Закон подлости

«До самого главного мы дойти всегда успеем…» - подумал я, но этому быстрому малышу, видимо, уже не терпелось дойти до того самого, самого главного, ибо его напор поставил меня в тупик. Тело-тростинка взгромоздилось на меня в считанные секунды с намеком на то, чтобы оседлать меня. Я лишь раскинул руки в стороны и ехидно протянул: - Нда, знал бы, какой ты дерзкий, давно бы подкатил к тебе… Лицо Рика, и без того раскрасневшееся, вспыхнуло румянцем, начиная от скул и заканчивая носом, после чего он пьяно-стеснительно улыбнулся. - Прекрати так говорить… я не такой… - Да ну? – переспросил я, ухмыляясь и хватая его руки, переплетая наши пальцы и притягивая к себе. – Мне сейчас так не кажется. Или… - я с неудовольствием нахмурился, - это заслуга только алкоголя? Он смутился повторно, хотя, казалось бы, куда дальше? - Н…нет… я… я правда этого хочу… мне приятно. И малыш подкрепил эти откровения стискиванием моих пальцев в своих и трогательным закусыванием нижней губы. «Бинго, малыш Рикки… Сейчас ты получишь все, чего захочет твое воспаленное сознание…» - пронеслось в моей голове, и я, воспользовавшись его смущенным замешательством, не преминул опрокинуть Вайлерса на спину, вжав его по-птичьи хрупкое тело в кровать, и с наслаждением выдохнул в приоткрытые губы Эрика: - Расслабься… и тогда тебе будет еще приятнее, - и вновь заложил губыми его губы, на этот раз не давая ему шанса на целомудрие и нежность. Раз – губа прикушена, два – пущена кровь, три – чувственный стон Вайлерса, четыре – металлический привкус во рту с виски пополам, пять – мой собственный стон. «Повторить…» Мои руки не унимались, подобно губам, особенно приятно было управлять его лицом, вертя его за подбородок так, как было удобно мне; приятно было касаться ключиц, плеч, вздымающейся груди, прощупывать сквозь майку рельеф мышц, кубики пресса с мягкими контурами, соски… На последнем я остановился подольше, дразня чувствительные участки кожи сперва через ткань, а затем, чуть приподнявшись, задрал майку Рика, обрушивая свою ласку напрямую. Стоны не заставили себя долго ждать, и вкупе с дрожью, выгибаниями тела, закусыванием губ, стискиваниями простыни, превращали все вокруг меня в фейерверк, взрывы, искры, буйство ощущений на кончиках пальцев, на языке, губах, и сбивчатое бормотание Вайлерса, проникновенные стоны, порывистое дыхание заводило неимоверно сильно, и зубы закусывали мои губы сами собой, сердце билось так, что в груди уже ныло, а в штанах стало определенно тесно… Подавляя в себе все свои низменно-животные инстинкты, я все же смог с трудом пробормотать, проявляя тем самым не свойственную мне заботу: -Малыш… ты уверен? Я замаскировал взволнованность и сбитое дыхание небрежным растягиванием слов. И это дурацкое “малыш”… словно это какая-то моя очередная пассия. «Нет… он и в самом деле малыш… чертовски заводящий меня малыш, надо признать… но нужно быть с ним аккуратнее… не то он испугается и убежит… хотя… это ему не грозит, пока он столь пьян и… возбужден…» Эрик не медлил с ответом. Видимо, сейчас нам обоим хотелось думать по минимуму. - Нет, не уверен… но я хочу… хочу. Это звучало призывом, музыкой для слуха, сладостью, желанием, настоящим, сильным… Да хрен с ним, с настоящим! Хоть алкогольным, хоть неадекватным… И, стягивая с Рика джинсы с трусами и переворачивая того на живот, я забил. Забил на все, тупо и откровенно. Я снова был в своей стихии, в стихии того, кто решает, а не того, за кого решают. И, наблюдая за чуть подрагивающей спиной с лентой позвоночника и крыльями лопаток, я томительно звякнул пряжкой ремня, нарочито не торопясь. Вайлерс вздрогнул сильнее от этого звука и задышал чуть чаще и глубже, вжавшись в кровать и стиснув простынь в кулаках.