Кровь и песок

Вода была обжигающая, и от нее исходил легкий цитрусовый запах. На поверхности плавало несколько розовых лепестков. Служанки зажгли ароматические свечи и удалились, зная, что госпожа предпочитает в это время оставаться в одиночестве. Она скинула тонкое полупрозрачное платье на пол, подставляя стройное загорелое тело лучам заходящего солнца. Пройдет не больше часа прежде, чем лиловые сумерки набросят прохладное покрывало на изнывающий от жары Иерусалим. Вечерний воздух медленно, но верно пропитается сладким запахом акаций, растущих под окнами дворца, благовоний, доносящихся из храма, и остывающего песка. Астарта медленно погрузилась в горячую воду. Если закрыть глаза и прислушаться к гомону снаружи, если глубоко вдохнуть запах масел, может показаться, что она снова в Вавилоне. Шумном, головокружительном, многолосом, крикливом, опасном и непокорном Вавилоне. Городе, где в её храмах всегда курились благовония и к алтарям подносились свежие жертвы, где одно лишь слово, упавшее с её губ, становилось законом, где имя её перемешивалось со всевозможными молитвами, где она была смертью и жизнью, где… Она распахнула глаза. О его появлении сперва предупредил запах смерти: засохшая кровь, смешанная с горячим песком. А потом и сама его демоническая сущность: холодная, отталкивающая, разливающаяся в комнате густым, тяжелым полумраком. Даже неяркий свет свечей померк, поглощенный подступившими тенями. Тонкая улыбка скользнула по её губам. Воин вернулся из долгого похода целым и невредимым, невзирая на попытки царя от него избавиться. Её воин. Его не было три месяца. Не самый большой срок для богов, но тем не менее… Без него в городе было скучновато. Она не обернулась, когда услышала шорох, с которым он сбрасывал грязную одежду, не обернулась и на приближающиеся шаги, не подала виду, когда он опустился в воду рядом с ней. Только когда пальцы его коснулись её плеча, когда сильные руки его сомкнулись вокруг неё кольцом, когда губы его прижались к её шее, прошептала: — Ты опоздал. Он пах кровью, горячим солнцем и смертью. Астарта могла только представить, скольких погубил его меч, сколько горячих, еще бьющихся сердец он вырывал из хлипкого человеческого тела в своей ослепляющей боевой ярости, и сколько смертных обезумело от ужаса, когда он представал перед ними в своем истинном обличье. — Я попытался управиться со всеми делами как можно быстрее, — его горячее дыхание обожгло мочку уха. — Но, кажется, мой господин не очень-то и хотел, чтобы я вернулся к тебе. Поэтому он послал меня улаживать дела с восставшими народами. Но теперь… — его рука скользнула вниз, между её ног — Астарта с довольной улыбкой выгнулась в его объятиях. — Я весь твой. Я весь твой. То, что он так часто любил ей повторять, когда они оставались наедине. Некоторые вещи совсем не меняются с течением времени, подумалось ей. Этой ночью он был жаден и ненасытен, будто бы они не виделись целую вечность. Сперва он еще держался своего человеческого облика: вороные волосы, худое загорелое лицо, на котором так выразительно блестели яркие льдисто-голубые глаза. Но затем в очередном страстном порыве, наплевав на всё, принял настоящее обличье. И Астарта чуть не задохнулась от этой ледяной и темной силы, тянущейся из самых глубин хаоса, что затопила всё вокруг. Сама её суть отзывалась на неё, вплетаясь в тяжелую, неподъемную первородную тьму, тянулась к ней, погружаясь в вязкий мрак, утопая в нём… Такой родной для неё самой, похожий на солёные и холодные воды Тиамат. На самом пике удовольствия она закричала, расцарапывая ему спину. За эти три долгие месяца ожидания ни один смертный не смог с ним сравниться. И вряд ли какой когда-нибудь сможет. Когда он откатился на прохладные простыни, тяжело дыша, Астарта придвинулась к нему ближе. Он снова принял излюбленный человеческий облик, и богиня провела пальцем по символам, украшающим его грудь. Одни – старые, потускневшие аккадские письмена, другие же свежие, нанесенные недавно. И, наконец, один особенный, на предплечье, тускло переливающийся едва различимым бордовым цветом. Знак, означающий, что демон призван и служит кому-то. И не простому человеку, а самому царю Соломону, властителю царства Израильского, мастера над демонами и иными потусторонними тварями. — Я рада, что ты вернулся, — проговорила она, когда он перехватил её руку и поднес к губам. — Мне не хватало тебя здесь, Астарот. Он криво усмехнулся. — Не думаю, что твоего супруга обрадует эта новость. В этот раз он слишком старательно пытался от меня избавиться. Наложил запрет на использование силы, — указал на свежую татуировку. — И запретил перемещения. Пришлось протрястись месяцы в седле, разъезжая по его идиотским поручениям. Астарта спорить с этим не стала. Соломон действительно на дух не переносил демона, а потому так старательно придумывал ему различные дела. Всё, чтобы держать их с Астартой порознь. Её забавляла эта человеческая ревность. Астарот, хоть и носил знаки подчинения Соломону, всё равно в первую очередь был верен только ей. Соломон надеялся, что, если ограничит силу демона, посылая его на опасные задания, в один прекрасный день он не вернется. Тогда поводов для ревности станет меньше. Но мудрому царю была неведома одна вещь: он всегда возвращался. Но не знаки влекли его обратно, отнюдь не знаки… Она поднялась с кровати, и демон невольно залюбовался её грозной нечеловеческой красотой. Любовь и смерть, кровь и война — всё это каким-то диким, невообразимым образом сочеталось в невысокой фигуре с темными густыми волосами и бездонными синими глазами. Она была богиней, он был всего лишь демоном. Но тем не менее являлся единственным, кто еще помнил и шептал ей в ночи старое, позабытое имя, содранное и сбитое со стен её храмов. — Иштар… Когда-то её звали иначе. Когда-то её сила была иной: более могущественной, простирающейся не только на Вавилон, а на целое Междуречье. Одним словом своим она могла вызвать грозу, а жестом наслать на неугодных болезни. К следам её ног припадали смертные, надеясь получить благословение богини, а к алтарям подносили кровь поверженных врагов. Но всё заканчивается рано или поздно. Как оказалось, даже боги не вечны. Ей же думалось, что её это не коснется, что власть её будет безгранична. Но всё меняется. Всё рано или поздно обращается в прах, уносится ветром и навсегда исчезает из короткой человеческой памяти. Её храмы были разрушены, жрецы убиты, священные письмена стёрты, а имя её больше не произносилось с таким трепетом. Оно у неё теперь другое, более низкое, ближе к демонам, нежели богам. И сила уже не та… Люди уходят из этого мира, веря, что там их ждёт лучшая сторона, но куда уходить богам? Им суждено скитаться по миру, слабым, беспомощным, пока имя их не будет забыто окончательно, а сами они не обратятся в пыль. Астарта плеснула вина в высокий кубок, сделала жадный глоток, отгоняя от себя подобные мысли. Нет, мириться и доживать свой долгий век в тени она не собиралась. Люди может и забыли её, но ничего не стоит им напомнить. Сперва будет возведен один храм, затем второй… Она снова станет Иштар, отбросив это жалкое существование, подобно змее, избавляющейся от старой кожи. Жрецы будут распевать посвященные ей гимны, и былая сила вернется к ней. И тогда всё станет, как прежде. Всё станет так, как должно быть. Астарта обернулась. Демон расположился удобнее на кровати, лениво поедая финики из глубокой миски. Пристрастие к сладкому, эта какая-то слишком человеческая черта для него, вызывала у нее всегда улыбку. Они встретились сотни лет назад. Боги не связывались с демонами, считая их чем-то низким, отвратительно слабым, слишком близким к неуправляемому первородному хаосу. Демонам не нужно было поклонение. Демонам не нужны были храмы и жрецы. Демоны существовали сами по себе, и им было глубоко плевать на веру людей. А еще демоны служили людям. В то время как люди служили воле богов. Возможно, боги порой и завидовали их свободе. Люди ведь на редкость переменчивые создания. Астарта не помнила их первую встречу, зато демон запомнил её до мельчайших подробностей. Он служил человеку, богатому торговцу специями в Вавилоне. В те времена разозлить великую богиню было просто. Достаточно было не уступить место её кортежу, и вспыльчивая Иштар вполне могла проклясть человека. Так и получилось. Только проклятие обрушилось на голову воина, сопровождающего своего господина. Колесо телеги с товаром сломалось, создав затор на узкой улочке. На повеление Иштар тотчас освободить дорогу для богини, переданное слугами, демон заявил, что здесь от него ничего не зависит и, возможно, Иштар стоит хоть раз пройтись пешком, потому что её торжественные процессии мешают движению города куда больше сломанных колес. Услышав дерзкий ответ, и без того пребывающая в паршивом настроении Иштар соскочила со своего паланкина и обрушила несокрушимую ярость на демона. Как и все из божественной породы, она испытывала отвращение к низшим тварям, и ничто ей тогда не доставило больше удовольствия, чем корчащаяся от боли фигура на земле. Только когда он поднял на нее взгляд голубых глаз, в которых плескались отголоски ледяного хаоса, вздрогнула, понимая, что он вышел из тех же вод, что дали начало и ей. — Надеюсь, теперь ты впредь не будешь забывать своё место, демон, — бросила ему напоследок. Она забыла эти слова на следующий день, как и сам случай. Низший помнил их долго. Во вторую встречу её сила уже иссякла, и сама Иштар, нет, уже Астарта (имя, смешанное с грязью, демоническое, опущенное имя), жила в Мемфисе. Они повстречались на улицах египетской столицы, когда давно опустилось за линию горизонта палящее солнце. Демон узнал её сразу же, и на какое-то мгновение, когда он в истинном обличье прижал её к стене, держа руку на горле, она подумала, что сейчас и настанет конец славной богине. Он вспорет её длинными когтями, разорвет своими клыками и сожрет ещё бьющееся сердце, поглощая остатки её силы. Так, по крайне мере, про демонов говорили. Но он просто молчал, вглядываясь в её лицо, и от силы его, холодной и тёмной, подступила к горлу тошнота. Затем демон внезапно разжал руку — Астарта рухнула на землю, дыша тяжело и жадно. — Что же ты не закончил начатое? —  хрипло и с вызовом спросила она. — Сил не хватает? Может действительно, пусть лучше прикончит её так, чем это сделает неумолимое и беспощадное время? Лучше такая смерть, нежели это жалкое существование при дворе фараона, где она всего лишь любовница. Любимая и первая, но всё равно любовница. В Мемфисе, где царствовали другие боги, ей не было места, как богине. На лице его, снова человеческом, застыло странное выражение. Отвращение и… жалость? — Зачем мне марать руки о то, что скоро само сдохнет, — голос его был тихий и вкрадчивый. — Падшие боги. Жалкое зрелище. Астарта вскинула на него гневный взгляд. Демон был одет в форму личной гвардии фараона, а на руках его тёмным серебром переливались египетские иероглифы. Печать верности, как её ещё называли. Заклинание, наделяющее вызывающего властью над призванным существом. Люди боялись, что демоны обернутся против них самих, а потому тщательно зачаровывали вызываемую сущность. — Ты слуга фараона, — проговорила Астарта, наблюдая за тем, как демон кладет ладонь на рукоять меча. — Низший, служащий человеку, вот что поистине жалкое зрелище. Он улыбнулся, чуть склонив голову набок. А затем подался вперед, нависнув над сидящей на земле Астартой. В налившихся сливовых сумерках глаза его поблескивали, как у кошки. — И говорит мне это фараонова любовница, которая спит с ним за еду и одежду. Где же сейчас твои силы, Иштар? Где твои храмы? — голос его сочился ядом. — Или мне стоит называть тебя уже Астартой? Более подходящее имя для богини-шлюхи, чьи жрицы отдавали себя каждому за несколько монет. Богиня дёрнулась от его слов, будто от пощечины. Правда колет, подобно острому кинжалу. От неё никуда не денешься. Она действительно теперь просто-напросто шлюха. И больше ничего. Её сил сейчас недостаточно даже на то, чтобы противостоять низшему, если он захочет вспороть ей горло. Астарта сделала глубокий вдох, пытаясь унять в груди клокочущую ярость, стиснула кулаки. Она знала, кто виноват во всех её невзгодах, кто годами подтачивал её веру, кто науськивал жрецов поменять тексты и гимны, кто убил верных ей жриц, а затем изгнал её из пантеона. Мардук. Вот, кто виноват в том, что люди отвернулись от неё. Он и только он. — Ты не помнишь меня, не так ли? — внезапно спросил демон. Богиня воззрилась на него с непониманием. Такого вопроса она не ожидала. — А я должна? Демон скривился, а затем рывком поставил её на ноги. Даже сквозь человеческую маску она чувствовала его силу, темную и холодную, от которой по коже пробежали мурашки. Видимо, демон тоже что-то почувствовал, потому что его странный, смешанный взгляд замер на лице Астарты… — Идём, — отрывисто бросил он, отступая назад. — Я провожу тебя во дворец. Астарта тряхнула головой, сбрасывая остатки наваждения, и послушно последовала за демоном. Всё же в Мемфисе вечером становилось неспокойно. Опасность могла исходить не только от людей, живущих здесь, но и от низших. Многие из них с удовольствием бы растерзали её на мелкие кусочки, веря, что божественная плоть и кровь наделят их силой. Пожалуй, сейчас Астарта была рада тому, что рядом с ней шагает вооруженный демон. Несомненно, глупо было забираться в трущобы в одиночку, да ещё и в такое время, но выбора не было. Она должна была узнать правду, узнать, можно ли вернуть былую Иштар, воскресить погребенный в песке образ могущественной богини. И ответ стоил затраченных усилий. Именно тогда, в тот душный египетский вечер, всё началось. А теперь настал век, когда она сможет вернуть всё, что было у неё отнято. Астарта обернулась к сидящему на кровати демону. На спине его красовался свежий, недавно затянувшейся рубец. Скорее всего, вступил в схватку с другим низшим. Только демон мог оставить такой глубокий след. Человеку подобное не под силу. Она протянула ему второй кубок и опустилась рядом, рассеянно проводя ладонью по его загорелой мускулистой руке. Их отношения были странными, их связь была странной… Астарта никогда бы не подумала, что её так сильно может привлекать этот ледяной непроглядный хаос, царящий у него внутри. А когда в Египте, спустя год с их второй встречи, он с тихим рычанием прижал её к себе и впился в губы жадным и грубым поцелуем, сперва не поверила, что может отвечать ему с таким же пылом. Демон опустошил вино одним глотком, отбросил кубок в угол комнаты и привлек её к себе: руки его скользнули по стройному загорелому телу. В тот самый момент, когда он прикоснулся губами к её гладкой коже, в дверь постучали. Весьма настойчиво. Астарта знала, что только один человек во дворце решится потревожить её посреди ночи. Демон знал это тоже. С тяжелым вздохом прижавшись лбом к её груди, пробормотал с нескрываемым раздражением: — Ему не спится по ночам каждый раз, стоит мне переступить порог. Женщина ничего не ответила. Вывернулась из его объятий и зашагала к массивной резной двери. Потянув её на себя, воззрилась с любопытством на юнца, который сразу же залился румянцем и стыдливо опустил глаза, стараясь не смотреть на обнаженную богиню. — Царь просит вас к себе, о Великая, — пробормотал он, старательно отводя взгляд. Астарта лишь криво усмехнулась, наблюдая за смущенным слугой. — Передай ему, что я скоро буду, — и, захлопнув дверь, повернулась к Астароту — тот сидел, спустив ноги на прохладный пол. — Ты следовал всем моим указаниям в этот раз? Он кивнул. — Воспользовался другим ходом, как ты и хотела. Астарта подобрала с пола его одежду и швырнула демону. — Одевайся. Сделай вид, что ты только что приехал. Ему нельзя знать, куда ты в первую очередь наведался. Сама же направилась в смежную комнату, и до острого слуха демона донесся легкий шорох, с которым она одевалась в платье, тихий перезвон браслетов, когда Астарта выбирала, какой лучше подойдет к её наряду. Вышла она уже одетая и надушенная, с заплетенными в простую косу волосами. Внимательно оглядела его, стоявшего посреди комнаты в грязном дорожном костюме, приблизившись, принюхалась и обронила: — Ты выглядишь слишком чистым. И от тебя пахнет маслами. Сотвори иллюзию, иначе он поймет, где ты был. Астарот только закатил глаза. Слишком много беспокойства из-за чувств одного человека. Пусть царя, но всё равно человека. Они никогда раньше не скрывали своих отношений от смертных мужей и любовников Астарты. Соломон был первым, и демону это отнюдь не нравилось. — Ты много значения придаешь тому, что он подумает. Астарта покачала головой. — Пока он не сдержит данное мне слово, будем играть по его правилам, — и тонко улыбнулась, проведя рукой по его заросшей щетиной щеке. — Уж тебе ли не знать, как много поставлено на кон. Он ничего на это не ответил. Прекрасно был осведомлен о том, что она решила провернуть… Но спорить и переубедить её не пытался. Всё равно слушать не станет. Астарта первая вышла из покоев. Демон же последовал за ней спустя некоторое время, незримой тенью скользнув по коридорам дворца. Когда он вступил в тронный зал, Соломон уже был там. Подле него сидела Астарта. Они сперва будто бы не заметили его появления. Царь был слишком увлечен супругой, что, поглаживая его широкие смуглые ладони, рассказывала ему что-то с улыбкой. Он наклонился, целуя её в алые губы, а затем, подняв взгляд на гостя, нахмурился. Жестом подозвал демона к себе. Тот склонился в традиционном приветствии. — Я выполнил все твои поручения, о Великий и Могущественный Господин, — его низкий голос разнесся по просторной тронной зале. — Враги твои упокоены, как ты и хотел. Больше они не будут тебе досаждать, — и щелкнул пальцами. В то же мгновение рядом с ним материализовался холщовый мешок. Робкий шепот прошелся среди нескольких придворных. Они жались к стенам, испуганные его силой, разливающейся в зале. Астарот усмехнулся: обычный трюк с перемещением предметов всегда производил большое впечатление на смертных. Он медленно развязал тесемки, а затем высыпал содержимое на пол. Несколько придворных вскрикнули испуганно, демон краем глаза приметил, как у царя побледнело лицо. Но всё его внимание было приковано к супруге Соломона, что едва заметно улыбалась, разглядывая преподнесенный царю дар. Отрубленные головы и вырванные сердца непокорных и своенравных вождей. — Сказал ты мне, о Великий и Могущественный Господин, — только Астарта могла заметить в покорном голосе демона оттенок насмешки, — принеси мне головы моих врагов и сердца их. И я принес, — снова поклонился царю. Соломон заерзал на троне, переводя взгляд с низшего на преподнесённый им «подарок». Царю шёл пятый десяток, но смоляные кудри его не утратили еще ни своей густоты, ни цвета, а лицо — молодости. Длинная борода его была расчесана и намаслена, грузную же фигуру скрывал под собой расшитый золотом и драгоценностями халат. Говорили, царя одолевает часто бессонница, и только жена его, божественная Астарта, способна убаюкать господина прекрасным своим голосом и чарами. Демон же замечал, что проклятая бессонница одолевает господина исключительно тогда, когда он сам находится во дворце. Стоит демону покинуть Иерусалим по приказу Соломона, как тот спит крепче младенца. Астарта прошептала что-то на ухо Соломону, и тот согласно закачал головой. — Моя супруга права. Ты выполнил мой приказ, — наконец произнес царь, — и пока можешь быть свободен. Оставайся в городе, пока я снова тебя не призову, — и кивнул одному из слуг. Тот осторожно и боязливо приблизился к Астароту, протягивая дрожащими руками увесистый кошель. Демон взял его в руки, отмечая приятную тяжесть монет, а затем вопросительно взглянул на Соломона. За свою службу денег он пока не получал. Рабам редко полагается плата. Соломон снова нервно заерзал на своём месте. Ему хотелось отделаться от демона, как можно быстрее. — Найди себе жилье. Я не хочу видеть тебя во дворце. Надо будет — позову. А теперь убирайся с глаз моих долой, — и вновь повернулся к жене, что сидела рядом, прижавшись к его ладони щекой. Низший поклонился. Он ушел, не оборачиваясь. Потому что знал, что Астарта всё равно не смотрит ему вслед. Сейчас она целиком и полностью поглощена Соломоном. Если нужно будет, она сама его найдет потом. Он стоит перед ней на коленях, его бьет крупная дрожь. Астарта может лишь представить отголоски той боли, что причиняет ему главная печать. На руках его багровыми темными разводами засыхает священная кровь. Кровь фараона. — Давай, — голос его звучит глухо и надтреснуто, он делает жадный глоток из кувшина, и пиво течет по его подбородку. — Делай, пока я не протрезвел и не передумал. Астарта крепче стискивает кинжал во влажной ладони. Она не знает, сработает ли эта безумная затея. Но иного выхода нет. Он убил фараона, и, если ничего не предпринять, на рассвете жрецы призовут его и… Нет, лучше не думать, что они с ним сделают. Даже не пытаться вообразить, чему они заклинаниями и знаками подвергают тех, кто нарушает сковывающее слово. Она смотрит на печать на его плече. Самая первая, которой его призвали из другого мира и оставили в этом. Печать, что наградила его именем. Ведь безымянному здесь нет места. Имя привязывает крепче любых цепей. Его используют в вызовах и приказах. Зная имя демона, можно получить безграничную власть над ним. И теперь нужно от этого имени избавиться. Вырезать не только из человеческой оболочки, но и из истинной. Вырезать то, что впилось в саму его сущность. А потом наградить новым именем… которое никому не будет известно. Именем, что будет принадлежать только им двоим. О Тиамат, разве такое возможно? Он делает еще один жадный глоток в безуспешной попытке напиться и отключиться. Астарта же облизывает пересохшие губы. Фараон пришёл в её покои, от него разило вином. Он повалил её на кровать, а когда Астарта начала сопротивляться, ударил её по лицу несколько раз и удовлетворенно улыбнулся, увидев кровь на разбитых губах. Она продолжала бороться, пытаясь сбросить его с себя, но куда там… Сил её почти не осталось. Она была просто-напросто слабой и беспомощной женщиной, с которой любовник мог сделать всё, что захочет. В какой-то момент Астарта закричала, а он принялся её душить. Она до сих пор чувствует на шее его липкие и горячие пальцы. Тогда и появился демон. Схватив фараона, с рычанием прижал его к стенке. Фараон только рассмеялся и приказал низшему отпустить его. Он ослушался. Астарта видела, как побледнело его лицо, как на лбу выступили крупные капли пота, как он стиснул челюсти, борясь с приказом… Фараон повторил свои слова, выкрикнул их испуганно в лицо слуги, но тот и с места не сдвинулся. Лишь как-то странно улыбнулся, а в следующую секунду вспорол смертного, словно куклу, вытащил горячее, еще бьющееся сердце. Фараон рухнул на пол, а следом за ним рухнул и демон, едва сдерживая крик боли, готовый вот-вот сорваться с губ. Печать, казалось, прожигала его насквозь. Тогда Астарта поняла, что действовать надо быстро. Стража знает, что фараон любит проводить время в её покоях, и не будет тревожить правителя до рассвета. С первыми лучами Ра, как только обнаружат мертвеца, сразу будет понятно, кто убил его. И жрецы сделают всё, что в их силах, чтобы убийца получил сполна. Ей еле-еле удалось привести демона в сознание, и из последних сил он переместил их как можно дальше от дворца. В лачугу на берегу Нила. До рассвета оставалось совсем ничего. Он напивался старого пива, оставленного хозяевами. Астарта же крутила кинжал в руках. Редкое оружие, способное ранить и низших, и богов. Единственное, что ей удалось унести с собой из Вавилона. Кинжал сгодится в этом деле. — Ты готов? Он кивнул, делая глубокий вдох. Астарта всадила лезвие ему под кожу, в том самом месте, где начиналась печать. Торопливо зашептала заклинание. Её слова тотчас потонули в вопле боли, который поднялся к крыше и замер там на несколько минут. Они не знали тогда оба, выживет он после такого и нет. Никому еще не удавалось подобное. И Астарта перепугалась не на шутку, когда он, истекающий кровью, рухнул со стоном ей под ноги. Она чувствовала, как стремительно ускользает его сила, растекается во все стороны, обжигая холодом. — Нет, нет, нет, — она испуганно зашептала, склонившись к нему. — Ты мне должен сказать своё новое имя… Скажи мне имя, иначе я не смогу закончить. Скажи мне! Он слабо улыбнулся и перед тем, как провалиться в спасительную тьму, шепнул ей одно слово. А в следующее мгновение потерял сознание, чтобы через день проснуться уже Астаротом.