Раненое сердце

Новая комната первое время пугала Тома до нервного тика. Стоило проснуться и увидеть над головой полупрозрачный полог с бабочками и цветочками, как от ужаса хотелось зажмуриться, а когда взгляд цеплялся за шторы в рюшиках и бантиках и светильник, который изображал цветы, внутри все холодело. Все вокруг было таким ненастоящим, как будто дури нюхнул и у тебя в голове единороги блюют радугой и срут бабочками… Ему такое виделось однажды, когда ему в стакан с компотом сыпанули дряни. Тогда тоже все вокруг стало ярким и красочным, и всякие мимишности вокруг, и люди все стали красивыми и добрыми… Теперь каждое утро Том уговаривал себя, что это все на самом деле, а не бред обдолбанного нарика. Он на самом деле живет в комнате, похожей на кукольный домик, и это не бред и не наведенный глюк, это все на самом деле. От тихой истерики по утрам спасал заяц, его можно было потискать и он был настоящим. Том просыпался от шума воды в соседнем помещении, это Ран принимал душ после пробежки. Том быстренько переодевался, заправлял кровать и спускался вниз поставить кофеварку и приготовить завтрак. А потом были занятия в училище. Том выходил из дома вместе с Раном, который провожал его до межуровневого лифта, а потом альфа отправлялся в свой институт. У лифта на третьем уровне Тома уже встречали Намир и Энди. Занятия в училище были тяжелыми, особенно для Энди, он порой записывал лекции чисто механически, а Том уже дома восполнял ему недостающие знания, чтобы Энди начал понимать, о чем там идет речь. Но Энди был готов заучивать все непонятное с отчаянным упрямством. Он прекрасно понимал, что ему выпал тот самый «второй шанс», который бывает отнюдь не у всех, и за свое счастливое будущее Энди сражался в первую очередь сам с собой. Было очень тяжело избавиться от старых привычек, от въедливых словечек и ругательств, которые сыпались из него, стоило ослабить контроль. Энди очень хотел выглядеть респектабельно, и не только с первого взгляда, когда люди видели качественную и дорогую одежду, но и позже, предположим, после разговора с ним. В группе к двум непонятным омежкам относились весьма настороженно. Как бы Энди ни пытался забыть и задвинуть в закоулки памяти босяцкое воспитание и манеры с мусороперерабатывающего завода, но порой седьмой уровень прорывался из него в самых неожиданных ситуациях. Он теперь носил шарфик на шее и ждал очереди у хорошего косметолога, чтобы свести остатки неприжившихся меток. Когда россыпь альфьих зубов рассмотрели сплетники в группе, то на Энди попытались навесить кличку «шлюшка», но Энди по старой памяти полез на разборки с фифами и разбил пару манерных носов с пояснением, что если ему попробуют даже шипеть в спину подобное, то носы будет выправлять травматолог и не факт, что перебитые хрящи срастутся, как прежде. Поэтому Тома и Энди какое-то время все игнорировали, но в последнее время Энди на своей страничке выложил слезливую историю, как сиротку с седьмого разыскали ОЧЕНЬ обеспеченные родители и в скором времени официально признают, как наследника. Том скептически отнесся к подобному демаршу, но на обычную байку приютских неожиданно повелись одногруппники. Теперь с Энди пытались подружиться, а тот делал таинственное лицо, и стоило заговорить о семье, как он многозначительно замолкал, тем самым подстегивая фантазию домашних мальчиков. Статус самого Тома тоже был весьма неоднозначным. Все любопытные очень быстро разнюхали и про Рана, и про Лекси, и про то, что Том живет с наследным принцем (ну конечно, они вместе! Разве можно устоять перед таким альфой?). Но сам Том старательно отмалчивался на все расспросы, а если на него слишком уж наседали, то тут вступался Энди и быстро отваживал всех любопытных. Но при этом выложив на страничку Тома фоточки его в клубе с Раном, и на свадьбе Аэрина, когда свадебный фотограф семейства Динлохов прислал несколько фотографий на память в красивых рамочках. Например, фото Аэрина и Роберта со свадьбы, а рядом стояли Ран и Том, или в присутствии младших омег МакГрегоров, которые весьма по-родственному обнимали его и изящно позировали на камеру. Или с молодыми альфами из очень состоятельных семейств. Том повесил эти фотографии на стене в своей новой комнате, а Энди с удовольствием переснял их и выложил на страничку Тома. Сам Том не заглядывал туда какое-то время, пока к нему не стали приставать одногруппники с пожеланиями подружиться и, главное, чтобы он познакомил их с такими «сладкими женихами». Том порычал на Энди и удалил свою страничку, но дело было сделано, и на Тома теперь смотрели как на самого скрытного и таинственного омегу, который якобы прячется от богатой родни, и вообще, с этими непонятными омежками, такими противоречивыми и таинственными, теперь хотели дружить поголовно все! Энди тем временем штудировал учебники по этикету, учился пользоваться столовыми приборами. По выходным, пока Том вместе с Раном пропадали на ненавистном ему седьмом уровне, занимался с репетитором, пытаясь научиться говорить правильно и не глотать окончания слов, как принято на седьмом, и вообще, по совету репетитора стал читать классическую литературу, произнося диалоги вслух, чтобы вырабатывать дикцию и привычку говорить красиво. Репетитор еще оставил список стихов, которые стоило бы выучить, чтобы можно было вставлять цитаты при случае, но у Энди голова пухла от специальной литературы и на стихи просто не оставалось ни сил, ни памяти. Все было хорошо и понятно, пока однажды поздно вечером на телефоне Рана не прозвучал очень тревожный звонок. Ран побледнел, когда увидел номер, но сразу отозвался. - Забери меня отсюда, - бледный Лекси, казалось, был на грани обморока, - я не знаю, где нахожусь. Найди меня. Ты еще не выбросил ту программку поиска? Я включаю маячок, Тигренок… Ран сорвался в ночь, едва не снеся дверь с петель. Том сложил конспект, который Ран обсуждал с Олафом, извинившись перед альфой, отнес конспект в комнату Рана. Он специально оставил открытой дверь в ванную, чтобы услышать, когда Ран вернется, но тот не вернулся ни ночью, ни утром. Том ждал его на завтрак, но потом сам отправился на занятия. Намир, недовольно двигая бровями, сообщил, что Лекси «было плохо» и Ран сейчас с ним в какой-то больнице. Что же произошло, Тому рассказал пронырливый Энди, узнав из тех же соцсетей. Селебрити из тусовки выложили запись, как Ран прорвался в загородное поместье, в котором гремела грандиозная вечеринка «только для своих», и унес на руках потерявшего сознание Лекси. Одни утверждали, что у Лекси был передоз, а другие уверяли, что у омеги был выкидыш, и в доказательство этого демонстрировали кровь на кресле. Но история заканчивалась в закрытой больнице, куда Тигран привез омегу. Туда не пускали никого, кроме родственников, и даже «того самого режиссера» развернули от ворот, отказываясь выдать ему даже минимальную информацию. Вездесущие журналисты дождались появления в больнице приемных родителей и сводного брата Максимильяна, но неожиданно для всех Лекси из больницы уехал с Тиграном в отель, где альфа снял двойной люкс и поселился вместе с омегой. Журналисты не смогли пробиться в отель, но кто-то из служащих отеля продал внутреннюю запись из коридора отеля, где Тигран достаточно жестоко избил «последнего бойфренда своего истинного омеги». Тут же появились запись из клуба, где Тигран набросился на Джилбоя, и старая запись драки на балу дебютантов, которая неизвестно как попала в руки прессы. Желтую прессу порвало в лоскуты от радости долгожданной истории и все только и обсуждали, что же это было? Победа первой любви, которая остается самой значимой для каждого человека? Воссоединение истинной пары вопреки всему? Лекси наконец одумался, принял любовь крайне положительного альфы и после всех своих скандалов наконец обрел тихую заводь? Или воспользовался безопасным и проверенным «запасным аэродромом» в лице Сабахского принца? Про Лекси и Тиграна писали во всех газетах и журналах. Все со смаком перебирали прежние развлечения Лекси и в противовес ему рассказывали о Тигране, который, по словам вездесущих журналистов, был чуть ли не новым святым. Альфа был безупречен, долгое время занимался благотворительностью. Журналисты выкладывали множество интервью из больницы на седьмом и с множеством волонтеров, с которыми он бывал в различных спасательных миссиях. Сюда же приплели и недавнее происшествие на побережье, когда он спас омегу. Блондинистый студент с придыханием рассказывал, какой Ран герой и как он самоотверженно рисковал своей жизнью, спасая его. И что беды можно было избежать, ведь он предупреждал всех об опасности. Журналисты нашли фото с последнего выезда Рана, и даже запись, когда он перевязывал кого-то из пострадавших и помогал переносить носилки с трупами. Журналисты пытались пробиться к Тому, но его охраняли от излишнего внимания то Намир, то Энди, который без предупреждения бил любого, кто пытался лезть к его другу с излишним любопытством. Даже одногруппникам запрещалось приставать к Тому со своими вопросиками и «переживашками по дружбе». Каждый в группе хотел поддержать приятеля, у которого любовник (ну, конечно же, а как иначе, они ведь жили вместе) ушел к истинному омеге и первой любви. Том давно понял, что объяснять людям, что все не так, как кажется, совершенно бесполезно, они все равно уже все решили и слышат только то, что сами хотят, и поэтому помалкивал, не говоря ни да, ни нет. Но даже этого молчания зрителям было достаточно, одни пытались поддержать, а другие неприкрыто злорадствовали по поводу ухода «сахарного принца». В субботу Том позвонил Рафику и уточнил, будет ли он в больнице, если Ран не приедет, и настоял, что назр Тиграна надо продолжить, даже если сам наследник в ЭТИ выходные в больнице не появится. Рафик даже замолчал, выслушав подобное заявление, а потом выдал, что он организует воскресное питание возле больницы, пока САМ Тигран не скажет, что назр исполнен. И передаст всем желающим студентам, что они могут приехать на бесплатную практику в больницу. А потом Том озадачил Намира, что собирается отправиться на седьмой вместо Рана, вернее сказать, он отвезет на седьмой чемоданчик альфы, на случай, если тот туда приедет. Намир пошевелил своими бровями и сообщил, что тогда он позаботится о шоколаде и печенье для детей, чтобы все было, как обычно. В воскресенье утром Намир даже сам зашел за собранным и сосредоточенным омежкой и сопроводил его до седьмого. Том нес в руках чемоданчик Рана, и только сурово сверкнул глазами на Намира, когда тот хотел забрать его. Намир, как обычно, занял свое место на охране входа в больницу, и день прошел, как обычно, за тем лишь исключением, что Рана не было с молодыми бетами, студентами с Сабаха. Один из бет показал Тому, как правильно пользоваться вакуумным шприцем, и они вдвоем делали уколы мальчишкам и даже нескольким взрослым омегам, которые позарились на шоколад и печенье. Том каждый день в качестве демонстрации позволял, чтобы ему тоже делали такие уколы, чтобы новенькие не сомневались, что уколы безопасны, а подарки за них дают не в качестве оплаты, а как поощрение, чтобы они пришли еще раз. Хотя сама идея подарка без подвоха для седьмого уровня была достаточно необычной. Том бы и сам раньше не поверил, что могут сделать хоть что-то хорошее за просто так, и еще дать за это подарочек… Ран не отзывался, и только Намир знал, что происходит, но предпочитал помалкивать и недовольно морщился, когда у него пытались узнать, что с Раном. А о самом Ране пришло сообщение поздним воскресным вечером. Журналисты выложили несколько фото, как Тигран под руку с Лекси приехали в оперный театр на премьеру какой-то постановки и их приняли в большой ложе, там, где располагалось семейство Кантарини. Том внимательно рассматривал выложенную запись, там Лекси сидел на кресле возле Теодора и разговаривал с отцом-альфой, Домиником, а за его креслом стоял Тигран в строгом фраке и разговаривал о чем-то с Максимильяном. Альфы над чем-то смеялись, и все семейство делало вид, что Лекси в театре – обычное явление, хотя, по наблюдениям всезнающих селебрити, Лекси не появлялся в театре уже больше десяти лет. Все сразу стали делать прогнозы о возвращении блудного сына в семью и даже, более того, в понедельник Лекси вернулся в большой особняк Кантарини и его у парадного входа встретил Теодор, обнял и завел в дом. Пронырливые папарацци засняли встречу блудного сына при помощи дрона, а потом разразились сиропными статьями о возвращении в семью и благотворном влиянии истинной половинки. Том ждал, что Ран вернется в домик в кампусе, но альфа продолжал жить в снятом люксе, и вместо занятий в институте сопровождал Лекси во время всех его встреч. И встреч у Лекси было много. Папарацци не пропускали ни одного шага Лекси, ожидая новой выходки, но омега вел себя безукоризненно. Он ездил к врачам и психоаналитикам, встречался с родней и посещал благотворительные ярмарки и вечеринки. Лекси даже внешне изменился, стал более сдержанным и в одежде, и в манерах. Прошла неделя, Том занимался в училище, а по вечерам помогал Энди. А когда наступила суббота, опять разговаривал и с Рафиком, как старшим в общине Сабаха, и с Намиром, как начальником охраны, по поводу помощи больным на седьмом. Рафик недовольно поджал губы и заявил, что больше не будет кормить нищих горячей едой, все равно от них даже слов благодарности не услышал, но так и быть, пришлет туда в эти выходные бутерброды, и это все, на что Том может рассчитывать без Рана. Намир был так же невозмутим. Ран отказывался от охраны сам, но Намир отвечает за безопасность общины, и поэтому пошлет охрану в больницу в воскресенье, пока студенты с Сабаха будут помогать в выходные дни. Том проверил счет на своей карточке и попросил Намира купить шоколад и печенье, но альфа только фыркнул и отказался брать карточку омежки, но при этом уверил, что сделает все необходимое. Так и случилось. В воскресенье Том нес медицинский чемоданчик Рана, но при этом уже не стеснялся пользоваться его содержимым – и вакуумным шприцем, и ампулами с медикаментами. Он ждал, и каждый раз, как открывалась дверь, смотрел на нее с надеждой увидеть улыбчивого Рана, но альфа так и не появился. Энди дождался, когда вечером воскресенья Намир приведет уставшего Тома, а потом продемонстрировал записи, как Ран с Лекси были сегодня на джазовом фестивале. Как они ели мороженое под вспышками папарацци и танцевали в свое удовольствие. Том пожал плечами и философски заметил, что они идеальная пара, и чего бы ни было раньше, но сейчас вполне счастливы вместе, и он может только порадоваться за Рана, наконец он получил того омегу, которого любил и любит. И это прекрасно. - Значит, пока Ран будет танцевать в выходные, ты будешь торчать на седьмом и вкалывать вместо альфы? - Ну, я там не вкалываю вместо Рана, - Том почесал пластырь на плече от укола витамина, - у меня нет такого опыта, как у него. Я могу только делать уколы, и пока у меня еще остались ампулы, я собираюсь туда ездить. И это не ради Рана, а ради тех людей, кому действительно нужна помощь. Вспомни себя маленького, лично я ради шоколадки был согласен на все. Получить целую шоколадку для нас было настоящим счастьем. Да я до сих пор радуюсь возможности зайти в кондитерскую и заплатить за любую вкусняшку. Эти витамины действительно помогают. Я смотрю на мальчишек, которые туда ходят постоянно, они за эти несколько месяцев реально окрепли и подросли. А еще, я по себе сужу. Волосы стали гуще, и кожа стала чище. Губы перестали трескаться, а локти шелушиться. Тебе тоже стоило бы колоть эти витамины по системе. Хочешь? - Нет, спасибо, - Энди прижался к Намиру и потерся об него, как кот, метящий территорию, - у меня есть личный витамин «А» и мне этого хватает. Намир довольно рассмеялся, и удостоверившись, что с Томом все в порядке, утащил Энди, счастливо посверкивая глазами. Том порадовался за друга и залез в холодильник, чтобы найти, чем перекусить перед сном. - Том, ты не в курсе, Ран бросил институт? - Олаф подождал, пока омежка отрежет кусок сыра на бутерброд, - у меня спрашивали, как у его соседа по домику, что происходит. А я не знаю, что сказать. Я заходил в его комнату, там вроде все вещи на своих местах и планшет с заданием в комнате. А еще, в комнате сильно пахнет не то ладаном, не то миррой, чем-то церковным. - О… - растерялся Том, а потом подумал о котомке сестры Мари, - наверное, что-то в сумке сестры Мари открылось. Она была монахиня, может, она возила с собой что-то такое. Можно, я чай допью, и мы вместе посмотрим, я не очень понимаю, что там к чему. - Хорошо, - Олаф кивнул и с интересом смотрел, как Том торопливо запихивает в себя бутерброд, - да ты не торопись так, я подожду. А как ты сам? - Олаф растерялся, увидев непонимающий взгляд омеги, - ну, в смысле, как ты сам? Рана уже две недели нет, у тебя деньги-то есть? Может, подкинуть на питание или еще на что-нито? - М-м, нет, но спасибо, что спросил, - Том засунул в рот последний кусочек хлеба и запил чаем, - у меня все хорошо, и денег на карточке с запасом, хоть на полгода! Чесслово! И потом, Энди рядом, он в случае чего поможет, не переживай. А теперь пошли, посмотрим, что там может так пахнуть в комнате Рана? Я тоже слышал приятный запах, но как-то не задумывался… Том с Олафом поднялись в комнату к Рану. Том оглянулся по сторонам, он убирался в комнате пару дней назад, все вещи так и стояли на своих местах, как он оставил. Сумка Мари лежала на полу рядом со свернутым ковриком для намаза и от нее определенно пахло чем-то сладким, почти цветочным, но не приторно и поэтому не противно. Том положил котомку на стол и развязал горловину. Внутри лежало сменное платье, пара трусов и носки, книжка с молитвами, фонарик и маленькая деревянная икона. Том ее прекрасно помнил еще с тех пор, как они вместе жили на побережье. Она тогда стояла на столе или на подоконнике, и Мари, когда молилась, всегда смотрела на нее. На иконе была краской нарисована женщина в странных одеждах, она прижимала к себе ребенка с печальным лицом. Как будто они сейчас должны были расстаться и поэтому грустили. Икона была темной, с отбитой по краям краской, открывавшей деревянную основу, на которой все и было нарисовано. На удивление, но сейчас икона была как будто в масле, и пахло именно от нее. - О-о, - удивился Олаф, - я о таком слышал, но не видел. Икона мироточит. Вот это масло, которое пахнет так приятно, это миро. Его используют в храмах на некоторых службах. - И что теперь с ней делать? - Том растерянно держал икону в руках. - Ее следует отвезти в храм, - Олаф потрогал пальцем икону и с удовольствием принюхался к маслу на пальце, - ты говоришь, что икона принадлежала монахине-подвижнице? Надо обязательно отдать ее людям. Ран мусульманин, и она ему точно не нужна. Не дело, чтобы она лежала в сумке, как ненужная вещь. Не можешь отнести сам, давай я отнесу в храм и передам священнику. В столице большой квартал, где собраны все храмы. К какой конфессии принадлежала монахиня? - Чего? - растерялся омежка, - не знаю. А их что, много? Но я знаю, в каком монастыре сестра Мари начинала! Мы с Раном собирались отвезти туда вещи сестры Мари вместе с ее прахом, но тут… - Том прикусил губу не желая рассказывать лишнее Олафу, - одним словом, Рану сейчас не до нас. - Не стоит оставлять мироточащую икону просто среди вещей, - Олаф покачал головой, - если Ран не может, давай я с тобой поеду, куда надо. Или могу сам слетать, если далеко. Только объясни подробнее, что и где. - Я лучше Рану позвоню, - Том завернул икону в платье сестры Мари, - ничего с иконой не случится за пару дней. Сестра Мари сама так заворачивала икону, когда надо было отправляться дальше. Она мне рассказывала, да я и сам видел… - Пообещай, что если Ран не сможет, то мы вдвоем отвезем ее хотя бы в столичный квартал с храмами, - не сдавался Олаф, - а лучше, позвони при мне. Я не хотел бы, чтобы икона пропала… Том засунул вещи монахини обратно, и только завязав котомку, набрал номер Рана. Альфа ответил почти сразу. Увидев Тома, Ран улыбнулся и спросил, что произошло. Том сразу рассказал об иконе, о запахе и миро. Напомнил, что они собрались отвезти прах сестры Мари в монастырь, где монахиня начинала, и что икона сама торопит с поездкой. Олаф вмешался в разговор, подтвердив, что это не шутка и не дело оставлять мироточащую икону в углу комнаты, это оскорбление для его веры. - Хорошо, - Ран задумался, - я договорюсь с Робертом Динлохом, чтобы он нас отвез на своем Гранатовом Драконе туда и обратно. Дай мне час, я перезвоню. Пока Том уговорил встревоженного Олафа попить кофе, Ран действительно перезвонил. Он сказал, что они поедут в среду, и если Том хочет присоединиться, то пусть отпросится в училище. Олаф попросил разрешения присоединиться, и Ран сообщил, что приедет часам к девяти утра. На том и простились. Том все это время рассматривал Рана. Альфа выглядел уставшим и сосредоточенным, как на развалинах, хотя, возможно, это было из-за связи… * В среду Олаф вместе с Томом не торопясь завтракали, когда в домик зашел Ран. Он поздоровался со всеми и зашел в свою комнату, чтобы достать из сейфа прах сестры Мари. Олаф сам нес котомку монахини и предвкушал интересную прогулку. Машина Роберта уже поджидала на парковке, и он, стоя возле машины, помахал рукой, подзывая ближе. Машина сразу нырнула в транспортный поток, чтобы выехать за пределы мегаполиса. Стоило оказаться за городскими кварталами, как Гранатовый Дракон мягко качнулся на антигравах и почти вертикально стартанул в небеса. Том, открыв рот, прилип к окну. Это было интереснее, чем на самолетах, и мягче, чем в транспортном модуле волонтеров. У Роберта был большой опыт подобных перелетов и он уверенно вел свою машинку. Хотя достаточно скоро смотреть в окно стало совсем неинтересно. Машина мчалась слишком высоко над Землей, и кроме туч и невнятных квадратиков поселений было совсем ничего не разобрать. Том отлип от окна и только после этого прислушался к разговору. Олаф с азартом рассказывал о канонах веры. Например, на его планете было не слишком много христиан. У «рыбьих пастухов» было распространено язычество и поклонение старым богам, например, Посейдону. Олаф, размахивая руками, рассказывал о праздниках и обычаях. В его общине было много христиан, но это не мешало приносить рыбу в жертву Посейдону перед дальней дорогой или ответственным делом. Том в это время рассматривал Рана. Тот на самом деле выглядел уставшим и каким-то «замороженным», по крайней мере, он не улыбался, как прежде и, казалось, о чем-то все время тяжело думал. Том сидел тихонечко в углу машины и старался не привлекать к себе внимания. Ему было достаточно сидеть рядом и слушать умных людей. Роберт тоже рассказывал что-то интересное, но Том его почти не слышал. Рассматривать ухо и скулу Рана было намного интереснее. Вскоре Дракон начал спускаться, и Роберт стал расспрашивать Рана о побережье и где искать монастырь. Том опять прилип к окну. Ран командовал, куда лететь, и правда, вскоре показалось побережье и дорога, уходящая куда-то в горы. Машина Роберта рыкнула двигателем, опустилась с антигравов на колеса и вскоре интеллигентно порыкивала, взбираясь по горному серпантину ввысь. Они почти проехали мимо монастыря. Том так вообще был разочарован его входом. Он рассчитывал, что будет что-то помпезное, красивое, а здесь, если бы не фонарь над входом, то они проехали бы мимо простых деревянных дверей. Серых от солнца и ветра и даже без ручки! Две ступеньки перед закрытыми дверьми и даже никакой таблички, что это такое. Только сбоку было маленькое окошко с синей крашеной ставенкой, и все… Ран выбрался из машины и постучал кулаком в закрытую дверь. Никто не отозвался. По указаниям навигатора, это был именно монастырь. В горах поблизости никаких других строений не было. Была еще гостиница, но она была с другой стороны горного склона, поэтому ошибки быть не могло, так что размять ноги выбрались все. Олаф, не удержавшись, постучал в закрытые ворота, но только глухое эхо отозвалось в ответ. - А телефона у них нет? - Ран рылся в справочной службе на коммуникаторе, - сестра Мари говорила, что у них была какая-то эпидемия, вдруг они уехали? Или, не дай Аллах, все умерли? - Кто здесь шумит? - раздалось из окошка, - спаси Господи, кто здесь? - Мы привезли прах сестры Мари, - Ран вышел вперед, - она родилась в этих краях и говорила, что хотела бы вернуться в этот монастырь. Теперь она умерла, и мы привезли сюда ее прах и вещи, чтобы вы сделали все, что положено. - Сестра Мари преставилась? - над головой ахнули, - я сестра-вратница*, пойду сообщу матери-настоятельнице об этом и о вашем визите. Ждите. Крашеные створки окна закрылись и все опять стало тихо. Только деревья шелестели листвой и птицы пересвистывались. - Ну, хотя бы мы теперь знаем, что это и вправду монастырь, - Роберт открыл дверь и сел на сиденье, - я, пожалуй, не пойду с вами, монастырь женский и не хотелось бы смущать монахинь. Но я вас подожду столько, сколько потребуется. - А я пойду, - Олаф расправил плечи, - мне интересно, чем все закончится. - Я тоже пойду, - Том смущенно похлопал себя по карману, где лежали записка и крестик, - мне надо кое-что сделать. - А мне пойти придется, - Ран пожал плечами, - я был знаком с сестрой Мари достаточно давно, и потом, это я забрал ее прах и не дал его захоронить в стелу погибших при землетрясении. И, взяв обязательства, надо довести их до конца. Им пришлось ждать достаточно долго, но наконец ворота были открыты и крепкая женщина в глухом платье и платке махнула рукой, приглашая зайти внутрь. Монастырь был вырублен в скале, но при этом изнутри оказался достаточно просторным. В кадках стояли цветы и карликовые деревья, и свет заливал все вокруг. Том крутил головой, осматриваясь, и при этом старался не отставать от альф. Вратница* вела по переходам и коридорам и наконец остановилась напротив тяжелых деревянных дверей, где гостей дожидалась мать-настоятельница. Том, когда увидел настоятельницу, понял, почему о ней с таким придыханием говорила сестра Мари. Мать-настоятельница казалась ожившей статуей, вырубленной из камня, предположительно мрамора. Суровая, с пронизывающим орлиным взором и лицом без возраста. Ей могло быть с одинаковым успехом и тридцать, и шестьдесят. Она царственным жестом предложила присесть на стулья напротив и положила руки на стол в ожидании истории от своих гостей. Лично у Тома язык к небу прилип, и если бы ему надо было рассказывать, то он долго бы вспоминал, как именно надо извлекать звуки из горла. Он-то считал, что все монахини, как сестра Мари, добрые и улыбчивые, а рядом с этой мраморной глыбой руки начинали мерзнуть и казалось, что стоит открыть рот, как из него полетят снежинки. Но на Рана, похоже, вся эта суровость не произвела должного впечатления, а может, он был к такому привычен... Ран, так и держа котомку монахини на коленях, начал издалека. Он стал рассказывать, когда встретился с сестрой Мари впервые, и постепенно, от одной спасательной экспедиции до другой, рассказывал, как они подружились и помогали друг другу. Он рассказал, как встретились этим летом неподалеку отсюда, и в то же время Мари рассказала, что знает, что ее кончина будет скоро, и выразила желание, чтобы ее останки были похоронены именно в родных местах. Когда речь дошла до последней встречи и гибели, Ран очень корректно сообщил, что сестра Мари погибла, спасая человека, и что ее пришлось кремировать, поскольку жаркий и влажный климат не позволял хранить тело, как таковое, и поэтому кремировали всех, вне зависимости от вероисповедания, чтобы обезопасить живых. После этого Ран поставил на стол перед матерью-настоятельницей котомку, из которой достал урну с прахом, и оставил открытую сумку перед монахиней, чтобы не рыться в чужих женских вещах. Олаф сразу подал голос, рассказав, что икона в сумке начала мироточить, и поэтому они поторопились привезти ее в монастырь. Монахиня осторожно достала из сумки благоухающий сверток. Платье было в пятнах масла, но увидев это, монахиня не рассердилась, а с благодарностью поцеловала и икону, и ветхое платье своей сестры по вере. - Я благодарю вас, что вы привезли прах нашей сестры в родной монастырь, - мать-настоятельница говорила глубоким низким голосом с бархатными обертонами, - жалко, что не было возможности привезти тело, и вдвойне жаль, что вы не привезли ее прах сразу же и мы не могли произнести прощальных молитв в нужное время, но… - монахиня пожала плечами, - на все воля Божия, и я могу только поблагодарить вас, что вы позаботились о ее прахе и памяти как таковой. Также благодарю, что привезли ее икону обратно в монастырь, где ей будет лучше всего. - Монахиня посмотрела на замерших людей и произнесла с намеком, - я могу отблагодарить вас чем-то еще? - Нет, - Ран встал со стула, - сестра Мари всегда будет в моей памяти, как святой человек, и я буду рад, зная, что ее последняя воля исполнена и она вернулась домой. - А можно посмотреть монастырь? - Олаф встал следом за Раном, - никогда не был в действующем монастыре. Надеюсь, мое любопытство не смутит ваш покой? - Нет, - монахиня позвонила в медный колокольчик, и когда на ее зов пришла другая монахиня, попросила ее показать гостям монастырь. - А можно попросить вас кое о чем? - Том достал из кармана записку и крестик. Ран увидел это и кивнул омежке головой. - Я подожду тебя на улице, не торопись и будь здесь столько, сколько понадобится. - А после поклонился монахине и добавил, - разрешите оставить вас. Я не буду мешать вам своим присутствием и еще раз благодарю за все. Ран после этого вышел из комнаты, следом за ним ушел Олаф, вслед за монахиней, которая начала ему рассказывать о строительстве монастыря и святых, которые ему покровительствовали. Мать-настоятельница выжидающе посмотрела на смятую бумажку в руках омеги, и Том наконец решился. - Сестра Мари погибла, спасая меня! Я впервые был в таком месте и не знал, какие странные звуки могут издавать наполовину разрушенные дома. Я думал, там плачет котенок, а это скрипела арматура, раскачиваясь на ветру. Сестра Мари откинула меня в сторону, а сама не успела отскочить, и ее привалило бетонным блоком. Я не хотел, чтобы так получилось, но я благодарен ей за то, что она спасла меня. - Ты чувствуешь себя виноватым? - мать настоятельница склонила голову к плечу, рассматривая печального подростка, - хочешь утешения? - Нет, - Том вздохнул и поднял подбородок, - я уже поговорил с психологом на эту тему, я, знаете ли, посещаю его дважды в неделю после попытки суицида. Но это другая история. Я встретил сестру Мари впервые этим летом на побережье. Она научила меня плавать и делать очень вкусные пирожки. А когда я вернулся домой после того, как… после того, как все закончилось, я нашел в своем кармане записку и подарок. Том положил на стол записку и крестик. Монахиня внимательно прочла записку и покрутила в пальцах деревянный крестик, а после этого посмотрела на омегу, ожидая продолжения разговора. Том набрал воздуха и выдал: - я хотел бы креститься. - Крещение – это серьезный шаг, - монахиня отодвинула к омеге записку и крестик, - все не так просто, как, возможно, тебе кажется. Это не просто повесить украшение на шею, это намного серьезнее. Для начала, я должна тебя спросить, веришь ли ты в Господа? - Ну, - Том задумался, - я верю, что должен был погибнуть не раз, но я до сих пор жив, а это значит, что кто-то за мной присматривает и я кому-то нужен. Почему-то другие люди помогают мне и защищают, это ведь не просто так? Я знаю, что Мари хотела бы меня крестить, и я думаю, что это правильно. - Таинство Крещения – не юридическое примирение с Богом, не посвящение, приобщающее к какому-то сокровенному знанию. Таинство Крещения есть привитие веточки к Древу Жизни, ко Христу. Родиться заново, свыше, войти в тесное благодатное единение с Господом.** Том спрятал записку в карман, а крестик положил перед собой, ожидая продолжения разговора. Монахиня посмотрела на сосредоточенного паренька, а потом покачала головой. - Нет, я не дам разрешение на твое крещение. Ты совершенно не готов даже к оглашению. Только младенцев крестят без всяких условий. У них есть для этого крестные родители. Они будут присматривать за малышом и наставлять его в вопросах веры, но ты не дитя, и просто желания для тебя мало. Тебе надо узнать о вере, о правилах поведения, постах и покаянии, и много еще о чем. Мало просто верить в Бога. Бесы тоже в него верят. Со страхом и отчаяньем. А человек должен верить с радостью и благодарностью. И, кроме этого, верующий должен знать хотя бы три молитвы наизусть. Так, чтобы прочесть их в минуту печали и радости, не спотыкаясь в словах. Нет, пока ты не будешь готов, я не дам разрешения даже на оглашение. Том смотрел на монахиню с обидой, он надеялся, что вернется домой уже крещеным и сможет… сможет, как сестра Мари, читать молитвы, шевеля губами, и чтобы на душе было светло и радостно, как тогда на побережье… он совсем не ожидал, что ему откажут, и сейчас почему-то почувствовал себя так, как будто его обворовали. - Ты ведь учишься? - монахиня увидела, как искренне расстроился подросток и попыталась его поддержать, - приезжай к нам в монастырь на летние каникулы. Поживешь у нас, а мы расскажем тебе о вере и поддержим тебя в этом благом начинании. А к осени, глядишь, мы и объявим тебя в оглашенные, а месяца через три и крестим тебя. Вот будет радость! - М-м… - Том прикусил губу, чтобы не расплакаться, - я попытаюсь приехать сюда летом… - Подожди, я дам тебе пару книг. Ты их прочтешь, чтобы лучше понимать, что происходит. Монахиня поднялась от стола и взяла с полки несколько брошюр. Там было пособие для верующих о значении поста и молитв, и еще о том, как правильно вести себя в храмах. Том пролистнул их и взял себя в руки, ну да, в словах настоятельницы была своя правда. Чтобы водить машину, тоже надо было вначале научиться, и только потом выезжать на дорогу. Как-то он это упустил… Поблагодарив монахиню, Том поднялся со стула и отправился обратно. По дороге ему попался Олаф, который рассматривал следы резца на стенах. Монахиня что-то увлеченно ему рассказывала, но у Тома настроение совершенно упало, и он прошел мимо, торопясь оказаться на улице. - Так быстро? - Ран удивился, увидев омегу, а потом разглядел расстроенные глаза и прикушенную губу, - что случилось? Тебя обидели? - Нет, - Том мотнул головой, как жеребенок, отмахивающийся от слепней, - я сам виноват, не подготовился, вот мне и отказали. Но ничего, я подготовлюсь, и все получится. - Хорошо, - Роберт протянул омеге булочку и термос с чаем, - перекуси немного. Дождемся Олафа и вернемся домой. Том забрался на заднее сиденье и, размышляя о произошедшем, жевал булочку. Роберт и Ран обсуждали какую-то технику, и Том понял, что наслаждается голосом Рана. Было неудобно признаваться даже самому себе, но он, оказывается, скучал по этому альфе. По его голосу и запаху, а еще по его заботе. Пусть даже он и мог прожить без его опеки, но было приятно, когда хоть кто-то интересовался, поел ли он, не холодно ли, или погнать спать поздно ночью. Стоило Тому дожевать булочку, как из ворот монастыря выскочил Олаф и долго рассыпался в извинениях, что задержал всех со своей импровизированной экскурсией. Роберт сразу же отправил машину в полет, только кроны деревьев мазнули ветками по бокам Дракона. Дорога домой, казалось, была короче и Том с печалью понял, что путешествие закончено и Ран опять пропадет из его жизни. Роберт довез всех до кампуса и простился. Олаф сразу помчался в институт, а Ран решил зайти домой, забрать кое-какие вещи. В доме до сих пор пахло миро, который перебивал все остальные запахи. Том заказал пиццу и пошел к себе забрать планшет. Хотелось похвастаться Рану своими оценками. Ран согласился зайти посмотреть, но в комнате на кровати Тома сидел Лекси и брезгливо рассматривал шторы с рюшиками и кисейный полог на кровати с бабочками и цветами. Увидев Рана за спиной Тома, он перекривился и понимающе ухмыльнулся. - Про бету своего ты мне все рассказал, - Лекси презрительно кривился, - покаялся, а вот про омежку молчал… Что, гарем себе собираешь из местных? - Лекси с презрением посмотрел на Тома и брезгливо передернул плечами, будто стряхивая грязь, - хотя, было бы что… какое убожество. А я и не предполагал, что тебя на малолеток тянет. А ты тот еще затейник, как выяснилось, поселил вот так открыто вместе с собой, таскал с собой дырку, чтобы всегда был под рукой… Какая гадость! И ты еще говорил о любви ко мне? - Он не дырка, - Ран побледнел и отодвинул Тома в сторону, - все не так, как кажется. Он не… - Как трогательно, ты его еще и защищаешь! - Лекси брезгливо кривился, - решай сам: или я, или он. Прямо сейчас! - Лекси! - Ран сделал шаг вперед. - Не прикасайся ко мне! Ты такой же похотливый самец, как и остальные! - Лекси обнял себя за плечи, как будто мерз, - прогони его, прямо сейчас. Кто тебе важен, он или я? Реши уже, кто уйдет, а кто останется… Ран смотрел с отчаяньем, как Лекси делает шажок от него, и еще один. Альфа развернулся к Тому, на его лице была мука, он приоткрыл рот, но так и не издал ни звука. Том попятился от этой боли, ему так хотелось сделать что-нибудь, чтобы Ран не страдал, но похоже, в такой ситуации он мог сделать только одно. - Я ухожу, прощай… Том бросился по лестнице вниз и, схватив куртку, выбежал на улицу.