Компромисс

Когда Эрик снисходит на песок, перед собой подвесив распятое в воздухе тело Шоу, ему кажется, что он потерял Чарльза. И еще ему кажется, что он готов к этому. У него болит грудь, и в груди болит тоже. Ему не до того – все это не имеет больше значения. Он спокоен и сосредоточен, и пьян от долгожданного триумфа, от выполненной цели, от крови. Вокруг Чарльза собираются дети, - те, кого они назвали своей командой, которых бросили в войну, как щенят в воду; но это оказались плавучие щенята. Хороший учитель научил их плавать. Научи их и делать правильный выбор, профессор. Эрик видит их в панораме. Видит бледное лицо Мойры. Свою растерянную команду. Хвостатого демона – кровавым пятном на белом песке. Рейвен – драгоценный камень в грубой оправке униформы. Пусть они все тоже видят, как начинается новый мир. Это может стать последним, что они увидят. Чарльз бледен, как лист бумаги, и выглядит немногим живее, чем Шоу, смерть с которым разделил. Только глаза, запавшие в черные тени, блестят, светлые, яркие. Под прицелом ракет дышится спокойно и ровно. Эрик владеет собой. Он знает точно, чего хочет. Что ему нужно. У него болит грудь, болит в груди, и Эрик не смог бы сказать, что болит сильнее. И Чарльз теперь тоже не сможет. - Не мешай мне, - говорит Эрик. Его не волнует Мойра, которая по песку не идет – крадется за ним и Чарльзом. Не волнуют испуганные дети. Они славные, их дети. Ему хотелось бы, чтобы они жили, несли дальше ген Икс, развивали новую, совершенную расу. Но это война, и нельзя воевать без жертв. Эрик готов приносить жертвы. Потому что есть только одно мнение. Есть вооруженное столкновение. Есть бескомпромиссная убежденность в собственной правоте. Чарльз говорил, что убийство не принесет ему мира; как же Чарльз ошибался. Тот мир Эрику - не нужен. - Я положу этот мир к твоим ногам, если ты не будешь мешать мне, Чарльз, - говорит Эрик. Ему отвечает порывистый подъем грудной клетки под пыльной форменной курткой, дернувшийся на раскрытом горле кадык. Застывшие больные плечи. Дрогнувшие пальцы на в кровь разбитой кисти. Ему отвечают глаза. Только не надо учить их этому, Чарльз. Не нужно учить их прощать боль. Эрик чувствует, как бьются тысячей пульсов, отсчитывают секунды до выстрела в океане хронометры. Целую вечность ему не до того. Ему отвечают губы. - Нет, Эрик, - говорит Чарльз искусанными, обветрившимися губами. И Эрик бьет по этим губам.