Импринтинг двух миров (подопытный мышь)

      — Подъем, салага! — рявкнули от дверей, и Гэсс заполошно задергался, запутавшись в теплой циновке, едва не упав на пол. — Кстати, как твое имя, парень?       — Хэссэр, — попытался произнести Гэсс и махнул рукой. — Ссершш.       — Хэсс или Серш? То есть разницы нет?       — Ссерххей, — снова попытался Гэсс.       — А, то есть тебя можно называть Сергеем, так? — Гэсс кивнул. — Ну вот и отлично. Пошли заниматься твоим обучением. Мне Егор сказал, что после комы тело восстановить надо, да я и вчера заметил, что ты квелый какой-то. Или не знаешь, как управлять телом, или же залежался на кроватке. Так что давай, устроим тренировку, а потом уже умственные занятия. Ты же не против? Ну, вот и пошли.       Тренировка оказалась куда как жестче, чем та, которую он устраивал своим сес-ша, обучая их правильно двигаться, и Гэсс с удовольствием занялся разминкой, желая познать что-то новое. Это было необычно, ощущать, как тело откликается на то или иное движение. Гибкость и пластика ярданского тела была выше, но все равно было приятно осознавать, что он точно и полно воспринимает и понимает, что именно должен делать тот организм, в котором он находится. Виктор еще и подсказывал, если он что-то неправильно делал, стараясь максимально облегчить ему тренировку. И, когда та закончилась, и они усталые и довольные вернулись в дом, то его сразу провели в комнату, где он справлял естественные надобности.       — Так, мелкий, — в эмоциях Виктора ощущалась озабоченность. — Давай сделаем вид, что я понял и принял все эти закидоны насчет другого мира и тому подобное. Поэтому, вот это — душ. Место очистки тела от грязи и пота. У нас не принято пахнуть, если что. — Гэсс едва не возмутился. На Урее тот, кто не чистил чешую в песке, считался нечистоплотным, и изгонялся до тех пор, пока не начнет следить за собой. — Вот здесь — растворы для мытья тела. Отсюда течет вода. Горячая, холодная, — рассказывая, он показывал, где и что. — Вот это — мочалка. Наносишь на нее мыло и намыливаешь на тело. Ясно? — Гэсс кивнул. — После — смываешь и выходишь из душа. Закрываешь воду, берешь полотенце и вытираешься. Убираешь воду с тела. Одеваешься. Понял? — Гэсс снова кивнул. — Когда помоешься — спустишься вниз, я тебя буду ждать в зале, в той комнате с уютными креслами. И мы пойдем сначала есть, а после заниматься. Усек?       — Ус-сек.       — Ну вот и ладушки. Жду тебя внизу.       Душ оказался довольно приятным занятием, да и по коже струи воды били так удивительно нежно, что Гэссэр едва не забылся в собственном удовольствии. Разве что голод, который появился удивительно быстро, всего лишь с утра следующего дня, заставил его прекратить водные процедуры и спуститься вниз, чтобы поесть.       — Виххто… — Гэсс осознал, что не может правильно произнести имя человека, но потом махнул рукой. Объяснит, если не поймут. — Х-холон-ный… Ес-сть. С-снова.       — Да, снова есть, потому что завтрак, что тут такого? — не понял тот, а после стукнул себя кулаком по лбу. — Балда я! Ты же там змей, так? То есть вы кушаете редко. Я прав? — Гэсс кивнул. — Ну, мы, люди, другие. Мы едим трижды в день, но понемногу. У нас совершенно иной метаболизм. Кстати, я решил, что сегодня стоит пищу делать чуть крупнее, чем вчера. Заметил, что ты вполне справляешься с пюреобразными массами, да и жевать умеешь, так что поймешь, что и как, — и провел за стол, где кухарка положила в тарелки мелко нашинкованное мясо с каким-то белым зерном и разноцветные травы.       Гэсс хотел, было, сказать, что его организм не примет ничего кроме мяса, но тело, уловив запах пищи, само пожелало это съесть. Так что пришлось поддаться порыву и жевать то, что положили в тарелку. Усердно, вдумчиво, чтобы не подавиться. И он справился.       — Видишь, все не так уж и сложно, — подбодрил его Виктор, а после провел в комнату, где стояли несколько кресел, и усадил за стол, начав объяснять: — Это — экран. Устройство компьютера я тебе рассказывать не буду, просто объясню, как пользоваться тем, что видишь на картинке. Вот, положи руку на мышку и поводи ей. Стрелочку видишь? Так — включить запись, так — остановить, так — повторить. Продолжить, завершить, перейти на следующую. Ты же не против, если пока позанимаешься сам, а я уйду по своим делам? Захочешь кушать, спустишься вниз, покажешь Миле, кухарке, на свой живот, она поймет, что тебя следует покормить.       — Яс-с-сно, — кивнул Гэсс и, подождав, пока Виктор прикроет дверь, включил запись, вслух проговаривая слова и буквы, которые тут же возникали на экране в нескольких интерпретациях.       Учеба оказалась куда легче и интереснее, чем Гэсс предполагал. На пятой или шестой записи его попросили рисовать то, что видит на экране. Сначала буквы, потом слова, после предложения. Притом Гэссэр понимал не только звучание, но и смысл слов, которые писал. Да, они были легкими, и он понимал, что ему дали курс для детей, но понимал, что это именно то, что нужно ему здесь и сейчас.       Еще больше облегчало обучение то, что на экране, в уголке, было видно, как человеческая самка, слегка утрируя мимику, показывает, как именно надо складывать губы, чтобы произнести тот или иной звук, слово или же фразу. Конечно, с первого дня он даже не надеялся, что сможет в полной мере овладеть столь странными звуками, которые были похожи друг на друга. Понимал, что их называют звонкими и шипящими, но даже не осознавал, как надо произносить. В рот же этой самке не влезть, и звук не перенять ментально. Но к вечеру более-менее научился владеть голосовыми связками и объясняться максимально внятно.       — Ну, как ты тут? — Виктор не выглядел уставшим, из чего Гэссэр вывел, что тот отдыхал, решив не смущать его своим присутствием.       — Нохмально, — кивнул Гэссэр, ощутив, как удивленно замер человек. — Я ушус-сь, и мне нхавится. Тумаю, паху тней хватит, фыучить ваш яс-сык.       — Ну, по сравнению со вчерашним днем — просто великолепный прогресс, — ошарашено отметил Виктор. — Ты ел?       — С-сабыл, прос-с-сти. Пыло интехесно.       — Ну тогда пошли питаться, а после я расскажу тебе кое-что и по анатомии человека. Думаю, Андрей, в силу своих возвышенных мыслей, не сумел тебе полностью объяснить, как и что действует.       — Пошли, — согласился Гэсс, понимая, что голод выше тяги к изучению языка.       Кормили их так же вкусно, но было заметно, что кусочки в его тарелке были чуть больше, чем на завтрак, их приходилось пережевывать куда тщательнее, а то и откусывать, следуя примеру Виктора. Зато появились новые нюансы, которые терялись в пюре или же мелком крошеве. Сейчас можно было ощутить вкус каждого кусочка еды в отдельности, и Гэсс наконец-то осознал, что именно чувствует язык и как. Это оказалось еще одним удивительным открытием, притом, невероятно приятным. Одно дело, ощутить запах еды, а второе — вкус того, что попадает на язык, давая насладиться самыми мелкими нюансами проглоченной пищи, понимая, какое удовольствие она несет не только телу, но и разуму.       Отдохнув с полчаса, а Гэсс уже знал, что такое время и как оно делится, или выглядит на часах, они решили заняться анатомией.       — Хэсс…       — Гхэсс, — поправил ярдан.       — Гэсс, — согласился Виктор. — Я не хочу, чтобы ты мой урок принял как что-то непотребное. Что я пытаюсь к тебе приставать, или еще что. Это только урок анатомии. То есть — урок тела. Если тебе покажется, что я прикасаюсь к тебе как-то не так, сразу говори.       — Непотхебное? Што это? Как?       — Ну, чтобы ты не подумал, что я собираюсь соблазнить тебя.       — Как самца? Самку?       — Ну… да. Не знаю, как у вас, а у нас насилие над личностью не приветствуется, поэтому, если тебе покажется что-то неприятным или противоречащим твоим законам и принципам, то смело меня останавливай.       Гэсс кивнул, соглашаясь. Насилие над личностью действительно было неприемлемо.       — Ну тогда, если это не претит твоим моральным принципам и нормам, я предлагаю тебя пройти в твою комнату и раздеться.       — Это этишно?       — Ну… Как тебе сказать. Для того, что собираюсь сделать я, вполне этично, если так же попытаться раздеться на улице — нет, неэтично. Если любой другой мужчина или женщина предложит тебе раздеться, не являясь лекарем, скорее всего, с тобой будут желать заняться сексом.       — Щем?       — Ну… сексом. Детей делать. Или у вас дети иначе делаются? — осторожно закончил Виктор.       — А, эннэшше! — улыбнулся Гэсс, уже зная, что означает улыбка, и как ее воспроизводить. — Трухие, не мы, растелены. Самки, самцы. Секс… слияние осопей, так?       — Другие? — удивился Виктор, увидев кивок. — А вы?       — Яртаны песполы. У них нет раслищий по половому приснаку. Нет самок, самсов. Тут все, — он показал на свой живот. — Сами.       — Гермафродиты, что ли?       — Та. Хефмаффотиты. Твою мать! Кохта я смоху ховохить норрррмально?! — взбеленился Гэсс, понимая, что коверкает слова, и, не зная, что с этим делать.       — Не переживай. — Виктор хохотал на взрыв эмоций ярдана, особенно на его матерный выпад. — Такому тебя точно никто, кроме Андрея, не мог научить! Теперь точно верю, что он у вас. Так что, ты говоришь, что вы полные гермафродиты, у которых нет ни члена, ни, хм, отверстия, куда… И вы как бы сами в себе настолько полно, что можете родить сами от себя?       — Та, — согласился Гэсс. — Наша хаса такова, што у нас нет шенщин и мущин. Семья — это отин ходитель и сотни тетей.       — Один родитель и сотни детей? — перевел Виктор для себя.       — Та.       — Но, что такое секс, вы знаете.       — Слияние? Снаем. Увы… — Гэсс даже плечи опустил. — Ях-хены, хоть пы их поги пхокляли, кр-р-радут наших тетей, телая их р-р-рабами тля своих утех.       — Гэсс, — Виктор, заметив, что собеседник ушел в неприятные воспоминания, попытался отвлечь его хоть как-то. — Давай потренируемся произносить звуки правильно. Вот, смотри на мой рот, когда я буду произносить их.       — А мошно не смотееть, а пхикоснуться к твоему плещу? — Виктор удивленно кивнул, но позволил, и более получаса то рычал, то жужжал, то дзверенчал на все лады, чтобы ярдан мог усвоить, как именно произносить звуки.       — И вообще, — наконец, устало произнес он. — Надо тебе достать шарики для тренировки внятной речи. Так легче будет тренироваться.       — Тренироваться в чем? — практически чисто произнес ярдан. — Мы — ментально соединяемся с теми, кто хочет нас учить, улавливая нюансы урока куда как глубже, чем при простом общении.       — То есть ты хочешь сказать, что усвоил правильное произношение, только прикоснувшись ко мне?! — оторопел Виктор.       — Да. Понял, что вы делаете ртом, когда хотите сказать то или иное слово. Как поворачиваете язык, как бьете им о небо или о зубы. Мне это стало понятно.       — Тогда, думаю, то, что я хочу тебе рассказать и показать насчет тела, будет куда понятнее, если твоя рука во время моего рассказа будет на моем плече, — вынес вердикт Виктор.       — Скорее всего. Начнем?       — Раздевайся.       Спустя пару минут оба, раздетые, они стояли перед зеркалом, и Виктор, понимая, что прикосновения к существу, которое никогда не знало секса, да еще и к тому, кто спрашивает даже о самом естественном прикосновении как о чем-то сугубо личном — начал показывать на себе, где и что находится, одновременно листая медицинский атлас, чтобы объяснить, как оно все соединяется.       — Позволь спросить, — после окончания лекции Гэсс слегка подергал себя за член. — А это и есть тот фисс, которым оплодотворяют самку?       — К-хм… Мы называем его фаллос, член, уд, хер или хуй. Последние два слова — матерные. И да, с его помощью мы входим в специальное отверстие у женщины, чтобы подарить ей не только детей, но и удовольствие.       — То есть у ваших особей вполне нормально, что иногда он удлиняется и утолщается без причины? Или у него есть какие-то рецепторы, с помощью которых он чувствует самку, готовую к оплодотворению?       — Он удлиняется и утолщается по утрам, — Виктор, непривычный к подобным разговорам, заметно нервничал. — Это естественная реакция тела, которое отдохнуло и хочет самку. Женщину то есть. Долго копить в себе желание не стоит. Будет больно. Если хочешь, я найду тебе женщину, которая снимет напряжение.       — Да, слегка болит здесь, — согласился Гэсс, погладив яички. — Но я даже не представляю, как вести себя с вашей самкой. Ей надо приносить дары? И сколько ждать, пока она позволит прикоснуться к ней? Дни? Месяцы? Годы?       — Ну… У нас есть самки, которые получают вполне приличный гонорар за то, что дарят удовлетворение мужчинам, — пробормотал Виктор, с трудом отводя взгляд от юного тела, которое физически было готово к соитию, одергивая себя только тем, что разум в этом теле был удивительно юным и наивным для человека. Но забыл, что Гэсс, что до сих пор прикасается к его плечу, может ощущать эмоции.       — А как нужно обращаться с такой самкой? — вопрос был вполне в духе Гэсса, так что Виктор не заметил подвоха.       — Ну... — Он пожал плечами. — С женщинами нужно быть нежным. Целовать, ласкать, готовить к акту… Ведь если женщина не готова, то и удовольствия не получишь.       — А ты покажи, — попросил Гэсс, по эмоциям ощущая, что человек испытывает к нему странную нежность, которую сам же и глушит, и приблизился, показывая, что не против подобного.       — Гэсс… Прости… — Виктор отшатнулся, наткнувшись на стену. Это то, что я тебе говорил. Непотребное. Не нужно. ТЕБЕ не нужно! Телу этому, которое ты покинешь спустя какое-то время! — рычал он, ухватив руки ярдана, что стоял в полушаге от него, опаляя своим жаром. — Уймись! Я не буду для тебя ни самцом, ни самкой! Я не позволю случиться подобному!       — Ты сказал: целовать?.. — губы совсем невинно коснулись его губ. — Нежить? Ласкать?.. — странно было, но то ли Виктор сам отпустил, то ли Гэсс обладал большей физической силой, но вывернул свои руки из захвата, проведя ладонями по бокам, по животу и груди так, что Виктор лишь коротко выдохнул, понимая, что плывет.       — Насилие над личностью… — уже понимая, что ставит последний, никому не нужный барьер, выдохнул он. — Нельзя заставлять…       — Покажи на мне, как нужно обращаться с самками, — окончательно прижав человека к стене, прошептал Гэсс, чувствуя, как фисс человека упирается ему в живот, и добил: — Хочу познать.       — Прекрати!.. — простонал Виктор, чувствуя, что последние барьеры рушатся. — Я же сейчас не выдержу! И что ты мне завтра скажешь?!       — Спасибо… — шепнул Гэсс. — За то, что дал мне познать то, ради чего яги двух линий ищут себе партнеров, — и рассмеялся, когда оказался на руках Виктора, что, зверея от накатившего желания, тащил его в кровать. — Всегда хотел это узнать…       Виктор честно сдерживался и пытался быть нежным. Если мальчишка играет, войдя в свою роль, то чтобы довершить эту роль не хуже, чем он себе придумал. Егор предупредил, что сын Андрея не в себе. А если это действительно иномирное существо, которое, получив двадцать три ребенка, до сих пор было девственным в чувствах, то пробудить эти чувства так, чтобы парень остался с ним. Как говорят: любишь душу, а когда к ней прилагается еще и тело… Вот и он принял это любознательное и странное создание, веря в то, что оно пришло откуда-то там, а не то, что у сына Андрея очередной психический срыв. И смирился с тем, что если это не так, то Михалыч его сам тонким слоем размажет, но это потом, после. А сейчас был только он и мальчишка, который тонко вздыхал от ласк, что получал, даже не зная, что за ними последует.       То ли подготовить так сумел, то ли парень действительно был невероятно расслаблен, но войти удалось довольно легко. Тот даже не морщился, смотря своими сияющими глазами, опушенными длинными ресницами, постепенно проваливаясь в собственное желание, позволяя брать его так, как того хотелось Виктору. А чуть позже и постанывать начал, подрагивая от проникновений, но, не сжимаясь, как если бы было неприятно, а наоборот, раздвигая ноги, стараясь прижаться еще плотнее, впустить глубже. А ноготки все глубже и глубже впивались в ягодицы, заставляя двигаться жестче и жестче, пока мальчишка не запрокинул голову, с отчаянным стоном вбивая его в себя. Только тут Виктор одумался, начав ласкать член парня, чтобы доставить ему удовольствие, заставив забиться в сладкой конвульсии, кончая полно и емко: с придыханием, грудными стонами и отчаянными всхлипами, за которыми даже он, дуболом, обделенный эмоциональной связью, ощущал острое удовольствие.       — Значит, вот, что такое — секс?.. — спустя полчаса спросил Гэсс, когда Виктор сумел-таки напоить его крепленым вином, и тот отошел от связи настолько, что смог приподняться, шало глядя на него своими сияющими от восторга глазами.       — Ну… Да. Вот такой он. А может быть еще лучше. Прости, я не сдержался. Не сумел. Мне Михалыч голову оторвет, когда узнает, что я его сына трахнул.       — Не оторвет, — помотал головой Гэсс, только теперь по-настоящему понимая, что такое улыбка полного довольства. Счастье, не заключенное в телесную оболочку, что брызжет вокруг, создавая терпко-сладкий кокон дурмана, какой могла давать одна из трав, если ее очень осторожно жечь в костре. — Я не позволю. Да и Сайгер… Ему это тело без надобности, сам сказал, так что… Займу-ка я его место на постоянной основе. Ну а если пожелает вернуться… — Он нахмурился, за время слияния сумев уловить и то, как и почему меняется мимика лиц людей. — То я попрошу у Андрея, чтобы он из имеющихся тел для меня подобрал то, которое понравится тебе.       Просыпался Гэсс тяжело. Дурман хмеля все еще туманил голову, но ощущение удовлетворения, которое он получил, накатило такой волной, что впору было повторить. И, начав поворачиваться, он ощутил, что в бок упирается вполне трудоспособный фисс Виктора, что еще пребывал в утренней дреме. Так что, даже не задумываясь, Гэсс повернулся лицом к лицу, взяв пульсирующий и очень нежный на ощупь… Как он там называл… Фаллос? Уд?.. В руку, начав ласкать, чтобы пробудить Виктора для дальнейших действий.       — Боже… — прошептал тот, — мое желание сбылось… Проснуться от ласк… А еще лучше — от минета…       — Прости, не умею, — хмыкнул Гэсс, получив сотню поцелуев в шею, млея от ощущения покалывания волосиков, что за ночь выросли на подбородке Виктора.       — Как себя чувствуешь, малыш? — спросил Виктор.       — Мне понравилось то, что было вчера, — пробормотал Гэсс, чувствуя, что тело вполне готово к продолжению. — Я хочу повторить.       — Сейчас?       — Судя по тому, как стоит твой фисс, то да, сейчас. Или вы, люди, восстанавливаетесь дольше?       — Боюсь причинить тебе боль, — прошептал Виктор, перевернув Гэсса на живот, целуя его спину и одновременно готовя к соитию.       — Не бойся…       Гэсс чуть приподнял бедра, ощущая, как его ласкают, едва не нырнув в бездонную пропасть беспамятства, настоянного на бесконечной сладости, почти прорвав подушку, когда ощутил фисс Виктора в себе, окончательно и бесповоротно осознав, какое можно получить удовольствие, если отдаться своему эннэшше. Боги скрепляли такой союз, и Гэсс осознал, что на Землю попал не просто для того, чтобы увидеть и познать другой мир, но чтобы найти себе того, кто станет его полноценной парой, даже если они никогда в жизни не окажутся на Урее. Даже если здесь его жизнь продлится невероятно мало, каких-то пятьдесят-шестьдесят лет. Даже если Андэр, узнав о том, что он не собирается возвращать тело Сергея — попытается отомстить.       Да на все Гэсс был согласен, только бы не потерять то, что получает от Виктора. А тот, застонав, дернулся еще пару раз, уткнувшись мокрым от пота лбом ему между лопаток, а после, вынув фисс, пальцами довел его до сладкой дрожи, заставив корчиться в судорогах, изливая белый сок на простыни.       И все равно даже этого было мало. Гэссэр осознал, что, будь такая возможность, сутками бы не отпускал от себя эннэшше, был бы с ним так часто и подолгу, чтобы наконец насытить голод, которого даже не знал за те несколько десятков лет, что прожил на Урее. Единственное, что останавливало, так это тяжелое дыхание явно уставшего человека.       — Была бы возможность, Гэсс, я бы все сделал, чтобы не отпускать от себя, — пробормотал Виктор, поглаживая спутанные, чуть влажные волосы парня, что уютно пригрелся на его груди. — Все бы, вплоть до того, что разругался бы с Михалычем и ушел бы в бега, лишь бы только просыпаться каждый день вот так, возле тебя.       — Давай сбежим, — покладисто согласился Гэсс. Желание человека полностью согласовывалось с тем, что хотел и он — быть рядом, зависеть друг от друга и не возвращаться в мир, который принес ему только боль. — Только куда?       — Хм… Если ты серьезно, то надо подумать, как не засветиться самому и не засветить тебя. И главное — куда именно сбегать, чтобы нас точно не нашли. А то Михалыч меня под орех разделает, когда найдет.       — Тебя? — удивился Гэсс. — Ведь это я краду тело другого человека, я не желаю возвращаться туда, где был рожден. Так что это не тебя, это меня разделают, и не Андэр, а боги Уреи. И даже то, что ты мой эннэшше — не заставит их простить меня. Но это будет куда как позже. А пока у нас есть время… — Он приподнялся, смотря в глаза мужчины, который за эти сутки стал ему невероятно дорог. — Давай его проведем так, чтобы никогда и ни о чем не сожалеть.       — Заметано! — хохотнул Виктор, после чего, совершенно не ощущая усталости, подорвался с кровати, начав спешно складывать какие-то вещи, собираясь навсегда покинуть не только дом, но и город.       Как и куда ехать, он еще не думал. Для начала побега надо просто хаотично помотаться по миру, и только потом уже решать, куда направить стопы. Лишь бы деньги были, или любая возможность их заработать. А так не пропадут.       Когда через два дня, измученная аэропортами и наглыми таксистами, Джэйл прибыла в город, ее встречал мрачный и явно чувствующий себя не в своей тарелке заместитель Андрея.       — Не поняла?! — тут же напряглась Джэйл. — Где мальчик?!       — Сбежал ваш мальчик. — Егор поежился. — С одним из людей, которых я поставил за ним следить. Забрал кредитную карту Андрея Михайловича, обналичил все, что мог, сделав то же самое со своей… Мой… Бывший мой сотрудник — украл большую сумму из сейфа, после чего эти двое покинули город. Сейчас прочесываем информационные каналы, чтобы вычислить их, но, думаю, бесполезно. Этот человек, который украл сына Андрея Михайловича, бывший работник по специальным операциям, и если пожелает скрыться, то его никто и никогда не найдет.       — Только не Андрей, — прошипела Джэйл, понимая, что из-за ее ошибки произошла очень неприятная ситуация и сейчас где-то по просторам Земли бродит человек с душой саламандры, которой ну совсем не место в этом мире.       Не зная, что делать и как объяснить все произошедшее, Джэйл даже не слушала человека, думая о том, как донесет до Андрея этот прискорбный факт и не получит ли по шее за то, что не смогла уследить за одной, глупой, совершенно лишней в этом мире душой.       Как-то так получилось, что, когда она выпускала души Владимира и Анатолия над их собственными вместилищами, душа Гэссэра покинула ее, рванув прочь. Оставалось только надеяться, что в то тело, которое ему на время передал Андрей. А так, вообще не найти. Слава богу, так и получилось. Точнее это сначала Джэйл думала, что слава богу, до тех пор, пока не получила сегодня отчет от Егора о том, что совершил этот безумец. Или не безумец… Мысль о похищении пришла ей в голову практически одновременно с тем, что озвучил Егор:       — А может и не сбежал, — бормотал тот себе под нос. — Ведь вы же говорили, что у ребенка дисфункция речи и проблемы с восприятием реальности… Может, Виктор его похитил, чтобы потом выложить свои требования… а этот — может. Был у него в послужном списке и киднеппинг, а значит…       — А значит, мне срочно надо предупредить Андрея о случившемся, — холодея, прошептала Джэйл.       Мысль о том, что можно сделать с ярданом, который не осознает себя в этом мире, была настолько ужасной, что она тут же поторопилась домой к Андрею, чтобы как можно быстрее переместиться на Урею и поведать о том, что случилось.