В будущее на месте

Dancing Mountains Камилла. Знаешь, виды самых короткоживущих насекомых называют «поденками». Не трудно догадаться, почему. Они живут всего сутки, а то и меньше. Всё, что есть в жизни поденок, — размножение. Среднестатистический период жизни американца составляет около восьмидесяти лет, когда как человечество со времён каменной эры существует миллионы лет. Вселенная существует тринадцать миллиардов. Если каждому из миллионов лет её существования отвести домино, выйдет цепь из тринадцати тысяч семисот семидесяти девяти домино. Вся человеческая история в ближайшие обозримые тысячилетия — одна пятая часть одного-единственного, последней домино. Ничто ничего не значит. Тебе всё равно, но её звали Лилли. Я даже не запомнила её последних слов.» 12 сентября. 20хх г., 23:45 *** Камилла почти закончила свой путь. Лестница маячила где-то позади, позабытая, как страшный сон. И как страшный сон оставляющая по себе пот с тревогой. Впереди ждала одна-единственная дверь, обещая прекращение мучительной усталости, если её преодолеть. И мысль об этом делала не только лучше, но и хуже. Ведь пускай спасение и было последним этапом — это же давило больше всего. Она прошла слишком много, чтобы проиграть, и именно поэтому поражение было так страшно. По каким-то причинам в сознании Камиллы проснулась аналогия с соревнованиями по бегу, пускай ничего общего у неё с ними сейчас не было. Часто бег заканчивается финишным спринтом, когда как до этого участники бегут примерно в половину своих сил, сохраняя энергию для рывка в конце. Камилла энергию не сохраняла. Она опиралась правым плечом о стену, рассматривая дверь и переводя дыхание. В голове мелькал судорожный, но риторический вопрос — как она вообще до этого докатилась? Нужно было всего лишь достать ключ, воткнуть в замок, повернуть по часовой стрелке два раза и дёрнуть за ручку. Неужели ей это так трудно? Неужели так трудно было просто подняться по лестнице? Усталость и боль отвечали на вопрос ещё до того, как тот мог быть задан. Тело Камиллы чувствовалось тяжёлым, а ступни болели с каждым шагом. Мышцы ныли от усталой слабости, умоляя об отдыхе, а думать и концентрироваться мешал ритмичный стук в висках, сопровождаемый пульсирующей болью в затылке. Какая-то часть Камиллы не могла не глумиться над ней за то, что обычная дорога её так измотала. Однако даже в этом была причина, ведь другая часть — рациональная — оправдывала Камиллу, отчего та постепенно приходила в ужас. Ведь оправданием Камиллы было то, что с каждой минутой ей становилось тяжелее не из-за собственной комплекции или собранности и не из-за собственных сил, а из-за чего-то неизвестного, что так ослабило её тело. Из-за черноты. И чем больше она думала об этом, тем страшнее ей становилось. Ведь было не только это. Самое худшее — это не знакомая усталость, доведённая до крайности, но незнакомая боль, пускай даже слабая. Правая рука Камиллы болела, и она знала, почему. Грудь Камиллы болела, и она знала, почему. Она помнила, как молниеносные движение неведомого чудовища дважды ударили по ней и помнила (пускай старалась об этом не думать) тёмный, выгоревший след на своём свитере. Она знала, что такой же след остался на рукаве её чёрной куртки. Но она даже не думала о том, чтобы заглядывать под одежду. Точно не сейчас. Точно не тут. Отсюда нужно было наконец-то убираться, и Камилла решила не тратить больше ни минуты. Она попыталась действовать быстро, но движение левой руки в лучшем случае можно было назвать неловким, когда та начала рыскать по карманам в поисках ключей. В отличие от раненой правой, эта рука не была основной. Возможно, это на что-то повлияло, потому что когда прошёл полный цикл обыска карманов, Камилла осталась с пустыми руками. На секунду она удивилась, но затем просто сварливо забурчала, снова начав осматривать те же карманы. Подобное случалось с ней даже тогда, когда её тело было в порядке. Она нашла ключ, повторив процедуру второй раз. Он немного поцарапал железо вокруг замочной скважины и проскользнул внутрь. Раздалось два громких щелчка, когда он сделал два поворота вокруг часовой стрелки, после чего его вынули. Камилла тихо вздохнула и проделала такую же операцию с замком сверху. «Барьеры» были убраны, и Камилла опустила дверную ручку, потянула ту на себя и распахнула дверь. Изнутри вырвалось дуновение холодного сквозняка, но оно не помешало ей буквально ввалиться внутрь, опираясь о дверную раму. Камилла, не глядя внутрь квартиры и даже не задумываясь, есть ли там кто-то или нет, буквально заставила себя повернуться назад и закрыть дверь на оба замка, после чего сдалась и перестала стоять на ногах. Она рухнула на диван, стоящий слева от двери, и закрыла глаза, одновременно чувствуя и вспышку вялой боли в теле, и блаженство. Наступила тишина. Камилла поплыла по течению, позволив своим мыслям в голове затихнуть, и только тихий ритмичный стук сердца доносился до неё, словно убаюкивая. Даже гудение в голове исчезло, словно напрямую зависело от тела. «Нужно проверить раны...» — вяло подумала Камилла, но даже эта мысль ей далась с трудом. Шевелиться больше не хотелось, да и вряд ли из этого вышло бы что-то. Как волна стирает надписи на побережном песке, так и накатившаяся бесчувственность стёрла Камиллу. Пришло беспамятство. … Тогда это и случилось. Пелена вечного Ничего растворилась и не оставила по себе ничего, кроме Всего. То, что нельзя было назвать разумом, из существования обрело жизнь. И это не была Она или Он, только беспорядочное Они, застывшие в вечном и одновременно мгновенном крике. Совсем недавно (понимание чего уже само по себе не должно было существовать) эта бессмысленная мешанина осколков воспоминаний и забытых личностей существовала только одним инстинктом — выживать. Но теперь всё изменилось. Потому что появилось «теперь» и появилось «всё». Воплощение Движения — само Движение — остановилось. И ушло Ничего, открыв взору Всё. Как у слепого, что обрёл зрение. Они перестали существовать, но начали жить. И когда истошный крик ужаса внезапно запнулся, в этом клубке хаоса появилось очертание самой первой мысли, автоматически обратившееся в первый инстинкт. Выжить. … Гудение. Это неприятное гудение… Оно появляется из ниоткуда и силком вырывает из спокойной дрёмы. Оно становится всё громче, застилая все остальные чувства. Не оставляя слабому сознанию никакого выбора, кроме как изо всех сил искать способ остановить это безобразие, что так резко вмешалось и всё испортило.  Сначала Камилла лениво повернулась на бок, затем кое-как пошевелила руками и промычала что-то неразборчивое. Гудение не становилось громче, но своей — казалось бы, принципиальной — продолжительностью испытывало терпение так же достойно. Его сопровождала вибрация где-то рядом с грудью. Связь двух раздражителей навязывалась само собой и Камилла на ощупь достала телефон из внутреннего кармана куртки. Как раз тогда, когда гул с вибрацией прекратились. «Отлично» — то ли раздражённо, то ли удовлетворённо подумала Камилла и позволила себе снова расслабиться. Опять гул! В этот раз телефон завибрировал прямо в её руке, а потому она не теряла лишнего времени. Она поднесла экран к своему лицу и медленно открыла глаза, сквозь омут вглядываясь в цифры незнакомого номера. Хотя... Несмотря на то, что контакт не был подписан, а Камилла даже не удосужились поставить ему на гудок музыку, она знала, какому номеру принадлежат последние четыре цифры. Она потрясла головой, с трудом стряхивая с себя сонную слабость, и приняла вызов. — Аэ-э… а-а-а-алло-о? — Привет! — через динамик послышался знакомый мужской голос. — Это линия помощи для самоубийц, верно? Я тут просто не знаю, что делать. Прыгать с крыши или вешаться? Хочется уйти по-красивому, а вскрывание как-то в две тысячи шестом застряло. Сожитель, фрилансер, друг. Глупый дурак. С ней бодро и весело говорил Рори. А она ничего не понимала и сквозь призму недоумения смогла только протянуть: — Э-э?.. Он засмеялся. — Йоу, Камилл, расслабься. Это я. Мир сна всё ещё держал её тело в своих объятиях, пускай она и старалась держаться бодрой. Каждый раз, когда веки смыкались и она моргала, на секунду вспоминалось, как хорошо углубиться в беспамятство и избавиться от боли. Впрочем, эта же боль держала её в сознании. Страх неизвестности маячил где-то на краю сознания, но не захватывал всё внимание, словно только просыпался вместе с Камиллой. — Ясно… — пробормотала она в телефон, зажмуривая глаза пальцами. — Это... это всё? На пару секунд наступила тишина. Затем послышался неловкий голос: — Ну, я это… забыл, что ты там хотела из магазина. Пауза. — В смысле? — Нет, ну а что? Пока маялся со своей Ба, уже всё вылетело из головы. Мы же говорили по телефону ещё до этого. Так что ты там хотела? — Эм… Нет?.. Мы не говорили. Наступила тишина. Она длилась достаточно долго, чтобы зажмурить глаза и потереть их пальцами в попытке прояснить зрение. И достаточно долго, чтобы недоумённо подумать, почему это Рори считает, что они говорили. В конце концов, тишина продлилась достаточно долго, чтобы начать беспокоить Камиллу. — Алло?.. Ты тут? — А... Я... Да, окей. Я тут, тут. Всё нормально, — из совсем тихого голос Рори торопливо стал бодрым и громким. Можно было практически представить, как тот трясёт головой, словно приходит в себя после чего-то шокирующего. — А ты, Камилл, звучишь, как оживший мертвец. Что случилось? — Я… — она открыла глаза и отпустила взгляд на правую руку. Знакомое чувство застало врасплох: когда желаешь прогулять школу и пытаешься правдоподобно изобразить больного для родителей. Но... ведь сейчас ей действительно плохо. Она ничего не придумывала и уж точно не была намерена раскрывать Рори то, что сейчас происходит. Однако, был ли какой-то выбор? Камилла действительно звучала, как оживший мертвец. И выглядела, наверняка, так же. Как это можно просто скрыть? — Я упала... С мотоцикла. — Что, серьёзно? Опять? — воскликнул Рори. — Чёрт, Камилла! Мотоциклы — это, конечно, круто, но только до тех пор, когда на них не разбиваются. Я же уже говорил тебе… Остальные слова она не услышала. Резкая головная боль застала Камиллу врасплох, обрушиваясь на неё как наковальня, заставляя скрипеть зубами. Она схватилась за голову и закрыла глаза, сгибаясь пополам, но боль только усиливалась, не давая покоя. Не способное ничего с этим поделать, тело само по себе стремилось двигаться — то ли в глупых попытках убежать от происходящего, то ли от резкого выброса адреналина в крови. Камилла резко поднялась с дивана и устремилась в случайном направлении, не видя, куда идёт. Тело упёрлось в стену — очевидно, стену между двумя жилыми комнатами — после чего по памяти девушка двинулась влево, в сторону ванной. Телефон, наверное, выскользнул из её руки в какой-то момент, потому что она не чувствовала вокруг своей головы ничего, кроме ладоней и вцепившихся в неё пальцев. В голове не было мыслей, только неразборчивый шум, берущийся неизвестно откуда. Казалось, что в этом неразборчивом звуковом хаосе она слышит чьи-то голоса и истошные крики, но этого не могло быть. Она точно знала, что этого не могло быть. Ей просто кажется. Сквозь этот безумный водоворот она с трудом могла думать только об одном: почему с ней это происходит? Когда уже прекратиться этот день, эти страдания? Плечо столкнулось с дверью в ванную, и неуклюжим движением локтя Камилла опустила ручку. Дверь подалась вперёд, а за ней Камилла — в темноту. За ней в помещение вторгся дневной свет из коридора, слабо развеивающий тень. Отрывая руки от головы, Камилла схватилась ими за умывальник, наклоняясь к нему. Губы дрожали, а сердце часто колотилось, напуганное неизведанным. Что делать? Почему она тут? Под умывальником была тумбочка с аптечкой, но Камилла даже не могла представить, как её использовать, чтобы помочь себе. Найти болеутоляющее? Принять таблетки от головной боли? Эти средства не сразу помогают даже при обычных случаях, а сейчас был случай, когда нападок случился практически из ниоткуда и становился всё хуже. А ведь ещё нужно осмотреть свои раны... Может быть, они как-то связаны с этим? Выхода Камилла не нашла, потому что очень скоро в этом начала пропадать нужда. К ней спонтанно пришло скорее спасение, чем выход. Потому что наступило облегчение. У Камиллы не было сил мысленно удивляться или радоваться этому, но всё же её чувства ликовали и благодарили мироздание за то, что боль начала утихать. Вместе с ней исчезал и шум в голове, оставляя по себе глухую тишину. Прошло ещё какое-то время, и Камилла просто осталась наедине сама с собой — без шума и боли. Разум и тело со временем приходили в себя. Девушка сделала глубокий вдох и выдох. Она медленно выпрямила спину и осторожно убрала руки с краёв умывальника. Медленно подняла голову и встретилась взглядом со своим полуосвещённым отражением в зеркале. И к своему, внезапно, удивлению обнаружила, что её лицо особо не изменилось. Никаких резких метаморфоз, никаких ран и никакой крови. Только напрочь спутавшиеся и выбившиеся из конского хвоста волосы — еле держащиеся резинкой в маленьком пучке сзади. И болезненный, измученный взгляд. Отражение смотрело ей в глаза, а она — ему в глаза, удерживая зрительный контакт, пока через какое-то время жуткое чувство не защекотало ей нервы, заставляя отвернутся. Она повернулась влево и осторожно включила свет в ванной. Камилла старалась хранить размеренность и двигаться медленно. Её мотивировал страх того, что резким движением она снова может спровоцировать атаку боли. Или... что-то хуже. При свете лампы над головой Камилла разглядела остатки засохших слёз и пота на своём лице. Она открыла воду и умылась, после чего перевела взгляд на свою руку и грузно вздохнула. Нельзя было это откладывать. Камилла активно избегала любых мыслей о том, что произошло с ней сегодня и старалась не задумываться об этом ни на секунду, пока не была готова. Но этого избегать нельзя, как бы страшно ей ни было. Потому что можно отрицать прошлое и мысленно убегать от него, нельзя забывать о существовании реальных последствий. Потому что они тебя достанут всегда, как бы ты ни хотел иного. Потому что хотеть — недостаточно. И Камилла действительно не хотела быть той идиоткой, которая понимала бы всё это, но всё равно отрицала бы. Её неопределённые чувства и необъяснимые ей страхи не должны были мешать хотя бы просто заботиться о своём теле. Она попробовала закатить рукав куртки, а затем поняла, что он слишком тугой и так не пойдёт. Куртка оказалась снята и повешена на тумбочку рядом с умывальником, и Камилла осталась в одной кофте. Она подняла правую руку на свет, взялась за рукав и осторожно потянула его к локтю. Обнажая пугающую рану она почти пожалела о том, что приняла решение это делать. Бледная кожа приняла тёмно-фиолетовый оттенок в большом радиусе длинного пятна по всему предплечью. Однако, это было только частью беды, так как пятно  окружало чёрную, облезлую кожу, обнажающую обезображенную, выгоревшую плоть. Камилла в ужасе уставилась на руку, вздрагивая. Её губы задрожали, глаза широко раскрылись, а в горле застрял жалкий, нервный всхлип. Стараясь держать себя в руках, она осторожно потянулась к ранению и провела пальцем по чёрному участку, лишённому кожи. И, к счастью или к несчастью (впрочем, у самой Камиллы это вызвало только страх), не почувствовала ни боли, ни даже самого прикосновения. Только посмотрела на палец и осознала, что тот покрылся чёрной сажей, словно испачкался в туши. «Это же значит, что... у меня...» — внезапное понимание озарило Камиллу и та резко опустила взгляд вниз — на продолжительное кривое пятно на своём свитере. Это не были остатки той черноты, с которой она столкнулась сегодня, и даже не было её кровью, которая теоретически могла принять более тёмный цвет из-за источника удара. Это была её кожа. Но... почему же она не чувствовала боли? Из своих скудных познаний в медицине Камилла могла предположить только одно - нервные окончания перегорели, а потому просто не могли ощущать. И неизвестно, что в таком случае хуже — это или если бы она действительно чувствовала рану, что прожгла её кожу дочерна? Впрочем, разве она не чувствовала боль по пути сюда? Совсем недавно?.. У неё не было ответа на эти вопросы. Точнее, она знала, что действительно чувствовала всё совсем недавно, но просто не знала, почему сейчас ситуация изменилась. Камилла ничего не понимала, и из-за этого ей почему-то было не по себе. Пространство ванной вокруг слабо закружилась, а в горле встал ком. Она почувствовала, как её активное замешательство переросло в слабый, иррациональный страх, а из страха нахлынула настоящая паника. Что происходит? Что ей делать? Что с ней будет? Почему-то она не могла успокоиться, повторяя и повторяя себе вопросы. Может быть, она могла бы найти ответ на них, если бы подумала, но она даже не пыталась это сделать. Точнее — просто не могла. Пришлось снова опереться о умывальник — в этот раз её ноги не могли твёрдо стоять на земле. Неприятные чувства снова начинали возвращаться в тело. В груди и животе возникло жжение, ноющей болью переходящее в спину. Камилла почувствовала, как её живот скручивает, после чего в горле возникло очень гадкое, но почему-то знакомое чувство. Она узнала его за мгновение до того, как её вырвало. С секунду Камилла пыталась удержаться, и за эту же секунду резко метнулась к туалету. Только это время она и смогла продержаться, и чудом этого оказалось достаточно. Камилла нагнулась, закрыв глаза и выблёвывая то, что подходило к горлу. Рот наполнил противный вкус полупереваренного завтрака. Пару секунд Камилла содрогалась в рвотных позывах, пока не осталось ничего, кроме кашля и отхаркивания скопившейся мерзости. Тяжело дыша, она подняла голову, оглядываясь по сторонам и приходя в себя. Но внезапно к горлу снова подступила тошнота, и Камилла согнулась в очередном позыве рвоты. Горло раздирал вкус желчи, говоря о том, что она уже прочистила всё содержимое желудка, да только трудно было в это поверить. Ведь тело продолжало отдавать что-то безвкусное, как вода, и мерзко-склизкое. Камилла решила снова открыть глаза. И в шоке обнаружила, что её рвало чёрной субстанцией. Сердце ёкнуло. Девушка поперхнулась и отшатнулась от унитаза, согнувшись в порыве хриплого кашля. Страшная чёрная слизь перестала выходить из неё, но остатки застряли в горле, вызывая кашель и удушение. Камилла отплевала их прямо на пол, после чего сделала глубокий вдох и начала уползать спиной назад, приходя в себя. Головная боль напрочь ушла, как и та боль, что сковывала ей грудь. Камилла чувствовала настоящее облегчение, но адреналин мешал ей воспринять это. Всё, что было перед её глазами — нефтяного цвета жижа, что вышла прямо из неё. «Нет! Нет-нет-нет-нет-нет-нет! Боже мой, я не хочу умирать!» — молил её голос в голове, пока сознание бешено металось, вспоминая все те рассказы, книги, игры и фильмы, где людей постигала подобная участь. Её органы превратятся в чёрное месиво. Чёрная зараза буквально испортит её изнутри, она сгниёт и превратиться в уродливое чудовище. Или как яд, эта субстанция обезобразит её, заражая кровь и убивая изнутри медленной, мучительной смертью. Всё так, как это происходит в этих кошмарных историях. Конечно же! После того, как эта чернота буквально поглотила её! Чёртова Эш. Чёртов Бог. Чёртов день. Чёртова жизнь. За что?! Камилла сжалась в клубок, пытаясь сдерживать всхлипы, что перерастут в рыдания. Её тело чувствовало себя отлично. *** Небесно-синий. Багровый. Розовый? Я изучала перчатку на своей руке, пока её цвет менялся, повинуясь моей воле. Ткань несуществующей рукавицы приобретала разные оттенки и расцветки, стоило мне только подумать о них. Я могла бы видоизменить всю свою ауру, но мне мешают сомнения, ведь меня устраивает моя одежда. Честно говоря, не думаю, что я просто придумала какой-то хороший образ на замену. Мне нравится моя одежда — синие штаны, кеды, пальто. Окрасив перчатку в ярко-лимонный цвет — для сочетания с серым пальто — я решаю оставить её в покое. На время моё внимание привлекает ночное небо. Я поворачиваю голову вверх и вижу бескрайнюю пустоту — глубокую и необъятную, а от того скудную и унылую, так как среди неё нет ничего. Ни созвездия, ни звезды — как ни вглядывайся. Серое небо сменилось на лилово-серое, будто люди даже на густую смоляную ночь права не имеют. Не знаю, почему, но это сбивает с толку. Вызывает такое чувство, словно на самом деле настоящее позднее время ещё только грядёт, а сейчас только вечер. Думаю, мне трудно ориентироваться во времени. Но не раздуваю ли я из мухи слона? С другой стороны — теперь я с ночью должна идти нога в ногу, и очень часто. Может, я имею право раздувать из мухи слона. Подо мной царит мир тени. Я возвышаюсь над возвышением, что возвышается над широким стадионом. Это тавтология, но я же не пишу стихи, чтобы мыслить порядочно. Да и ведь это правда — я сижу на высоком здании, что стоит на холме. Холм спускается по склону вниз, открывая небольшую долину между жилым массивом и длинной стеной завода на другом холме. В этой долине находится широкий стадион. Трава на нём не растёт — зимой вообще ничего не растёт, — а потому футбольное поле покрыто слоем лысой, серой земли. И пускай скромные трибуны для зрителей поломаны, а на самом поле царит старость и грязь, это место — настоящее чудо. Находясь практически в центре города, оно умудрилось существовать. Большое пустое пространство, окружённое каменными джунглями. Слишком большое и ничейное, чтобы о нём заботились, но… самобытное. Тут играют в футбол, по склону к нему спускаются гуляющие люди. Повезло тем, кто живёт тут. Неплохая площадка у них во дворе, а? Смотря на всё раскинувшееся подо мной пространство, трудно быть собой. Меня волнует высота подо мной, а огромные размеры этого места вызывают глупый, необоснованный страх. Я никогда не залезала и не собиралась залезать на крыши, чтобы сидеть на краю и свешивать ноги вниз. Но присутствие Насти не столько раззадоривает меня, сколько успокаивает. Я поворачиваюсь к ней, а она глядит куда-то вниз, пережевывая картошку фри. Замечая мой взгляд, Настя не реагирует и просто запивает еду колой. — Как ты сегодня? — наконец спрашиваю я. Давно пора было заговорить. Она поворачивается ко мне, поднимает одну руку и неопределённо колыхает ею в воздухе. – Фифти-фифти. Такое себе, спать хочу. Блин, я тоже. Боже, как же я хочу спать. — А... ты взяла кофе, как в прошлый раз? — осторожно спрашиваю я, обнимая себя за плечо. — Ну-у-у... Взяла. Вроде того... Настя отводит взгляд, неловко наклоняя голову из стороны в сторону, а я разочарованно вздыхаю. — Не говори мне, что ты всё выпила. — Не всё! Но ещё в метро. Да... Но эй... — она откладывает бутылку на край крыши и резким движением одной лямки поворачивает рюкзак со своего плеча к себе в руки. Бродит в нём рукой и достаёт серебристый термос. Настя потрясла его в руках и изнутри донеслись тихие всплески. Она неловко улыбается и разводит руками, а я цокаю языком и всё равно протягиваю руку за термосом. Что-то ведь в нём осталось, да? Откупоривая крышку, мне остаётся только задрать голову и перевернуть содержимое в себя, что я и делают. А затем чуть ли не давлюсь тем , что мне приходится выпить — а точнее, проглотить. Остаток кофе представляет из себя сплошную холодную жижу — смесь остатка воды и всего молотого кофе, осевшего на дне. Отвратительные песчинки, от которых сводит челюсть. Я с трудом глотаю эту гадость, кривясь лицом. По телу проходит дрожь и я ворчу, вжимаясь в себя, словно меня облили из ведра. — Гррх… га… кха-кха… Громкий смех Насти, пока та хлопает меня по спине, ничем не улучшает ситуацию. Она заявляет: — Такими и были её последние слова! Жила без страха и умерла без страха. Несмотря ни на что, мне трудно не засмеяться в ответ, пускай и не хочется потакать ей. Я трагичная жертва её махинаций, а не повод для смеха! И всё равно меня пробивает на смех, когда я отвечаю: — Мне кажется, Гитлер убился именно потому, что выпил что-то такое. Его... его, блин, сложно не понять. — Ну-у, ты сама виновата, — хитро отвечает она. — Тебя никто не заставлял. — Я думала, что это поможет! А это не помогло! Зачем кто-то вообще пьёт это? Боже. Я трясу головой и хлопаю себя по щекам, пытаясь взбодриться. Кофе своим ужасным вкусом несколько пробудил меня, но после этого оставил с прежней сонливостью и усталостью. Только ещё и мерзким послевкусием во рту. Я ставлю термос на бордюр крыши, после чего собираю ноги вверх и закидываю их на край. Поднимаюсь и потягиваюсь, расправляю плечи. Суставы приятно хрустят, а потому я захожу дальше — разминаю кулаки и наклоняю голову из стороны в сторону, разминая шею. Похоже, моё тело совсем увяло без движения. Я бросаю взгляд на Настю и чувствую, как меня омывает ветер. Он напоминает мне о холоде Зимы, который я когда-то чувствовала. Инстинкты никуда не деваются — я съёживаюсь от течения воздуха. Даже делаю глубокий вдох и выдыхаю облако белого пара, быстро исчезающего в воздухе. Но мне не холодно. Моё тело не способно чувствовать холод. Моё тело — мои доспехи. А доспехам не холодно. Я повторяю это себе так, как меня учила Настя. И пускай она не говорила именно о температуре, нужно быть дурой, чтобы не видеть связь. Что это? Магия? Изменение тела? Я не знаю. Но с самого момента Превращения меня не покидает это странное чувство. Чувство силы, лёгкости, стойкости. Словно я возвысилась и стала чем-то большим. Или... простым? Примитивным? С этим нужно разобраться. Ведь по сути я чувствую себя прекрасно: шрамы на моих запястьях уже давно перестали болеть, до школы я бегу без одышки, а самочувствие моё прекрасно, даже когда половина класса болеет. И пускай мне всё ещё знакома боль и усталость, меня преследует ощущение того, что я огрубела. Огрубела как вид, как человек. Стала... существом. И это не даёт это покоя. Я повторяю слова Насти снова и снова, прислушиваюсь к своим чувствам и привыкаю к ним. Но каждый раз, когда мне удаётся без усилий подтянуться или ошпариться кипятком, не почувствовав при этом сильной боли — я удивляюсь, словно это происходит со мной впервые. Словно я не принимала самое непосредственное участие в том, что перевернуло мою жизнь с ног на голову. Словно я такая же, какой была раньше. И когда ко мне приходит осознание — «нет, ты не такая» — я чувствую уныние. Это меня волнует. Должны ли меня вообще заботить такие мысли? Нормально ли то, что я всё продолжаю об этом думать? Что я испытываю эти чувства? Несколько недель назад мне не приходилось беспокоиться о том, что от холода я не могу замёрзнуть. Неужели я выпала из порядка вещей? Что бы сказала на это мама? — Ладно, перекус закончен, — голос Насти резко вырывает меня из моих размышлений. Я поворачиваюсь к ней, чтобы увидеть, как она комкает в руках обёртку для картошки-фри. Затем она захлопывает её между светящихся ладоней и бодро растирает, после чего выбрасывает на ветер кучку пепла. Настя потягивается на своём месте и снова копается в рюкзаке. Это занимает совсем немного времени, когда она вынимает оттуда бумажный свёрток. Настя кладёт свёрток мне в руки, и я разворачиваю его, понимая, что это карта. Многие крыши наклоняются вниз, а потому у них на краю находятся заборчики — что-то вроде той жёлтой линии в метро, которая помогает не быть слишком близко к краю платформы. Собственно, на такой заборчик я и опираюсь спиной, когда двумя руками разворачиваю перед собой полуметровый кусок бумаги. Карту. Тогда же я понимаю, что стоять в полный рост на краю крыши, не удерживаясь ни за что — идея, мягко говоря, не блистательная. От этого перехватывает воздух и ёкает сердце, и всё ради чего? В темноте я даже не могу рассмотреть карту! Одной рукой я отпускаю её и она срывается в сторону на ветру, хрустя и шурша в моей левой руке. Правой рукой я быстро обхватываю заборчик, поворачиваясь к Насте. — Мне что-то стрёмно тут стоять. Давай немного… на крышу вернёмся. Больше на крышу. Она кивает на мои слова и слезает с края крыши, проползая под ограждением. Потом оказывается на другой стороне, садится и смотрит на меня. Я следую её примеру и, не забыв взять с собой термос, пролезаю под забором, после чего плюхаюсь рядом с ней. Металл крыши громыхает подо мной, отчего мне становится немного не по себе. Не рассчитала. Настя кивает на карту в моей руке, и я помещаю ту между нами. Она несколько помялась после того, как я её отпустила, но эта проблема решаема. Я расправляю её руками — торопливо и усердно — пока бумага не приходит в более-менее стабильное состояние. Но, к сожалению, даже так она остаётся нечитаема. Потому что неважно, насколько пергамент помят, если на крыше буквально нет ни одного светила. Ни черта не разобрать! — Настя, ты можешь посветить телефоном? — Телефоном? П-ф, — с нахальной ухмылкой она поднимает распростёртую ладонь, и в паре сантиметров над ней из маленькой-маленькой точки вырастает шар белоснежного света размером с яблоко. Он слепит мне глаза, и я морщусь, прикрываясь руками, а Настя замечает это и поднимает светило выше, отдаляя от нас. — Как ты это делаешь? — спрашиваю я. — Мне типо удаётся делать всякие вещи из магии, но они не светятся. Настя слабо улыбается. — Короче. Секрет в том, чтобы не держать всю энергию взаперти. Ты это... Ну, знаешь. Распространяешь её. И она как свет. Внезапно для себя я решаю не останавливаться на вопросах. Нужно попробовать! Не забывая держать карту на месте одной рукой, я отворачиваюсь от неё и вытягивают другую руку в сторону. Я делаю глубокий вдох, как бы пытаясь сконцентрироваться и успокоить себя, после чего собираюсь с мыслями и пытаюсь почувствовать магию. Я словно даю себе заметить её — энергию, теплящуюся во мне. Бурную, несмотря на свою слабость. И... странную. Ноющую, как стресс, что накапливается в груди, когда из-за раздражения с трудом держишь себя в руках. Как ни странно, это не ощущается в каком-то физическом смысле, а только наоборот — сознательно чувствуется, как какая-то... эмоция. И, честно говоря, поразительно, насколько просто она выпадает из виду. Насколько просто её не замечать! А я просто игнорирую её, словно её не существует. Может, я не способна свыкнуться с этим новым чувством, прожив всю свою жизнь до этого с пятью другими, обычными? Концентрируясь на энергии, я вижу её чётче. Я не пробуждаю её, но скорее замечаю через туман. А затем... я просто выпускаю её наружу. Как плевок. Даю ей — в сопровождении мурашек по коже — протечь сквозь руку и появиться в своей ладони. Я даю ей вырваться из тела, и прямо в этот момент начинаю формировать её. Белая — абсолютно белая — материя появляется в моей руке из ниоткуда, собираясь в сумбурную форму чего-то такого, чего я ещё не придумала. Трудно творить предметы прямо из воздуха на ходу. Магия течёт без остановки, как река, и на ходу я пытаюсь дать ей возможность стать чем-то… длинным, скрюченным и податливым, после чего прекращаю поток. Завершаю процесс. И обнаруживаю, что моя рука сжимает край чего-то похожего то ли на непропорциональную цепь, то ли на дикую лиану, что свисает вниз. — Это связка сосисок? — я слышу ехидный смех Насти. — Которой я тебя сейчас задушу, ага. — Вот и отлично! Ваше страдание, избавьте меня от моего величества. Мы разом прыснули со смеху. — Ладно, теперь об этой штуке, — на выдохе заговорила Настя, кивая на объект в моей руке. — Теперь... Ну, как я и говорила. Расслабь её, а потом заморозь. Но не до конца! Я понятно объясняю? Я шумно вздыхаю и пожимаю плечами. Понятно-то понятно, да только трудно делать что-то новое, когда не успел хорошо освоить старое. Я снова концентрируюсь на — скажем — цепи в своей руке, чувствуя её энергию. Теперь она снова стала частью моего потока. Его продолжением, упирающимся в тупик. Мне достаточно лишь снова начать его контролировать, понемногу давая дорогу. Для начала немного изменить форму, как бы давая себе понять, что всё действительно под контролем. Затем ослабить хватку. Отпустить энергию в стороны. И... Хлопок. В одно мгновение я ослепла, когда ярчайшая белая вспышка закрыла всё поле моего зрения. Я издала болезненный стон и отвернулась от источника света, зажмуривая и так не видящие глаза. Я отпускаю карту и обеими свободными руками начинаю активно тереть сомкнутые веки. Чёрт побери, не получилось! Эта хрень просто лопнула у меня в руке. Блестяще. Ослепительно. В буквальном, блин, смысле. — Э-э! — я слышу громкое шуршание бумаги и резкий оклик со стороны Насти, когда дуновение ветра омывает меня. После нескольких секунд шуршания и хруста пергамента, шум прекращается и моя знакомая начинает говорить уже со мной. — Софья, ты в порядке? Я вздыхаю и киваю. Глаза приходят в себя, и когда я открываю их, моё плывущее зрение более-менее со мной. Я мотаю головой, пару раз моргаю и поворачиваюсь к Насте с её светилом. Она смотрит на меня несерьёзно, ожидая, и я решаю, что лучше не буду больше пытаться. Чтобы не позориться ещё больше. — Я огорчена, — хмуро констатируя факт, я наблюдаю за тем, как Настя снова кладёт между нами карту. Пододвигаясь ближе, я кладу руку на пергамент и вглядываюсь в скудные салатовые и светло-серые цвета изображения. Широкая река посредине, острова между берегами. Метро проходит через единственный мост, имея остановку на одном из островов. Я не могу определить знакомый город по узорам улиц, но сейчас мне не нужно угадывать, на что я смотрю. Город Киев. Карта охватывала всю его территорию и часть ближайших земель, изображая районы, линии метро и мелкие надписи названий улиц. Это самая обычная карта, а потому у меня только один вопрос. В чём подвод? — Ладно, круто, — мой голос не звучит уверенно, а скорее напоминает тот нейтрально-неловкий тон, когда не хочешь никого разозлить, но тебе остаётся только пожать плечами. — И что? — Смотри, — Настя подносит к листу бумаги палец, указывая на что-то. Я вглядываюсь в это место и вижу след от чёрного маркера. Он образует неаккуратно зарисованную чёрную точку и небольшой круг вокруг неё. Палец Насти перемещается на другое место, а я взглядом следую за ним, чтобы заметить точно такую же пометку в другом месте. Дальше мне уже не нужна её помощь, так как я замечаю все больше кругов, до этого так хитро спрятавшихся среди чёрных линий. Пять, восемь, десять. Они расположены в самых разных местах и не имеют никакой видимой связи. Разве что круги вокруг точек нарисованы примерно одинакового размера, охватывая сразу несколько районов. Я, естественно, без понятия, что это всё значит. — Окей… что это такое? — В о-о-общем… помнишь, когда в предыдущий раз мы патрулировали и нифига не нашли? А я ещё сказала, что знаю кого-то, кто может нам помочь? — Ну да, конечно. — Ну, он и помог. Конкретно так и эпично. Вот эти вот знаки, — с довольным видом она указывает на пометки маркером. — обозначают места, где Кьюбеи собирают и собирали энергию за этот месяц, — она смотрит на меня так, словно ожидает какой-то бурной восхищённой реакции, но я в ответ на это могу пожать плечами даже более неловко, чем делала это раньше. Настя вздыхает и продолжает. — Это места, где Кьюбеи собирали и собирают энергию за этот месяц. И именно поэтому нам будет проще найти Зло. Паузу она делает, кажется, только для того, чтобы я задала вопрос: — Почему? — Объясняю! По сути, когда Кьюбей находит или открывает дыру к энергии — он открывает дыру в другое место. И тут главное то, что когда этот разлом открывается — ВСЁ Зло с другой сходится сугубо к нему. Ведь зачем пытаться ломать стену, если где-то её уже сломали за тебя? — Понимаю... Это полезно, — я киваю, опуская взгляд на карту. — Но как это поможет нам? Не думаю, что какой-то из Кьюбеев даст нам воспользоваться его «источником». Особенно если учесть, что мы нужны как раз для того, чтобы сражаться со «злом» там, где Кьюбеев нет. — Ну это же просто. Пока мы знаем, где он отвлекает Зло, мы знаем, где оно не отвлечено. Там мы и можем патрулировать, ведь там оно будет пытаться выбраться. Боже мой, она права! Как я не додумалась? В предыдущий раз мы были как дети в темноте — просто бесцельно блуждали, ища проблемы. То ли для того, чтобы по героическому долгу принять их на свою задницу, то ли для того, чтобы предотвратить возможные беды. Но как можно искать беду из ничего? Это как целенаправленно ходить по одному и тому же парку в ожидании того, что лекарство от рака упадёт тебе с неба в руки. И ведь нельзя сказать, что сейчас нам проще. Я не уверена в непоколебимой верности карты, да и само её наличие даёт нам лишь приблизительный маршрут без точной цели. Но это уже лучше, чем ничего? — Гениально, — с улыбкой говорю я, вглядываясь в узоры улиц на бумаге. — Если тут помечены все недоступные места... Мы можем проложить маршрут между ними! — Вот-вот! — с гордостью кивает она, но почти сразу возвращает себе серьёзность и поднимает палец. — Только учти кое-что. Дарница, Осокорки, вот эта половина Правого Берега и Троещина — заняты. По мере речи она указывает на объявленные места, а я по карте пытаюсь понять, что с ними не так. Только вот мои попытки безнадёжны и я поворачиваюсь к Насте. — Кем? — Колдуньями. Я моргаю. — Чего-чего? — Короче... — она поднимает руку, останавливая меня. — Нам просто не нужно заходить на чужие территории. Есть там колдуньи, которые этого не хотят, понимаешь? Они не какие-то враги, просто... есть разница между союзниками и друзьями. А мы с тобой им лично как бы вообще не всрались. — Это... — я сбита с толку и не знаю, что ответить. С одной стороны, Настя сильно заинтересовала меня. С другой стороны, она вполне уверенно закончила разговор на эту тему. Чёрт. Эта девка... Боже. Я не хочу с ней ссориться. Не хочу обострять отношения, зная, что мои вопросы могут такое сделать. — Ладно... — выдыхаю я. — Хорошо. Давай собираться. Пойдём в патруль, что ли. — Но. Жестом руки я останавливаю её, когда она начинает вставать. Настя успевает только поднять и свернуть карту, когда мы встречаемся взглядами. Немного помыслив, я осторожно говорю: — И... всё равно... Мне немного трудно понять всё это. Говорю просто чтобы ты знала. Ведь... разве мы все не сражаемся со «ЗЛОМ»? Мы не должны держаться вместе? Настя отворачивается, кусая губу. Затем вздыхает и отвечает: — Думаешь, я сама не знаю, что это тупо? Конечно, это тупо. Но подумай вот о чём: энергия не бесконечна, а добыча нужна всем. Да, колдуньи не сумасшедшие, чтобы ради этого убивать любого попавшегося под руку. Но... трудно не опасаться. В конце концов, мы владеем магией. — Не знаю... Мы же не какие-то дикари. — Всякое бывает. Мы не дикари, но мы всё ещё люди. Да и ты думаешь, что все становятся колдуньями от хорошей жизни? — Что ты пытаешься этим сказать? — Ты знаешь. Я отворачиваюсь. Да. Наверное, я знаю. Ведь что делает тот, чья цель — это завербовать людей на опасную борьбу? Как всегда — предлагает что-то. Будь то вещи или что-то абстрактное, как свобода или правосудие, но за это люди выкупают других людей. У Кьюбеев же есть несправедливое преимущество. Даже в ситуации с гадкими и эгоистичными людьми, чьё нежелание рисковать и помогать другим сильнее желания силы, они способны найти выход. Ведь Кьюбей может прийти в самый сложный час и дать то, в чём человек нуждается больше всего. Жизнь. И неважно, плохой он или хороший, если он хочет жить. Готов ли Кьюбей пойти на такое? Не знаю. И, честно говоря, очень досадно думать об этом всём. Мне действительно хотелось познакомится с кем-то из девчонок, кроме Насти. Ну, девчонок с силами. Но теперь я просто не знаю, что мне думать о них. Наверное, неправильно так думать о том, кого даже в глаза не видел, но меня всё беспокоит вопрос — как можно иметь нормальные отношения с кем-то, кто думает такими понятиями, как «территория и добыча» , а не «дружба и помощь»? Я могу понять их только так, как могу понять военных генералов, чьими целями есть объекты и ресурсы. И... может быть, это будет правильно. Ведь есть разница между главнокомандующим и личностью. Принимая тяжёлые обязанности, ты должен поменяться так, чтобы приспособиться к тяжёлым решениям и условиям. Может быть, в нашем положении действительно нужно вести себя так. Но разве тогда не выходит, что я делаю всё неправильно? Неужели выходит, что и мне нужно повторять за ними? — Знаешь… — голос Насти вырывает меня из раздумий, даже пускай он звучит сухо и неуверенно. Сколько мы уже молчим — ждущие неизвестно чего? Я оборачиваюсь к ней и вижу, как она молча смотрит вдаль, скрестив руки на груди. На её лице смешанное выражение растерянности и неуверенности, так идущее её возрасту, а губы её сомкнуты и не продолжают начатое предложение. Кажется, моё настроение повлияло и на неё… — Что такое? — Моя знакомая, — Настя вздыхает. — Я почему-то вспомнила о ней. Мы встретились где-то месяц назад, и она рассказала, как бежала из Польши. Я спросила у неё, почему она это сделала, а она рассказала о том, что там появилась колдунья. Охотящаяся на своих. Что? Я вытаращилась на Настю, пытаясь понять, не шутка ли это. Она увидела мой взгляд и кисло улыбнулась, разводя руками. Ответ застрял в моём горле, как вдруг… Крик. Не её и не мой. Уж точно не мой. Испуганный мужской крик, своим неестественным тоном дающий понять — так звучит человек, когда кричит «не своим голосом». Он зазвучал откуда-то издалека, развеивая тишину крыши и улицы под нами. И пускай этот крик длился всего пару секунд, в таком своём резком появлении он казался каким-то долгим протяжительным. Возможно, это потому, что даже после наступления тишины я слышала в ушах его отголоски, словно эхо. Молчание. Тишина. Я повернулась к Насте, а она — ко мне. Затем мы вместе повернулись туда, откуда слышали крик. Влево, в сторону завода. Спустя пару секунд оттуда раздался какой-то грохот, словно что-то тяжёлое и каменное обвалилось. Так... Чего? Погодите. Это действительно происходит! — Что это было?! — выпалила я, вскакивая на ноги. — Кто-то в беде! — уверенно воскликнула Настя, поднимая руки в не очень уверенном жесте. Может быть, и в беде. Случившееся не совсем укладывается у меня в голове из-за своей внезапности, но у меня не особо есть время размышлять об этом. Иногда по ночам кричат пьяницы, что пугает, когда это происходит ночью у тебя под окном. Но даже эти крики обычно состоят из слов — часто гневных — адресованных кому-то со смыслом. Сейчас же… — Пошли, нужно проверить, — торопливо высказывается Настя. Она сходит с места и осторожно спускается по наклонной крыше. Упираясь в заборчик, она останавливается и… протягивает мне руку. — Давай, возьмись за меня. — Зачем это? — я как раз поднимаюсь выше, направляясь к форточке на чердак. — Сама подумай, зачем. Ты знаешь, как я передвигаюсь по домам. — Ну уж нет! Мне от этого не по себе. — Что, хочешь переться туда пешком сто лет? Думаешь, тебя ждать будет тот, кто кричал? — Я не… Чёрт. Она права. Здесь десяток этажей, по которым медленно спускаться даже при помощи лифта. Парадное выходит вообще в противоположную от цели сторону, а чтобы попасть к самому заводу мне как минимум нужно будет перейти всё поле сбоку и выйти на обозрение людям у парадного входа. Да, сейчас ночь, но фонари всё ещё светят, а кто-то всё ещё может быть поблизости. Другая альтернатива — спускаться на само поле, после чего по холму взбираться наверх, перелазить высокий каменный забор и пытаться разобраться, как проникнуть дальше, ведь в тех местах я ещё не бывала. Об этом даже думать долго, особенно в сравнении с идеей Насти. Но… Ох, я не знаю. — Я… придумаю что-то. Раздражение на её лице сменяется негодованием. Протянутой рукой она отмахивается от меня, после чего отворачивается. Некоторое время ничего не происходит. Настя хватается и держится за оградительный забор обоими руками, кажется, вглядываясь куда-то далеко вперёд. Там дом напротив нас, позади которого виднеется несколько этажей протяжного здания. По нему и не скажешь, что оно является секцией завода, но это действительно так. Я могу разглядеть его серую наклонную крышу и жёлтые, но не вижу ничего такого, что могло бы привлечь моё внимание. Неужели кричали оттуда? Не похоже, чтобы кто-то там был в беде. Вряд ли кричали в здании, ведь тогда я бы ничего не услышала. Да и какой-то грохот доносился оттуда тоже. Это был звук повреждений какого-то здания? Если да, то кто-то мог пострадать. Может, обрушилась стена какого-то дома? Тогда бы это значило, что люди уже осведомлены об опасности и вызвали помощь. Вполне возможно, что мы там не нужны. Ведь если случился просто несчастный случай... Разве с ним не могут разобраться службы спасения? Не знаю, думает ли об этом Настя. Но когда её тело внезапно закрывается резкой вспышкой света, становится понятно, куда она намеревается двигаться. Сразу же после вспышки её тело остаётся окружено аурой света. Внезапно она дёргается вперёд, наваливаясь телом на забор так, словно что-то толкнуло её вперёд. Её ноги подкашиваются, а руки вместо того, чтобы держаться за опору, стремятся к груди. Но в этой же позе она внезапно застывает. Как статуя. Полупрозрачная статуя, растворяющаяся в пространстве — оставшийся послеобраз всё больше теряет плотность, грозясь существовать ещё от силы несколько секунд. Я застываю и по моему телу проходят мурашки. Достаточно моргнуть, и крыша вокруг меня пуста. Я остаюсь на крыше в полном одиночестве, когда Настя окончательно пропадает. Мне нужно найти её. Я осторожно спускаюсь к заборчику, туда, где только что стояла Настя. Я поднимаю взгляд и всматриваюсь в пустое пространство передо мной. Старый стадион, высотки вдалеке, здания, далёкие улицы и громадное небо — всё это можно рассматривать очень долго. Но мой взгляд направляется в одну конкретную сторону. Сначала я всматриваюсь в жёлтое трёхэтажное здание, выглядывающее из-за домов, а затем смотрю как раз на эти самые дома. На правом ничего, на левом... фигура. На фоне тёмной крыши и серых труб она выделяется своей светлой, почти сияющей курткой. Я не могу разглядеть лица фигуры, но я вижу, как она поворачивается в мою сторону и словно вглядывается, пытаясь заметить что-то. Я неуверенно приподнимаю руку, и сразу же вижу, как она резво поднимает свою руку мне в ответ. Следующее происшествие заставляет меня содрогнуться и заскрежетать зубами. Когда в голове возникает голос Насти, в моей голове словно скрипит пенопласт. «Ну что, теперь одумалась?» — её бодрый голос слышен так же отчётливо, как если бы она стояла прямо передо мной. На него не влияет ни усталость, ни окружающая среда; я уверена, что он такой бодрый, как Насте вздумается. Тем не менее, я бодрости не чувствую вообще. «А-а! Хватит!» — я отделяю эти два слова от <этих>. Как если бы вот эта моя речь — бормотание, а те слова — чёткий и громкий глас в сторону собеседника. Мне всё ещё трудно понять, как работает общение мыслями — слышит ли она всё, что я думаю или только то, что я пытаюсь ей передать... Я знаю лишь то, что у мысленной связи есть конкретный смысл. Кто-то её устанавливает, а кто-то её принимает. Устанавливать её я не умею, но могу принимать — именно тогда я и чувствую ужасный дискомфорт. «Ну извините, Ваше Величество. Мне, наверное, надо кричать во всю Ивановскую, чтобы ты меня могла услышать?» Ну конечно же она знает, как мне неприятно слышать её голос в своей голове. Но... она права. «Ладно, забей» – торопливо отвечаю я, желая поскорее закончить этот разговор. «Иди дальше. Посмотри, что там происходит.» «А что ты-то?» У меня... «Есть одна идея...» — задумчиво протягиваю я. И она простая. Точнее, безрассудная. Хотя какая разница? Очень просто придумать что-то безрассудное, а ещё проще — выполнить это, если ты безрассудный сам по себе. Относится ли это ко мне? Не знаю. Когда я меряю расстояние между собой и Настей, моя идея возгорается во мне — интригует и вдохновляет. Но в то же время я чувствую опасение и страх, отчего по рукам проходит дрожь. Улица между домом и забором занимает примерно десятки метров в ширину. Весь ров, в котором помещается футбольное поле, в своей ширине содержит сотни метров. С одной стороны — внушительное расстояние, даже для ног. С другой стороны — я не собираюсь пользоваться ногами. «Скажи... Магия изгибается?» — я думаю это с надеждой, что Настя может меня услышать. «В смысле?» — дискомфорт приходится терпеть. — «Ну, если ты типо сделаешь из неё какой-то физический предмет — он будет физическим. А что?» Я не отвечаю. Мои руки держаться за забор, и я осторожно пролезаю под ним, оказываясь в метре от края. Чувство неподготовленности — только часть всеобщего страха, но это не значит, что мне не хочется от него избавиться. Потому мои руки быстро ощупывают тело — поправляют воротник, закатывают рукава и проводятся по выбившимся волосам. Я выставляю одну руку вперёд перед собой и снова вспоминаю об энергии, покоящейся во мне. Концентрируясь своей волей, я выпускаю её наружу — даю ей форму и условия появления. В моей открытой ладони появляется край предмета, и я зажимаю его в кулаке. Белая форма распространяется, тонким слоем появляясь в воздухе и болтаясь под влиянием ветра. Я опираюсь спиной о забор и хватаюсь другой рукой за другой край предмета. Затем... заставляю его расширяться. Он растягивается посредине, как жвачка, и мне приходится развести руки, чтобы дать его росту свободы. Белая энергия становится всё больше и больше — тонкая, гибкая, лёгкая. Как полотно ткани. Порыв ветра вздувает её, тянет за собой, а я держу её сильнее, продолжая расширять. «Слушай. Я не совсем понимаю, что ты делаешь, но может хватит этого, а?» — звучит неуверенный голос Насти в моей голове. Часть меня понимает, что она права. С ней в союзе та часть, которая считала эту идею гиблой с самого начала. Но власть принадлежит той части, которая понимает правду: уже поздно. Я не успеваю ответить Насте, когда меня с моими мыслями уносит ветер. Он тянет полотно, выпячивающееся вперёд, как грудь гордого солдата, а я прекращаю борьбу и с шумным вдохом прыгаю вперёд. Короткое мгновение движения. Необъяснимая сила уверенно толкает меня вперёд, и я в шоке обнаруживаю, что стремительно отдаляюсь от крыши! Что происходит?! Это ветер? Это энергия, тянущая меня вперёд? Нет! Ну конечно же! Это та сила, о которой я забываю. Сила моих ног, уверенно оттолкнувшая меня от точки опоры! Я осознаю это, но у меня нет времени думать. Сила гравитации! Перед ней я беззащитна! Я начала падать вниз — резко и стремительно, практически прекратив движение вперёд. Однако моё тело по инерции всё ещё наклоняется туда, как внезапно... Рывок. Остановка. Импульс идёт от моих рук и проносится по всему телу, один раз резко содрогает, да так, что суставы отдают болью. Я болтаюсь в воздухе из стороны в сторону, как на сломанных качелях, и ко мне приходит в голову — это полотно остановило моё падение. Оно, не повинуясь ни силам гравитации, ни скорости моего падения, остановилось и спасло меня. Да только мои руки — плохая связь для удержания. Одно мгновение — я чувствую, как полотно выскальзывает из рук, обжигая ладони. Другое мгновение — его края окончательно проскальзывают между пальцев, сжатых до боли. Третье мгновение — ужас, вспыхивающий во мне, как бенгальские огни. Четвёртое… Связь! Да, чёрт побери! Вопреки страху, не видя ничего перед глазами и не слыша за стенаниями ветра голоса Насти, я буквально инстинктивно хватаюсь за жизнь. В моих мыслях только одно — движение, развитие. Полотно удлиняется и распространяется в последние моменты моей власти над ним. В миллиметрах от меня оно снова устремляется ко мне, переплетаясь с пальцами, заплетает узлы вокруг кистей и оборачивает руки собою, буквально впиваясь в них. Боль давит мою кожу через одежду, но Связь идёт дальше — обматывая руки выше и переплетениями устремляясь к плечам. Всё. Пронесло. Меня всё ещё тянет вниз, но я с ликованием понимаю — падение стало медленным и постепенным. Я глубоко вздыхаю и пытаюсь перевести дыхание, чтобы прийти в себя. Мой парашют плавно опускается вниз и вперёд, а моё качание на нём подходит к концу. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Нужно разобраться с тем, что делать дальше. Сколько прошло секунд с момента прыжка? Пять? Неважно. Что я сейчас сделаю, так это открою глаза и спокойно посмотрю вниз. Нужно понять, где я и как я, даже если... «Ты что, с ума сошла?!» — восклицание Насти громкое и внезапное — да такое, что я в испуге дёргаюсь. Ответ не выходит сразу. «Всё... Всё идёт по плану! Я... Это и собиралась сделать.» «То есть ТЕЛЕПОРТУ ты предпочла ЭТО?» «Э-э...» «Серьёзно?!» «Так! Можешь немного помолчать? Я тут вроде занята!» «Телепорту! Это! Я не могу поверить.» Опять же, она права. Уже в третий раз. Всё это дело с телепортацией и моей альтернативой — вообще какая-то идиотская фантасмагория с самого начала. Зачем я так рискую? Причины... есть. Но даже пускай они действительно есть, на фоне моего положения они кажутся какими-то незначительными. Я сцепляю зубы и мотаю головой, пытаясь отделаться от запутанности и нерешительности. Пока Настя волнуется, я вишу над землёй чёрт знает как высоко, и это должно волновать меня больше всего. Я стараюсь не слушать последующее бурчание этой девчонки и резко открываю глаза. Это единственный способ побороть страх. Быстро и молниеносно, как когда человек заходит в холодную пляжную воду. Подо мной стадион. Сотни метров! Десятки и десятки, банально неопределимое количество. Вся земля, весь стадион с его длинной и шириной подо мной — где-то внизу. Не незначительные из-за своего расстояния, а наоборот — ещё более угрожающие, ведь весь мир раскинулся передо мной, как раскрытый капкан. Упаду — всё. Конец. В лепёшку. Края капкану нет, а я вишу в неизвестности и одиночестве. Чёрт. Вдох. Выдох. Это адреналин? Бодрящее, колющее волнение волной проносится по моему телу, когда ветер несёт меня над стадионом всё дальше вперёд. Я опускаюсь вниз и качаюсь из стороны в сторону, внезапно понимая, что меня кренит не в сторону переулка между домами, но прямо в сторону дома, на котором стоит Настя! Как наивно было думать, что мне удастся попасть прямо к ней на крышу! Всё идёт неверно, ой как неверно. Меня заносит влево, меня заносит вправо. Силы воздуха мешают парашюту держаться прямо на плаву и ведут меня по неопределённому маршруту. Мне остаётся лишь подчиняться его движению, беспорядочно несущему меня куда-то. Чёрт! Стоило догадаться, что это не так просто. У любых нормальных парашютов есть целая система верёвок, крюков, переплетений, чтобы управлять ими. Я никогда не видела это своими глазами, но должно же быть так, да? Наверняка я могу управлять своим парашютом подобным образом. Нужно просто сместить вес... Вот так! Правой рукой я хватаю полотно крепче. Под влиянием недавних изменений оно, похоже, поменялось и стало больше походить на верёвку, ведущую наверх к куполу. Я натягиваю верёвку на себя, после чего чувствую, как парашют наклоняется вправо. Успех! Связью мне удаётся почувствовать созданное мною приспособление и я мысленно даю ему ещё больший толчок вправо; магически наклоняю полотно и меняю его так, чтобы ветер нёс его быстрее. Он несёт меня мимо многоэтажки, и я вылетаю на свободное пространство. Забор под моими ногами всего в нескольких метрах от меня, и за пару секунд я приближаюсь к земле, вытягивая ноги ей навстречу. Приземление оказывается на удивление мягким — в сравнении с тем, к чему я готовилась, — но инерция тянет меня вперёд и я следую за ней, делая несколько неловких шагов. Внезапно что-то с громким шорохом садиться на меня сверху, накрывая с головой. Я ошарашенно машу руками, пытаясь выпутаться из непонятно чего, и спустя какое-то время борьбы понимаю, что увязла в магическом полотне, которое сама же создала. Руки, вокруг которых оно заплелось, своими движениями только запутывали меня больше, а потому мне пришлось принять простое и эффективное решение. Я развеяла энергию и разорвала Связь. Парашют лопнул и окружил меня ослепительным светом. Пришлось зажмурить глаза и закрыть их руками, чтобы затем открыть и увидеть, как в пространстве вокруг меня испарятся остаток света. Я стою на месте и оглядываюсь по сторонам, пытаясь свыкнуться с мыслью. «Всё. Приехала» — и есть эта мысль. Ведь пускай мой полёт даже описать точно нельзя — и волнующий, и страшный, и сумасшедший, — но это даже не начало. Весь этот путь я могла преодолеть всего за секунду, как Настя. Как Настя, которая... Рядом со мной прямо из воздуха возникает силуэт. Не успела я моргнуть — этот силуэт обретает точную форму и цвет. Настя стоит передо мной, на секунду замершая на месте. А затем наклоняется вперёд, словно продолжает начатое движение, и поворачивается ко мне. — А вот и ты, камикадзе! — говорит она со смесью улыбки и волнения на лице. Она останавливается и выпрямляется. Задирает голову и начинает крутить конечностями — заламывая и поворачивая руки — с таким хрустом, словно у неё тело старой бабки. Настя хрустит и шеей, после чего сквозь зубы выдыхает. — Тебе не больно? — осторожно спрашиваю я. — Не беспокойся за меня, — отмахивается она, но это не ответ. — Я всё ещё охереваю с твоего парашюта. Что это было? Тебе нормально так тратить энергию? Сейчас, когда она это упомянула... Я чувствую, что энергии действительно стало меньше. Это ощущение... эта странная эмоция... она словно стала слабее. Полупрозрачная, как стёртая на футболке надпись. Я ощущаю не столько её отсутствие, сколько голодную пустоту, которая остаётся по ней. Но... даже так это далеко не всё. Достаточно только вспомнить об энергии — как она навостряется, готовая к реализации. — Знаешь, после того, как ты меня телепортировала и мне было так больно, словно я коньки отбрасываю? Да, мне нормально, — мои слова изначально не несут в себе злости, но внезапно я понимаю, что с каждым словом я звучу всё более едко. Настя фыркает и закатывает глаза, отворачиваясь от меня. — Я же тебе говорила! Просто ПРИМИ перемещение и не сопротивляйся. И всё будет в порядке. — Ага, ну да. Типо у меня есть кнопка «принять», на которую я могу нажать когда угодно. Думаешь, я понимаю, как это «принятие» работает? — А ты думаешь, мне просто тебя телепортировать? Магия так-то моя. Повзрослей уже, блин. — Это ещё тут при чём? Ты повзрослей! — я только что пролетела над футбольным полем со своим импровизированным парашютом и мне ещё нужно взрослеть? Да тебе 13 лет, выскочка. Ты на два года младше меня! — Ты повзрослей! — её ответ приходит практически сразу же, а мне остаётся только хвататься за темп и так же быстро отвечать: — Нет, ты! Хватит так себя... Я замолкаю. Улица, на которую мы попали — странная. Не потому что здесь стоят скульптуры странных форм и не потому что тут на лавочке сидит зелёный человечек. Стены тут не изрисованы неприличными надписями и вульгарными изображениями. Странность в том, что это место, блин, не в порядке. Раздолбанная дорога покрыта грязью и впадает в землю, а дома по бокам от нас когда-то явно были красивым примером архитектуры прошлого — теперь же выглядят увядшими и обшарпанными. Ни ухода, ни машин, ни света. Большая часть улицы во тьме, так как ни одно окно не горело, а единственные светильники освещали здание склада, видимое мною ещё издалека. Сейчас оно находилось впереди по улице, метрах в тридцати от нас с Настей. То самое длинное жёлтое здание издалека казалось достаточно красивым, но вблизи стало совсем иным. Отсюда я поняла, что жёлтая краска на нём поблекла, а тёмные окна местами просто разбиты, если не выбиты. Но так ли всё это странно, чтобы заставить меня замолчать? Факт того, что здесь — почти в центре столицы — есть подобное место, угодное скорее закоулкам отдалённых районов... Нет, не им я была удивлена достаточно, чтобы замолчать. Моё внимание концентрировала на себе зияющая дыра в стене вытянутого жёлтого здания. Часть стены — вместе с окном — буквально обрушилась, чудом не провоцируя за собой обвал секции второго этажа, опасно нависающей над грудой кирпичей. Здесь всё ещё стояла пыль — она почти полностью осела на обломки и не скрывала за собой тьму помещения, открывшегося через сломанную стену. — Нихуя себе... — позволяю я себе. Не то, чтобы сломанная стена — это что-то шокирующее и поразительное, но своей жизни я вообще не видела разрушение стены в живую! И даже сейчас она не была снесена на моих глазах, пускай и совсем недавно. И всё бы ничего, да только это сопровождалось самыми настоящими криками. Где же крикун сейчас? Настя не останавливается в ходьбе, пускай и с любопытством рассматривает дыру. Я спешу за ней, перегоняя её и поворачиваясь к ней. — Это нормально вообще? Ты знаешь, что происходит? — Неа. Давай узнаем. Может, на кого-то стена уронилась? — В смысле? — Ну типо кто-то опёрся на неё и она упала. Логично, но... — Тогда и на нас что-то может обвалиться? Мы подходим к остаткам стены, своими шагами тревожа недавно осевшую пыль. Думая над своим вопросом, я торможу перед обломками, когда как Настя ступает на один из кирпичей и наклоняется вниз. — Да нет, вряд ли, — как-то лениво произносит она, изучая поверхность под собой. Вблизи разрушения кажутся даже более масштабными, чем издалека. И дело не столько в том, насколько большое «количество» разрухи, сколько в том, насколько большое «отсутствие» разрухи. Ведь арка из отсутствующей стены не состоит из ничего, практически нависая прямо надо мной, вселяя страх подойти к ней ещё ближе. Я вздыхаю и отворачиваюсь от неё, пытаясь проанализировать обстановку. Я никогда об этом не задумывалась, но судя по количеству кирпичей — в любом высоком здании их должно быть под миллион. Мог ли в кто-то спрятаться в груде, по которой лезет Настя? Она ногами распихивает разруху, копаясь под собой, и вскоре мы вместе обнаруживаем, что никого под руинами быть не может. Я задумчиво осматриваюсь по сторонам. Эти кирпичи действительно лежат грудой — явно бесцеремонно обвалившиеся сверху. Но некоторые из них обвалились кто-куда, отброшенные в самые разные стороны. Тем не менее... Я осторожно лезу через завал, переступая груду и проходя под аркой. Фонарь с улицы освещает дыру, но из-за месторасположения свет с трудом проникает в открытое помещение. Оно пустое и достаточно просторное, с двумя старыми, но крепкими на вид дверьми — справа и спереди. Железный шкаф у стены не подсказывает, что это за место, но я могу догадаться об одном — точно не помещение для какого-то конвейера. Я достаю из кармана телефон и включаю фонарик, свет которого направляю на пол из побитой плитки. И... мне кажется, или кирпичи здесь лежат как-то странно? Некоторые из них лежат прямо у противоположной у стены напротив дыры, не говоря уже о целой куче других, рассеянных по всему полу в этом же направлении. Я наклоняюсь и поднимаю с пола один из кирпичей. Он грязный, блеклого оранжевого цвета, а так же достаточно тяжёлый и объёмный. Не говоря уже о побитости, проявляющейся в трещинах и отколотом куске. Однако, не это привлекает моё внимание. Я переворачиваю его в своей руке и подзываю к себе Настю: — Э... Какого хрена он чёрный? Она подскакивает ко мне и забирает кирпич из моих рук, осматривая его тоже. Видя странный чёрный след, облепивший бок кирпича, она внезапно начинает принюхиваться. Она делает это, поднося кирпич ближе к носу, а затем бросает его на пол и поднимает другой кирпич с пола. На нём такой же след, но его она нюхает почти вскользь, быстро направляясь дальше по помещению. — Ты чувствуешь этот запах? — Какой ещё запах? — я моргаю, ошарашенно уставившись на неё. Настя останавливается и поворачивается ко мне. — Принюхайся. Это Гнев. Не может быть, чтобы ты не могла его учуять. — «Гнев»? — переспрашиваю я, вытаращившись на неё. — Что за идиотизм? — Это не идиотизм! Это я придумала, и это название очень точное. Гнев — это одна из стихий Зла. Их как бы дохрена, а потому нужно брать откуда-то названия. К тому же... у них есть одна общая особенность. Их запах провоцирует эмоции. — Ты вообще мне такого не рассказывала... Какие же виды «зла» бывают? Настя оглядывается по сторонам и торопливо отвечает: — У меня нет времени на объяснения сейчас! Потому что я поняла, что тут происходит — и это плохо. Гнев гнался за кем-то. Тот, наверное, влез сюда через окно, — ногой Настя ковыряет что-то и я замечаю кусок деревяшки (видимо, часть оконной рамы), валяющийся среди осколков. — после чего Гнев протаранил стену за ним. — А... А он так может? — я стараюсь сохранять спокойствие, пока во мне просыпается беспокойство. — Может, когда встречается с преградой. Понимаешь ли, Гнев довольно прямолинеен. Это же... Ну, Гнев. Она посмотрела на меня и не многозначительно развела руками. После чего резко отвернулась и направилась к двери. — А теперь пошли! Я могу учуять его, он близко! Сбитая с толку, я молча провожаю её взглядом. На ходу Настя поднимает руку и создаёт перед собой шар света. Освещая пространство вокруг, он даёт мне разглядеть то, что дверь напротив меня с трудом держится на петлях и измазана чем-то чёрным. Словно... через неё буквально протолкнулись наружу. Настя не церемониться с ней тоже и на ходу толкает ногой, исчезая в открывшемся дверном проёме. Я ступаю за ней, пытаясь осмыслить происходящее. Ведь ладно, я ещё понимаю — бороться со «злом». Но гнаться за «гневом»? Не будь мне страшно, я бы сочла это чем-то очень нелепым. Но вместо этого я пытаюсь представить, чем нужно монстру быть, чтобы заслужить такое название. Боже мой, я вообще готова к тому, на что согласилась? «София, мне тебя долго ждать?!» — мои зубы опять сводит, когда я слышу крик Насти в своих мыслях. В каком-то смысле это бодрит, а потому я не могу жаловаться. «Сейчас, блин!» Я срываюсь с места и бегу к двери. Толчок плечом — и та открыта, а мне остаётся только наедяться, что чёрный след не испачкал пальто. Я оказываюсь в сплошь тёмном коридоре и мой путь лежит направо, откуда горит свет Насти. Вместе с ней мы бежим вперёд — она впереди и ведёт меня, а я только пытаюсь догнать её. Коридор, по которому мы бежим — старый и брошенный, как и всё здание. На стенах облупленная зелёная краска, а пол покрыт пылью и грязью. Тут нет никаких следов людского существования, а оттого это место банально пустое. Однако, что-то иное тут всё-таки есть. Чёрный след, идущий то по стене, то по полу. За чем бы мы ни гнались — оно явно быстрое и... большое. Внезапно раздаётся крик. Громкий, душераздирающий крик — мужской, а от того басистый и хриплый. Я вздрагиваю и чуть не спотыкаюсь, но продолжаю спешить за Настей. Коридор не слишком длинный и мы поворачиваем налево всего раз — а отсюда уже виден тупик и большая дверь в нём. И пускай мы всё больше приближаемся к цели и крику человека в беде, я не чувствую уверенности и храбрости. Страх во мне говорит, что что-то в этом мужском голосе было не так, но я не могу определить, что. Чёрт, ну почему мне не удаётся быть такой быстрой, как Настя? По крайней мере, она есть рядом. Она должна знать, что делать... А потому, видимо, останавливается прямо перед дверью. На ходу я резко замедляюсь, уже почти догнавшая её до этого, после чего встаю на месте. Мои руки инстинктивно тянутся к коленям, а я готова уже нагнуться и отдышаться. Да только в этом нет нужды! Боже, когда же я привыкну к своему телу? — Что теперь? — выдыхаю я, поворачиваясь к Насте. Она стоит на месте и, кажется, не замечает меня, изучая глазами дверь. Затем поворачивается и говорит, нахмурившись: — Я обычно занимаюсь этим одна. И не то, чтобы я занималась этим долго. А потому лучше нам держаться и прикрывать друг друга... — после этих слов шар в её руке начинает меняться. Не убавляясь в сиянии, он перестраивается и удлиняется, образовывая что-то похожее на световой меч. Умеет ли она им сражаться? Не стоит ли пользоваться чем-то более практичным, раз мы колдуньи, чья воля способна создать намного большее, чем простой меч? Я не могу узнать ответы на эти вопросы, когда Настя показывает на меня пальцем свободной руки и сухо говорит: — Последнее. Уворачивайся от Гнева, если сможешь. Потому что несколько ударов ты не выдержишь даже с учётом ауры. Она не совсем долговечная. Аура... Я знаю, о чём она говорит. Тело колдуньи излучает волшебную ауру, покрывающую её тело, как слой кожи. Эта аура, судя по всему, не заметна (ведь я наверняка заметила, если бы светилась), но её можно менять, так как она является той же энергией, что покоиться внутри меня. Собственно, таким образом я и поменяла её часть на перчатку. Но это не так важно. Опуская дрожащую руку немного в сторону от своего тела, я концентрируюсь и даю энергии свободу. Я даю ей Возможность и Желание создать то, что мне нужно — и она выплывает из руки, собираясь в достаточно длинный меч. Я не способна без измерений дать ему симметрию, не говоря уже о том, чтобы заботиться о узорах. Этот меч длинный, а его гарда получилась острой и резкой в своей форме. К тому же, он абсолютно белый, как и та пародия на цепь, сделанная мною недавно. Ни текстуры, ни тени. Словно я держу объект второго измерения. Несколько секунд мы молча стоим. Короткий кивок Насти, и начинается движение. Она толкает приоткрытую дверь плечом и прыгает внутрь, а я следую за ней. Через открытую дверь мы заскакиваем в помещение, и в первые же секунды я стараюсь устойчиво встать на месте, готовая ко всему. Крепко обхватив меч двумя руками, я быстро осматриваюсь по сторонам в поисках того, что заслуживает моего внимания. Спустя пару секунд я осознаю, где мы. Это помещение большое и длинное. Здесь находятся массивные станки и конвейеры, а по углам стоят старые железные шкафы. Конвейерные ленты массивные и обширные — их три и они ведут куда-то в противоположную часть комнаты. Тем не менее, отсюда трудно понять, куда именно. Внутри вообще трудно что-то разглядеть, даже не смотря на разбитые окна под потолком. За ними виднеется небо, но оно всё то же пасмурно-лиловое — без единой звезды и даже луны на нём. Свет с оружия Насти освещает зелёную облупившуюся краску на корпусе станков. Он проливает свет на стены, покрытые чёрными следами в той же мере, что и плиточный пол. И пускай я благодарна обстоятельствам за этот свет, мне становится не по себе. Ведь откуда-то неподалёку доносятся чёткие звуки. Эти звуки похожи на скулёж, но в то же время и на рык. Они басистые, человечьи, но вместе с этим такие животные, как гарчание волка, вступившего в капкан. Эти звуки не прекращаются — только меняют громкость, а за ними следует грохот и шум. Я медленно ступаю вперёд, стараясь дышать как можно тише. Механизм конвейера становится моим прикрытием по правую руку; он моя опора и стена, защищающая меня от той половины комнаты, которую скрывает. Я шагаю вперёд и наклоняюсь, когда по правую руку меня ведёт лента по пояс, потому что знаю, что не готова следить за всем помещением сразу. Я наверняка сойду с ума, пытаясь вглядываться во все тени и каждый закуток, в котором мне что-либо почудилось. Мне можно идти только вперёд — и смотреть туда же — потому что звук доноситься оттуда. Что случилось с жертвой Гнева? Остался ли здесь кто-то, чтобы его спасти? Мне сложно об этом думать, ибо это значило бы, что мне нужно было бы заботиться не только о чудовище, сокрушающем стены своим телом. Оно совсем близко. Рык доносится всё ближе, и с каждым моим шагом я ощущаю чудовище всё ближе к себе. Его голос дрожит — резонирует по моей коже дрожью и пробуждает во мне знакомое чувство магии. Эту... эмоцию. Ноющую и тянущую на краю сознания. Ради чего я всё это делаю? За что я решилась на такое, дала себе эту судьбу? У меня была возможность всё закончить. Мне достаточно было просто не соглашаться, просто быть смелой. Конвейер заканчивается, вместе с механизмом, сворачивающим налево и ведущим в стену. Я перебираюсь через пыльную ленту и наклоняюсь вперёд, вглядываясь в пустое тёмное пространство. Из-за другого конвейера сюда стремиться слабый свет, а вместе со светом в конец помещения выходит Настя. Я уверена, что в этой тьме что-то есть. Я это чувствую. Оно совсем рядом — настолько близко, что уже могло заметить меня. И его нет. Белое, холодное свечение меча проливает свет на пол и стену. Здесь стоит покорёженный электрический щиток, внутренности которого вывернуты наизнанку, а рядом с ним по полу разбросана груда разрушенных в щепки ящиков. Место испачкано чёрными следами — чёрными, как смола. Но здесь нет никого. Я в непонятках разглядываю это, пытаясь осознать, что происходит. Где Оно!? Где Гнев!? Оно за моей спиной? Оно знал, что я крадусь сюда и всё это время пряталось, держалось во тьме рядом? Неужели мы открыли дверь слишком громко? Чем мы могли себя выдать? «Настя.? На...» — СОФИЯ! ОН НА ПОТОЛКЕ! Я резко поднимаю голову вверх, кляпом душа страх скрипящими зубами и сжатыми челюстями. Гнев — Оно — бесформенное массивное чудище — висит высоко надо мной, прицепившись к потолку. У него нет клыков и нет хвоста. У него есть только глаза — море вытаращившихся бусин среди чёрного тела, переливающегося, как бензин на асфальте. Оно... похоже на космос. Космос обрушивается на меня *** Одни люди не контролируют всё, что происходит с ними, по той причине, что боятся ответственности контролировать хоть что-то. Другие люди не контролируют всё, что происходит с ними, именно по той причине, что пытаются всё контролировать. *** За окном двигались машины. Трасса была шумная и горела движением каждый день, особенно в выходные, когда люди обычно съезжаются в супермаркеты. В будние дни тоже был свой порядок: движение умножилось утром вечером, когда люди ездили на работу и уезжали оттуда. Тем не менее, подобная ситуация знакома любой улице. Но одно дело — шум машин, а другое — шум трассы. Наверное, именно потому тут было так дёшево снимать квартиру. Ну, кроме неполадок с сантехникой и истории о когда-то умершем тут человеке. — Дыша неровно, нервно... Сдувая с писем пыль. Опять размазала тени, Обняв руками колени… колени. Скрипя зубами от того, что... Некого винить. Вскрывая пустые конверты, В такие моменты... Мы слепы. Рори знал, что этим человеком был мужчина. У этой квартиры была своя история: изначально ей владела семья, состоявшая из жены, мужа и детей. Их жизнь здесь была спокойной и умеренной, пока не произошёл несчастный случай. Кажется, тогда мужчина остался дома один. Он был ветераном и иногда баловался с алкоголем — явно не напиваясь до свинячьего визга, но по вечерам расслабляясь за спиртным, когда это не мешало детям. Когда-то, когда эти самые дети были в отъезде со своей мамой — они навещали бабушку. Имея возможность побыть одному, мужчина выпил и уснул в кресле. Проблема была в том, что до этого он поставил ванну набираться. И всё, собственно, сложилось предсказуемым путём: вода переполнилась и по полу ванной комнаты вытекла в коридор. Ничего удивительного в том, что вскоре соседи снизу пошли наверх. Они хотели узнавать причину наводнения, которое дошло и до них. Ветеран проснулся от дверного звонка, побрёл по коридору. Спросонья, да и после алкоголя, он наверняка не заметил лужу. Поскользнулся и разбил голову о тумбу. — Прощай, прощай, прощай! Постой, постой. Воспоминаний талая усталость. Прощай, прощай, прощай! Постой, постой. Свинцовых тяжесть дней… Прощай, прощай, прощай! Постой, постой. Оковы тех прекрасных дней остались. Прощай, прощай, прощай! Постой, постой. Не сме-е-ей... Когда соседи поняли, что к ним никто не выходит, они забеспокоились. Семья наверху не имела привычки беспокоить их шумом или непотребным поведением, а скорее наоборот — были хорошей семьёй, в отличие от некоторых особ, проживающих на первых этажах. Служба спасения открыла дверь в квартиру, где был обнаружен ветеран. К счастью, оперативность действий сыграла ему на руку. Однако, его отвезли в больницу только чтобы обнаружить, что он уже скончался. Старая военная травма всё ещё покоилась в черепе, а когда по уязвимому месту был произведён удар — кости проткнули мозг. Смерть была слишком быстрой. — Достав со дна сухие камни… молчанье не спасти. Кто-то что-то не понял, Холодный пот на ладонях. На ладонях. Шагами белыми по чёрной полосе, Не Вместе, но Вдвоём. Вода не будет пресной, Вчера уже не воскреснет! Не воскреснет! Вдова умершего мужа не могла больше находиться в том же доме, да и маленьким детям не хорошо пребывать там, где умер их отец. Возможно, в переезде к родственникам на ферму даже был свой плюс — ведь никакой семье лучше не жить в тесной квартирке. Однако, квартирка осталась. Мало кто хотел покупать её, учитывая неудачное расположение самого дома над трассой и проблемы с самим зданием. Некоторых — наверное, суеверных — пугала история о том, почему отсюда переехали в принципе. — Прощай, прощай, прощай! Постой, постой! Моя любимая усталость. Прощай, прощай, прощай! Постой, постой! Последних Зимних дней. Прощай, прощай, прощай! Постой, Постой! Всё то, что мне от прошлого осталось… Прощай, прощай, прощай! Постой, постой! Не сме-е-ей... В конечном счёте, женщина приняла вариант сдавать квартиру в аренду. Не то, чтобы это избавляло её от неё, но это по крайней мере несло прибыль. Рядом находилась автобусная остановка, а студенты и приезжие обычно не столь привередливые, когда дело доходит до жилья. Однако, со всеми прошлыми покупателями надежды хозяйки просто упали. А вместе с ними и цены. Когда два студента — Камилла без дома и приезжий Рори — открыли для себя это предложение, оно оказалось именно тем, что было нужно. Точнее… тем, на что хватало денег этих двоих. Они разделяли оплату и вместе пытались устроить свою жизнь так, чтобы благополучно покинуть это место. Между ними не было ничего, кроме товарищества. Но вот что было интересно Рори: изначально о жертве несчастного случая никто не рассказывал. Однако позже Рори познакомился с соседом Майком. Он был программистом, работал в IT-компании, и был приятным человеком. Майк рассказал Рори о случившемся, а тот захотел рассказать об этом Камилле. Ей было всё равно. — Я была не той, кем была я для тебя…. Я была не той, кем была я для тебя... И нельзя сказать, что это достойно осуждения. Но почему-то Рори думал об этом. Думал о том, что ради одной свободной квартиры, судьбе пришлось убить человека и разрушить семью. И что в итоге? Об этом знает разве что десяток соседей, и только один из тех, кто воспользовался открытым преимуществом. А Рори было интересно прошлое. Может даже с самого детства, когда он мечтал стать археологом. Но не все ли дети в детстве мечтают стать археологами? Проще разобраться в себе в подростковом возрасте. Тогда ты замечаешь, что добровольно читаешь историю, и всё как-то резко становится понятно. И разве в этом есть что-то удивительное? Рори было трудно понять, как можно НЕ интересоваться прошлым. Как не интересоваться тем, что привело мир к нынешнему состоянию? Причинно-следственными связями и поступками одних людей, которые спустя столетия влияли на других. Как-то он слышал мнение о том, что многие великие события были бесполезными. В конце-концов, Александр Македонский завоевал большую часть известного на тот момент мира, но к чему это привело в итоге? Что это дало людям, кроме истории? И в каком-то смысле это верно, ведь простая экспансия не есть прогресс. Но с другой стороны любые действия и людские взаимоотношения одного поколения влияют на будущие поколения. Как теория о взмахе крыльев бабочки. Только вот эта теория — всего лишь красивая фантазия, а настоящие факты — это совсем другое. Трудно найти вину мелкого в крупном, но это самое интересное, когда получается. Ведь всё имеет значение. А особенно мелочи. Например, как та мелкая — в глобальном смысле - история, которая дала Рори и Камилле крышу над головой. Камилла резко ударила по струнам и остановилась. Наступила тишина. На кухне было холодно. Камилла сидела на столе и подоконнике, положив ноги на стул. Окно рядом с ней было открыто и обдувало её ветром. Некоторое время она просто смотрела на струны, пока не отложила гитару в сторону и не повернулась к Рори. Её красная футболка с надписью «Go! Go! Zeppeli» по понятным причинам не очень защищала от холода, но парню было трудно сказать, из-за этого ли она дрожит. — Знаешь, что я не понимаю? — подала голос Камилла. — Нет, — ответил Рори. — Что ты не понимаешь? Камилла подняла правую руку. Поверх неё был бинт. Ненужный бинт. Ибо зачем закрывать кровь, когда она не течёт? Всё, что бинт делал — прижимал к руке кусок тряпки, промоченный медикаментами. Всё, что Рори смог сообразить. — Не понимаю, как я могу играть на гитаре. Разве у меня должно получаться, когда с мышцами такое? Я… Честно говоря, я не уверена, что они вообще там остались... — пробормотала она. Её вопросы являлись скорее риторическими, ибо Камилла своим видом не показывала никакую серьёзную попытку узнать ответ. Только шок, который Рори разделял. — Мне даже не больно. — Я думаю, доктор мог бы сказать. — Но для этого… — Тебе нужно в больницу. — «Нужно в больницу»… — закатила глаза Камилла. — И что я им скажу, гений? — Что ты встретилась с пришельцами и они покусали тебя. А потом тебя будет преследовать правительство и иллюминаты, чтобы ставить над тобой опыты, — он выдержал паузу. — Боже, Камилла, ты серьёзно? Что за глупый вопрос? Неужели так важно, что ты им скажешь? Так важно, что ты лучше не будешь обращаться за помощью? Рори развёл руками, убирая ноги со стола. «Так себя ведут герои в фильмах. Да только это не фильм, чтобы игнорировать раны» — подумал он. В открытую рану может попасть инфекция, после чего вся рука может начать гноиться. То, что Камилла не чувствовала боли, и то, что её рука функционировала так же, как и раньше — почему-то совсем не ободряло Рори. Удивляло — да. Но не обнадёживало. Он пытался найти хоть какое-то объяснение, но мог только строить теории. Тем не менее, как построить теорию, когда положение дел чётко говорит: «У неё нет вен, но рука почему-то до сих пор не отмерла»!? — Ты… — Камилла прервалась на полуслове. Её уныние резко отошло на задний план, когда она оскалилась и раздосадованно ударило кулаком по столу. — Чёрт! Пиздец! Ёбаный, блять, пиздец. Почему ЭТО ВСЁ происходит СО МНОЙ? ЧТО происходит СО МНОЙ? Рори от внезапности подпрыгнул на месте. Он испуганно вытаращился на Камиллу, пытаясь как можно быстрее собраться со словами. — Эй, эй! Слушай, успокойся! Всё нормально, окей? Ты живая. Это главное! Я всё ещё могу вызвать скорую помощь, если это понадобится, — он выпрямился на месте и попытался положить руку ей на плечо, но Камилла резко отвернулась, убирая его. — Просто... не психуй. Мне так же трудно в этом разобраться, как и тебе. — Как и мне… — сухо повторила она. Нет, прорычала. Рори не мог видеть её глаз, но ему не нужно было видеть их, чтобы ощущать негодование и горечь, что преисполнили её. Камилле буквально было плохо — и физически, и эмоционально. А он… что он мог сделать? Наступила тишина. Холод с улицы из раза в раз продолжал проникать на кухню, как приливы океана. Почему-то Рори подумал, что весь этот разговор — какие-то сплошные приливы океана. Они оба сидят и молчат, пока кто-то не начинает волнительно говорить. Однако, начавшийся диалог затихает почти сразу же — неловко и скудно, ибо никто не знает, как продолжить. — Ты хотя бы веришь мне? — внезапно спросила Камилла, продолжая смотреть в сторону улицы. — О том, что твоя сестра привела тебя в какое-то место, где на тебя напало неведомое Нечто? О том, что твоя сестра магическими силами плавит замки? Я… — Рори вздохнул. — Знаешь, это всё не имеет смысла. Но ещё больше не имеет смысла тебе придумывать это. К тому же, твои ранения… Я думаю, что верю тебе. Пускай ничегошеньки не понимаю. Камилла ответила не сразу. А когда ответила, это звучало скорее как вздох: — Ладно. Хорошо... — Может… Тебе стоит слезть оттуда? — осторожно предложил Рори. Она не заговорила, но мельком кивнула. Акустическая гитара, исписанная полустёртыми надписями, оказалась на столе, а Камилла встала на пол. Пару секунд она просто стояла и о чём-то думала, прежде чем отодвинуть стул и сесть напротив Рори. Согнувшись и обняв голову руками, она изучала поверхность стола, затем освободила одну руку и взялась за чашку без воды, но с молотым кофе. Рори прищурился, рассматривая Камиллу. Весь этот день… Так по-обычному он начинался. Выходной, раннее утро, поход по делам. В этот день не было особенных планов — только попытки порисовать, да сообразить строки к будущей песне. Но эти процессы были с ним уже давно, и держались на фоне — как хобби, но и как рутина. И всё бы ничего, но он пришёл домой и обнаружил Камиллу в ванной — больную и испуганную. Она всё говорила о какой-то чёрной жиже, извергающейся из неё, но Рори не нашёл ничего подобного. А когда она тоже поняла, что указывает на пустоту — попыталась перевести тему. Но как перевести тему, когда половина твоей руки почернела и разъелась, как от ожога 4 степени? И грудь. Наверное, ужасное чувство для женщины. Учитывая руку, Рори было трудно вообразить, что у Камиллы было на месте второго повреждения. Даже если раны не болели, они выглядели кошмарно. Способны ли доктора вообще это исправить? Допустим, они смогут спасти здоровье Камиллы, но удастся ли им вернуть её коже прежний вид? Что-то подсказывало Рори, что вряд ли. И это… просто выбивало из колеи. Один день. Всего один день, и ты обезображен на всю жизнь. Камилла не была связана ни с какой магией, и не была даже важной персоной, а потому выходит, что такое могло бы случиться абсолютно с любым? И ведь Рори ещё игнорировал слона в комнате! Слона, который через хобот гудел: «Её сестра — волшебница — привела её к аномальному чёрному Нечто». Как это вообще осмыслить? — Чего пялишься? Хоть дай мне чайник, — внезапно подняла голос Камилла, поднимая взгляд со стола на Рори. Он встрепенулся, когда его вырвали из размышлений, но быстро среагировал. Повернулся, взял чайник и подал его подруге. Нет, даже больше — налил воду в чашку сам. Кофе вместе с жидкостью поднялось наверх, смешиваясь и застилая пеленой у краёв. Пар исходил от чашки, когда Камилла поморщилась и подняла её, пытаясь отпить. Обычно, когда в доме не было ничего, кроме кофе — она предпочитала не пить ничего. — Ладно, значит… Значит… У меня есть вопросы. И не то, чтобы я сейчас спрашиваю, можно ли их задать. Я серьёзно хочу знать, что происходит, — серьёзно проговорил Рори. Камилла сделала глоток из чашки и повернулась к нему, изучая усталым взглядом. — Ну? — выдохнула она. — Повтори, что случилось? Я понял всё только в общих чертах. Выходит, твоя сестра привела тебя куда-то, где на тебя что-то напало? Камилла испускает долгий вздох и закрывает глаза. Рори смотрит на неё, теряясь в сомнениях — связано ли это с ним. Ведь в своих словах он был несколько не очень честен. Камилла упоминала какую-то магию и сверхъестественность происходящего, которую Рори решил упустить. Спустя пару секунд она открыла глаза и нахмурились. Низким тоном заговорила: — Не «куда-то» и не «что-то». В месте, где мы были, был… кто-то, с кем она разговаривала.  — Сначала не «куда-то» и не «что-то» , но теперь у тебя «кто-то», — перебил её Рори. — Кто это был? — Существо... — Ага, окей, — сказал он, поднимая бровь. — Молчи. Не сбивай меня, мне и так трудно сконцентрироваться.  — Ладно, ладно. Извини, — Рори поднял руки, словно сдаваясь, а Камилла сделала ещё один глоток кофе, отворачиваясь к окну. Продолжила она не сразу: — Это существо... В общем, оно ничего мне не сделало. Хотя я не знаю точно, потому что Эш вырубила меня. Но, наверное, нет — потому что оно вообще не хотело иметь с моей сестрой дел. Я это поняла, когда очнулась. — И… что это за дела? — Ну… Я не совсем точно выразилась. Он хотел иметь с ней КАКОЕ-ТО дело, но точно не собирался давать ей то, за чем она пришла. Эш была расстроена, и… Камилла поморщилась. Когда Рори понял, что она не продолжит — он неуверенно протянул: — И-и что? Совсем внезапно девушка отмахнулась и поднялась с места. — Ничего. Всё, забей, — быстро заговорила она, бросая кофе не допитым. Рори опешил и вискликнул: — Что такое? — Ничего! — резко выплюнула Камилла, стремясь к коридору. — Сижу, слушаю себя, и понимаю, как по-идиотски это всё звучит. К чёрту это. Вскакивая с места вслед за своей сожительницей, Рори в спешке заговорил: — Да хватит психовать! Ты так себя ведёшь, словно я смеюсь над тобой. Раз тебе не нравится, что ты говоришь — говори нормально, блин. Я тебе хочу помочь, и должен ещё уговаривать тебя для этого? — Ты-кха тут вообще не при чём, и не должен был знать ни о чём из-кха-кха-чально… — через кашель обрывками ответила Камилла, исчезая за углом коридора. Рори повернул за ней и чуть ли не врезался в неё, обнаружив, что та резко остановилась. Упёршись рукой в стену, Камилла нагнулась, держа вторую руку у рта. Внезапные приступы кашля сбили с толку и его, и её — а оттого она ещё пыталась что-то сказать, давясь своими же словами. Не уверенный в том, что делать, Рори шагнул вперёд и начал действовать. Он встал сбоку, одной рукой придерживая девушку за живот, а второй хлопая её по спине. Судя по всему, Камилла поперхнулась! Что же это ещё могло быть? Холод открытого окна? Проблема в том, что он не мог узнать. Потому что вместо прекращения кашля, которое доказало бы, что это именно та проблема, которая решается похопыванием по спине, Камилла вырвалась из хватки Рори и согнулась ещё больше, кашляя сильнее. Она убрала руку со рта, и внезапно парень осознал — с её раскрытых уст идут клубы дыма. Она выкашливала тёмный дым, задыхаясь им, как если бы поперхнулась сигаретой. Рори в шоке встал на месте. Нападок Камиллы продолжался ещё несколько секунд, за которые она сумела прокаркать: — Ну что? Видишь?! «Так это действительно с ней случилось! Она действительно рвала чем-то чёрным?!» — мысленно воскликнул Рори, снова подскакивая к Камилле, чтобы помочь ей. В этот раз она не вырвалась, потому что их движение стало общим: Камилла наклонялась вперёд, но Рори двигался прямо за ней, помогая войти в комнату. Не то, чтобы его помощь была действительно нужна, но по крайней мере от неё не отказывались. Помещение было достаточно большим, но только с объективной точки зрения. Тёмные багровые обои, кажется, способствовали визуальной иллюзии тесноты, а мебель банально занимала место. Тут был один диван, два стола, шкафчики и кресло в углу. Нельзя было сказать, что в помещении царил порядок. Один из столов использовался как «творческий уголок» для самых разных видов столовых занятий. У Рори было увлечение делать всякие поделки, следуя различным туториалам Do It Yourself (в переводе “Сделай сам”). На втором столе стоял ноутбук Камиллы, который обычно перемещался по всему дому, а рядом с ним располагались книжки и грязная посуда. Вообще, в комнате давно не убирались от элементарной пыли, но… это не делало её грязной. Просто небрежной. Рори так считал и Камилла наверняка тоже, раз не поднимала этот вопрос. В помещении было довольно широкое окно, через открытые жалюзи освещающее внутреннее убранство ровным белым светом. Камилла плюхнулась на диван, Рори же остался стоять рядом. Скрестив руки на груди и опустив их к уровню живота он молча смотрел на неё, пока она молча смотрела в сторону. Кашель в конечном счёте успокоился, не оставив по себе ни следа. Тёмная дымка не висела в воздухе и не распространялась, а вместо этого просто растворилась. Из пространства, но не из памяти. Рори напряжённо думал, стараясь связать факты в кучу и найти смысл. Он действительно хотел что-то сказать, но первой заговорила Камилла. Её сухой голос звучал практически безэмоционально. — Прости, что накричала. Мне трудно держать себя в руках. — Могу поверить… — вздохнул Рори. Он немного постоял, после оглянулся по сторонам и приметил кресло у одного из столов. Подвинув его в центр комнаты, он уселся напротив Камиллы и с ней снова. В этот раз серьёзно — намного серьёзней, чем в прошлый раз. — Я понял, что ты не хочешь рассказывать о том, что случилось. А даже если хочешь… ну, оно не важно. Я больше не хочу мусолить эту тему, окей? Но всё-таки есть кое-что важное. Даже важнее. Что ты собираешься делать? — Ну… — с глубоким вдохом она замешкалась, неуверенно изучая стену за плечом Рори. Секунды болезненного молчания тянулись по мере того, как она держала воздух в груди, не выдыхая. — Я… Ох, ладно…. Слушай. Она повернулась к нему, и её тусклый, болезненный взгляд приобрёл другого характера. Страха. — Что бы всё это ни значило — я не хочу быть частью этого. Этот день… Он уже выжал меня. Абсолютно. И тем не менее… — Камилла судорожно выдохнула, поднимая перебинтованную руку. — Я не могу этого игнорировать. Не могу игнорировать того, что происходит с моим телом. Что мне делать?! Молиться? Надеяться, что в больнице мне помогут и не запрут при этом в психушке? — А что твоя сестра? Как же она? — неожиданно для себя, спросил Рори. — Что с ней случилось? — Да какая разница! Знать я не хочу, что с ней случилось! — воскликнула Камилла, махая руками. — С самого начала она врала мне — и всё ради чего?! Она… Эта… Эта гадина… Слов у меня нет, Рори. Всё это её вина. Всё... Камилла путалась в словах, но к концу перешла на шёпот так же внезапно, как и до этого перешла на крик. Бурная ярости, царящая в ней, буквально растерялась, распутываясь на тонкие слои, как фигурка из папье-маше. Камилла опустила голову вниз и спрятала лицо в руках, издавая громкий шипящий звук. Это она вдыхала воздух сквозь зубы, чтобы затем с дрожью выдохнуть. — Она… Ты думаешь, она такая? — у Рори просто не было тона, подходящего в этом раскладе. Он не знал, как не звучать уныло, чтобы не бояться за реакцию своей подруги. За всё время своего общения с Камиллой он выглядел её разной, но никогда не видел такой. И пускай Рори практически ничего не знал о её сестре, Камилла никогда не отзывалась о ней плохо. Иногда она вспоминала Эш, когда разговаривала с кем-то другим рядом или когда Рори вспоминал о своей семье. Всегда она говорила что-то нейтральное или саркастичное, но он знал… не люби она её — она бы отзывалась о ней так, как отзывала о своих родителях. А сейчас была тишина. Очередной прилив исчез, испарился в океане. Впрочем… Нет, это была плохая аналогия. Эти разговоры — не приливы и отливы, а бури. Накатывающие и уносящиеся прочь, оставляющие за собой не гладь песка, но изломанные деревья. — Не знаю. Наверное нет… — наконец, прошептала Камилла, сдерживая слёзы. — Может, она не такая. Но это ничего не меняет. Ничего. Потому что я… я н-не знаю, что с ней случилось. Она просто исчезла. — Ну это же не обязательно значит, что она… ну, потеряна навсегда. Ты же не исчезла, да? Ты выжила, ты тут, — пробормотал Рори, неловко обнимая шею. — ... — Эм… Ты можешь вспомнить, что с ней случилось? Тогда, когда ты видела её в последний раз? — То же, что и со мной. Её поглотило… то облако. И она вступила туда сама, первой. Как будто знала, что делает. Я хотела достать её, но меня ударило и… — Да, я знаю. Я знаю. Просто если тогда так подумать об остальном, то… Ну-у… — Рори замолчал, протягивая эту букву. Руками он попытался описать в воздухе жест, как если бы крутил гайки. Словно показывая как должна зарождаться его мысль в голове Камиллы. — Получается, нет причин думать, что она не в порядке. Она же понимала, что делает, раз имела дело с этим и раньше? Послышался тусклый «хмык», когда Камилла слабо кивнула. Она подняла лицо и заправила пряди волос, закрывающие его, обратно на голову. Впрочем, почти сразу же они снова беспорядочно упали вниз, но это было неважно, потому что Камилла поднялась, движениям своего тела сбивая волосы по сторонам лица. Её покрасневшие от стресса глаза и опухшие веки играли в контрасте с бледной кожей. В этом контрасте особенно выделялись мешки под глазами. У Рори складывалось ощущение, что она выглядит просто нездоровой, но трудно было понять — эффект ли это эмоционального давления или чего-то настоящего, физического. Тем не менее, он не думал об этом в тот момент, когда Камилла сделала вдох и выдох. И заговорила: — Ты прав, Рори. — Да? — удивился он. Она встретилась с ним взглядом и кивнула. — Да. Я найду Эш. — Окей, отли… Пффф, стоп, что?! — Я найду её. И не нужно на меня так смотреть, дружище. — В смысле «не нужно»? Это совсем не то, чего я от тебя хотел! — Рори встал с места вслед за своей подругой, хватая её за плечо. — А чего ты хотел? — Я хотел тебя ободрить, чтобы ты не унывала. И не заставить же куда-то идти! Серьёзно, ты не можешь просто так отправляться искать свою сестру неизвестно где. Тебе всё ещё нужна медицинская помощь. — Да к чёрту это! — выпалила она, выдёргивая плечо из захвата. — Где я тебе должна искать медицинскую помощь, когда дымом кашляю? Камилла отмахнулась от него и быстро двинулась в другую часть комнаты. Да что на неё нашло? Несколько движений, и девушка уже села за кресло, открывая лежащий на столе ноутбук. Она нажала на кнопку включения и зависла на месте, о чём-то задумавшись. Пользуясь возникшей паузой, Рори вздохнул и ответил: — Ладно, хорошо. Твои слова… резонны. Допустим. Допустим, она знает, как тебе помочь. Но разве не лучше тогда довериться другим найти её, не подвергая себя риску? Как ты вообще собираешься её искать? — Хороший вопрос… — пробормотала она, игнорируя всё, что было сказано до него. Рори скрестил руки на груди. Наступила тишина, в которой Камилла молчала, а Рори ждал того, что она скажет. Он присмотрелся к ней, оценивая её взгляд. Тот, направленный в стол, на самом деле развеялся в никуда. Словно Камилла выпала из реальности. И так продолжалось даже до тех пор, пока экран ноутбука не загорелся, ожидая ввода пароля. — И… мы исключаем вариант, что она может быть дома? — осторожно спросил Рори. Камилла, практически не выходя из транса, слабо кивнула. Не в одобрительном смысле, потому что затем послышался её голос: — Нет, не исключаем. Я… Об этом я сейчас и думаю. Понимаешь, всё на деле может быть очень просто. Может быть, мне достаточно просто позвонить? — Сестре? — Ей тоже. Секунду, дай я подумаю… Камилла снова замолчала, глядя в невидимую точку, но в какой-то момент двинулась. Она внезапно повернулась к компьютеру и начала активно за ним работать. Сначала ввела пароль, затем подождала пока прогрузится экран, а дальше неожиданность — начала что-то искать в гугле. Рори подошёл к ней и встал рядом, заглядывая в экран. Там по запросу «Институты Портленда» она рассматривала результаты поиска. Часть из них не имела никакой пользы и не отвечала на запрос, но на заголовок «Исследовательские центры и Институты» кликнула. Открылась страница сайта — а на ней перечень из десятка названий. Камилла проводила по ним мышкой по мере быстрого чтения, а Рори подал голос: — Видишь что-то полезное? — Нет, — выдохнула она, закончив просмотр. Затем провела его снова, безрезультатно прочитав всё ещё раз. — Ничего из этого не узнаю. Не помню, чтобы она говорила о чём-то таком… — А ты думаешь, что она где-то учится после школы? — Я в этом полностью уверена. Она такая. Хорошо закончила школу, редко прогуливала. К тому же, я видела на ней институтский жакет. Знаю, что они очень популярные, но что ей ещё делать-то, если не продолжать учиться? Уверена, отец только одобрял… Рори развёл руками, не зная, как реагировать на презрение в голосе подруги. Разве это так плохо? Наверное, ему не дано было понять, каково это - ненавидеть своих родителей. Похоже, когда в плохих отношениях с ними - даже самые, казалось бы, безобидные вещи могут восприниматься в штыки. Впрочем… Разве Рори имел право осуждать? Он не знал, что на самом деле происходит в голове Камиллы и что происходило в её жизни. И пускай его даже не должно было беспокоить это, он гадал: если у её сестры действительно было всё так гладко, почему тогда она начала все эти беды? Как быстро «расследование» встало в тупик... — Окей. Допустим, она где-то учится, — он спокойно начал рассуждать. — Да только как нам это поможет? — Сам посуди. Она уже не маленький ребёнок, и проводит большую часть времени вне дома. Наверняка нашла каких-то друзей, и наверняка они знают больше о её делах, чем сами родители. — Но ты же не можешь знать этого точно! Ни о друзьях, ни о том, что она где-то учиться. А если не обладаешь даже базовой информацией - то и поиски обречены на провал. Значит, нужны какие-то наводки. — Угу… — промычала Камилла. Она опиралась подбородком о руку, частью пальцев закрывая рот. Её взгляд выражал что-то неопределённое и тяжёлое. Казалось, она пыталась осмыслить что-то масштабное и страшное, а с другой стороны… она словно пыталась принять его. — Я позвоню родителям. Может быть, она вообще вернулась домой, — сухо произнесла Камилла. Рори скрестил руки на груди, слабо кивнув. — Хорошо. Сестре набери тоже, что ли. На всякий случай. Девушка кивнула и встала с места. — Я выйду. Пройдя мимо него, она удалилась из комнаты. Не смотря на всё прошедшее её шаг был ровным и стойким, пускай движения не выдавали никакой уверенности. Камилла не закрыла за собой дверь, отчего можно было увидеть, как она устремилась в сторону ванной. Там должна был лежать куртка и свитер, которые Камилле больше не суждено было носить. Немного подумав, можно было понять — наверняка телефон остался в кармане куртки. Оставшись наедине с собой и своими мыслями, Рори обнаружил, что у него есть пауза для размышления. В отсутствии Камиллы отсутствовала и спешка, а потому он, наконец, обрёл свободу думать спокойно. Первой резонной мыслью в голове Рори стал вопрос к самому себе. «Что будет дальше?» — подумал он. Вместе с этим вопросом всплывала череда других. Что ему делать? В правильно ли направлении он двигается? Возможно, верно говорят, что отчаянные времена требуют отчаянных действий, но в этом случае Рори казалось, что отчаянные действия успели предпринять до него. Так что — клин клином вышибают? Может быть, именно встряска помогла бы Камилле одуматься… Но он не знал точно. Однако понимал, по какому пути непроизвольно уже начал идти. Если дать Камилле то, что ей нужно — помощь в поиске Эш — она сможет взять паузу и позволит другим продолжить её дело. Не Рори, но специалистам. Что бы жуткое не происходило вне поля зрения обычных людей, произошедшее с Камиллой не было выдумкой (в это он предпочёл верить), а значит — с доказательствами в это смогут поверить и другие. Однако… Как помочь ей в первую очередь, чтобы воплотить план в жизнь? Рори повернулся по сторонам, вспоминая о том, что единственная зацепка в поисках сейчас была в руках его подруги. Или нет? Когда случайная идея посетила его голову, он опустил взгляд на ноутбук. Устройство не было сильно старым, но точно не было новым или хорошим. Ноутбук 4:3, громоздкий и с какими-то большими клавишами. В открытом браузере было открыто не одно окно, а сразу несколько. Сев за кресло, Рори устроился поудобнее и начал всматриваться в экран. Youtube, сайт с аккордами, несколько поисковых запросов Google — в том числе последний. Что это ему давало? «Может...» В правом верхнем углу странички Google была иконка с изображением сумбурного чудища («Типо Ктулху?» подумал Рори), а рядом с ней изображение 9 маленьких квадратиков — иконка функций. Открыв неё, взору явились самые разные функции: карты, переводчик, облачный диск. Но что интересовало Рори, так это Почта. Кликнув на неё он немного подождал и… Оказался в Google-почте Камиллы! Похоже, этим утром она пользовалась своим аккаунтом во время отъезда Рори к бабушке. Наверняка она не будет слишком против, если Рори порыскает тут. Не было сомнений в том, что сообщений много. Самые разные письма — то спам, то что-то существенное , и среди них так просто не разобраться. Сообщений было несколько сотен, а это — не совсем мало. Но не так уж и много, если сравнивать их с бардаком на почте Рори. Да только что с ними делать? Принятие регистрации на сайт HER, сообщения об обновлении программ и рекламы новых учебных курсов Фотошопа. Просматривая историю, можно было сделать вывод, что среди всего этого точно не найти ничего. Только вот… Большая часть сообщений была отмечена синим фоном, как бы давая понять — их все читали и они или имели какую-то важность или вызывали у владелицы почты интерес. Но среди них таилось одно непрочитанное сообщение, отправленное другим пользователем. Немного помешкав, парень Рори кликнул на него и прочёл: «Привет. Как дела?» И на этом всё. Три слова, два пунктуационных знака. Незнакомый Рори мэйл под ником “Dancing Mountains” (Танцующие Горы) и дата отправки в несколько недель назад. Что бы это могло значить? Он практически никогда не переписывался через почту. Только когда дело касалось чего-то официального, люди отправляли друг-другу письма: например, работодатель служащему. Но ведь это не работодатель, и не сообщение какой-либо важности. Подобное более присуще социальным сетям, где можно спамить хоть словом за словом. Время отправки сообщения в 4:53 расставило всё на свои места. И заинтриговало. Рори закрыл его, после чего выбрал непрочитанные сообщения, как приоритетные. Перед ним появилась совсем новая картина. В основном это были оповещения с Youtube в стиле «На ваш комментарий оставлен отзыв», но среди них было кое-что ещё. Незнакомый мэйл, который писал совсем не один раз в течение полугодия и ни разу не получал внимания. Самое новое сообщение было именно тем, которое Рори прочитал только что, а самое дальнее было прислано целых семь месяцев назад. С чего же ему начать? Нигде не было заголовков, о чём в сообщениях идёт речь… Вдохнув, Рори кликнул на тот мэйл, который шёл перед последним. «Привет. Я не буду говорить о своей жизни, потому что это неважно. То есть, не мне решать, важно оно или нет. Мы давно не говорили, и мне кажется, что после такого перерыва начинать говорить о самой себе просто... глупо. Впрочем, разве я не делаю это прямо сейчас? Наверное есть много способов начать говорить нормально и непринуждённо, но я словно пытаюсь подчеркнуть свою неуверенность... Прости, что звучу сумбурно. Правда в том, что ты не читаешь мои сообщения, а потому всё это не имеет значения. Я всё ещё не знаю, почему ты игнорируешь меня, но у меня нет сил звонить тебе. Но хуже ли это того, что я добавляю всё больше и больше слов в твою почту? Иногда мне кажется, что чем больше я делаю эту гору, тем хуже будет, если ты её обнаружишь. И как же это глупо! Ведь мне достаточно просто молчать. Или просто позвонить тебе. Но я всё равно по тебе скучаю. Несмотря ни на что, и надеюсь, что ты ответишь.» Это Эш? В послании не было сказано прямо о связи адресата с получателем. Перечитав ещё раз, парень не отыскал даже намёка. На самом деле, он даже усомнился в том, что это сестра Камиллы. Ведь зачем ей игнорировать её — ту самую, о которой она никогда не отзывалась негативно? Может, это Сэм, у которой Камилла раньше жила? В поисках правды Рори открыл другое сообщение. «Привет. Прости за то, что я тебе написала в прошлый раз. Мне очень жаль, если мои проблемы вызывают у тебя беспокойство тогда, когда ты читаешь это. Честно говоря, я больше не знаю: ждать ли мне твоих ответов или наоборот. Надеяться ли, что ты прочтёшь написанное мною, или нет. В каком-то смысле я разговариваю сама с собой. Но, наверное, так мне лучше… Ведь мне больше некуда податься. Некому высказаться. Но если ты читаешь это, по глупой случайности не прочитав остальное, то попробуй остановиться. У меня всё хорошо. Правда.» Рори в замешательстве уставился на экран. Его пальцы невольно отстукивали такт по столу, словно были динамиками, которые транслировали звук вращающихся шестерёнок в его голове. Третье сообщение не помогло делу, зато очень заинтриговало. С одной стороны, было всё больше сомнений в том, что это Эш. С другой стороны, Эш или не Эш, но происходящее заинтересовывало всё сильнее. Кто это может быть? Кто-то, перепутавший адресата? Эта догадка имела смысл, если допустить, что Камилла была в курсе об этом и просто игнорировала незнакомца. Но с другой стороны, почему бы просто не попросить ошибшегося остановиться или, на крайний случай, удалять его сообщения? Они просто пылились непрочитанными. Судя по всему, дальше было что-то важное. Чем больше Рори углублялся, тем страннее становились письма, тем их посыл становился… отчаяннее. Что же случилось? Судя по всему, ответ был в следующем… Грохот! Рори подпрыгнул на месте, услышав громкий звук из коридора. Мышка дёрнулась в руке и курсор уплыл непонятно куда, а парень резко обернулся в сторону дверного проёма. Послышался глухой звук удара, а затем кое-что другое: человеческие звуки ярости, недовольства и досады. Не успел он заговорить, как послышались шаги. И в комнату ворвалась Камилла. Первое, что заметил Рори — агрессивная походка. Она сжала кулаки и сцепила челюсть, злостным взглядом глядя вперёд -—туда, куда стремилась. В одной её руке был телефон, сжимаемый так, словно она намеренно собиралась его сломать, но вовремя Камилла швырнула его в диван. – Воу! Что происходит? – в шоке выпалил Рори, отъезжая на кресле назад. Камилла за секунды оказалась у стола, с хлопком опустив на его поверхность руку. Послышалось сдерживаемое рычание, когда она стрельнула взглядом на экран ноутбука, и снова повернулась к Рори. Всё было очевидно: она явно была чем-то очень недовольна. И пускай было понятно, что это никак не связано с действиями сожителя, не похоже, что ей было всё равно, на что вымещать свою злость. — Что ты тут делаешь? — потребовала Камилла ответ. — Смотрю твою… — На кой чёрт?! Что-то было не так. Что-то точно было не так. От Камиллы буквально веяло негативом, и Рори мог поклясться - ему это не чудилось. Нельзя было сказать, что он слабак. Всю свою жизнь у него было обычные отношения с другими — после несколько хулиганского детства, Рори дружелюбно относился к любому. Он не вступал в конфликты без причин, но и не боялся дать отпор. В конце-концов, нужно понимать, когда твоё благополучие зависит от слов, а когда оно зависит от действий. Да только сейчас… Сейчас Рори был в абсолютном замешательстве. И дело не просто в том, что Камилла была злая, но в том, что предшествовало всему этому. Совсем недавно она вышла из комнаты в уверенном, но расстроенном состоянии - бледная и слабая. Чёрт, да сейчас она выглядела даже бледнее! Да только из ниоткуда взялась стремительность и сила, словно её кто-то подменил. И всё это из-за обычного звонка? — Я искал Эш. Думал, что она могла писать тебе на почту. У тебя аккаунт был залогинен, — быстро объяснил Рори, указывая на экран. Его планы и мысли о странных сообщениях что-то совсем вылетели из головы. Теперь стало не до того, чтобы понимать причины тревожных писем — да и, честно говоря, он уже не думал о них — но внимание Рори заняла другая тема. Как можно быстрее узнать личность отправляющего. А для этого нужно думать! И что же у него было? Например, это: «Должно же быть начало у любой переписки. С кем бы ты ни переписывался — ты начинаешь это более-менее официально, в какой бы ситуации не находился. Да, может произойти такое, что ты встретился с девушкой, она дала тебе свой фэйсбук, и потом ты просто пишешь туда «Эй, привет!». Но ведь почта — немного другая вещь, да? Ты узнаёшь адрес другого человека и по какой-бы-то-ни-было причине пишешь туда, стараясь передать как можно больше смысла. Как в настоящее письмо. Что-то вроде «Здравствуй! Это я, Рори. Мы с тобой встречались в парке, где я узнал адрес твоей электронной почты. Как дела? У меня вот...» и всё в таком духе. Само-собой, могут быть ситуации, когда ты годами общался с кем-то в живую и по телефону, после чего тебе просто надо передать ему файл по gmail, что ты молча делаешь. Но… здесь же все сообщения не прочитаны. Камилла или перестала общаться с этой особой резко посреди переписок, либо изначально игнорировала её. Зачем? А это уже другой вопрос… Который не отменяет возможную верность первого варианта. А эта верность уже аннулирует всю теорию...» «Как бы там ни было», наконец, подумал Рори, «Лучше просто посмотреть первое сообщение. В этом просто больше смысла, чем если бы я открывал другие, случайные». Прежде чем Камилла успела ответить, он ухватился за мышку и как можно быстрее отыскал среди непрочитанного то, что казалось самым давним письмом Dancing Mountains. — Смотри! Рори указал на экран и Камилла повернулась к нему, почти успев открыть рот для ответа. Он застрял в горле, когда она нахмурилась и начала читать первые строки письма. Расслабившись, Рори тоже повернулся к экрану, стараясь поспевать за своей подругой. «Хай, Привет, День Добрый! Камилла, это я. Знаю, мы давно не общались, но вот я снова пишу тебе. Твой аккаунт в фэйсбуке почему-то давно афк, но я помню, что мы как-то кидали друг-другу конспекты по почте. Так что, вот я и тут. Не знаю, сидишь ли ТЫ тут, но чего бы тебе не сидеть? Я вот смотрела видео на твоём канале, и это было супер круто. Как ты вообще научилась так играть? Это шикарно! Пускай песня какая-то мрачная. Но эй! Зачем говорить о тебе, если можно говорить о прекрасной мне? У меня сломался телефон, а потому не могу позвонить (хотя мы и так давно не говорили, да), но может созвонимся позже, когда я его починю? Ещё у меня в жизни произошло событие. Точнее, происходит прямо сейчас. Я поступаю в Портлендскую Академию Здоровья и Медицины. И знаешь, что самое интересное? В общем… Я очень-очень долго с этим разбиралась, но думаю, что я могу там тусоваться и даже ночевать у подруги. Не то, чтобы это можно было, но разве это не круто? Эш, с волнением ждущая грядущее.» «Вот и всё» — подумал Рори, отворачиваясь от текста. Почему-то он испытывал чувство, словно вмешался в какие-то личные, чужие дела. Письмо казалось таким… непринуждённым. А с другой стороны — вводило в замешательство, с оглядкой на всё то, что в конечном счёте стала писать Эш. Совсем разный настрой, совсем разные темы. И - что самое главное - вина Камиллы. Абсолютно внезапно для себя Рори понял, что в конечном счёте речь не шла о каком-то спаме или ссоре. Камилла просто… игнорировала сестру? Неужели… — Ясно, — послышался голос Камиллы, вырывающий Рори из размышлений. Она говорила полутоном, после чего тихо вздохнула. А затем, только успев сделать секундный перерыв, резко отстранилась от стола и двинулась прочь. — Погоди! — Я пошла, — уже не мягким полутоном заявила она — строго и громко. Рори поднялся с места, двигаясь за ней. Очень быстро Камилла оказалась у шкафа. Она открыла его и вынула чёрные кожи своей мотоциклетной куртки. Несколько движений - и эта куртка уже была на ней, не застёгнутая, но хорошо сидящая. Замена испорченной чёрной куртки, лежащей в ванной. — Нет, стой. Не иди, — оказываясь рядом, Рори попробовал остановить свою подругу. — Послушай меня! Ты не в том состоянии, чтобы бесцельно идти неизвестно куда. Что тебе вообще сказали по телефону? Неужели она не дома? — «Цель», — повторила Камилла — Если у меня что-то и есть, то это цель. А потому заткнись и прочь с моего пути! Она оттолкнула его и подскочила к телефону, совсем недавно брошенному на диван. Пользуясь возможностью, Рори двинулся к двери, намеренный преградить девушке путь к выходу. — Да что с тобой? Почему ты так взбесилась?! — воскликнул он, поражённый происходящим. Вместо ответа девушка двинулась ему навстречу, пряча телефон в карман и застёгивая куртку. Когда её руки освободились — она встала прямо напротив него, чуть ли не упираясь лбом в лоб. На таком близком расстоянии сердитый взгляд Камиллы прочитать можно было настолько чётко, что хотелось поскорее уйти от него прочь. Рори нахмурился сам. Он сделал вдох и расправил плечи, упираясь руками в бока. Он попробовал успокоиться, сконцентрироваться и собрать в себе стойкость. Совсем недавно казалось, что вариант мирно обсудить капитуляцию Камиллы осуществим. Точнее, не столько осуществим, сколько единственный возможный вариант. В этом был план Рори: надеяться на то, что информация об Эш даст ей успокоиться. Да только нет! Что могло произойти в коридоре, что теперь непонятно, как совладать с этим злым зверем, вселившимся в неё? Вряд ли существовал ответ на этот вопрос. А если и существовал, то его не было суждено узнать прямо сейчас. Не потому что Камилла молчала, но потому что сделала внезапный выпад вперёд. Резким движением она протаранила Рори, весом своего тела сбивая ног и толкая назад - в коридор. Опешив, он ощутил, как мир проскальзывает вокруг него, а пол ускользает из-под ног, и чуть ли не упал, больно врезаясь спиной в стену. Не успев среагировать, он вписался и головой. В глазах поплыло, зубы заскрежетали. Издав вымученное кряхтение, он столкнул Камиллу с себя. Она — только что проявившая невиданную силу — легко поддалась и отскочила назад, но только чтобы отвернуться от Рори и ринуться выходу. — Чёрт побери, — выругался он ей вслед, держась за ноющую голову. Совсем внезапно стало и обидно, и злостно. Вместе с ударом о стену пропало желание помогать своей неблагодарной сожительнице, а вместе с тотальной агрессией в своей адрес пропало желание как-либо договариваться с ней. — Я думал, мы друзья, — лишь выдохнул он напоследок. Она остановилась. Только чтобы забрать с тумбочки ключи и открыть ими двери. Но затем задержалась перед ними, несколько секунд молча глядя через открытый дверной проём. — Извини, — наконец сухо произнесла она. Её голос совсем немного заглох, когда она прошла вперёд. — Но ты не имеешь права останавливать меня. — Ну и вали… — всё, что он смог сказать. И всё, что ему хотелось сказать. Рори махнул на Камиллу рукой и отвернулся. Спустя пару секунд дверь захлопнулась. В замке повернулся ключ. *** Слава Богу за гравитацию. За правила физики, дольше мгновения притягивающие к земле что-то падающее. Слава Богу за ловкость и реакцию. Не двигающие мною, но движимые мною даже когда я этого не осознаю. Слава Богу за те метры, в ширину которых Гнев меньше. Те метры, которые могли бы сокрушить и задавить меня, будь они на месте. Моё сердце замирает, когда я кубарём прокатываюсь по полу. Среагировать за секунду — тяжело, но когда нужно ещё и заставить себя это делать? Вряд ли в моём спасении есть моя заслуга. Уж что-что, но не моя воля или стремление спасли меня от печальной участи. Позади меня слышится звук приземления, а вместе с ним по всему полу проходит ощутимая дрожь. Я группируюсь и стараюсь быстрее подняться с пола, через плечо оглядываясь назад. Тварь — большое бесформенное нечто — раскинулось по земле, размером своего тела превосходя меня почти в двое. Хаотично двигаясь, чёрная масса изгибается как живой клубок ниток и обретает что-то похожее на форму. Беспорядочные отростки Гнева словно формируют щуплевидные конечности, а бесформернные телеса как бы перераспределяются так, чтобы смотреть в мою сторону. Сотни глаз синхронно, но и не вместе, смещаются вперёд — прямо ко мне. Гнев практически вдвое больше меня, но внезапно я осознаю, что он сокращается. Словно натянутая пружина… И мне не нужно ждать инструкций, когда он прыгает. С криком я отскакиваю в сторону, слыша как монстр приземляется туда, где я только что стояла. Он прямо за моей спиной! Мои ноги устремляют меня прочь, как можно дальше от этой хрени. Как неудачно, что пол покрыт всей этой разрухой, остатками коробок и досок, с которыми Гнев тут баловался. Я чуть не спотыкаюсь о них, но монстр позади буквально своим присутствием толкает меня вперёд. Где моё оружие? В руке ничего нет. Чёрт побери, наверное упустила… Почему эту энергию так сложно держать целостной? Настя. Где она вообще?! Сворачивая в её сторону, я пытаюсь найти её взглядом и кричу: — ПОМОГИ! — Сейчас! — кричит она, стремляясь в мою сторону из-за конвейера. Боже правый, как мне страшно. Что нам будем делать? В движении Настя собирает руки вместе, обхватывая основание меча ими обоими. Меч ярко вспыхивает, словно пламя, раздутое горнилом, и Настя широко размахивается им, подбегая прямо ко мне напротив. Я испуганно пытаюсь пригнуться, понимая, что инерция движения не даст мне резко повернуть в сторону. Но тут… Настя останавливаться и замирает на месте. В шоке, я почти сталкиваюсь с ней, но тут понимаю… Её тело растворилось и исчезло. А другое появилось позади. Телепортация! Не успев обернуться, я слышу за своей спиной отвратительный звук. Бросив взгляд через плечо, я обнаружила, что там стоит Настя. Монстр, несущийся за мной, буквально налетел на её меч. Двигаясь своей массой вперёд, Гнев ничего не мог сделать, когда из ниоткуда появилась Настя, вспарывающая весь его бок взмахом оружия. Белая энергия с душераздирающим звуком скрежета стекла разорвала сторону чудища, заставив его пошатнуться. Однако, за секунду от раны ничего не стало. То, из чего состояла эта тварь, двигалась слишком хаотично, чтобы подобный удар стал хоть как-то выделяться. След от раны исчез, поглощённый динамичным движением плоти. А затем Гнев ударил по Насте. Его массивные движения были такими же резкими, как и движения его малейших частей. Конечности и отростки образовывались так же быстро, как и полу-оттенки переливались среди палитры чёрного цвета. Взмах был быстрым, и за секунду чудище ударило по Насте, сметая её в сторону! Да только нет! В полёте её тело испарилось — спустя мгновение после того, как другое оказалось прямо над Гневом — и в эту секунду я осознала, что враг ударил по после-образу. Настя приземлилась на чудище сверху, с размаху вонзая в него оружие. Скрежет разносится даже громче - и мне приходится закрыть свои уши, чтобы сделать этот ужасный звук ещё тише. Что издаёт его? Почему он такой громкий? Никто не даст мне ответа сейчас, потому что следующее движение Насти ведёт её вниз. Она с криком съезжает с бока монстра, продолжая тянуть клинок за собой. Когда она оказывается на полу, тот врезается в землю, разрубив врага практически пополам. Потрясающе! Я не успеваю даже среагировать прежде, чем Настя продолжает. Мерзкий звук режущегося стекла только затихает в воздухе, как внезапно раздаётся с новой силой. Это Настя из сидячего положения делает второй взмах вверх. Она делает это правой рукой, ударом рубя край открытой раны, а левой рукой хватается за уязвимый кусок и с силой вырывает его наружу. Тёмная энергия с громким скрежетом выдирается и отбрасывается назад. Сначала она удержит свою форму, но уже в воздухе рассыпается на клубу чёрного дыма. Большая часть дыма развеивается за спиной Насти, но я вижу, как меньшая его часть приплывает к ней, впитываясь в её одежду и кожу. Исчезая внутри. А затем разноситься крик. Громкий, дикий вой, перекрывающий остальные звуки. Тот же отчаянный голос, приведший нас сюда. Тогда, на крыше, он был издалека и казался таким естественным… Но сейчас в нём почти нет человечности. Он резонирует по комнате, отчего источник звука не выходит найти, но я в шоке осознаю: Гнев был источником. Кричал он, и никакой жертвы не было. Почему Настя не допустила этот вариант? Крик вводит меня в ступор, но что ещё хуже — я вижу, как Настя пошатывается, теряя хватку. Скалясь, она трясёт головой и пытается собраться, да только это секундное замешательство совсем не проходит мимо... Тело монстра меняет форму, закрывая рваную рану так, словно её тут никогда не было. В следующую же секунду это место собирается в кучу острых форм, сокрушительным движением обрушиваясь на Настю. Она выставляет руки перед собой в защитном жесте, но как это ей поможет? Воздух пронизывает громкий скрип, когда удар Гнева сталкивается с Настей. Казалось бы, он должен сбить её с ног, но нет! Движение конечностей без остановки идёт вперёд, огибая Настю по сторонам — как поток ветра вплотную огибает самолёт. Я вижу мягкое свечение, окутывающее бедолагу, и понимаю — удар пришёлся не по телу, но по магической ауре. Об этом ведь и говорила Настя раньше, да? Недолговечная защита. Недолговечная… Она держит удар с секунду, ослабевая под силой второй атаки. Одно мгновение — аура померкла - и тут же Настя летит назад, а я вижу в воздухе брызги крови. Боже, нет! Почему я такая дура!? Мои ноги бросают меня вперёд, а дрожащие руки собираются вместе. Нужно вмешаться! Я судорожно пытаюсь как можно быстрее освободить свою магическую силу. Что нужно делать? Как? Дать ей волю? Мысли путаются, мне не удаётся вспомнить, как я управляла магией раньше… Поток энергии, образующийся в моих руках, обжигает пальцы и колет, но вряд ли у меня есть время создавать его заново. Я могу лишь одно: продолжать распространять его вперёд, образуя удлинённую форму. Взмах, рывок. Мне кажется, что я теряю равновесие, когда инерция удара несёт меня вперёд слишком сильно, затем закручивая влево. Но главное то, что моё оружие не знает промаха. Удар кромсает «тело» Гнева, проходя через него как нож по маслу, а в мои уши ударяет знакомый звук. Ужасный, и такой чёткий вблизи. Теперь понятно, что его провоцирует… Да только это не остановит меня. Ведь я понимаю, что больше не чувствую дискомфорта, когда слышу его. Не стремлюсь закрыть уши. Потому что этот звук знаменует начало того вреда, который заслужил монстр за свои действия. Или… Нет? Мой триумф растворяется в никуда, когда ко мне приходит понимание: рана чудища затянулась, исчезнув в движущемся водовороте материи, и на меня вытаращиваются десятки сместившихся глаз. Действительно… На что я надеялась? Настя нанесла Гневу намного большей ущерб, но даже это не привело ни к чему. Зачем его атаковать, если в конечном счёте это ничего не значит? Не время задавать вопросы! Настя может телепортироваться, а потому и приняла на себя задачу идти в лоб, но я-то не могу! Чудище прямо на моих глазах деформируется — за секунду я успеваю увидеть, как его плоть сокращается, словно напряжённая мышца, а затем резко выходит вперёд - прямо на меня. Его удар — тьма, устремляющаяся на меня. Моё движение — взмах мечом в попытке отбить атаку. Я не успеваю ничего понять, лишь слышу зубодробящий звук, когда тьма сталкивается с лезвием. Поток разделяется пополам, ударяя меня не в грудь, но в предплечья. Вспышка света окутывает их в местах удара, защищая меня от настоящих повреждений, но я не способна устоять на ногах. Мир переворачивается перед глазами, когда я понимаю, что падаю назад. А в следующий момент зрение, как взрыв фотоаппарата, застилает слепая боль. Ох... Тело. Оно болезненно скользит по полу куда-то назад. Я слабо ощущают это даже когда удар головой о пол изолирует меня от большинства чувств. Моё движение останавливается, а я лежу, изогнувшись торсом вверх, и держась за голову. Мне все равно, что мой меч делся в никуда. В моих мыслях только одно — попытка прийти в чувства и оправится от потрясения. Плечи пылают огнём. Я стону, сцепив зубы и открываю глаза. Чтобы чудом перекатываюсь в сторону вовремя, когда чудище атакует меня снова. С грохотом оно впивается в землю сначала заострённой частью, а затем и всем своим нелепым телом, весом сотрясая пол подо мной. В воздух поднимается пыль, и Гнев движением Гнева продолжается так плавно, словно так и должно было быть. Он поворачивается ко мне, и в его формах я всё больше вижу угрозу. Это не нелепая бесформенная хрень, а настоящее оружие. Все глаза сконцентрированы на мне, чёрная материя бурлит, разделяясь заострёнными щупальцами. Боже мой. Мне нужно бежать! Когда колено резко протирается о пол, я не забочусь о боли и целостности штанины. Это резкое движение часть полноценного поворота моего тела назад, когда я удираю прочь, даже не успев поднявшись. Сначала руки держат меня на всех четырёх, а затем моё тело двигается вперёд неустойчивой инерцией, несущей меня к конвейеру. Гнев за спиной не утихает не на секунду, и я прекрасно понимаю, что не способна победить в честной гонке. Но вот — прыжок — и чёрная лента конвейера прогибается подо мной. Хватаясь руками за железные края конвейера, я толкаю себя вперёд, стремясь скрыться в небольшой арке посреди пути. Я проскальзываю в неё тогда, когда за спиной слышится ещё больший грохот. Металл гнётся и дребезжит под весом того, что настигает меня. Когда мне удаётся выскочить из арки, я быстро оглядываюсь назад, чтобы обнаружить, как Гнев пытается следовать за мной. Часть его тела проходит через арку, когда как другая просто не может поместиться и взбирается над строением. На пару секунд кажется, что монстр застрял, но… Он ведь тот, кто в первую очередь разломал стену сюда. Сначала в сражении металла с плотью побеждает металл: верхняя часть тела буквально отрывается от нижней, чтобы лезть через верх. Но затем материал громко, судорожно скрипит и стремительно гнётся. Вся конструкция скукоживается и наклоняется в мою сторону. Рывками выдираются петли в её основании. Я быстро оборачиваюсь вперёд, ища путь ретироваться. Вокруг сплошное тёмное помещение, впереди - тупик и один только вход конвейера в стену. Путь к двери, через которую я вошла, преграждает собой Гнев. Ну и что мне делать? Где… — Держись! — Настя? Я слышу её голос, и он кажется мне неестественным, хриплым. Её силуэт возникает где-то в стороне, на границе моего зрения, но в следующую секунду она появляется прямо рядом, из ничего. Одна её рука держится за шею, сквозь пальцы выступает кровь. Вторая держит оружие - уродливый, кривой меч. Резиновая лента конвейера прогибается под общим весом. — Ты цела? — подаю я голос, глядя на Настю снизу вверх. — Держусь, — сквозь зубы процеживает она. — Что мы будем делать? — Разрывать эту хуйню на кусочки, — в её голосе читается настоящая ненависть. Могу ли я осуждать Настю? Трудно, видя её кровоточащую шею. Я чувствую как холодный пот прокатывается по моему лицу. — К-как я могу… — мне не удалось договорить. Мой голос перебил лязг и грохот, когда арка окончательно сломалась. Монстр рухнул на поточную линию, а огромный кусок металла рухнул с ним — отсоединённый от системы, но застрявший между частями двигающегося тела чудища. Я попятилась назад, намереваясь убегать, когда он с ощутимой мощью двинулся на нас, но Настя не сдвинулась с места. Сквозь её пальцы, удерживающие шею, полился свет, и вместе с этим послышалось пронзительное шипение. Спустя пару секунд она убрала руку оттуда и обхватила ею меч в поддержке правой. А затем устремилась вперёд. Прыжок. Меч вспыхивает светом, на который из нас двоих только Настя способна. Его ореол оставляет след в пространстве, по дуге тянущийся вперёд, а затем опускающийся. Прямо в черноту. С громким, скрежущим звуком втыкаясь в монстра как нож в плавленный сыр. Сама Настя приземляется на железную конструкцию, торчащую из врага. В тот же момент та с силой вжимается вниз, стремясь отделить чудище от самого себя. Да только это не всё! Настя, удерживаясь за рукоять воткнутого меча, резко поднимает ногу и с силой опускает её вниз, раз за разом вгоняя арку всё глубже. Чудище мечется под ней, передом пригвождённое к трясущемуся конвейеру. Задняя, свободная, часть монстра вздымается вверх, превращаясь в мешанину шипов — раскрытых, как мухоловка. — Осторожно! —кричу я. Настя кричит в ответ, в последний раз упорно ударяя ногой. То, что теперь можно назвать металлоломом, ополовинивает Гнев. Гром и молния. Воздух пронизывает ужасающее шипение. Чудище сотрясается в конвульсиях. Настя теряет равновесие. Капкан захлопывается. Она даже не успевает ровно встать, когда мириады кольев смыкаются. Она не успеет телепортироваться! Она не... Она не пытается встать. Настя падает на колени намеренно. Её руки тянут меч за собой, выдирая его из монстра, и продолжают двигать вперёд. Посреди тьмы он разрезает воздух, источая яркий ореол света. Словно истинный источник света, он ослепляет даже меня. Сквозь сияние я с трудом могу различить это, но... клинок, как пламя. Его лезвие деформируется и разделяется назад, словно его форма не может удержаться. Но нет. Это сердце света -—оно только распространяется и расширяется как пламя, раздутое кузнечными мехами. А затем оно встречается с тьмой, разрезая её пополам. Одно движение посреди поражает не только место удара, но и всё вокруг. Сам свет уничтожает тьму, своей энергией сокрушая и отталкивая от себя всё зло. Капкан не захлопнулся. От капкана ничего не осталось. Обрубки чёрной материи отбросило в стороны, а Настя застыла на месте - с мечом, поднятым высоко вверх. На секунду наступает тишина. Она сидит на коленях и я слышу её тяжёлое, судорожное дыхание, когда её оружие стремительно теряет весь былой свет, испаряясь в сплошное ничего. А затем это происходит снова. Крик. Я чувствую, как мои уши раздирает, а дрожь пробирает словно до костей. Настя сгибается в три погибели, пытаясь закрыть уши не ладонями, но всеми руками, обхватившими голову. Спасаясь от ужаса, спасаясь от боли. Потому что кричать начали не мы. Кричать начал Гнев. Его остаток. В предыдущий раз, когда он кричал, Настя не смогла телепортироваться. Я не знаю, почему. Не осознаю. Я ОЩУЩАЮ. В этот раз вопль намного громче и намного хуже — он заполняет всё, заглушая даже меня саму. В прошлый раз Гнев не был ранен так сильно. В прошлый раз я не была настолько близко. Боже мой! Хватит, хватит, Хватит, ХВАТИТ! Сквозь пелену слезящихся глаз я вижу, как монстр восстанавливается. Я вижу, как его тело всецело вибрирует, словно крик влияет даже на него, и вместе с этим вижу, как разорванная чёрная масса собирается в одно целое. Монстр становится тем, что только напоминает огромное Нечто, которым он был совсем недавно. Да только это не повод радоваться. Ведь самое худшее не то, что он жив. Но то, что мы не способны сделать Ничего. Даже когда он выбирается из развалин, и даже когда чёрная материя обхватывает Настю, сжимая её ноги и торс. Та только пытается выбраться, но всё так же не способна ничего сделать, когда Гнев швыряет её об землю. Поднимает и бросает в другую сторону комнаты. — А-А-А-а… — мой крик застревает у меня в горле, когда я понимаю, что слышу его. Моё горло дерёт, в ушах барабанами отбивает боль, а голова словно раскалывается. Гнев прекратил свой вопль тогда, когда любая опасность миновала. Или когда прошла его боль? Нет, нет. Никакой боли, он не живой. Это энергия. Энергия, глаза которой не смотрят в мою сторону. Энергия, которая стремительно убирается с остатков конвейера, двигаясь прочь. Куда? К Насте. Она лежит перед стеной, распластавшись по полу. — Н… Настя! — охрипшим горлом выкрикиваю я. — Дура, вставай! Беги! С замиранием сердца я обнаруживаю, что она начинает двигаться и с усилием переворачивается на бок. Дрожа, Настя пытается приподняться, но руки не поднимают её достаточно высоко и она приземляется на плечо, держа поднятой лишь голову. Её взгляд поднимается от земли и сквозь спутанные волосы она смотрит на монстра. Видит те глаза, которых не вижу я, и его тело, готовое идти на таран. В её руке начинает формироваться белоснежная форма. Которая сразу же останавливается в росте, гаснет и исчезает. У Насти кончилась магическая энергия. Нет! Нет, нет, нет! Гнев срывается с места, а я, словно открыв запас невиданных доселе сил, вскакиваю с места. Время не течёт часами, ничего не замирает. Скорее наоборот: я не успеваю следить за тем, что происходит. Слишком быстро. Слишком быстро чудовище выскакивает вперёд, слишком быстро мои ноги несут меня по остаткам конвейера, слишком быстро и я совершаю прыжок и слишком мало времени у меня для того, чтобы осознать свою силу. Однако, когда в моих руках появляется белоснежное оружие — вряд ли оно появляется по воле моего тормозящего мышления. Материей управляют инстинкты, эмоции — всё то, что мне сейчас не подвластно. Я запрыгиваю чудовищу на спину, втыкая в него клинки, и когда резкость движения норовит меня столкнуть назад — эти клинки удерживают меня на нём. Гнев останавливается, его глаза роем поворачиваются на спину, оказываются прямо перед моим лицом. Что они выражают? Есть ли в этой больной шутке хоть что-то настоящее, кроме вида? Есть ли в них характер и эмоции, чтобы я смогла увидеть ненависть и злобу этой твари, когда она умрёт? Я здесь не для ответов на эти вопросы. Лезвия моего оружия проходят по глазам, оставляя по себе глубокие борозды. Этого недостаточно, и я заношу один из клинков вверх, с силой опуская его вниз. Удар, удар, удар. Моё жаление остановить тварь и спасти Настю с каждым новым ударом перерастает во что-то другое. Пылающее чувство в моей груди разгорается всё сильнее, наполняя мои движения бесчувственной, бешеной энергией. Здесь воняет строительной пылью, и этот запах врезается мне в ноздри — я глубоко его вдыхаю, впервые осознавая, насколько он резкий. Он душит меня, как меня душит злость, и я понимаю: это гнев. Настоящий, истинный. И прежде, чем мне удаётся забыться, монстр опять кричит. Звук оказывается настолько силён, что я чувствую его на своей коже. Крик доносится словно отовсюду, въедаясь мне в мозг, проносясь сквозь барабанные перепонки и протыкая мой мозг штырями. Оружие исчезает из моих рук и я отпускаю всё то, за что имела шансы схватиться, пытаюсь закрыть уши руками и удержать крик боли. Ничего не помогает, ничего! Левая рука с трудом способна хоть как-то уменьшить звук, а правая — которой я била чудище — застряла в нём. Боже я должна достать её! Я должна что-то сделать, это же убьёт меня! Что угодно! Я должна убить его пока не поздно, это нужно прекратить! Но что!? Что я могу сделать? Отпустить, убежать? Я с трудом могу сконцентрироваться и создать предмет своей волей, у меня нет шансов победить. Моя рука выдирается из чёрной плоти, я уже готова поднести её ко второму уху, пока не потеряла его. А затем останавливаюсь. Это не выход. Но… Настя создавала свет. Её оружие светилось, а потому буквально разрывало всё Зло, что его окружало. Я не была способна создать свет даже в безопасных и спокойных условиях, так какая речь о сейчас, когда я сомневаюсь, что способна дать своей магии хоть какую-то форму? Не способна… В этом и дело. Речь ведь не о том, как создать свет, а о том, как его удержать. Мне так и не удалось понять, как это сделать. Чёрт, да я даже не могу вспомнить основ. Но… я помню, к чему привели мои попытки. Что-то влажное скатывается по мочке уха, переходит на щеку. Я скалю зубы, сжимаю их вместе и с утробным рыком вгоняю руку глубже в чудище — так, как только мне удаётся. В моей руке образуется магия. Я не вижу её, но чувствую это: чувствую ту концентрацию своей воли, которая даёт магии жить. Мне не нужно стараться думать над формами, в этом смысле я желаю только одного: Большего. Пусть оно разрастается. Пусть оно держит форму. Оно должно… рассеиваться. Распространяться. И в то же время нужно держать хватку, контроль. Я удерживаю контроль всего на мгновение, а затем отпускаю. Ничего. Сначала не происходит ничего, но крик замолкает. Эта агония сменяется другим звуком: уродливым, кривым и громким. Но удовлетворительным. Он доносится до моих ушей, пока прекрасный свет ослепляет меня, вырываясь из Гнева. Чудовище разрывается прямо подо мной, взрываясь и разлетаясь на куски во все стороны. Гравитация несёт меня вниз, и я ударяюсь о землю, измазанную чёрной жижей. И всё. Тишина. Моё сердцебиение отзывается в груди, что-то яростно стучит в висках. Но пускай тело не спокойно — я рада, что хотя бы способна услышать его, понять его. Адреналин наполняет меня жизнью, давая возможность ощутить её во всех красках. Я поднимаюсь и сажусь, осматриваясь по сторонам. Пол измазан ошмётками Гнева и покрыт повреждениями. То тут, то там следы боя: вмятины, глубокие протяжные царапины от тела монстра и разрушенный конвейер. Воздух пропитан пылью и тёмным туманом. Я вдыхаю его, поперхнувшись, но чувствую, как моя магическая энергия — тот самый силуэт странной эмоции — воспаряет. Моя правая рука сплошь покрыта чёрной жижей, но прямо на глазах та впитывается в одежду и кожу, а вокруг моего запястья снова формируется жёлтая перчатка, созданная мною совсем недавно. Я подвожу её к правому уху и вытираю тёплую жидкость, в потрясении от того, что слышу шерудение кожи только левым ухом. Я несколько раз щёлкаю пальцами, но результат тот же. Чёрт… Ладно. Спокойно. Есть вещи важнее… Поднявшись с пола, я подхожу к Насте и наклоняюсь к ней, трогая за плечо. Я уже открываю рот, чтобы заговорить, но она начинает первой: — Шикарно сработала, — Настя приподнимается на локтях и поворачивается ко мне со слабой улыбкой. Звук доносится спереди и снизу, но я слышу его только левым ухом. Благоразумие кричит, что так не должно быть. — Спасибо, — я вымучено улыбаюсь ей в ответ. — Но ты сделала больше меня. — Что правда — то правда, — как можно в такой ситуации говорить с такой весёлой нахальностью? Я качаю головой, решая проигнорировать услышанное. — Ты в порядке? — Моё тело... мой доспех, — шумно выдыхает она. Затем честно признаётся: — Я не в порядке, но сейчас буду. Жесть как больно, если честно. Помоги встать. Я помогаю ей подвестись, позволив опереться на своё плечо. Мы ступаем вперёд и Настя глубоко дышит туманом. С каждым новым разом её дыхание становиться всё ровнее и стабильнее, а статура всё заметнее выпрямляется. В какой-то момент она отпускает меня, чтобы наклониться и протянуть руку небольшим остаткам Гнева. Они воспаряют и впитываются в неё, после чего Настя осторожно переступает с ноги на ногу. Пошатываясь и придерживая свой бок, она стоит самостоятельно. Честно говоря, каждым вдохом мне тоже становиться лучше. Да только… — Кажется, я оглохла на правое ухо, — говоря это, я пытаюсь звучать спокойно, но мой голос выдаёт панику. Настя озадачено изучает правую сторону моего лица и сочувственно качает головой. — Мда уж, это хреново. — … — Но эй! — она похлопывает меня по плечу. — Не волнуйся. Это можно починить. — О, слава Богу! Я вскидываю руки в радостном жесте и расслабленно вздыхаю. Как скалу с плеч сняли. — Но, София, это ещё не всё. Нам нужно собрать всю эту… Так, стоп. Какого чёрта?! Я замечаю это вместе с ней. Трудно не увидеть, как чёрные лужи передвигаются по полу сами по себе, а туман собирается в воздухе, концентрируется и оседает вниз. — Как так-то?! — в шоке воплю я, поворачиваясь к Насте. — Оно не мертво?! — Я… я… я не знаю! Пока мы стоим, остатки чудовища собираются вместе. Туман накопляется в одном месте, сливаясь в подобие облака. Оно оседает на пол, сливаясь в общую субстанцию. И прежде чем мы с Настей успеваем что-то сделать, ко мне приходит осознание: чёрная энергия принимает определённый вид. Это не огромное, бесформенное чудовище, но… Нога. Рука. Торс. Голова. Чёрный цвет сменяется, принимает другие оттенки. Штаны оказываются джинсами, а торс облачён в зелёную кофту. Ещё пара секунд и скульптура создана окончательно. На полу лежит парень. Я с открытым ртом смотрю, как он медленно поднимается, ощупывая голову. Его кожа светлая, на щеках веснушки. Он выглядит, как простой подросток, но его голова по какой-то причине полностью лысая. Он мотает ею, морщась, а затем открывает миндалевые глаза и осматривается по сторонам с выражением шока на лице. В темноте свет проходит только через разбитые окна, но этот же свет падает на меня с Настей. Монстр останавливает свой взгляд прямо на нас и в испуге вскакивает с земли. — Что… Где я? Я медленно поворачиваюсь к Насте и полутоном спрашиваю: — Так… должно происходить? Несколько секунд она таращится на то, во что превратился Гнев. Затем поворачивается ко мне. Глядя ей в глаза, я знаю ответ до того, как она его произносит.