Импринтинг двух миров (подопытный мышь)

      Нас везли недолго, до моей любимой бухточки, которую я выкупил еще десять лет назад. А потом и плыли мы всего ничего. Что такое − сто метров от берега? Любой опытный пловец доплывет за три минуты, ну а неопытный – за пять, десять. Притом бухта была неглубокой, нырни, и через секунду достанешь дна. То есть метра два с половиной, от силы – три. Я лично мог стоять возле своего любимого домика на хвосте. Но меня никто и никогда не мерил в метрах.       Гид провел нас по комнатам, показал, где и что, и вскоре уехал. Мне снова пришлось делать глупое лицо и мило улыбаться. Я заранее знал, что ребята сначала попросят комнаты под водой, а впоследствии, через пару дней, устав от водного мельтешения, выставят меня прочь из моих покоев, попросив поменяться.       Но я был не прав. Сашка сразу мгновенно оценил великолепие воды, что колышется за стеклами, и очень твердо попросил Димона – селиться на верхнем, третьем этаже. Таким образом, мой, первый, оказался изначально предоставлен мне. Оборудованная кухня с газовым баллоном, холодильниками и прочими прелестями была на втором.       − Хороший номер, – оценил Дмитрий, когда мы разложили вещи. − Я бы сказал… великолепный.       − Что-то не так?       На столе стояли разномастные рыбно-мясные закуски холодного приготовления, а холодильники забиты под завязку как продуктами на любой вкус, так и высококачественным алкоголем.       − Слишком хороший, – кинул он на меня подозрительный взгляд. − Ты уверен, что от тебя не потребуют ничего взамен того, что получил?       − Уверен, – голос мой прозвучал густо и спокойно. Не так, как я с ребятами ранее общался. Обстановка брала свое. – Все, что кто-то может с вас потребовать, так это отдых. Хороший, стопроцентный отдых.       − Андрей, так? – не оборачиваясь ко мне лицом, Дима наливал виски.       − Андэр, если быть более правильным. – Я хмыкнул. – Как понял?       − Тебе же было все равно, замечу я это или нет. Просто сделал вид, что иной. – Дима повернулся спокойно, прошел и присел в кресло. – Ты хотел, чтобы тебя узнали и решал, умный я или тупец. – Я изогнул бровь. – Браслет на руке – красные нити паутинного шелка и изумруды. Подвеска – серебряная змея с изумрудными глазками. Перстень на пальце. С изумрудами. Я – заметил. И – отметил.       − И? – Я слегка оперся подбородком на согнутые пальцы.       − Я бы сказал, что меня это преследование настораживает… – Дмитрий прищурился, а затем встал. – Тебе чего налить?       − Все, что угодно, можно даже с ядом, – хмыкнул я, а Димка расхохотался.       − Да не, травить тебя не с руки. Короче, крепкого или слабого?       − Крепкого, − согласился я.       − Держи, − подал он мне стакан. – Я хочу понять, почему мы?       − Знаешь, я и сам хочу понять, почему вы. – Я вздохнул, отпив глоток односолодового крепкого виски. – И честно, не занимался бы подобными благоглупостями, если бы вас мне не подсунули в первый же день и час, как я здесь появился.       Дима изогнул бровь, всем своим видом прося продолжения рассказа. А мне что? Если в этом мире еще и были боги, то как-то сквозь пальцы они смотрели на все мои игры и проделки. То есть позволяли мне все, что позволено среднестатистическому человеку. Посему, если бы я даже развязал войну и попытался бы подмять под себя континент, как сделал это в свое время на Урее, то и останавливали бы меня люди с обычным или не совсем обычным оружием, а не какие-то там боги. Вот на Урее выпендриваться было опасно. Там тебя сразу к ногтю прижмут, на божий суд приведут, где пальчиком погрозят в соответствии с твоими личными проказами. И хорошо еще если после такого мягкого порицания ты свой хвост оттуда унесешь. Некоторые уносили в руках. Хм…       Поэтому, не сомневаясь в том, что делаю, я навесил на Дмитрия одну интересную связку, после которой, если ему станет неприятно или опасно знать то, что я поведал – разум свернет весь разговор, словно его и не было. Максимум, какие воспоминания останутся, так это как будто ему сон подобный приснился, что я вдруг начал рассказывать о себе, как о наге.       − Мне было бы интересно послушать, – наконец, уверившись, что я погрузился в думы, продолжил Дмитрий. – Даже если это будет невероятно фантастически. И да, если не сложно, прими свой нормальный вид.       − Нормальный для этого мира или для своего? – хмыкнул я.       − Для этого, – поспешно прервал Дима. – Как-то к таким откровениям я еще не совсем готов. В дальнейшем может быть.       − Ну, пойдем тогда, прогуляемся, – пригласил я его и первым, раздевшись до плавок, подхватив в руку непромокаемый пакет с тапками, нырнул в воду. – Ну? Долго тебя ждать?       Димка оказался понятливым, и через пять минут мы были уже на берегу, где никого не удивишь голыми телами в одних плавках и сланцах. Там я зашел в административный корпус, подхватив собранный переносной холодильник с выпивкой и закусками, и пригласил прогуляться по пляжу.       − Итак? – когда мы устроились за скальным выступом, где нас могла видеть только охрана, продолжил Дмитрий. – Судя по приготовлениям, разговор будет долгий и не очень простой.       − Все зависит от твоего желания. Могу завершить все быстро и в двух словах, а могу продлить рассказ надолго. Что ты предпочитаешь?       − Помнишь, ты говорил, что я люблю стихи писать? – хмыкнул Димыч. – Я не только стихоплет. Я еще и прозу иногда пописываю. С учетом вышесказанного, с удовольствием бы послушал твой рассказ полностью. Не исключено, какую интересную историю напишу, а мне в Нобелевском комитете даже премию присудят за увлекательный роман.       Я рассмеялся.       − Ну что же. Слушай тогда. С самого что ни на есть начала. Где-то в девяностом году прошлого столетия я работал пожарным. И так получилось, что по некоторой неприятной случайности мой напарник меня подставил. Практически убил. Как мне объяснил мой наставник, если бы моя душа находилась в теле в тот момент, как я там поджаривался, лежа под дубовой балкой, чувствуя, как плавится на мне боевое снаряжение, то вряд ли бы выжил. А так, потеряв душу, я каким-то образом ввел свое тело в анабиоз, из которого спустя четыре года искусственной комы меня вытащили наши хирурги. За это время я побывал в другом мире, где все тоже не очень приятно было. Но, так как мир немного отстает по развитию от Земли, то мои знания, умения и возможности, открывшиеся мне в том теле, в котором я жил там, дали право занять место, которое мне хотелось. Еще и магия приплелась к возможностям, так что я вполне согласен был жить и работать там. Но не срослось. По какой-то причине меня не хочет отпускать этот мир, а тот не хочет забрать меня полностью. Я, как неприкаянное перекати-поле, каждый год, или около того, на год оказываюсь заброшен сюда. И если здесь время течет как обычно, то там не проходит и трех суток. И вот уже двадцать лет по времени Земли я мотыляюсь как то самое в проруби, не в состоянии прибиться ни к одному из берегов.       − Интересно. Но очень скомкано. Как-то поподробнее можно?       − Нет. – Я хмыкнул. – Во-первых, вспоминать не хочется, а во-вторых, подробности не слишком приятные, чтобы рассказывать их в такой беседе.       Я потянулся, меняя свой облик на обычный, человека в возрасте, точнее, на тот, каким мой настоящий облик и был.       − А в какой беседе можно рассказывать подобное? – Дима явно заинтересовался сказанным.       − Ну… В случае, если у тебя будет желание посетить тот мир. За два десятка лет постоянных мытарств я уже научился быть проводником. Туда и обратно сводить могу без проблем. Но учти, придется начинать весь путь с юного возраста, с грудничкового, так сказать. Есть, правда, несколько нюансов. Первый – твое тело там остается только твоим, а в анабиозе оно может пробыть не больше чем год того времени. То есть, если тебе там не понравится, то ты сможешь вернуться, но через пятьдесят лет времени Земли обязан будешь появиться. При некоторых знаниях и умениях, которым ты научишься в том мире, если пожелаешь, сможешь самостоятельно перебираться из тела в тело, но должна быть уверенность, что твое второе тело не погибнет. В этом случае вернуться не сможешь, − рассказывать о привязке, так называемом импринтинге, я не стал. Это коснулось только меня и никак не отражалось на тех, кого я изредка уводил на Урею погулять. – Есть и некоторые бонусы, которые можно получить из этой прогулки. Первое – мышление. Разум тех существ, которые живут на Урее, куда как более силен, чем наш, человеческий. И даже пребывание в течение дня на Урее – позволит тебе мыслить совсем иными критериями. Обучение. Там ты можешь раскрыть свои таланты мага, что поможет тебе в дальнейшей жизни на Земле. Еще ты перестанешь быть чувствительным к ядам и любым токсическим веществам, но и лекарства на тебя больше не будут действовать. Вдобавок при некотором старании ты научишься защищать свою кожу от воздействия температурных факторов. Суперменом тебя это, конечно, не сделает, но некоторые бонусы обретешь.       − И много у тебя таких, кому ты подобное предлагаешь?       − Кому предлагаю – много. Тех, кто отказывается – тоже много. Но есть и согласившиеся. – Я отпил сок прямо из горлышка. – Познакомить тебя с ними не могу, птицы очень высокого полета. Но могу сказать, что они стали некими уникумами этого мира. А теперь, если ты не против, я слегка расслаблюсь и поплаваю.       Тело легко и безболезненно перетекло в мою вторую форму, и я скользнул в воду, полностью взяв под контроль разум Дмитрия, чтобы, не дай-то боги, он не сошел с ума. Но Дима и не собирался терять рассудок. Да, удивился, вздрогнул, когда увидел, как мое тело покрывается чешуей, а ноги срастаются в длинный и толстый хвост, но думал больше не о моем внешнем виде, а о том, что я ему рассказал.       Ну, каюсь, каюсь, гад я еще тот. Не только обличье змеиное, но и душа туда же. Но все дело в том, что мне на Урее нужны надежные люди. Не пришлые наги, которые вроде и готовы служить, но всегда предать могут, а те, кого отсюда вытащил, вырастил, выкормил, на ноги поставил, дав все, что им требуется для нормальной жизни. Я единственное от Дмитрия скрыл. Тот, кто уходит в тело новорожденного нага – теряет часть себя как человека. Это касается не разума, а памяти. Словно забывается все, помнится как далекий и неважный сон. Не врал, что в любой момент отправлю, тело не уничтожал, чтобы было куда вернуться. Но они сами не хотели сюда. А к тому времени, как тело здесь, на Земле, истощалось до такого состояния, что его не могла никакая магия возродить – они и вовсе переставали чувствовать себя людьми, превращаясь в настоящих нагов.       Нет, даже потом все еще оставалась возможность вернуться. Сейчас почти четверть ученых Земли, тех, кого нанял я, работали над тем, как создать, пусть и временный, но портал с Уреей, чтобы можно было перемещаться между мирами не только душой, но и телом. Не для того, чтобы устраивать войны или забирать отсюда всех перспективных, а чтобы, наконец, сходить затариться книгами, минералами, которых на Урее нет и никогда не было. Знаниями, как сделать из магического мира магико-технический. На это я уже давно получил разрешение от богов Уреи. Но только разрешение. Не помощь.       Поэтому, наверное, и бесился, когда меня с Уреи затягивало в этот мир, не давая себя полностью посвятить проблеме, связанной с порталом. А какие перспективы открывались, кто бы знал!.. Чего только стоит экскурсия по Урее! Времена войн, слава богам, и мне, как одному из вершителей их воли, давно закончились. Разве что мелкие стычки иногда бывали, да и то между племенами, не перерастая в геополитический конфликт. Природа там потрясающая, погода – великолепная. Условия для воздушного и подводного дайвинга – роскошные. Если бы еще решить вопрос с воздухом, то вообще все было бы хорошо. Я бы и не знал об этой проблеме, если бы однажды на уроке, когда проходил перевоплощение, принял не облик, а полностью сменил ипостась со змеиной на человеческую. То же было и здесь, когда поменял ипостась. Чуть не задохнулся. Жаль, я не химик, так что сказать в чем заковырка – не могу. А создать что-то общее для людей и нагов, чтобы они могли дышать в обоих мирах, так тем более. Для этого нужны ученые. А чтобы заманить ученых – нужен портал, а чтобы сделать портал… В общем, замкнутый круг. И чтобы его разомкнуть, нужны люди с Земли, которые пройдут обучение и, если пожелают, вернутся в свой мир, где задумаются над проблемой и ее решением.       Как говорится, не мытьем, так катаньем. У нас, нагов, продолжительность жизни не двести и даже не триста лет. Тех, кто побывает в том мире душой, тоже ждет увеличение количества прожитых лет. Плюс – приобретенная панацея в виде внезапно появившихся клыков, с которых капает яд или точнее – живительный эликсир. Кстати, вот кого-кого, а Димку напоить этой чудодейственной отравой надо. Но не сейчас, а когда окончательно решится и Саньку соблазнит.       Я, вот, чего с Александром этот разговор не начал. Тот бы мигом руки в ноги, Димку под мышку и стрелой в другой мир приключаться. Знаю я таких. И не одобряю. Ко всему необходимо подходить вдумчиво, оценивая перспективы. Это позже, когда уже обживешься, можно и покуролесить, а пока только заманивают – лучше хорошо подумать. Живее будешь. Да и видел я таких приключенцев. Их тут же, как только попадают в мир, очищают от всей информации. А те, кто уверенно знает, куда идет, скорее всего, даже при полной памяти останется. К тому же с Дмитрием я хотел поступить немного иначе, чем с другими. Такие чистые и честные люди нам и здесь нужны. Поэтому напоминать ему о том, кто он такой – буду постоянно. Что я зря привез эту парочку в свой отель? В глубине административного корпуса был хорошо оборудованный бункер, в котором, не видя света солнца, трудились два десятка врачей, поддерживая в нужном режиме тела тех, кто в анабиозе. Сам здесь пару раз отлеживался, но мне не понравилось. Да и такой уязвимостью, как у остальных людей, мое тело не обладает. Пробовал уйти. Иначе как бы узнал о своей полной и безоговорочной регенерации?       Наплававшись и нанырявшись вдоволь, я вернулся к месту, где оставил Дмитрия, и увидел, что он спокойно пьет виски, делая вид, что для него это все совсем обычно. И змея, величиной в два человеческих роста, что нависает над ним, покачиваясь на хвосте, и наш разговор, и даже то, что кто-то из наших, не успел рассмотреть кто, перегнувшись через борт лодчонки, на которой проплывал мимо, ухватил меня за кончик хвоста, не испытывая при этом никаких суеверных страхов. Правда, получил брызги в харю за то, что за хвост хватает, но это скорее шутливо было, чем из мести.       Не спеша выполз на берег, поменяв стать, натянул плавки и только после этого разлегся на песке.       − Ну? Так что скажешь на мое предложение?       − Если отвечу «нет», смогу отсюда уйти?       − Без проблем. Я только сверну информацию, которую тебе дал, чтобы ты ничего не мог вспомнить. Если же ты предпочитаешь подумать, прежде чем дать ответ, то я наложу на тебя на этот срок связку молчания.       − Накладывай, − согласился Дмитрий. – Слишком уж любопытный мир ты описал. И я бы был идиотом, если бы даже не сделал попытки попасть туда. Безусловно, с возможностью возвращения. − Я кивнул. – А еще, я бы хотел, чтобы эта связка молчания дала бы мне возможность обсуждать этот вариант похода с тобой. Скорее всего, возникнут некоторые вопросы. Все же я не поварское училище оканчивал. − Он усмехнулся. – А политехнический университет. И по твоему рассказу понял, что ты многое недоговариваешь. Ни о своей жизни и ни о мире. Не хочу, чтобы меня эти вопросы мучили.       − Добро. − Я кивнул. – Будет тебе беседа со мной. Только когда никто не слышит.       Дмитрий молча поднялся с места и чуть покачивающейся походкой пошел по берегу прочь от меня. Подумать, а не сбегать собрался. Да и то верно. Меня, вот, никто не спрашивал, хочу я в тот мир или нет, а я еще вопросы задаю. Уговариваю. Но так и правильнее. Ведь если молча утащить и не рассказать правду, может выйти такой вот озлобленный змееныш, которым я получился. Это позже, когда полностью в себя пришел, понял, кто я, и что мне там делать. Да и то, я бы не сказал, что сразу. Сначала пару раз в этот мир сбегал, осознал, а затем и действовать начал.       А как тот свой первый переход вспоминать начинаю, так дрожь по телу прокатывает, и сразу фантомная боль там, где бедра в ноги переходят, начинается.       Нет, тех идиотов, что молодого нага мучили и резали, я, конечно же, по одному нашел и убил. И мой наставник одобрил этот акт мести. Но память, увы, мне это не отшибло.       Вообще, сложный у меня тогда период выдался. Врагу бы точно такого не пожелал. Но, выкарабкавшись, я понял одну вещь: если бы не это «двойное приключение», не превратилась бы моя душа в фарш, из которого мне удалось, хоть и покрытого шрамами прошлого, но вылепить себя нового.       Кем я был здесь, когда работал? Никем. Вечером пиво, футбол, ленивые перегавкивания с женой, вечный вопрос: че пожрать? Даже попыток найти себя не было. И это в далеко уже не юные двадцать восемь. Я, теперешний, назвал бы себя тогдашнего – «планктоном с расширенными функциями». Красивая мышца, гордый взгляд, бойцовский настрой и полная пустота в маковке. Я даже с матерью тогда общался только по выходным, или когда особо скучно было, не задумываясь, как она живет в предпенсионном возрасте без постоянной работы. И вот когда случилась эта трагедия… Или скорее даже неприятность, потому что меня не только не убило, но еще и морально вылечило, я понял, каким гандоном был. Настоящим. В пупырышку. Еще и ядовито-зеленого цвета.       В тот день, в середине лета, когда стоит самая жара, и случился этот пожар. В старом деревянном домишке, в котором вроде бы давно никто не жил. Естественно, как и принято по правилам техники безопасности, сначала начали тушить, а, погасив пламя, собирались разобрать завал. Даже когда дом жилой, сначала прекращают горение и исключают возможность его повторного возникновения, а затем спасают имущество. Своя шкура как-то ближе к телу. Но не в этот раз. В огне я услышал писк. То ли кошачий, то ли еще чей, и подбежал к командиру, чтобы сказать, что слышал. Николай же в это время, крикнув: там ребенок! − рванул в дом. Мне, как его напарнику, пришлось последовать за ним. Прикрыть его рисковую задницу и защитить от возможных проблем.       Нет, с этой стороны подставы не было. В доме действительно обосновалась семейка бомжей, упившихся вусмерть, а на единственном клочке, не тронутом копотью, гарью, дымом и языками огня – сидел маленький, худющий как скелетик, ребенок. Это было то ли чудо, то ли не знаю как назвать. Но я до сих пор, вспоминая тот день, не могу представить, что заставило языки огня обходить единственную грязную простынку, на которой сидел малыш. Его я и подхватил на руки, передав подоспевшим ребятам, а сам предпринял попытки вытащить бухую или же отравившуюся мамашу, когда мой напарник так же тащил не в меру плотного мужика…       Вот только не дотащил. Когда остались только мы, кинул свою находку, а после на пару секунд приподнял щиток, чтобы я разглядел его глаза. Скверный, я скажу вам, был у него в тот момент взгляд. Очень скверный. А следом он рубанул топориком по стене, и так почти прогоревшей, и на меня сверху посыпалась огненная труха, а через миг упала балка, придавив через грудь. Объятая, мать его, огнем, балка!       − Нужно было соглашаться, когда тебе предлагали! – сдернув маску, хрипло проорал он и поспешил на выход.       А я… А я чуть заживо не сгорел. До сих пор помню языки огня, жадными жалами лижущие мои щеки, пластик потекшего лицевого щитка… Ведь мы же собирались работать снаружи, потому и облачение было не совсем боевым. Скажем так, видимость одна. А еще я позднее думал, вспоминал, что мне не понравилось, как расхлябанно держится крепление. И только потом, спустя годы раздумий, понял, что не пожарный тот лицевой щиток был. Совсем не от нашего обмундирования. Как и баллон кислородный оказался пуст. Как и перчатки без внутренней подкладки.       А также помню, как захлебнулся кипящим воздухом, когда попытался закричать, чувствуя, как гортань и легкие едва не взрываются от забурлившей от жара крови…       Слава богам, больше я ничего не помню. Пощадили, так сказать. Не дали осознать, что на этом моя жизнь кончилась. Что было дальше в этом мире, я знаю только по рассказам матери и врачей. Сам я там не присутствовал. Четыре гребаных года, которые я провел на Урее.       Как я там очутился? Да вот и сам не знаю. Никакой маг призыва душ не проводил, никто запретными заклинаниями не пользовался. Да на Урее, если так взять, маги все какие-то дохленькие. Слабенькие. Никакие, скажем так. Лечить еще кое-как могут, ментальную магию используют, дождик там, вызвать могут, а вот что больше – так и не было никогда. То ли фон магический слабый, то ли жизнь ленивая и сытная не дала развиться магии в полную силу. Так что не знаю, кто был виной такому «дару», но очнулся я на Урее, еще продолжая кричать от боли.       И только спустя пару долгих мгновений, когда разум восстановился, я понял, что что-то не так. Нет, боль никуда не исчезла, но она была другая. Не всепоглощающая, а местами. И быстро утихала. Но тут снова моего бока коснулось что-то раскаленное, заставив вскрикнуть звонко и жалобно, а после и рассмотреть своих мучителей, что прижимали к моему боку лезвие раскаленного меча. Раз, второй, третий… К другому боку, к животу… Я метался, пытаясь просить пощады, но меня никто не понимал, как и я не понимал своих мучителей. Руки мои, как и ноги, были накрепко привязаны к толстым кольям, вбитым в землю вокруг плоского камня, на котором меня и положили. А эти… нелюди! Притом, как в прямом, так и переносном смысле – всячески издевались.       Ненароком пришла в голову мысль, что я попал на тот свет, и меня, как грешника, пытают демоны. А кем я еще мог их представить, если это были массивные ящеры со змеиными головами, огромными мускулистыми шестипалыми руками, тумбообразными ногами и таким же толстым, тумбообразным хвостом, на который и опирались при вертикальном положении? Бредовые мысли были вполне понятны: недавно пережитая адская боль, и не менее «приятные» игры этих ящеров, что сейчас издевались надо мной. Но это было только начало. В тот миг я жутко пожалел, что не остался в том горящем доме обугливаться под балкой. Никогда, ни до, ни после, я не испытывал того кошмарного отчаяния, шока, растерянности и глубочайшего унижения, как в тот момент, когда ящерам надоело тыкать меня горячими железками, и один из них взгромоздился на меня, начав насиловать.       В тот момент я, видимо, потерял рассудок, потому что, как ни странно, меня заинтересовала моя анатомия, а не то, что именно со мной делали эти больные ублюдки.       Да, было чертовски больно, когда когтистая лапа практически разорвала меня снизу, прежде чем дать своему шипованному хозяйству проникнуть в отверстие. Но я все не мог понять – как?!! По ощущениям, ноги мои были сведены, но меня явно и очень даже болезненно кто-то трахал. Демон, ящер, извращенное судорожными попытками не умереть сознание – это я не знал. Просто чувствовал боль и то, как разум пытается окончательно покинуть бренное тело.       Это продолжалось нереально долго. Мир поглотила тьма, а эта ублюдочная троица все никак не могла насытить свою похоть. Когда я терял сознание – мое тело снова прижигали железом. Когда приходил в себя – плескали в лицо воду, давая ухватить пару капель, и снова весь кошмар начинался по-новому. За эти сутки, или сколько там времени прошло, я уже пожалел, что я такая живучая скотина. Хотелось сдохнуть. Нет. Не от боли. Странно, но когда меня оставляли в покое, тело словно замирало, немело, полностью отторгая болезненные ощущения, и даже, как мне казалось, начинало восстанавливаться. От ощущения, что это никогда не прекратится, и эти пытки будут длиться вечно, сдохнуть хотелось, как и от понимания, что я на каком-то из кругов ада, и это будет длиться до тех пор, пока жива вселенная.       Да, я уже бредить начинал. Но ни разума не терял, ни сознания, так чтобы полностью отключиться. Помню, меня даже напоили дважды каким-то горьким отваром, что обжег горло, но не разлился комом огня по желудку. Помню, как эти гогочущие демоны пытались всунуть мне в рот кусок чего-то, напоминающего мясо, и я, вероятно, потеряв часть рассудка, бессмысленно глотал это, даже не разжевывая. Агонию продлевал только. Но почему-то не задумывался. Насилие надо мной, как мужчиной, словно заставило внутри что-то перестроиться, перестать думать и соображать.       Помню, медик нам рассказывал, что иногда при сильном шоке человек впадает в некоторую каталепсию, что физическую, что моральную, переставая воспринимать мир адекватно. Дадут воду – пьет. Дадут еду – ест. Поведут куда – пойдет, не задумываясь над тем, зачем и куда. Дай в таком состоянии человеку яд – выпьет, даже если будет знать, что это яд. Вывести из этого состояния способен только еще больший шок или же время. Но у меня не было ни того, ни другого. Было только ощущение, что меня сломали. Словно вместо души в груди образовалась зияющая, кровоточащая пустота, которую заполняет черный, густой как деготь, вязкий кошмар происходящего, который никогда не закончится.       − Кончай с ним, Шарак! – бросил один ящер другому. – Видишь же, яг больше не реагирует. Наверняка совсем обезумел от твоего шипастого дрына.       − Да. Ты прав. Еще и секра сейчас подойдет, будет всем счастье, − буркнул второй, пряча свой отросток в костяные пластины. – Но оставлять этого яга просто так… Когда я еще не все свои фантазии удовлетворил – это будет ошибкой.       − Ну, так удовлетворяй, и пошли! – огрызнулся третий.       Шарак гоготнул и поднял свой меч, а я только глаза прикрыл, надеясь, что это будет конец. Но снова ошибся. Но даже кричать сил не было, когда меч со свистом опустился сначала на одну мою руку, обжегши болью, еще более слепящей, чем предыдущая. Потом – на вторую. И под конец, когда я уже, хрипя, соскользнул с камня, меч пришелся куда-то на поясницу, разрубив меня пополам. И если я думал, что насилие больно, что больно, когда тебе отрубают руки, то я ошибся. Самая сильная боль была тогда, когда меч располовинил меня, оставив какой-то обрубок дрыгаться в траве, а после и потащил за собой, гогоча, что вяленое ягово мясо куда как вкуснее, когда прожарится на камне пару дней. А я, теряя силы и жизнь, остался лежать возле этого плоского камня, не в состоянии не только пошевелиться, но даже вздохнуть. И все ждал, когда же эта проклятая богами тьма окончательно накроет мое сознание.