Импринтинг двух миров (подопытный мышь)

      — Андрюшенька…       Я еще не проснулся окончательно и подтупил.       — М-мда? Джэлли? Ты че в такую рань приперлась? Я же просил…       — Андэр!!!       Меня подорвало с кровати, и только теперь я понял, что держу телефон у уха.       — Да, Анжела, слушаю.       — Вот и молодец, — голос Джэйл потеплел. — Дрюнь, тут такое дело, папик меня с собой забрал.       — Какой еще «папик»?!       Нет, Джэйл в интиме и общении я не ограничивал, но не по телефону же это обсуждать!       — Тесть твой, — буркнула Джэйл. — Уговорил, скотина, поехать на море. Меня, можно сказать, силком затащили в самолет. И я с тобой разговариваю, сидя за сотню километров от тебя.       — Суперски, — окончательно проснувшись, я осознал, какой финт ушами совершил Абинский, вовремя увезя дочь подальше. Лучше уж знать, что она далеко и с ней все в порядке, чем переживать.       — Не сердишься? — Джэйл выдохнула. — Что у вас там вообще произошло?       — Не беспокойся, справимся. — Я отчаянно зевнул, понимая, что придется вставать, несмотря на раннее утро. — Рэй, кофе сваришь?       — Отвали, — буркнул Рэйдан. — И вообще, какого хера тебе не спится?       — Такого. Джэйл звонила. Никита увез ее на побережье. Я даже не спросил куда. На всякий случай. Видимо, история всех переполошила.       И я был прав. Некоторые люди, с большой буквы, люди, сбегали из города и из страны, как крысы с тонущего корабля. История, на первый взгляд совершенно обыденная — ну не поделили что-то две группировки — затронула высокие эшелоны власти и многое из того, что казалось давно похороненным. Притом так давно, что даже операции шестилетней давности являлись уже эхом отголоска далекого прошлого. А ведь задело, притом крупно. Не знаю, кого благодарить, богов или же случай, что мы с Рэйданом не успели к тому времени расстаться, и я был рядом, когда он сообщение получил. Очень хотелось надеяться, что и без меня справиться мог, и что регенерация не будет зависеть от его желания, запустив процесс автоматически. В любом случае, мне было куда спокойнее, когда я был рядом, и сумел не только прикрыть его от пуль, но и помочь с ситуацией.       Особенно жалко было Богомола. Это еще вчера я думал, что у парня фамилия такая, или что он слегка помешан на боге. А вот потом мне Рэйдан и объяснил, что фишка Константина, Богомола то есть, в том, что он предпочитает брать на себя главаря, и держит его до конца зачистки, а после двумя смершами, как жалами, сносит голову, с наслаждением купаясь в крови.       Маньячелло. Как и Рэйдан, как и я… И это вызывало уважение. Во всяком случае, казалось, что парень «нашей крови», а значит, достоин уважения и понимания.       Правда, эта история его подкосила. Не сломала, но нагнула реально. А то, что с ним сделали, могло чуть позже доломать окончательно. Поэтому, я еще вчера решил, что первое, что мы сделаем с утра, это отправимся в ведомственную больницу, навестить наших недотрупов. Хотя еще около полуночи получил от Гнома сообщение, что парни живучие и точно выкарабкаются. И, уже заканчивая разговор, он бросил короткое «спасибо».       — Да не за что, — хмыкнул я, положив трубку. — На вас мне яда хватит.       Но парни парнями, а вот Богомол мне не нравился от слова совсем. Вот есть такие люди, что готовы выживать в самых страшных условиях, вытерпеть хер знает какие пытки и, понимая, что свой долг выполнили, решают погибнуть за пару минут до того, как их вытащат. Нет, я понимал его. Покоцали знатно. Жить нормальной жизнью после того, как тебе сломали практически все кости и отстригли пальцы гильотиной для сигар — физически невозможно. Я даже не беру моральный аспект. Обычную физиологию. Беспомощность — бич каждого человека, попавшего в подобные условия. А все, что ему останется после проведенной операции, это медаль за отвагу и нищенское содержание. Ну, может, друзья помогут первое время. А потом что? Одиночество, инвалидное кресло и подачки от государства? Я сам почти оказался в подобном состоянии. И желать подобное человеку, который до последнего хранил верность друзьям — попросту не мог.       — Что у нас на завтрак? — Рэйдан, пытаясь стереть сон с лица, вошел в кухню, где я уже готовил себе кофе.       — Ничего, — буркнул я, все еще думая о том, как можно помочь Богомолу. — Сейчас в кафе сходим.       — Да я не так, чтобы уж голоден… Андрей, понимаешь… Мне очень не нравится то, чему свидетелями мы вчера стали. У тебя есть какие-то задумки?       — Да. Валить отсюда и подальше, — все еще думая о своем, пробормотал я и, налив себе кофе, тут же, не ожидая пока он остынет, выпил.       — Так все серьезно?       — Рэй. — Я опустился на стул, пригласив его сесть тоже. — В том, что произошло, нет твоей вины. И вины твоего отца, которого они считали отправной точкой своих проблем — тоже нет. Несмотря на то, кем он работает и что кому поставляет. Верхушку я даже и не увидел, а если бы увидел, доставать ее не хочу. Не моего полета птички, понимаешь? Поэтому, мой тебе совет — предложи отцу покинуть страну, как ее уже покинул Абинский. Тебя-то может быть теперь и не тронут, все же ты как бы… под моей защитой, и тратить на тебя живую силу довольно затратно. Это я могу им обещать, как и тебе. Но защитить всех я просто не сумею. А договариваться с этими личностями мне не о чем. Нечего предложить, а когда будет — этим людям я ничего предлагать не собираюсь.       — А теперь давай поподробнее. — Рэйдан забрал у меня чашку, отпив глоток, поморщившись от вкуса — сахар я сегодня не добавлял специально. — Чет я вообще ничего не понял.       — Ты знал, чем занимается твой отец? — Рэйдан отрицательно покачал головой. — Тогда, думаю, тебе это знать и не следует. Поверь, ты можешь совершить непоправимую ошибку, если вмешаешься. И стать разменной монетой для сильных мира сего. Я-то тебя вытащу, покажу и расскажу, как себя защитить, но каждое возвращение на Землю будет для тебя новым испытанием, если некоторые личности решат, что твоя жизнь что-то стоит. Оно тебе надо?       — Нет, — Рэйдан тряхнул головой. — Ты не подумай, я не иду на попятную и не пытаюсь спрятать голову в раковину, надеясь, что меня не выколупают, но жизнь с тобой мне немножко дороже, чем разборки. Вот если бы можно было наказать тех, кто тронул моих друзей, вот за это я тебе буду благодарен. А большего и не прошу.       — Насчет твоих друзей я кое-кому уже подкинул информацию. Исполнителей мы сами «исполнили», а заказчиков можно будет прижать. Но это только середина пирамиды. Ты же сам знаешь, рыба гниет с головы. И до этой головы нам не добраться. Нет, можно, конечно… И даже, думаю, получится… Но не стоит сравнивать людей, которые дали добро на проведение операции, и тех, кто просто попросил разрешить проблему. Это разные вещи, и к ним надо относиться тоже по-разному. Всех все равно не убьешь и не прижучишь. Тем более если брать такие высоты. Поэтому, чтобы ослабить давление и сделать так, чтобы в твою сторону не смотрели — попроси отца уехать.       — А если залупится?       — В этом случае я тоже залуплюсь. А ты уже видел, как я люблю решать подобные дела. И ради твоего спокойствия я научусь пользоваться не только первой и второй подставой, но и третьей, пятой, десятой… Выйду на такой уровень, откуда меня точно никто не выкинет, сделаю все, что хотел и уйду так же незаметно. Но, Рэй, одно большое «но». Я вмешаюсь в структуру управления страной и разрушу то, что уже налажено, только ради того, чтобы тебя и твоего отца оставили в покое. Как карточный домик, понимаешь? Тронь нижнюю карту, и все полетит в тартарары. А я, чтобы ты знал, трогаю очень чувствительно. Так что решим? Малой кровью или большими проблемами?       — Малой кровью. — Рэйдан допил кофе, после чего твердо поставил кружку на стол. — Я верю тебе, и если ты сказал, что так лучше, то пусть оно так и будет.       — Разрешишь, я с твоим отцом сам поговорю?       — Думаю, вмешательство Сервала для него будет куда значимее, чем разговор с сыном, — хмыкнул Рэйдан.       — Тогда одевайся. Надо кое-куда съездить и решить некоторые проблемы.       Я не лгал. Решить проблемы Родиона не составило бы мне очень уж большого труда. Подключить пару человек, которые еще являются моими должниками, вскрыть эту язву, дать информацию Гному и Ярику чуть больше, чем дал ранее, и маховик начнет свой разгон, снеся к чертовой матери все, на чем еще держится наша страна. Мне было насрать на подобное. Такие люди как я — всегда найдут к кому приткнуться и с кем сойтись, чтобы получить свой кусок хлеба с маслицем и икоркой. Но заводиться… Слишком много мороки. Не только физической или психической, но и моральной. Так что, как я и сказал Родиону, заниматься этим буду только в том случае, если мне не оставят другого выбора.       Хотя, отец Родиона тоже хорош. Познакомься мы с Родиком чуть раньше, примерно лет так на шесть-семь, когда он еще в отряде был, я бы этому «дельцу» ноги бы из задницы повыколупывал. Ну, это надо додуматься, отправить своего сына в «потрошители»? Устроить ему такой экзамен жизни, что парню чуть крышу не снесло? А если бы его командир был бы чуть тупее или же борзее? Что бы с Родионом стало? Что бы стало с человеком, которого ломали с самого детства? Не знаю, благодаря чему и кому он выжил и остался нормальным… условно нормальным. Благодаря нашей встрече у него действительно появился шанс не чувствовать себя тварью. А, может, не только нашей. Может его еще Джэйл начала доставать из собственного дерьма, дав понять, что есть в жизни что-то еще, кроме крови и боли. Не знаю. А если говорить честно, то и знать не хочу. Мне достаточно того, что Родион вполне адекватный, а сходит с рельсов только тогда, когда видит опасность, что угрожает его близким. А так как на данный момент я самый близкий ему человек, то сделаю все, чтобы выжить и не дать ему сорваться.       — Я готов! — Родион выглянул в кухню, когда я заканчивал варить вторую порцию кофе. — Слышь, кофеман, может, хватит?       — Угу, — отозвался я, не заморачиваясь переливанием напитка в кружку. Слизистая уплотненная, не обожгусь, да и не аромат мне нужен, а действие. — Сейчас вернусь.       Через полчаса мы остановились у ведомственной больницы, где, по рассказам Гнома, лежали ребята. Пройти нам не дали. Проход закрывали два расслабленных с виду бойца с висящими на шеях автоматами, на которых спокойно, на первый взгляд, лежали обе руки. Другое дело, что задействовать из этой позы оружие довольно неудобно, но вид вполне угрожающий.       — Кто такие? — лениво спросил один, перекинув зубочистку в уголок рта. — По чьему приказу?       — Гном? — телефон Вадима стоял у меня на быстром наборе. — Мы вчера договаривались, что я смогу к ребятам пройти, а меня сегодня не пускают. Сказать, что приказ Ярика? Окей. Сказать, что я… то есть ты этим олухам ноги повыдергиваешь и в пасть засунешь? Не помогает. — Я смотрел на веселые оскалы ребят. Глумятся, гады, знают, что за исполнение служебных обязанностей их никто наказывать не будет. — Сказать, что я… От кого, от кого? — у меня даже мурашки по спине побежали. Авдеева, генерала ССО знал даже я. — От Авдеева, — буркнул в трубку, и ребята тут же подобрались и расступились, разве что честь не отдали. — Все, прошли. Бывай.       Вадим буркнул, что ждет нас у палаты, и отключился.       — Это кто там от Авдеева? — шепотом спросил Родион. — Мы?       — Угу, — говорить не хотелось. Если уже сам Авдеев вмешался, то, видимо, придется приоткрывать секреты, которые я хотел унести в могилу. А это мне очень не нравилось.       — Здоров. — Гном выступил вперед, пожав нам с Родионом руки. — Как спина?       — Да что мне сделается? — отмахнувшись, я взглянул на дверь. — Лучше расскажи как парни.       — Бойцы идут на поправку, а вот Богомол… — Он скривился. — Досталось, короче. Авдеев рвет и мечет, грозится всех в штрафбат отправить на вечное пребывание, а еще… только ты никому, — он отвел меня в сторону, — сказал, что лучше бы Богомол там и остался.       — Насолил чем?       — Нет. — Вадим нахмурился. — Племянник его. Ну… Сам понимаешь, лучше погибнуть героем, чем жить инвалидом.       — Ну, это мы еще посмотрим, — хмыкнул я. — Поговорить с Костей хочу. Есть что ему предложить. И если согласится, то примерно через полгода или год от его ранений не останется и следа. Есть у меня очень опытный хирург, который пришьет нашему зайчику новые лапки.       — Чудишь, — не поверил Вадим.       — Посмотрим, — веско повторил я. — Лев Робертович, если я его очень хорошо попрошу, сумеет помочь. Но для того, чтобы было кому помогать, мне и нужен разговор с Богомолом. Объяснить, рассказать, дать цель.       — Ну, то да… — Вадим покивал. — Сердце уже дважды останавливалось. Жить не хочет. И, знаешь, я его понимаю.       — Нет, Вадим, не понимаешь. — Я криво улыбнулся. — Так, для общего развития, найди биографию Севретова Андрея Михайловича, шестьдесят пятого года рождения. Если что — это я. Можешь для большего охуевания медицинские карты поднять. А потом и Богомолу показать, если ныть будет.       — А что там? — полюбопытствовал Гном.       — Ожог 60% поверхности тела, отравление угарным газом, перебитый позвоночник и обгоревшие на 1/3 нижние конечности. Ты, когда меня коновалы правили вчера, хоть один шрам видел?       — Нет…       — Вот и попытайся донести эту информацию до Костика. Если я сказал, что могу его вытащить, то значит могу. А я, ты уже должен знать, слов на ветер не бросаю.       — Тогда, будь другом. — Вадим, проникновенно смотря в глаза, сжал мою руку в своей. — Не подведи.       — Рэй, постой здесь, лады? Я сейчас вашего командира немного встряхивать буду.       — Только последние мозги не вытряси, — хмыкнул Рэйдан, после чего присел на диванчик.       Палата была четырехместной, но лежал там только один человек. Богомол. Остальных, видимо, уже перевели в отделение. Да и что у них было? Избиты, то да. Но не покалечены. Убивали их быстро и чисто. А мой яд сумел запустить регенеративные процессы в полной мере. Так что я был уверен, что через неделю, или того меньше, парни покинут стены больницы. А вот Костя…       — Добрый день, Константин, — заметив, что Богомол не спит, ничего не выражающим взглядом смотря в потолок, я подошел.       Нет, знал, что у него все плохо, но не думал, что настолько. Парень был похож на мумию, которую запеленали в виде звезды. Ноги и руки — на вытяжке, корсет от шеи до таза, специальный аппарат, вокруг нижней челюсти. У меня возникло такое ощущение, что его не просто допрашивали, а принципиально ломали кости. Притом делали это довольно умело, чтобы человек при всех переломах остался жив. Ко всему этому, в палате густо пахло антисептиками и кровью, явно не от забинтованных кистей и стоп. Скорее всего, еще и операцию пришлось делать. Если бы знал, что все так хреново, я бы даже не стал запускать регенерацию. Просто убил и перетащил к себе. Но на тот момент мне казалось, что все поправимо.       — Константин, я понимаю, что на данный момент вмешиваюсь в ваши личные переживания, но мне бы очень хотелось, чтобы вы меня услышали. — Я склонился над ним, утонув в пустых до зеркального отсвета глазах.       Если бы не знал, что человек жив, решил бы, что передо мной кукла. Разум отсутствовал полностью. Нет, где-то там за стенами отчаяния еще билась искра жизни, но многотонный пресс осознания произошедшего убивал неумолимо и безжалостно.       — Константин... — Я осторожно, чтобы не навредить, положил ладонь на лоб парню. — Будьте добры, прежде чем вы снова осознанно попытаетесь остановить свое сердце, уделите мне три минуты вашего внимания. Всего три минуты, ответ на один вопрос, и я больше никогда вас не побеспокою.       Сознания — ноль, взгляд — пустой, даже зрачки не реагируют. Такой апатии я не встречал. Одно дело выть от боли и обиды, цепляться за чью-либо вину, ощущать горечь поражения и отчаяния, и совсем другое дело — не ощущать ничего. Богомол похоронил себя, еще будучи живым. То есть мозг еще как бы жив и в состоянии реагировать на раздражители, а вот душа уже где-то на мосту по пути в свой спецназовский рай. Именно здесь и сейчас, стоя над этим угасающим человеком, я понял, что у меня время идет едва ли не на минуты. И если я помедлю, то встряхивать и возрождать будет нечего. Надлом души, пока еще тонкий и вполне излечимый, быстро разрастался. И если я помедлю, то Костя окончательно сломается. Превратится в отголосок себя, в жалкую тварь, у которой вместо жизни будет путь отчаянного страдания, а вместо разума — пульсирующий комок боли. Что в этом случае ждет — даже не знал. Но если бы он был чуть целее, то спился бы или скололся, выйдя из больницы. В свое время я почти дошел до этого душевного слома. Почти сломался под систему, и это притом, что у меня была Урея. А у него и этого нет.       — Рэй! — Я выглянул из палаты. — Гном! У меня к вам спецзадание. Сейчас я попытаюсь вывести вашего Богомола из мозговой комы. Думаю, лучшее, что вы можете сделать, это выключить камеры и перекрыть вход. Мне нужно минут пять.       — И что после этого? — задал вопрос Вадим.       — Или сдохнет, или очнется и начнет воспринимать жизнь. Вы мне сможете дать эти пять минут? — договаривая, я начал расстегивать рубашку, увидев удивление в глазах бойца. — Что?       — Блядь! Да мне похуй! Если думаешь, что мужской стриптиз то, что его вернет к жизни, то я вместе с тобой у его койки станцую! — рявкнул Вадим, после чего ухватился за рацию. Не прошло и пары минут, как камеры в палате Константина были обесточены, а окна закрыли плотные ширмы.       — Мы проследим, — подмигнул Родион.       И я шагнул в комнату, уже на подходе к кровати стаскивая ботинки и снимая брюки.       Максимально резко, чтобы шокировать и испугать, я обернулся ягом, яростно зашипев в лицо практически ушедшему за грань Богомолу, дав паре капель яда стечь по своим клыкам, рванув руку сверху вниз, чтобы остановить острый коготь напротив его зрачка. Костя моргнул и медленно перевел взгляд на меня.       — Ну вот так-то лучше. — Я снова вернулся в человеческий облик и занялся одеванием. — Теперь ты меня слушаешь?       Глаза удивленно моргнули. И, что мне понравилось больше всего, я ощутил очень легкое, едва заметное любопытство. Интерес ко мне как к диковинной твари.       — Значит, не показалось, — не разжимая зубов и стараясь не шевелить губами, произнес Костя.       — Не показалось, — одевшись, я дал знак своим, что все кончено, и подтащил стул, присев рядом. — Но сейчас я хочу задать тебе только один вопрос: готов ли ты к тому, чтобы выдержать это жизненное испытание, и не сдаться.       — Смысл?       — Ладно, давай иначе. На что ты готов, чтобы через год, или около того, твое тело мало чем отличалось бы от того, каким было неделю назад.       — Не много, — коротко выдохнул смешок Костя. — Я и так труп. Разве что ходячий.       — Ладно, неправильно расставил приоритеты, — согласился я. — На что ты готов, чтобы через год врачи порвали бы твою медицинскую карту и послали бы тебя в далекое путешествие, объяснив, что ты здоров как бык? Только давай без вопросов, могу ли я и хочу ли. У меня есть предложение. Я жду цену, которую ты готов назвать.       — Мефистофель, епт? — Костя попытался рассмеяться и тут же закашлялся. — Тогда… Души хватит?       — Вполне. — Я каверзно улыбнулся. — Пока некто, кому я дам задание, будет приводить твое тело в порядок, ты послужишь мне в моем гребаном чертятнике. Как тебе такой контракт?       — А получится?       — Знаешь, — я задумался. — Мой наставник и не такое, — я указал на загипсованное тело, — в порядок приводил. И, знаешь, что он мне вбивал те четыре года, как я был у него в учениках? Самое главное — не плоть. Самое главное — здесь. — Я осторожно положил ладонь на забинтованную грудь. — И — здесь, — коснулся пальцем его лба. — Если разум и душа восстают воедино против плоти, то она не выдерживает и покоряется. А после и начинает плавиться под твоим умелым воздействием, создавая из тебя того, кем ты хочешь быть.       — Когда сделка?       — Она уже состоялась, — хмыкнул я. — Три дня тебе нужно будет полежать в больнице, чтобы врачи убедились, что ты в транспортабельном состоянии. После тебя погрузят в глубокий анабиоз, и на этом твоя жизнь на год прервется, поэтому советую за отведенное время сказать родным и близким все, о чем ты молчал и что держал в себе.       — И все?       — И все. Почти. — Я подмигнул. — И год службы, как мы и договаривались.       — Значит, три дня?       — Тик-так, — рассмеялся я, напоследок махнув рукой, оставив Константина в полном недоумении. Зато, готового бороться.       Прикрыв дверь, я прислонился к ней спиной.       — Удалось?       — Да. Похоже, — я смахнул невидимый пот. — Короче, я занял его мыслями и действиями на три дня. За это время вы должны решить, что нам делать: или вы доверите Константина мне, или выдумывайте, какими путями и возможностями его удержать.       — Дрюх, а ты уверен, что сможешь помочь? — Родион нахмурился. — Или не стоит давать надежду?       — Ничего не могу сказать. — Я покачал головой. — Рэй, все, на что я могу дать ему шанс — это взять с собой. Это — стопроцентово. Насчет остального — это будет только его желание и стремление. Если загорится идеей вылечить себя — сумеет. Не загорится, тут уж никто помочь не сможет. Руш меня четыре года ломал, заставляя бороться с собственным телом.       — Только не говори мне, что так же и его собираетесь поднимать?! — Рэйдана даже передернуло.       — Нет, что ты. — Я улыбнулся. — Каждый человек сам должен выбрать себе судьбу. Я лишь тот, кто может предложить дополнительный выход. Гном, ты понял? Три дня. Ровно в полпервого, в субботу, я жду звонка. Константин должен решиться двигаться самостоятельно, или же к моменту, как я встану на пороге, у вас на руках должны быть все документы, по которым его вывезут за границу.       — Какую сумму нужно собрать первоначально? — деловито переспросил Гном. — Ну, чтобы мы знали, машины продавать или уже сразу квартиры.       — Да шут с тобой! — Я отмахнулся. — Документы подготовьте для перевозки, чтобы никто не подкопался, и все. Остальное — моя забота. И вот еще что. Гном, — теперь я был предельно серьезен. — Сами для себя решите, доверяете ли вы мне или нет. Если да — никаких вопросов, слежки, маячков и попыток вернуть Константина раньше, чем придет время. Если нет — я узнаю об этом и откажу в лечении. И это будет уже не моя, а ваша вина.       — Я скажу Авдееву, — кивнул Вадим, дав нам удалиться.