Люди 49-го

Они уже подъезжали к форту Ларами, когда начался дождь. Сехун второй день страдала «кровавым поносом» и ненавидела весь мир. Грудь налилась и болела, и перетягивать ее было невыносимо, так что она по кончики ушей завернулась в одеяло и носу не казала из фургона. Мистер Ву приносил ей жиденькой каши на воде, и Сехун ненавидела его не меньше, чем весь мир. В форте их встретили угрюмые вояки и с полдюжины немытых трапперов. Сехун выбралась из фургона, чтобы идти по жидкой хлюпающей грязи, но рядом с Ветерком. Она не доверяла торговцам. Надо будет — ляжет спать в конюшне, в ногах у Ветерка. Ветерок, не видевший ее толком два дня, игриво гарцевал и ржал не своим голосом, пугая солдат и веселя младших Уокеров. У Молли, судя по всему, последние деньки тоже не задались. Матери нездоровилось, и уход за детворой лег на ее плечи. Мистер Грин же предпочел компанию мистера Ву и доктора Джуна. Молли это раздосадовало, но не остановило. При малейшей возможности она оказывалась рядом и ненавязчиво привлекала к себе его внимание. Кенти и Коко держались в стороне, когда они совершали ежедневные переходы, но у костра всегда садились рядом с доктором и Каем. Коко повадилась забираться к Сехун в фургон и играть с Ноготком. По-английски Коко не говорила, но самые простые слова и фразы понимала. Сехун нравилось ее общество. Она угощала малышку персиками и сардинами в масле, а Коко делала для нее куколок из седовласого ковыля и чудесные браслеты из ниток. Когда они вошли в форт, Кенти и Коко пристроились к Сехун. Мистер Ву тоже держался рядом и неустанно глядел по сторонам. Его явно что-то беспокоило, и его беспокойство передалось Сехун. Она стала вглядываться в лица встречных, хоть и не знала, что в них искать. Коко незаметно взяла Сехун за руку. Холодная, мокрая от дождя ладонь обожгла ее. Сехун вздрогнула и чудом не выдернула руку. Поглядела на Коко и сказала шепотом: — Догоняй фургон, — и показала на катящийся чуть впереди фургон. Коко замотала головой и крепче схватилась за руку Сехун. Слишком много солдат, — поняла Сехун. Люди в форме явно вызывали у малышки дурные воспоминания. Сехун остановилась, подхватила Коко под мышки и усадила на Ветерка. Тот храпнул удивленно, скосил на Сехун карий свой глаз и дернул ушами. Мол, и что это было, хозяйка? Сехун погладила его по мокрому крупу. Ветерок фыркнул обиженно, но пошел ровно, не пытаясь скинуть маленькую наездницу. Коко, не долго думая, обняла его за шею, прижалась замурзанной щекой к черной гриве и с блаженной улыбкой закрыла глаза. Кенти подошла ближе, заглянула Сехун в лицо и на ломаном английском сказала: — Спасибо. Сехун кивнула ей в ответ. Командовал фортом генерал Джонс. Мистер Ву этому не обрадовался. — Бывший начальник мне нравился больше. И вояк при нем было в два раза меньше, а смышленого народца, с которым можно поторговаться, — больше. Лошадей поставили в конюшне, заплатив смекалистому мальчонке доллар, чтобы приглядел за ними, как полагается. Поклажу решили оставить в фургоне — мальчишка заверил, что под его присмотром никто их вещички не тронет. Сехун в это мало верилось, но мистер Ву на этот счет особо не беспокоился, и она решила, что и ей волноваться не о чем. Она забрала Ноготка и, сунув его за пазуху, вслед за мистером Ву поднялась на постоялый двор. Хибара ни чистотой, ни более-менее приличным убранством похвастаться не могла. Та же конюшня, только для людей. — Прежде здесь размещался торговый пост, но солдаты решили, что место это слишком выгодное, чтобы отдавать его торгашам, и выкупили его. Хозяин постоялого двора оглядел их неприветливым взглядом, но деньги за ночлежку взял. Веллинкамп и кое-кто из его ребят и себе решили раскошелиться. Их соседство Сехун не обрадовало. Она оглядела большой зал, надеясь найти среди толпы новоприбывших и мистера Грина, но его нигде не было видно. Решил, поди, заночевать в конюшне или среди индейцев: еще во дворе Сехун заметила несколько краснокожих мужчин в охотничьих накидках и с колчанами, полными стрел, за спиной. В комнатенке, которую им выделил хозяин заведения, Сехун спросила о них у мистера Ву. — Сиу. Они здесь частые гости. Чуть восточнее находится селение брюле, они охотно торгуют с американцами. Мистер Ву отправился на поиски торговцев — пополнять запасы продовольствия, — а Сехун осталась наедине с умывальником и невеселыми думами. Чем ближе они были к цели, тем страшнее ей становилось. Что она будет делать, когда окажется в Австралии? Чем займется? У нее не было ни средств, ни каких-либо познаний. Все, чему она научилась за свои девятнадцать лет, — это ездить верхом без седла, курить и пить чистый бурбон. Вряд ли подобными достижениями кого-то удивишь. Они не помогут найти работу, построить дом, обзавестись хозяйством. Единственным будущим ей виделся публичный дом. Для того, чтобы продавать тело, много ума не надо. Однако подобная перспектива казалась ей столь ужасной, что она даже мимоходом не хотела об этом задумываться. Лучше уж отправиться на прииски и мыть золото, покуда оно не кончится. Еще пара месяцев в подобных условиях, и она утратит последние половые признаки. Глядишь, и грудь бинтовать не придется — ссохнется за ненадобностью. Сехун выудила из мыльницы кусочек драгоценного мыла и стала с яростью намыливать щеки. Волосы она тоже вымыла густой душистой пеной, а затем разделась догола и обтерлась вымоченным в пенной воде полотенцем. Ей так надоело вонять и чесаться, что, почувствовав себя чистой, она воспрянула духом и, переодевшись, отправилась на поиски Кенти и Коко. Они нашлись на дворе, в компании мистера Джуна. Дождь перестал, но они сидели на длинной узкой лавке под навесом и, вооружившись прутиками, что-то чертили на сыром песке. Коко грызла большое желтое яблоко. Подойдя ближе, Сехун поняла, что доктор Джун учит Кенти азбуке. Кенти слушала его внимательно, а сама глаз не сводила с кончика его прута. Тень сосредоточенности легла на широкий лоб, толстогубый рот приоткрылся, а меж крупными белыми зубами выглядывал кончик языка. Сехун не захотела их тревожить и пошла дальше. Причард вместе со старшими Уокерами помогал миссис Уокер разместить детишек. Молли, в мокром платье и с непокрытой головой, выговаривала Дебби. Та морщила некрасивый веснушчатый нос и глядела куда угодно, только не на сестру. Мистер Ву нашелся на противоположном конце двора. Беседовал с двумя торговцами, на вид — испанцами. Мистер Ву хмурился, а один из торгашей размахивал руками. Судя по всему, договаривались о цене. Мистер Грин словно сквозь землю провалился. Сехун обошла весь двор, но так его и не увидела. А ей очень хотелось. Желание это было подспудным, едва оформившимся, но Сехун не могла не признать, что оно существует, и с каждой секундой, проведенной вдали от мистера Грина, крепнет и делается совершенно невыносимым. Хотелось увидеть его хоть мельком, хоть краешком глаза. Широкие его плечи, прямую линию подбородка, блестящие и тяжелые от дождя волосы, одинокие пряди которых липли к высокому лбу. Сехун хватило бы доли секунды, чтобы почувствовать себя счастливой. Она понимала, что это значит, но это так ее пугало, что она предпочитала об этом не думать. Странного типа в летней шляпе и шелковом сюртуке она узрела, когда, сделав круг, вернулась к постоялому двору. Он вынырнул из ворот конюшни и встал, заложив руки за спину. Живот у него тоже был округл и мягок на вид, и весь он напоминал сдобный Милеттин пирожок. Он не посмотрел на Сехун, но что-то — должно быть, достопамятное шестое чувство — сказало ей держаться от этого типа подальше, уж слишком инородным — будто взбитые сливки поверх жареной индейки — он казался телом. Сехун отступила к компании знакомых мужчин — они тоже были мормонами, но их семьи остались на востоке, в Северной Каролине — и сделала вид, что слушает их неторопливый разговор. Никто не обратил на нее внимания, и она смогла украдкой поглядеть за странным типом. Небо разъяснилось, выглянуло солнце, и по заливавшим двор лужам заплясали солнечные зайчики. Странный тип еще немного постоял в тени конюшни, а затем крошечным шагом двинул к казармам. Подул горячий юго-западный ветер. Странный тип снял шляпу и провел ладонью по облепившим плоский череп волосам. Они были настолько жиденькие, что через них просвечивалась желтая кожа. Сехун обмерла: странный тип оказался китайцем. Она еще ближе подошла к мужчинам и вжала голову в плечи. Какова вероятность, что этот тип как-то связан с Бо Линем? А если связан, то где гарантия, что он узнает в неприглядном мальчишке-старателе дочь капитана Смита? Сехун поставила бы на кон последний четвертак, уверяя, что даже родной отец не признал бы ее в этом обличье. Но все же, что делать, если странный тип в самом деле служит Бо Линю и невообразимым для Сехун образом ее вычислит? Они пустились в этот путь, ибо верили — Бо Линь и предположить не может, что они сунутся на запад. Но если китаец — его человек, и он узнает мистера Ву или саму Сехун, их затея провалится. Сехун крепко стиснула кулаки. Она сделает все возможное, чтобы не выдать себя. Главное, предупредить мистера Ву. Сехун исподтишка оглядела двор, но там, где минуту назад, беседуя с торгашами, стоял мистер Ву, прохаживался солдат. Видимо, мистер Ву отправился смотреть товар. Сехун мысленно застонала и покосилась на странного типа. Тот остановился посреди площади и, лениво обмахиваясь шляпой, с прищуром огляделся по сторонам. Лоснящееся от жира лицо выражало крайнюю степень безразличия. Сехун на цыпочках двинула к постоялому двору. Стоило ей переступить порог, как на запястье ее легла крупная смуглая ладонь, оплела его пальцами, и Сехун даже пикнуть не успела, как оказалась в дальнем — самом темном — углу большого зала. Мистер Грин усадил ее за стол и подал знак бледному, как моль, пареньку, который разносил выпивку и немудреные обеды постояльцам. Паренек поморщился: видать, ему не доставляло удовольствия подчиняться приказам дикаря, — но нехотя вылез из-за стойки и поковылял к их столику. — Сообрази-ка нам сидра да поживее. Узнаю, что плюнул мне в кружку — покалечу. Усек? — Мистер Грин поглядел на мальчишку с бесстрастной улыбкой; тот поежился заметно — видать, знал, на что способен индеец — и скривил морду так, словно мистер Грин предложил ему отведать ослиного дерьма. Когда мальчик ушел, мистер Грин поставил стул так, чтобы видеть входную дверь, и посмотрел на Сехун. Сехун невольно задержала дыхание. Сердце екнуло и будто бы исчезло. — Вы видели китайца? — едва слышно спросила она. Мистер Грин кивнул. — Кто он такой? — Предприниматель. Говорит, держит путь в Атланту, интересуется хлопком. Хочет наладить производство хлопковых изделий на западном побережье. Однако даже такой дурак, как Литтлтон, скажет, что дело гиблое. Доставлять хлопок-сырец в Калифорнию — накладно. От трех до шести месяцев в пути, с вероятностью, что караван ограбят, — в это я никогда не поверю. Мальчишка принес сидр. Мистер Грин его даже не попробовал. Сехун же подтянула к себе кружку, понюхала ее содержимое, убедилась, что сидр пахнет сидром и пригубила немножко. Мистер Грин не сводил с нее глаз. — Мистер Ву знает? — Сехун с трудом проглотила выпитое и крепче обхватила кружку похолодевшими пальцами. — Не знаю. Он был занят, и поговорить с ним я не успел. Но он мог и сам обо всем узнать. Сехун покивала. Что еще сказать, она не знала. В обществе мистера Грина на нее нападала робость, обычно ей не свойственная. Хотелось забраться под стол, обнять покрепче толстую дубовую ножку и сделать вид, что так и задумывалось. Это было глупо и очень по-детски, но Сехун ничего не могла с этим поделать. Мистер Грин заставлял мысли путаться, а желания — одно чуднее другого — бродить в ней, как забытый на солнце виноградный сок. — Допивай сидр и иди в свою комнату. — Мистер Грин взглядом указал на кружку, о которой Сехун успела позабыть. — Я поищу мистера Ву, и мы решим, что делать дальше. Сехун закусила губу. Выждала секунду и, выдохнув, спросила: — Что вам рассказал мистер Ву? Мистер Грин покосился на прошедшего мимо темнокожего мужчину. Сехун знала, что на севере нет рабства, и негры имеют те же права, что и белые, но видеть одетого в дорогой фрак и ботинки чернокожего и знать, что он волен делать все, что ему заблагорассудится, было странно. Это не вызывало у Сехун отторжения, но и принять это как само собой разумеющееся сходу не получалось. — Это не лучшее место для разговора. Сехун дернулась и расплескала сидр. Мистер Грин усмехнулся. — Очень уж вы пугливы, мистер Коулфилд. — Пойдемте в комнату. Мистер Грин пожал плечами и послушно встал из-за стола. Сехун одним глотком осушила остатки сидра и, стукнув кружкой о стол, решительно зашагала к лестнице. Решительность оставила ее на пороге комнаты, но отступать было поздно. Она провернула ключ в замке и толкнула дверь. На секунду ей подумалось: а вдруг внутри ее ждет засада? — но тут же избавилась от этой мысли и смело вошла в комнату. Та пустовала. Мистер Грин вошел следом и запер дверь на задвижку. — Мистер Ву поведал мне историю о юном господине, чей отец по молодости обзавелся врагами из числа китайских контрабандистов, а теперь расплачивается за содеянное. Мистер Ву, будучи человеком в крайней степени благодарным, не оставил своего спасителя в беде и умыкнул у китайских головорезов самое ценное. — Он не говорил, за что Бо Линь мстит моему отцу? — Нет. Меня это не интересует. Мне заплатили, чтобы я присматривал за тобой. Знать подробности я не желаю. Чужие демоны на то и чужие. Сехун вдохнула так глубоко, что закололо под ребрами. — Мой отец — Оскар Смит. Капитан Оскар Смит, — сказала она на выдохе. Ну вот, она это сказала и не умерла. Осталось лишь пережить реакцию мистера Грина. Мистер Грин молчал. Смотрел на нее нечитаемым взглядом, а сквозь приоткрытые губы было видно, как кончик языка туда-сюда проходится по кромке зубов. Задерживается у клыков, чтобы надавать на них с силой, и движется обратно. — Мой отец, скорее всего, мертв. — Голос не слушался Сехун, но она продолжала говорить. Она должна была знать ответ. — Вы убьете меня? Чтобы отомстить за свою семью? Убьете? Если да, то… — Она запнулась, подавившись вдохом, но все же заставила себя договорить: — Сделайте это быстро. Чтобы я не мучилась. Пожалуйста. Сехун никогда в жизни не хотела жить так сильно, как в эту секунду. Она смотрела мистеру Грину в глаза и с трудом сдерживала слезы. Они жгли веки изнутри и скреблись в уголках глаз, но она упрямо не моргала. Знала, что если сделает это, слезы сорвутся с ресниц, и она уже не сможет их остановить. Мистер Грин сделал шаг вперед: неслышный, как и все его шаги. Сехун зажмурилась и так порывисто задержала дыхание, что в центре груди закололо. Сначала она не почувствовала ничего, а после ее окутало теплом. Горячие твердые пальцы зарылись в волосы на затылке, погладили его нежно. Скулу царапнуло жестким. «Шов на сюртуке», — поняла Сехун. Мистер Грин прижал ее голову к своему плечу и тихо, но твердо, чтобы Сехун больше никогда об этом не спрашивала, сказал: — Я буду последним человеком на земле, который причинит тебе боль. Сехун вспомнила маму. Когда она была маленькой, мать брала ее на руки и вот так же бережно прижимала к груди. Сехун тут же переставала плакать и бояться, улыбалась сквозь слезы и гладила теплые мамины руки. Никто и никогда не обнимал ее так ласково и надежно, как это делала мама. Но она умерла, и Сехун смирилась с тем, что больше никогда не ощутит ее объятий. Но сейчас, в руках мистера Грина, она чувствовала себя маленькой девочкой, прильнувшей к материнской груди. Мистер Грин все гладил ее по голове и дышал, тихо и размеренно, в спутанные после мытья волосы. От него пахло степью — пылью и дикими травами, — немного потом и лошадиным духом. Мистер Грин был чудом, и Сехун не верилось, что оно произошло с ней. Мистер Грин не отпускал ее, пока Сехун не успокоилась. Как он угадывал ее настроения, она сказать не могла, но то, как чутко он откликался на каждое ее движение, каждый вдох и всхлип, заставляло ее замирать от восторга и мысленно — бесчисленное множество раз — благодарить его за это. — Каждый человек, Сэмми, — сказал он и мягко отстранился, — отвечает за свои грехи сам. — Сехун. Меня зовут Сехун. — Сехун поймала его взгляд. Он был непривычно спокойным и лучился добротой, которой она боялась в нем не найти. Мистер Грин улыбнулся. Склонился к ней и поцеловал в лоб. Впервые в жизни Сехун не хотела отпускать от себя мужчину. Впервые в жизни ей хотелось чувствовать его рядом, ощущать тепло его тела, запах его кожи и упругое его дыхание. Хотелось, чтобы он просто держал ее за руку или гладил по волосам. Улыбался ей и молчал. И это было бы самое волнительное молчание в жизни Сехун. — Найду мистера Ву. — Мистер Грин погладил ее напоследок за ухом и направился к двери. — Запрись и никого, кроме меня, мистера Ву и доктора не пускай. — Доктора? — Он надежный человек. — А Кенти с Коко можно? — Если хочешь. — Мистер Грин все еще улыбался. Это была незнакомая, безгранично красивая улыбка. В ней было столько тепла, что его, пожалуй, хватило бы, чтобы греть землю целую зиму так, чтобы вода в лужах не замерзала, и еще бы немножко осталось про запас. Мистер Грин ушел, а Сехун заперла дверь и завалилась на кровать. От сидра тело размякло и стало тяжелым и непослушным, а мысли словно в воронку затягивало, и чем больше Сехун думала, тем стремительнее она закручивалась. Она поверить не могла, что призналась мистеру Грину, кто ее отец. Это был, пожалуй, самый смелый поступок за всю ее жизнь, ведь мистер Грин мог предать их, сдать Бо Линю и... Сехун села на кровати и сосредоточенным взглядом уставилась в стену. Ноготок, все это время дремавший между подушками, выбрался из своей норки, попрыгал по постели, разбросал всюду душистые катышки — кроличий помет был единственным, чей запах Сехун могла причислить к ароматам — и забрался Сехун на руки. Она погладила его круглую пушистую спину и решила, что стоит, для начала, поговорить с мистером Ву. Все же, он знает мистера Грина лучше, и это была его идея приставить его к Сехун надзирателем. Мистер Ву явился спустя час и выглядел взвинченным. В любой другой день Сехун бы никогда не пристала к нему с расспросами, но обстоятельства не оставили ей выбора. — Вы говорили с мистером Грином? — спросила она, когда он закончил умываться. Мистер Ву сдержано кивнул. — Думаете, это по наши души? — Все может быть. — Я рассказала мистеру Грину правду. Об отце. Мистер Ву снова кивнул. Казалось, это его нисколько не удивило. Сехун напряглась. Она ждала иного ответа. — Вы ничего не скажете? — А что я могу сказать? — Он поднял на нее глаза. Они покраснели от усталости и сухого степного ветра. — Ты уже это сделала. Я не могу этого изменить. — Но вы не злитесь? — Нет. — Он вздохнул и потер лицо огромной ладонью. — Кай — достойный человек. Ему можно доверять. — Вы не боитесь, что он нас предаст? — А какой ему с этого толк? — Он ненавидит моего отца. — Он не настолько мелочный. — Мистер Ву смотрел на нее укоризненно. — Если уж доверяешь человеку свои тайны, то, будь добр, поверь в его честность и добропорядочность. Для начала. Ты ведь не настолько глуп, дружок, чтобы рассказывать о себе первому встречному. Сехун поджала губы и сунула ладони под ляжки. Пальцы ее бесконтрольно подрагивали. Вся она — от кончиков волос до подушечек пальцев на ногах — дрожала, и это была та дрожь, от которой очень сложно избавиться. Она буквально врастала в кожу и мышцы, пробирала до костей и не оставляла места спокойствию. Это была дрожь души, и Сехун могла лишь гадать, что стало ее причиной. Мистер Ву попросил разбудить его на закате, сказал — у него дело, и лег спать. Кровать в комнатенке была одна, узкая и скрипучая. От одеял пахло сыростью, а в матраце водились клопы — Сехун была в это уверена, — но мистер Ву заснул мигом, и сон его был здоровым и крепким. Сехун перебралась к крохотному оконцу и, глядя на двор, запруженный лошадьми и подводами, так до самого вечера и просидела. Странный тип больше не показывался, а вот мистер Грин пару раз попадался ей на глаза. То с малолетним конюшим поболтает, то с доктором Джуном помолчит. Сехун невольно замирала, глядя на него, и вспоминала жар его ладоней на своем затылке и твердость плеча под щекой. От этого в груди тоскливо ныло, а живот сводило судорогой. Кончики ушей пылали, и Сехун терла их беспощадно, но это не помогало. Проснувшись, мистер Ву приказал Сехун запереть за ним дверь и, толком не одевшись, ушел. Сехун дождалась, когда его длинная фигура возникнет в затопивших двор сумерках, и выскользнула в коридор. Кенти и Коко, как она и предполагала, нашлись на конюшне. Сехун показала им две банки тушеного тунца, и они, стараясь не попасться на глаза хозяину двора, пробрались в комнату Сехун. Коко проглотила свою порцию, не жуя, и взялась кормить Ноготка яблоком. Кенти ела неторопливо, смакуя каждым кусочком. Пища ей явно доставляла удовольствие, и каждый ее прием превращался в своеобразный ритуал. Сехун хотелось знать, о чем она думает, раскатывая по языку жирное рыбье мясо, но не представляла, как об этом спросить, и потому молча пододвигала к Кенти жестянку и указывала на лежащий на полотенце хлеб. Сехун было спокойно и очень хорошо в компании Кенти и Коко. С ними она могла не притворяться. Если они и знали ее тайну, то не считали должным с кем-то ею делиться. Они вообще мало говорили, все больше шептались между собой на своем гортанном кэддо и обменивались знаками. Знаки Сехун понимала, и осознание того, что она хотя бы отчасти причастна к их разговору, делало ее счастливой. Коко, наигравшись с Ноготком, свернулась у Кенти под боком в маленький смуглый калачик и, сложив ладони под щекой, уснула. Сехун укрыла ее сюртуком мистера Ву — он был огромным, как плед, и таким же теплым — и поманила Кенти к окну, в который проникал последний свет уходящего дня. Они сели каждая у своего края и устремили взгляд в небо. Сехун заметила, как вспыхнула и замерцала первая звезда и шепнула: — Загадай желание. Кенти зажмурилась и, поведя плечами, будто бы ей стало зябко, улыбнулась улыбкой, которая говорила, что ее желание уже исполнилось.