Раненое сердце

- Для тебя принципиально, где креститься? - Олаф укрыл пледом Таэля, который заснул в гостиной с планшетом, и уселся на соседнее кресло, - да, я понимаю, что монастырь – это очень круто, но зачем такие сложности, когда здесь тоже есть храмы. Я специально узнавал, здесь есть Большой Собор «Всех святых». Он той же конфессии, что и тот монастырь. Но если, например, решишь стать католиком, как я, то я могу отвести тебя во Вселенскую Церковь и познакомлю с очень милым отцом Брауном. Он бы помог тебе подготовиться к крещению и ответил на все вопросы. Зачем тебе идти к посторонним, когда можно пойти к знакомому, который отнесется к тебе, как к родному? Различия в конфессиях есть, но суть веры остается одна. Несмотря на различия, католики, православные, протестанты, квакеры, мормоны исповедуют и проповедуют по всему миру одну веру и одно учение Иисуса Христа. Когда-то человеческие ошибки и предубеждения нас разъединили, но до сих пор вера в одного Бога нас объединяет. - Нет, - Том закрыл вкладку на планшете и почесал голову, - я только разбираюсь в основах Веры. Но она для меня началась с сестры Мари, и крестик она мне подарила. Так что, если и становиться христианином, то только таким, как сестра Мари. - Том задумался, - но, наверное, действительно следует сходить в этот Собор. Может и правда креститься здесь? Я не смогу сам добраться до монастыря, а напрягать всех вокруг с дорогой совсем не хочется… Подскажешь, как к этому Собору добраться? - Я тебя с удовольствием отвезу, - Олаф махнул рукой, - было бы хорошо в воскресенье туда попасть, ты бы побывал на воскресной службе, послушал воскресную проповедь отца Брауна и, может, тебе бы католичество понравилось больше? Но ты в воскресенье опять будешь с Раном? Так что поедем, когда освободишься. Посмотришь на храмы, они все равно все в одном месте собраны. Там, кстати, и мечеть рядом есть, и пагода, и ступа, все, что угодно. Походим там, посмотрим, может, ты решишь стать буддистом? - Олаф! - Том махнул рукой на смеющегося альфу, - я серьезно, а ты шутишь! Олаф беззаботно смеялся, пока Таэль не проснулся и не заворочался. Тут как раз Ран вернулся из института. - Все, последний экзамен в этом семестре сдан! - Ран сбросил куртку в коридоре, - а чего Таэль спит здесь. - Я не сплю, я уже проснулся, - бета довольно потянулся и сел, - я ночью не высыпаюсь, но слава всем богам и буддам, я закрыл свою первую сессию без хвостов! - Молодец, Таэль. Том, а как у тебя дела? - Ран плюхнулся на диван ближе к омеге. - Что ты там на планшете ищешь? Неужели не сдал зачет? - Сдал, - отмахнулся Том,- это я готовлюсь к крещению. Впереди каникулы, как раз свободное время есть, и Энди еще пару дней над головой висеть не будет… - А где он? - Таэль покрутил головой, - я уже привык, что Энди здесь почти каждый вечер, а его и вчера не было. - У него течка, - отмахнулся омега, - так что Намира тоже не увидите еще пару дней. - Рождество на носу, - Таэль потянулся, - будем елку ставить? - Собираешься закатить Рождественскую вечеринку для одногруппников? - Олаф подмигнул Рану, - в прошлом году Альберто устроил такое гульбище, что пришлось потолок отмывать. - Нет! - испугался Таэль, - просто елка с игрушками и гирляндами, чтобы был дух Рождества! А что касается вечеринки, то на Бирюзовой улице живут двое моих одногруппников, вот они и будут делать вечеринку. Меня приглашали… - Таэль смутился и посмотрел на Олафа, - пойдешь со мной? - С тобой с удовольствием, - мурлыкнул Олаф, смутив Таэля еще сильнее. * У Тома никогда раньше не было такого праздника, как Рождество. Ну, если быть до конца честным, то в приюте понятие праздника было очень условное. Просто в обед давали какую-нибудь вкусняшку – пару печений и карамельку, или маленький кексик в блестящей упаковке, а кто-то из воспитателей объяснял, в честь чего угощение. Это мог быть день отца, или день труда, или непонятные праздники вроде консолидации. Никто не объяснял, что это такое, но тогда главным было съесть вкусняшку прямо за столом, на глазах воспитателей, а иначе ее мог отобрать кто-то из старших или более сильных. Но сейчас впервые праздник обрел не просто имя, а значение и смысл. А еще, свою историю. Том впервые понял, что праздник – это не просто день, когда дадут вкусное, а некая веха, которая объединяет прошлое и настоящее и не дает забыть то, что действительно важно. А для Тома этот праздник стал настоящим откровением. Из-за того, что каникулы уже начались, с утра Олаф потянул Тома в храмовый квартал. Таэль увязался за Олафом, как хвостик, а Том уговорил Рана присоединиться к походу. Так вчетвером они и приехали в большой парк, в котором собрали все действующие религиозные постройки. Одно здание от другого отделялось пешеходными дорожками и аллеями высоких деревьев, которые как ширма отделяли один храм от другого. Только вот звуки проникали сквозь листву, вместе с запахами и гомоном голосов, создавая непередаваемую какофонию. В перезвон больших колоколов вплетались маленькие колокольчики буддийских храмов и протяжный речитатив мулл. Запах ладана накладывался на благовония ароматических палочек и дымов из ритуальных курительниц… Еще на подходе к храмовому кварталу стали появляться мальчишки, которые как зазывалы раздавали флаеры и приглашали посетить различные службы и мероприятия. Какие-то храмы проводили благотворительные ярмарки, на которых можно будет купить поделки прихожан, а деньги с них предназначались на различные богоугодные дела. Лысые монахи в оранжевых тогах стояли, как живые статуи, держа в одной руке чаши для пожертвований, а в других маленькие колокольчики. Олаф сказал, что за неделю до Рождества на улицах будут петь рождественские гимны и выступать детские хоры. Но сейчас можно посмотреть на Рождественские вертепы, которые устанавливают возле каждого храма. Олаф, конечно, для начала потащил всех в католическую церковь, знакомиться с отцом Брауном. И поскольку они пришли между службами, то храм стоял пустой и тихий. Том, открыв рот, рассматривал белоснежные мраморные колонны, устремленные вверх, безмятежные статуи, витражи на окнах, ряды деревянных сидений с высокими спинками. Отец Браун оказался невысоким смешливым бетой в черной одежде с длинными полами и высоким белым воротничком. У него были мягкие руки и лучистые глаза. Он со своим мягким смехом и суетливыми движениями казался противоположностью чопорному и строгому храму. Олаф стал о чем-то расспрашивать священника, но Том мягко уклонился от разговора и пошел рассматривать красоты храма. Он был величественный и исполненный собственного достоинства, а витражные окна добавляли изысканности во все это великолепие. Том тихим мышонком проскользнул вдоль стен и вышел на улицу. Следом за ним вышел Ран и с интересом посмотрел на омегу. - Не понравилось? - М-м, - Том замешкался, - понравилось. Красиво, м-м, как в музее… Мы с Энди заходили недавно, чтобы «повысить уровень культуры». Там тоже было так же красиво. Статуи эти… мраморные, ну, ты понял? Ран понятливо кивнул и усмехнулся. Пока Олаф разговаривал со священником, Том пошел рассмотреть вертеп, который был неподалеку от входа. Там стояли восковые фигуры в натуральную величину, и Богородица, склонившаяся над колыбелью, казалась живой женщиной. Иосиф смотрел на всех строго и как-то предупреждающе, чтобы никому в голову даже не пришло обидеть его семью. Том, когда читал Библию, воспринимал всю историю, как сказку, но сейчас, глядя на эти восковые фигуры, он впервые понял, что это была реальная история, пусть немного и приукрашенная со временем, но только вот все эти люди жили на самом деле. Они смеялись, ели, замерзали по ночам от холода, боялись и грустили… Что думала Мария, когда родила младенца от Бога? Что она чувствовала, когда смотрела на своего ребенка, который появился в этом мире, чтобы стать Спасителем, но по сути, жертвой, которая примет на себя грехи других людей, чтобы спасти их… их, совершенно чужих людей. Как она, наверное, гордилась им, когда он проповедовал и рядом с ним шли его ученики. А потом страдала, видя муки своего сына и не имея возможности их облегчить или даже просто подойти, дать попить или вытереть пот с его лица. - Не плачь… - Ран подошел и вытер ладонью слезы с лица омежки, а потом обнял за плечи и прижал к себе, - не плачь, все уже закончилось… - Но именно в этот день все только началось. Для Иисуса, Марии и всех тех людей, которые ждали Спасителя. А он, вот такой маленький, лежит в колыбели, пускает носом пузыри и не знает, что ждет его дальше. - Все равно не плачь, у меня сердце замирает, когда я вижу, как ты плачешь. Все люди радуются, а ты плачешь… Ран протянул омеге бумажные салфетки, Том с удовольствием высморкался и опять прижался к теплому боку альфы. Так было намного теплее и лучше. - А у вас был Магомед? - Том выгнулся, чтобы заглянуть в лицо альфе, - вы тоже празднуете его день рождения? - Э-э, не совсем, - Ран склонился, чтобы заглянуть в ясные омежьи глаза, - мы вообще почти не празднуем дни рождения. Рождение ребенка – это радость и заслуга родителей, а ребенок тут, как конечный результат их усилий. Но у нас есть праздник Мавлид ан-Наби. Поскольку точная дата рождения Мухамеда не известна и отмечать ее стали через триста лет после прихода ислама, то этот памятный день был приурочен ко дню его смерти, что накладывает отпечаток на характер торжества. В исламе дни рождения отмечаются скромно, а иногда и вовсе не отмечаются, в то время, как даты смерти, понимаемые как рождение для вечной жизни, справляются более торжественно. На самом деле, Мавлид ан-Наби больше любят дети. Взрослые молятся и ведут праведные разговоры, а для детей делают сахарные фигурки «арусат ан-наби» – «невесты Пророка» – с бумажным пестрым веером за спиной, или всадника с саблей в руке. Мне как-то подарили на Мавлид ан-Наби сахарную саблю. Такой большой леденец, - Ран рассмеялся, вспоминая, - мы с Маликом решили проверить, насколько сахарная сабля хороша, как оружие. Он взял деревянную саблю против моей сахарной и мы решили подраться. Естественно, леденец разлетелся на множество кусков по всему двору. Намир нас оттаскал за уши и отправил на конюшню. Наполнить всем жеребцам поилки. Ну, а мы заодно скормили им кусочки леденца… они после этого нас еще долго обнюхивали в надежде получить добавку… - Жеребцы – это такие мальчики среди лошадей? - Том с интересом смотрел, как Ран рассмеялся, - а девочки – это кобылы? В конюшне стоят мальчики, а девочки где? - По большей части в конюшне стоят мерины. А жеребцами их называют скорее для красоты слова. Мерины не агрессивны и более послушны. Внешне они мало отличаются от жеребцов, и когда дело касается войны или охоты, то предпочтительней спокойный конь, чем возбужденный самец, который будет реагировать на кобыл и зависеть от гона. Только опытные альфы могут управиться с жеребцами, а молодые все ездят на меринах, и это нормально. А вот кобылы находятся в табунах и кочуют от одного оазиса к другому под охраной взрослого жеребца, которого оставили на племя, ну и, конечно, вооруженных пастухов. - Ты тоже ездил на мерине? - Том смотрел на мечтательного альфу. - До шестнадцати. А потом мне подарили Аджида. Это значит "быстрый конь". Когда мне было тринадцать, я охотился с отцом и мы увидели табун у оазиса. Это был табун Лясара, он был когда-то первым жеребцом у моего отца. Там жеребилась кобыла. Лясар помнил и отца, и меня, и поэтому позволил нам приблизиться. Я тогда впервые увидел, как на свет появляется жеребенок. Красивый, похожий на Лясара, только с белой звездочкой во лбу. Он мне очень понравился и я потом несколько раз находил тот табун, чтобы увидеть, как растет красавчик. Мы подружились и он узнавал меня среди других людей. А когда мне исполнилось шестнадцать, мне подарили жеребца. Я должен был его оседлать и верхом проехать вокруг города. Это такой традиционный экзамен для наследников, как доказательство, что они взрослые и могут справиться с диким жеребцом. Представь мое счастье, когда я увидел Аджида. Он не сопротивлялся, когда я оседлал его, а когда вскочил в седло, он только головой помахал и фыркнул, как будто его объездили раньше. Но только Аджид никого не подпускал к себе, кроме меня, с ним даже пастухи не всегда могли справиться. А тут такое спокойствие и послушание. Я похлопал его по шее и прошептал в ухо: «не позорься, ты должен брыкаться, а то все решат, что ты мерин». Аджид сразу встал свечой и показательно побрыкался и поржал, поскакал боком, как горный козел, а потом посмотрел так ехидно на меня, мол, хватит или еще? И такой резвой рысью как ни в чем не бывало поскакал, куда я ему велел. - Ран вздохнул, - мы с ним целый год прожили в пустыне нос к носу, пока воевали. Он замечательный, я так по нему скучаю… - А почему тогда не поедешь домой? - Том удивленно поднял брови, - или тебе денег на билет домой не хватает? Ран горько улыбнулся, но тут из церкви вышли Олаф с Таэлем, и они вместе пошли к другому храму. Он и снаружи выглядел иначе, а внутри… он был теплым. Мягко мерцали свечи, и все стены были в красивой росписи. Он был золотой внутри, как шкатулка. Пахло воском, ладаном, теплым духом живого огня, а иконы смотрели строго, но ласково. Как будто спрашивали: «и где же ты пропадал так долго?». Тому даже показалось, что Мари стоит где-то рядом и улыбается. Он подошел к женщине, что сидела за перегородкой рядом со свечами и небольшими иконками и сказал, что хотел бы креститься. Женщина улыбнулась, перекрестилась и послала кого-то за «дежурным» священником. Это оказался молодой альфа, крупный, русоволосый, с небольшой кучерявой бородкой и ясными как звезды глазами. Узнав о желании Тома креститься, он отвел его в правое крыло, которое называлось придел, там стоял низенький столик с изображением распятия и подставкой для свечей. Том уже знал, что это называется канунник и там поминают умерших. У стены напротив канунника стояла скамья, на нее и сел молодой священник, похлопав рукой рядом, чтобы Том мог сесть и рассказать подробнее о своем решении и что его к этому подтолкнуло. Том сел рядом и начал свой рассказ с приюта. Как туда попал и как там жилось. В средней части храма начали собираться люди, началась служба, священник в праздничной одежде что-то рассказывал прихожанам. К кануннику подходили люди, ставили свечи, тихо молились, а Том рассказывал об Энди, обманщике Ларри, о попытке суицида, о Ране и его глупом прыжке за посторонним человеком. Об опеке и необычной жизни, которая потом началась. О поездке к океану и знакомстве с сестрой Мари, о том, как встретились в разрушенном землетрясением городе и как она спасла жизнь Тому. Он показал кипарисовый крестик и записку, а потом рассказал о мироточащей иконе и поездке в монастырь. - Мне отказали в крещении, потому что я не был готов, - Том с надеждой смотрел на священника, - но теперь я готов! Я прочитал все книги, что дали в монастыре, и читал все, что нашел в сети, а еще выучил молитвы! Вот проверьте! Я ни разу не собьюсь! Я готов к крещению! - Это похвальное стремление, - священник похлопал Тома по коленке, успокаивая, - но не тебе решать, готов ты или нет… - священник задумался. - Ты знаешь, что скоро светлый праздник Рождества Христова, а после него в скором времени будет Крещение. Это хороший праздник, чтобы креститься. Давай попробуем подготовить тебя к оглашению, из расчета крестить тебя на праздник? У нас есть небольшая группа людей, которые посещали воскресную школу и практически готовы к оглашению. Идем, я покажу тебе, где они занимаются, и если ты будешь усердным в своем желании, то мы вполне можем крестить тебя вместе с ними. Священник вместе с Томом вышел через боковую дверку, и омега попросил разрешения отойти на минуту, чтобы предупредить друзей, что задержится. Священник показал на небольшую пристройку и сказал, что будет ждать его там. Олаф с Таэлем заявили, что отправляются домой, а по дороге купят ель и праздничные гирлянды, а Ран сказал, что подождет Тома столько, сколько понадобится, и посоветовал не торопиться, делать все без спешки. Том забежал в пристройку, а там оказалась маленькая церковь. Там тоже были и иконостас, и иконы на стенах, и даже поминальный крест, только совсем небольшое помещение, примерно как гостиная в студенческом домике. Дежурный священник представил Тома пожилому мужчине. Скорее всего, он был альфой, потому что до сих пор был высок и плечист, но только он был худой от старости, с темной морщинистой кожей и руками, похожими на корни деревьев. У него была странная высокая шапочка на редких седых волосах и длинная одежда до самого пола, очень смахивающая на платье, как у сестры Мари. Пожилого мужчину звали Василием, и он был клириком при храме. Несмотря на его худобу, у него был звучный и глубокий голос, который совсем не вязался с высохшим телом. Он помогал священникам во время службы, читая текст Слова Божьего, а еще преподавал в воскресной школе детям и помогал мирянам разобраться с непонятными для них словами или фразами. Вот и сейчас он помогал людям подготовиться к таинству крещения. Василий указал Тому на маленькую скамеечку, а сам сел на стул напротив и начал, так же, как и священник, расспрашивать Тома о его жизни и о том, что привело его к такому ответственному решению, как принятие веры. В какой-то момент Тому даже показалось, что Василий пытается его отговорить от крещения, когда начал рассказывать о запретах и ограничениях, которых ему придется придерживаться после крещения. О посте, обязательных молитвах и посещениях храма, принятии таинства исповеди и «праведном» образе жизни, который очень тяжело вести среди соблазнов современного мира. Том даже рассердился и вскипел. - Почему вы думаете, что я не способен сдерживаться и не смогу отказаться от соблазнов? Я прекрасно понимаю, что нельзя вестись на сладкие обещания. Знаете, как в приюте подсаживают на наркоту? Они говорят: выпей таблеточку, и тебе будет весело и легко, или ты увидишь папу, он будет гладить тебя по голове и ты будешь счастлив. Знаете, как хочется увидеть папу? Или хоть на миг оказаться рядом с ним? Но только я видел, что случалось с теми, кто шел за сладким миражом. Обычно, когда тебе много обещают, то как правило, для себя рассчитывают получить еще больше… - Том сбился с мысли, растерянно посмотрел на дверь, за которой его ждал Ран, и добавил шепотом, - я видел только одного человека, который был бескорыстен и искренен, и не только со мной, но и с другими… но это, скорее, исключение из правил, и не стоит надеяться, что все остальные будут такие же. Василий мягко улыбнулся и сказал, что будет ждать его каждое утро, и он может присоединиться к группе. Том даже на мгновенье растерялся, но потом обрадовался и выскочил на улицу к Рану. - Ура! Меня взяли в группу, и меня будут крестить на праздник Крещения! Я так рад! - И я рад за тебя, - Ран застегнул на омеге куртку и поправил воротник, - ну, тогда в кафе, за тортиком? Отпразднуем? - Нет! - Том довольно вздернул нос, - если меня будут крестить, то тогда у меня начался пост! Никакого мяса, молока и яиц. А это значит, никаких тортиков! Это будет даже хорошо, соскучиться по тортикам, а то ты меня совсем разбаловал! - Ну, прости, - рассмеялся альфа, - и тогда никаких конфет и шоколада? - Не надо так сурово, - Том подхватил альфу за руку и потащил домой, - смотря, какого шоколада… молочного нельзя, а вот черный шоколад можно! Да, да, я специально читал состав черной шоколадки, там нет ни молока, ни яиц, а это значит, что его во время поста можно есть! А еще можно фрукты и мармелад, если он на агар-агаре, а не на желатине. И вообще, в пост главное не ограничения в еде, а внутренняя дисциплина. Сила воли в том, чтобы придерживаться порядка, а не потакать своим слабостям и сиюминутным желаниям. Вот! - Молодец, - Ран пожал маленькую лапку, которая так доверчиво лежала в его ладони, - я поддержу тебя и не буду соблазнять тортиками. Я понимаю, что вера – это важно, а если она настаивает на ограничениях, то надо стараться делать все, как положено, но и без сладкого я тебя не оставлю. Том чувствовал себя едва ли не победителем и летел, как на крыльях. Хорошо, что Олаф подсказал обратиться в другой храм. Теперь он сможет исполнить волю сестры Мари и, возможно, после этого не будет чувствовать себя виноватым за то, что живой… Ран все же затащил омежку в большой кондитерский магазин и там долго тиранил продавца, пока перебирал все конфеты в поисках «разрешенных» сладостей. Том даже растерялся, когда они набрали большую сумку всевозможного грильяжа, пастилы, зефира, леденцов и орешков в сахарной глазури. Они оказались дома как раз, когда Олаф с Таэлем затаскивали в дом небольшую голубую ель. Она была в ведре, на котором был крупно написан телефон волонтерской службы. После того, как альфы раздвинули диваны и установили ель в углу комнаты, Таэль объяснил Тому, что ель будет высажена «в грунт» после праздников. У него дома так всегда делали. Покупали ель или сосну в питомнике, а после праздников высаживали ее на улице или отдавали волонтерской службе, чтобы ее посадили где-нибудь. - У нас свой дом, - Таэль с нежностью разрезал транспортировочную сетку и расправлял ветки, - и возле дома растут сосны, которые родители высаживали. Там есть ель с того года, как они расписались, а еще сосна, когда я родился, и еще несколько. Я бы с удовольствием посадил эту ель возле дома, но на территории кампуса это запрещено. Я уже узнавал… - Но мы можем поехать с волонтерами и посадить ее где-нибудь за городом, - Олаф улыбнулся, - не грусти. Они разложили на ветках гирлянду с лампочками, а вместо игрушек развесили конфеты в красочных обертках. Когда лампочки замигали, Том расплакался. Он впервые видел настоящую ель. Она пахла и выглядела красивее, чем на картинках. Таэль бросился обнимать и утешать омежку, и сам расплакался, а Ран с Олафом только пожали плечами. Ну вот, хотели порадовать, а в итоге все рыдают. * Том теперь каждый день ездил в храм, как на занятия в училище. Там Василий читал молитвы, рассказывал библейские истории, а потом объяснял, что да как. Том с удовольствием слушал и задавал вопросы, если было непонятно. Василий оказался очень интересным рассказчиком, он мог даже простые истории делать очень занимательными. А еще, он доходчиво объяснял символику и значение обрядов и украшения в храмах. Знания сами легко укладывались в голове, не то, что в училище… Ран обычно сопровождал омежку до храма, а потом дожидался на скамейке неподалеку. Том быстро к этому привык, и однажды, выскочив на улицу, очень удивился, не увидев альфы на обычном месте. Том схватился за коммуникатор, но потом решил, что, возможно, у Рана оказались свои дела и не стоит его дергать по пустякам. В конце концов, он не маленький и вполне может добраться до дома сам. Только вот ноги понесли не домой, а куда-то в сторону. Том сам не понимал, куда он идет, пока не оказался перед высоким белым кубом, увенчанным зеленым куполом, с высокими узкими башенками по углам. Это оказалась мечеть. Старик у входа сказал, что надо обязательно разуться, потому что это дом Бога, а в чужом доме ходить в обуви нехорошо. Том без возражений разулся. Не беда, что холодно, он только одним глазком глянет, каков дом бога, которому Ран так усердно молится. Мечеть внутри была большой и на удивление светлой. У купола был ряд окон, через которые внутрь лился поток света, да и светильники горели, несмотря даже на то, что внутри почти никого не было. И холодно не было… на полу сплошь лежали ковры, красивые такие… понятно, отчего сказали разуться у входа, а то натащили бы грязи с улицы… хотя Ран, когда молился, склонялся лбом прямо к ковру… Том осторожно переступил с ноги на ногу, было неудобно ходить там, где люди стоят на коленях. У дальней стены кто-то молился. Том тихой мышкой скользнул к стене. Хотя мечеть и стояла почти пустой, но вдруг он кому-то помешает? Он решил быстренько осмотреться и уйти. Мощные колонны сходились аркой к куполу и поэтому помещение казалось громадным и наполненным воздухом, а окна у купола наполняли мечеть светом. Том приоткрыл рот, рассматривая мозаику на стенах, высоту потолков, он сбился с мысли, пытаясь сформулировать словами ощущения. Величие, спокойствие? Здесь хотелось ходить на цыпочках и говорить шепотом… И очень неожиданным оказался вскрик откуда-то сбоку, где была небольшая ниша возле двери, ведущей на минарет. Ряд колонн отделял общий зал от небольшого помещения, где разговаривали двое. Том растерялся, когда узнал одного из них. Это был Ран, и, похоже, он с кем-то спорил. Он решительно пошел в сторону Рана, просто чтобы быть рядом, но неожиданно услышал, что собеседник, солидный такой альфа, говорит Рану: - Это не любовь, это зависимость. А это уже ненормально. Там, где один бьет, а другой терпит, это не любовь, это что угодно, но не любовь. Забудь на мгновение о себе и представь эту ситуацию со стороны. Есть альфа и омега. Омега ведет себя недостойно, и не надо так сверкать глазами, такому поведению нет оправдания. Подумай, если бы у твоего друга был такой омега, который бы делал, что хотел, распутничал, дебоширил, наплевав на достоинство и здравый смысл. Разве ты бы сказал своему другу – женись? Ты бы взял его за руку и увел как можно дальше! Вспомни, как он себя вел! Разве ты хочешь своим детям такого родителя? Ты хотел бы, чтобы твои дети вели себя так же? - Нет безгрешных людей, - голос Рана был глухим, - каждый имеет право на ошибку. - На ошибку, на одну, на две… - вздохнул священник, - но когда человек втаптывает себя в грязь раз за разом, это уже не ошибка, а осмысленные действия. И не важно, что сейчас он ведет себя хорошо, это ненадолго. Вот увидишь, эта маска слетит с него быстрее, чем лист с дерева. Не позорь своих родителей, приведя им в дом такого зятя. Хотя их вина во всем этом тоже есть. Как они позволили тебе считать такого омегу своей парой? - Отец был против… - Ран отшатнулся от священника, - но я считал, что моей любви будет достаточно… - О, Аллах, дай этому непослушному альфе хоть немного ума! - священник всплеснул руками, - в хадисах сказано: «Послушание родителям лучше, чем намаз (сунна), садака, ураза, хадж, умра и джихад». Однажды Пророк Мухаммад (да благословит его Аллах и приветствует) сказал: «Рассказать ли вам о самом большом грехе? Это ширк Аллаху и непослушание родителям». Самый большой грех, которому нет прощения, и непослушание родителям связаны между собой. - Но он – моя истинная пара! - Ран схватил священника за руки и заглянул ему в лицо, пытаясь прочесть по нему свою судьбу, - я услышал его запах, когда был совсем ребенком, и всю жизнь знал, что он мой, а я его! - Твоя жизнь только начинается, - священник освободил свои руки и улыбнулся, - в Коране написано: «Он – Тот, Кто сотворил вас из одного человека. Он создал из него супругу, чтобы он нашел в ней покой», разве в твоем сердце есть покой? Не позволяй гормонам руководить собой, потому что в человеке вначале ум и воля, а только потом тело. Не позволяй плоти взять власть над разумом. Посмотри на ситуацию со стороны и ответь честно – разве он пара тебе? Что у вас есть общего, кроме гармоничного запаха? Том не хотел подслушивать, и хотя эти двое говорили достаточно громко и в пустом храме их невольно было хорошо слышно, но омега на всякий случай решил слинять по-тихому, ну так, на всякий случай… Он тихо выскользнул из мечети, забрал у улыбчивого старика свои теплые ботинки и отправился на ближайшую скамейку, так, чтобы точно не пропустить Рана, когда он выйдет. На соседней аллейке пели Рождественские гимны. Погода была тихой и даже тучки не могли испортить настроение. Тем более, что с неба полетели маленькие снежинки. Том на седьмом видел снег только на картинках. А снежинки на самом деле были малипусенькие и становились капельками, стоило им попасть на пальцы или на нос. Но зато их было прикольно ловить ртом! А еще рассматривать на рукавах куртки. Красивые! Но только слишком маленькие, пока рассматриваешь, они тают от дыхания… безобразие! Том так увлекся снежинками, что чуть не пропустил Рана. Альфа выскочил из мечети и рванул по аллейке, но заметив омежку, припорошенного снегом, резко остановился. - Что ты тут делаешь? - удивился альфа. - Тебя жду! - обрадовался омежка и стал отряхивать снежинки с рукавов. - Откуда ты знал, где я? - Не знал, - пожал плечами Том, - просто шел, шел, смотрю, мечеть, зашел посмотреть, а там ты с кем-то разговариваешь. Вот я и решил тебя подождать, ты ведь меня ждешь всегда… - Давно ждешь? - Ран стал отряхивать снежинки с волос омеги, растер красные ушки, ухватился пальцами за кончик носа, - холодный совсем. Замерз, бедняжка. - Ран расстегнул куртку и прижал Тома к себе, - грейся быстрее! Ран накрыл маленькую спину полами своей куртки и прижал для надежности руками. Том обнял его в ответ под курткой и засопел холодным носом в шею альфы. Тот прижался губами ко лбу омежки, который на удивление был теплым, в отличие от кончика носа. - Глупый омежка, - прошептал альфа, - позвонил бы мне, я бы бросил все и забрал тебя. Ну зачем было сидеть на морозе? - А вдруг разговор важный? - удивился Том, - и потом, совсем не холодно! - Прости, я зашел помолиться, а потом решил спросить совета у муллы, вот и забыл обо всем на свете… Вокруг ходили люди, кто-то улыбался, глядя на замершую пару, но несколько человек недовольно фыркнули, сказав вслух о распущенности молодежи. Том сразу отпрянул и замер напротив. - Я согрелся. Пошли домой? - Ран кивнул головой и застегнул свою куртку, Том по привычке схватился за руку альфы и, забежав на шаг вперед, заглянул в глаза, - и как поговорил с этим самым муллой? Он тебе сказал что-нибудь хорошее? - Он меня поругал, - улыбнулся Ран, - странно, когда родные говорят «это хорошо, а это плохо», ты их слушаешь, но все равно пытаешься сделать по-своему. Хотя они твои родные и желают тебе только добра, но ты все равно с ними споришь. Но стоит точно то же сказать постороннему человеку, и ты вдруг понимаешь, что он прав. Мне отец говорил ровно те же слова, но я кричал на него: ты не прав, ты ошибаешься! И сейчас мне стыдно за свое упрямство. Хотя душа все равно болит и плачет… - Ран замолчал, поджав губы, а потом тяжело вздохнул, - но мулла прав, и отец прав, надо повзрослеть и перестать рассчитывать на чудо. Если дерево криво, то ровной доски из него не сделаешь, сколько ни старайся… - У тебя сейчас такое лицо, что мне прямо хочется покормить тебя тортиком, чтобы ты улыбнулся! - Антидепрессант с кремовой розочкой? - рассмеялся альфа, - нет, это только омегам помогает! Я лучше пойду к побратимам в общину и проведу несколько боев. Врезать кому-нибудь от души и почувствовать, как в ответ трещат мои ребра! Чтобы никаких сомнений и сожалений в голове, а только азарт победы! - Почесать кулаки? - Том рассмеялся, - как это по-альфьи! Иди, иди, у меня йода хватит тебя целиком перемазать! - Ты в меня настолько не веришь? - усмехнулся альфа и выгнул бровь. - Я в тебя верю больше, чем в себя,- закивал головой Том, - но йод поставлю на видное место! К этому времени они вышли из храмового квартала и Ран вызвал свою машину с паркинга. И хотя Том и говорил, что ему не холодно, но упрямый альфа включил печку на максимум и сразу же стало жарко. Они быстро добрались до кампуса и, войдя в свой домик, неожиданно увидели крайне недовольного Энди. - А где Намир? - Ран покрутил головой, выискивая друга. - Он уехал в общину, - поджал губы Энди, - у него много работы там где-то набралось, вот он и уехал. - Вы что, поругались? - испугался Том. - Нет, - Энди сжал губы в куриную гузку, - у нас все хорошо. Но он действительно не появлялся столько дней в общине, вот и помчался со всех ног… - Э-э, - растерялся Ран, но решил не вмешиваться и отправился в свою комнату, - ладно, я тоже туда поеду. Том, ужинай с Энди, я буду в общине допоздна. - Нет, Ран, мы увидимся только утром. Завтра Рождество, поэтому до первой звезды ничего не едят. Брат Василий отправил нас домой, чтобы мы отдохнули и поспали, а потом вернулись в храм на службу. Я сейчас выпью чай и переоденусь в праздничное, а потом поеду на всенощную службу. - Тогда я тебя отвезу, а утром встречу на машине, - Ран остановился на лестнице и недовольно нахмурился, - у тебя на утро совсем сил не останется. - Я крепче, чем кажусь, - Том улыбнулся, - ты забыл? Я же работал и, как правило, вечером и ночью, пока всю посуду перемоешь и полы вымоешь, это как раз до утра. А утром на занятия в приютскую школу. Там на первых уроках практически все спали. - Ох уж эти альфы с их гиперзаботой, - прошипел Энди, - и как мы раньше жили без вашего тотального присмотра… - Энди, ты что? - Том толкнул локтем друга. Ран задержался на лестнице, но потом отправился в комнату. Том дождался, когда альфа скроется, и вцепился в приятеля. - Что случилось? Ты ведь сам не мог дождаться, когда с Намиром закроешься. Он что, импотент? Или у тебя ничего не получилось? Ну, чего шипишь-то? И кольцо снял… рассказывай давай, что там случилось… - Нет, этот жеребец ого-го, дорвался, как с голодного края, как будто раньше год не трахался… Только вот, скотина такая, только в резинке! - Энди вдруг расплакался, - говорит, дети только после свадьбы. И, главное, подонок такой, как я ни пытался с него резинку снять или использованный припрятать, так он ни разу не расслабился, все собирал и пересчитывал, и бегал мыться, чтобы даже следа от спермы не оставалось. - И я не понял… - растерялся Том и дал другу рулон бумажных полотенец, - в чем проблема-то? - Я бебика хочу и надеялся залететь! - Энди пытался плакать, чтобы не размазать тушь, но вскоре глаза у него стали, как у панды, - а этот скот говорит, бебики только после свадьбы! Сколько захочешь, но только после свадьбы! - Но это ведь хорошо? - Том пожал плечами, - или он жениться отказывается, и ты поэтому кольцо снял? Вот подонок! Поматросил и бросил? - Нет! Все не так! - Энди кинул в Тома мокрым бумажным комком, - он не отказывается! Говорит, хоть сейчас! Энди опять ударился в слезы, но когда увидел на салфетке следы пудры и черные потеки, взвизгнул и решительно бросился к кухонной мойке. Он умылся, смывая с себя жидким моющим средством для посуды всю косметику. И наконец, закончив брызгаться, шмыгать и отплевываться, уселся напротив Тома с опухшей мордочкой и красными глазами. - Говорит, любая свадьба, какую захочу, только вначале надо подписать брачный контракт! Вот! - Энди бросился в коридор и достал из кармана шубки сложенную бумажку, которую почти швырнул другу, - на! Читай! Том развернул лист, который оказался каким-то документом. По крайней мере, выглядел он очень солидно. На самом верху стояла надпись добрачного соглашения, которое вступает в силу с момента подписания. Том удивленно посмотрел вниз документа. Там было место для двух подписей, Намира и Энди, с полными именами и номерами соцрегистрации. Намир подписался под своими данными, а вот на месте подписи Энди было пусто. Том посмотрел на друга, который зло сверкал глазами и недовольно сопел. Энди ткнул в бумагу наманикюренным ногтем и Том наконец взялся читать. В самом начале было написано, что альфа берет на себя полную ответственность, материальную, юридическую и уголовную. Энди ткнул пальцем в эту графу и зашипел, - Прикинь, подпиши я эту бумагу, а потом убей хоть кого, посадят его, а не меня! - Совсем дурак? - испугался Том, - кого это ты убить собираешься? - Никого! - шмыгнул носом Энди, - это я к слову, что после брака я становлюсь не взрослым человеком, а придатком к мужу, вроде слабоумного, который даже в тюрьму не попадет. - А ты туда собрался? - напрягся Том, - ты меня специально пугаешь? - Ты дальше читай! - Энди опять разозлился, - дай, я сам. Смотри, он обязуется предоставить мне собственное жилье и оплачивать все мои траты. На учебу там, или если заболею. Я когда прочитал это – прямо за ручку схватился и почти подписал, но вспомнил, как ты говоришь, что надо читать документы до конца и, главное, то, что мелким шрифтом написано, вот и читал! Смотри, что там дальше… Энди судорожно провел пальцем к концу листа и подчеркнул ногтем. - Вот! В случае развода мне остается все движимое и недвижимое, что куплено в браке, а вот все бебики остаются альфе! Прикинь, как несправедливо! Чего это бебики ему? - Может, потому что он отец? Вроде как, деньги его, так и дети ему достанутся, - пожал плечами Том. - Получается, что я продаю собственных детей? - взвился Энди, - но только мне этого не надо! Мне не так нужны деньги, чтобы я собственных детей продавал! Если я закончу, - Энди сбился и сам себя поправил, - нет! КОГДА я закончу учебу, то у меня самого денег будет достаточно на все! Я просто хотел бебика от здорового альфы, такого, чтобы не алкашня и не нарик… Я хочу своего бебика, я буду любить его, а он меня. Он же мой самый дорогой человечек, а я буду его любимым папочкой! Том обнял Энди, который опять разрыдался. Ран выглянул из комнаты и, увидев всхлипывающего Энди, спустился вниз. Тихо прошмыгнул на кухню, поставил там кофеварку и залез в холодильник. - Ты так уверен, что разведешься с Намиром? - тихо на ушко спросил Том, - а может, стерпится-слюбится, вы же вроде ладно живете. Он тебя балует и все шоколадно! Зачем расписываться тогда, если уверен, что разведешься? - Я не собираюсь разводиться, - Энди толкнул Тома в грудь и встал, - но надо быть готовым ко всему! И вообще, это несправедливо! Я рожу, вынянчу, а потом вот так и отдать? С какой это радости? И вообще, по закону все дети остаются с тем, кто родил! Я буду хорошим папочкой! Ран! - Энди бросился на кухню, - Ран, вот скажи, Намир же не зверь какой? Он же не вырвет из рук папочки родного ребенка? Это ведь бесчеловечно, разлучать самых дорогих людей! - Э-э - альфа перестал намазывать хлеб маслом и уставился на Энди, как на говорящего кота, - а ты разве на Сабах не собираешься? - Чегой-то вдруг? - Энди упер руки в боки, - читал я про этот ваш Сабах! Средневековье какое-то! Омеги там вроде животных, дома сидят закрытые. Одеваются в черное с головы до пят и лицо закрывают. Из дома сами выйти не могут, и разговаривать с другими людьми запрещается! Вот так сиди целыми днями у окна и смотри на улицу, как там другие люди живут! - Ну, у нас в традиционных домах нет окон на улицу, только во внутренний двор, - Ран усмехнулся, - у нас пыльные бури бывают, поэтому на улицу только глухие стены и двери. Толстые такие, с большими замками! И омеге действительно нечего самому по улице ходить. У него слуги есть, если надо что-либо купить или сделать. А развлечения у нас свои есть... - Ага! - усмехнулся Энди, - всех развлечений, в мечеть сходить или в баню, хамам ваш! Я читал! - Но если ты все уже решил, то чего ждешь от меня? - Ран нехорошо усмехнулся, - тебя силой туда никто не тянет. И я тебе не буду доказывать, что у нас там все не так печально, как ты говоришь. Ты же уже все для себя решил. - Ты мне только одно скажи, - Энди сложил бровки домиком, - неужели Намир действительно заберет у меня ребенка? - Намир мусульманин, так же, как и я, - Ран нахмурился, - по нашим законам ребенок при разводе родителей остается с отцом. Он будет его содержать и воспитывать. Поступить иначе Намир не сможет, да и не захочет. Он уже насмотрелся на ваших сирот. Такой жизни своему ребенку никто не пожелает. И неважно, кто родится, альфа, омега или бета, там у нас ребенку будет лучше. За ним в случае гибели Намира община присмотрит. Да и для меня такой ребенок не будет чужим. У него будет все самое лучшее, и жилье, и питание, и учеба. И, главное, за детьми у нас все смотрят и ребенка в беде не бросят. Если на улице вдруг заплачет малыш, к нему обязательно подойдут и спросят, что случилось и чем помочь. Накормят и домой за руку отведут. Родителей, правда, потом накажут, за то, что плохо смотрят за детьми, но это уже другой разговор. - Но я буду хорошим папой! - закричал Энди и топнул ногой, - по нашим законам, кто родил, с тем и ребенок! - А по нашим иначе, - пожал плечами Ран и положил сверху на бутерброд кусок мяса, - поэтому и надо определиться в самом начале, по каким законам потом разбираться придется. Ваши суды уравнивают в правах альф и омег, а это неправильно. Альфы сильнее и выносливее, они должны заботиться о слабых. Поэтому и ответственность на альфе, и все хлопоты только на его плечах. И это правильно! - Знаешь, Энди, я думаю, что Ран прав, - Том виновато пожал плечами, - мой папочка был очень хорошим и заботился обо мне, как только мог, но я все равно оказался в приюте… - Ты кому друг? - зло уставился на него Энди, - ты должен меня поддерживать! И вообще, если Намир меня любит, то он должен остаться здесь! У него здесь работа есть, и я с детьми тоже буду здесь, и все будет просто замечательно! - Это уже не ко мне, - отмахнулся Ран и откусил бутерброд, - Том, может хотя бы меда съешь пару ложек? Чтобы силы были? Если ты всю ночь будешь на ногах стоять в толпе, то надо, чтобы ты там сознание не потерял от голода… И вообще, ты отдохнуть собирался… - Это ты меня так корректно на улицу выпроваживаешь? - разозлился Энди. - Нет, - замахал головой альфа, - но весь мир не вращается только вокруг тебя. Ты вначале определись сам, что ты хочешь и чем готов поступиться ради этого. Намир тебе предлагает условия брака, а ты только про развод думаешь. Как-то это неправильно… - Хочешь мира – готовься к войне, - улыбнулся Энди, - хочешь крепкий брак – договорись об условиях развода так, чтобы яйца от ужаса заранее поджимались и смотреть «налево» было страшно до икоты! - Мы на Сабахе верны своим омегам! - улыбнулся альфа. - Ага, только вот у вас омеги в гаремах живут, - Энди помахал пальцем на альфу, - и супругов у вас четыре может быть. - Да, - Ран рассмеялся, - мы своим гаремам верны! И на чужие даже не смотрим! - Очень смешно… - недовольный Энди сел за стол и стал сооружать бутерброд величиной со свое горе. - А у тебя есть гарем? - Нет, - Ран горько улыбнулся, - у моего отца один супруг и никакого гарема. И я думал, что у меня один омега будет, но как-то не сложилось… - А заведешь гарем, когда вернешься? - Энди положил поверх мяса, зелени и сыра второй кусок хлеба и примеривался, как ловчее засунуть его в рот так, чтобы не порвать от жадности. - Придется, - вздохнул Ран, - если вернусь на Сабах без Лекси, меня заставят. Есть закон и обычаи. Я наследник отца, и у меня должен быть свой наследник, а это значит, гарем. Если бы был истинный омега, то можно было бы открутиться, но без него не получится. - А то ты не рад? - усмехнулся Энди. - Это как минимум пять омег, - тяжело вздохнул альфа, - пять вздорных, упрямых, эгоистичных интриганов. У меня двое младших братьев-омег, и с ними было невозможно ни договориться, ни умаслить. У меня дома свои дела есть, а тут будет пять… прыщиков. И кроме секса, им нужно внимание, подарки, свободное время, чтобы они не чувствовали себя брошенными и несчастными. И, главное, отказаться нельзя, все сразу переживать начнут: а здоров ли наследничек? Хочется порой таким любопытным по голове настучать, чтобы не лезли, но нельзя. Закон один для всех. Наследник должен стараться обеспечить рождение собственного наследника. Чтобы род не прервался… - Бедный альфа, - прошамкал Энди, - трахаться заставляют бедняжечку. - Ну, свое горе, оно, конечно, самое горькое, - Ран смотрел, как омега чавкает, - чужая беда легче перышка, а вот своя, как гиря на сердце… - Я готов! - Том спустился со второго этажа в новой одежде, - все равно я слишком переживаю и уснуть не смогу. Так что, я готов ехать. - Я тебя голодным из дома не выпущу! - рыкнул альфа, - а ну, быстро кофе выпей! И меда пару ложек, и леденцов в карман. Вдруг почувствуешь, что плохо, сразу звони! Праздник – это хорошо, но ты такой худенький и маленький, как бы тебя не затоптали в толпе! - Альфа! - закатил глаза Энди, - и как мы дожили до своих лет без этой опеки? - Ран! Ну что ты такое говоришь? - возмутился Том, - я же не на улице буду, а в храме. Там праздник, а ты ужасы придумываешь! Все будет хорошо! Я же взрослый…