***
Ромео, о, зачем же ты Ромео?..
Арсения дико передалбывает, когда он включает первую чёртову кассету. Ему хочется выть и кричать, а ещё хочется повернуться набок, чтобы убедится, что голос Антона звучит только в его наушниках от старенького мини — магнитофона. Или же так он наоборот хочет разубедить себя в этом и поверить, что парнишка сидит сейчас рядом с ним и по — дурацки шутит, улыбаясь, а после сбегает на кухню, чтобы заварить такой ненавистный Арсению чай. Слушать кассету дальше, находясь в машине Серёги, да и вообще где-либо, было невозможно. Он знает, что путь через все эти восемь сторон к девятой так или иначе был связан с ним. Он знает о восьми историях Антона Шастуна, парня — самоубийцы. Об историях, что таят в себе тайны о друге — Диме, который отвернулся от Антона тогда, когда пошёл противный слушок о гейско — шлюшской натуре парня. Никого не удивлял факт его голубизны, а вот любовные похождения со всей командой по футболу, что, конечно же, враньё, интересовали всех. Он также знает и о своём друге Серёге, что являлся ещё одной фигурой в тринадцати историях парнишки. Но он не знает свою роль в жизни Антона. Роль, которая сыграла на выборе парня и его дальнейшем будущем, которого больше нет.… Арсений Попов — и есть тот самый единственный…
Слышит обрывок фразы Арсений, а после замирает, вслушиваясь в ставший ещё более родным голос Шастуна. Сердце неприятно щемит, а голова начинает болеть.… Я так хотел узнать настоящего Арсения, да, тебя, парень, что не заметил, как это стало некой манией, переросшей в нечто большее. Я знал тебя лишь по слухам: приличный, улыбающийся, такой позитивный и красивый парень. Таким ты был в глазах других. И меня это привлекло к тебе. Дало мне стимул узнать тебя настоящего, вывести на чистую воду и разбить словно фарфоровую куклу…
Арс смеётся, потому что это было как раз в стиле Антона: доводить все до логического домысла, выводить всё на поверхность, а также просто изучать людей. — Останови здесь, Серый, — просит Арсений, смотря на дурацкую и такую знакомую детскую площадку, на которой он иногда проводил время после школы. Матвиенко смотрит внимательно, смотрит и понимает, что лучше ему оставить Попова; потому он останавливает машину, позволяя уйти другу, напомнив ему перед этим о своей поддержке. Арсений в ответ благодарно кивает и выходит из авто, ждёт, пока друг не уедет, а после идёт к ракете на площадке и залезает на неё.… К сожалению, я так и не смог найти в тебе, Арс, изъяны. Сколько бы я не работал с тобой в одной паре на лабораторных, не изучал тебя во время наших совместных подработок в том дешевом кафе, я не смог опровергнут твой «святой» образ…
Арсений горько усмехается, печальным взглядом смотря вперёд, в пустоту. В тот момент не существовало ничего, кроме площадки, голоса Антона в наушниках и его образ перед глазами. Этот образ беззаботно сидит внизу на горке, вытянув ноги, что — то говорит — кажется, шутит — смеётся так беззаботно и заразительно, а после вдруг становится серьёзным.…Но мне всё же довелось узнать тебя настоящего. И довелось познать самые незабываемые чувства, что вообще есть в этом мире. Ты же помнишь ту вечеринку у Антона?
Помнит, никогда не забывает, потому что-то были и худшие, и лучшие часы в его жизни. Слишком много тогда произошло, но это того стоило. Хотя, если тот момент, о котором думает Арс, вошёл в этот пост — смертный список Антона, то лучше бы всего этого не было.… Я помню. Отчётливо помню. Это и худшее, и лучшее, что случилось за последние полтора года…
И сердце Арсения ушло в пятки, потому что они думали об одном и том же. Точнее думал только один, а второй говорил. Он прижался лбом к холодной металлической периле, судорожно выдыхая и пытаясь унять дрожь в руках. Хотя перед закрытыми глазами уже стояла картина той ночи, а перед открытыми — улыбающийся Антон, так и зовущий подойти поближе.… Когда мы оказались в одной комнате, я думал, что у меня сердце остановится, потому что в тот момент я уже осознавал свои чувства…
Слушать кассеты стало ещё больнее и невыносимее. Арсений тихо стонет, потому что чувства были взаимны, но не имели возможности проявится после той ночи.… Мне плевать, что это будут слушать все, кто есть в моём списке, но ты должен знать это. Твои губы были слишком притягательными и вкусными, а поцелуи… Они были великолепны. И я…
Образ Антона перед глазами Арсения грустно улыбается, повторяя то, что он никогда не услышит больше от живого Антона. Этот образ смеётся и зовёт его вниз, говорит какую — то чушь и уже сам поднимается к Арсению. Не-Антон ухмыляется в своём неповторимом стиле, подбирается ближе к Арсу, садится прямо перед ним, взмахивает в воздухе руками прямо перед голубыми глазами, гремя чуть ли не тысячью колец и браслетов, а после смеётся, утыкаясь в арсово плечо лбом. Шепчет что — то, и его горячее дыхание так приятно согревает кожу шеи. Не-Антон переплетает свои окольцованные пальцы с его свободными и холодными, смотрит глаза в глаза так пристально и внимательно, словно вновь ищет опровержение своим находкам и всеобщим слухам.… И я… Прости меня, пожалуйста, Арс, если сможешь, но я…
Образ Шастуна улыбается, щекочет своим мертвым дыханием губы Попова и продолжает смотреть в глаза. Всё также внимательно и пристально, но уже с неимоверной нежностью и такой… такой… Нет, он не может произнести это слово. Не тогда, когда он жив, а Шаст — мёртв. Но не-Антона не останавливает его нематериальность, потому тот склоняет в бок голову, зарывается в тёмные пряди Арсения другой такой же «наряженной» рукой, перебирает их, касается губами его щеки и тихо выдыхает.… Я…
— Я… — говорит вслед за голосом в наушниках проекция. Арсений почти умоляет Антона не произносить это вслух, молит, но желает совершенно обратного. И он молит о том, чтобы образ Антона пропал и не появлялся никогда, но, как и говорилось, желает совершенно обратного. Хотя было бы просто прекрасно и слишком сказочно, будь этот образ — живой Шаст.… тебя…
Пожалуйста, заткнись, Антон, заткнись и покойся уже с миром. — Не уходи, — противопоставляет сам себе парнишка, смотря на улыбающийся и дышащий в его шею призрачный (почти что ирония) образ.… искренне полюбил, Арс…
Арсений уже в голос воет, а по его щекам реками стекают слёзы, оставляя такие нехарактерные подобным водоёмам солёные дорожки. Не-Антон повторяет те же слова, что секунду назад звучали в наушниках, а после прижимается своими нематериальными губами к его. Это не совсем поцелуй, это меньше, чем поцелуй, ведь он н — е — н — а — с — т — о — я — щ — и — й. Но… Но как вы докажите это, если губы Антона на губах Арса, настолько реальны, что передают даже тепло чужого тела и стук чужого сердца, что уже как полгода не бьется?… И я молю тебя…
Образ Антона исчез, оставив неприятный осадок горечи и скорби в душе. Голубые глаза смотрят на браслет Антона, что отдал ему сам парень в тот вечер. Точнее просто впихнул его в карман, пока брюнет не видел.… прости меня… Прошу…
Мёртвая тишина, словно на кладбище, хотя там больше звуков, чем здесь. — Прощаю, — в небо говорит Арсений и сжимает в руке браслет. — И до встречи, Шаст.***