодия эльфийки заиграла новыми, незнакомыми ранее аккордами и ритмическими узорами, без которых судьба Аклариквета теперь была бы не цельной. Нет, музыка, зазвучавшая много лет назад при встрече с Нерданель, не стала тише, осталась неизменно-прекрасной, но больше не причиняла страданий, превратившись в самое дорогое в жизни воспоминание, неиссякаемый источник вдохновения и самые красивые картины прошлого, оттенки которых никогда не померкнут, а звуки станут только прекраснее и волшебнее. Зеленоглазка заинтересованно подняла брови. — Мне попросить у нолдорана приказ, обязующий тебя отвечать на мои вопросы? — с нажимом уточнила эльфийка, медленно проводя изящной рукой по грифу серебряной арфы. Надеясь, что в ближайшую вечность никто не захочет войти в его шатёр, Аклариквет остановил ладонь Зеленоглазки, положив свою руку поверх её. — Инструменты, — очень серьёзно сказал менестрель, — не любят, когда их касаются незнакомые пальцы. Можно нарушить целостность создаваемого ими волшебства. — Чары творишь ты, а не вещь, — пожала плечами эльфийка, однако руку убрала. — Так кто она? — Песня, — попытался уйти от ответа Аклариквет. — О верной любви, единственной на всю жизнь, которая не предаст, несмотря ни на какие испытания и соблазны, несмотря на обиды и непонимание. Песню сочинил и пел я, но звучала она не из моих уст. И радовала кого угодно, кроме меня самого. — Какой же ты зануда! — устало вздохнула Зеленоглазка. — Похоже, если ты и напишешь обо мне балладу, она прозвучит погребальным плачем. Менестрель опустил голову, вспоминая ледяные гробницы в Хэлкараксэ, прощальные слёзы и цветы, сделанные из лоскутов ткани и бумаги. Смерть в образе морозной ночи, урагана, полыньи, голодного зверя или непосильного груза трагедии входила в каждую семью, отнимая самое близкое и дорогое. — Я не зануда, — прогоняя мысли о пережитых и разделённых трагедиях, улыбнулся Аклариквет. — Просто не понимаю тебя. — А я не хочу, чтобы меня понимали, — прищурила прекрасные зелёные глаза эльфийка, став ещё привлекательнее, — я просто хочу быть рядом с тем, кто меня не пугает, рядом с кем я смогу заснуть, не боясь быть убитой во сне или на утро обнаружить себя связанной и подготовленной для жутких экспериментов. Я не тешу себя иллюзиями, что ты доблестный воитель и сумеешь спасти меня от любой беды. Я точно знаю — не сумеешь. И никто не в силах защитить меня. Но с тобой не хочется расставаться, и я желаю сблизиться, но каждый раз между нами встаёт призрак. Кто она, певец? Только не отвечай «Песня», я это уже слышала, и такая формулировка меня не устроила. Возможно, Аклариквет снова начал бы увиливать от ответа, придумывая красивые фразы, если бы Зеленоглазка не обняла его. Тепло тела, пропитанного чужой, пугающей магией, музыка, рождающаяся в сердце и таинственное сияние взгляда лишили способности мыслить. — Жена злейшего врага моего короля, — всё-таки придумал уклончивый ответ менестрель, и эльфийка рассмеялась. — Не знала, что Моргот женат, — хихикнула Зеленоглазка, хитро подмигнув. — Пожалуй, у меня и правда нет шансов с такой соперницей. Аклариквет смотрел, как меняется взгляд эльфийки, понимал, что обижает деву разговорами о другой, но ведь травница сама просила рассказать! — Ты сказал, что она — песня, — голос Зеленоглазки вдруг стал ласковым, — спой мне её. Хочу узнать, что такое любовь менестреля. «Нет! — мысленно запротестовал певец. — Никогда! Песни о Нерданель никогда не прозвучат для другой женщины!» Но вдохновение твердило противоположное, подсказывая строки новой баллады, которая, конечно, об Алой Леди, но написана для загадочной девы из Средиземья. С неохотой освободившись из объятий, дарящих неповторимое ощущение магии, пробирающейся крошечными змейками под кожу, музыкант взял серебряную арфу и, с чувством вины из-за невыполненной работы вспомнив, что должен писать песни для нолдорана, запел о любви: — В сердце жизни свет, Я познать его готов, Прочь уплыв от прежних берегов! Мне не быть с тобой… Боль разлуки, горечь слов, Расставанье — плата за любовь! Помни обо мне, Верь, и я вернусь К берегам бескрайним. Постучу дождём, Ветром прикоснусь Тихим утром ранним. Там, где слёз в тишине Серебристый свет, Вспомни обо мне, Пусть я лишь поэт, Проклятый изгнанник! В сердце посмотри: Плод запретный — жар любви… Крылья — дар заоблачных высот! Первый луч зари — Новый день меняет мир, Разрушая тайны волшебство! И настанет день В мире суеты, Но не разбудишь ты И не согреешь взглядом! Всё отдам за миг, За короткий миг — Боль свою забыть И быть с тобою рядом, Просто рядом быть! Кто я? Гость в чужом краю! Шаг мой Жизнь перечеркнул. Сон мой — Память прошлых дней! Помни обо мне, Верь, и я вернусь К берегам бескрайним. Постучу дождём, Ветром прикоснусь Тихим утром ранним. Вспомни обо мне, Пусть я лишь поэт, Проклятый изгнанник! Ладонь Зеленоглазки легла на замершую на струнах руку менестреля, по коже растеклось волнами ласковое участливое тепло. Эльфийка больше не пыталась соблазнять певца, и он был за это бесконечно благодарен.