tie the knot

Не только молоко скисло: последние новости Космополитана — или другого очередного журнала, что Чимин из любопытства поднял из мусорного бака на прошлой неделе — вызвали у него чувство, что это плохое знамение. И к тому же некоторые его дальнейшие рассуждения привели к тому, что часть его снов обозначала грязные, нечестно добытые деньги. К тому времени, как он прочувствовал беспокойство по поводу будущей ситуации, он понял, что это вовсе не сон, а реальность. Да и причина, по которой молоко скисло, заключалась в том, что он не нашел ни времени очистить холодильник, ни денег, чтобы заполнить его. Хоть это и заставляет парня опасаться конца дня, он уверяет себя, что, к сожалению, не живёт мечтой. К тому же единственная причина, стоявшая за порчей молока, — Пак просто не мог найти сил на уборку, как и денег на покупку свежих продуктов. И вот он, Чимин, смешивает остатки молока и крекеров с арахисовым маслом, делая из этого завтрак. Парень опустошает тарелку всего наполовину, запивая всё это дело кофе, после, хватая ключи, направляется на остановку, чтобы успеть к семи утра, началу его рабочего дня в Вене. Вена — трехзвёздочная забегаловка на окраине Гвечже-ро, одной из оживлённых пусанских улочек. Она является домом для уже бывалых и новичков денежной индустрии, которые, на удивление, уважают и одобряют это место. Поразительно. Здешняя маленькая кухня предлагает богатый калориями завтрак с семи до двенадцати и ничем не уступающий в жирности обед с двенадцати до четырёх после полудня. После того, как все магазины площади закрываются, Вена открывает свои двери для ночной политики, соджу и шведского стола, который ломится от еды (в основном от мяса). Чимин начал работать в Вене, когда ему было пятнадцать. Тогда он мог работать только во время завтраков и обеда, поскольку был ещё мал, чтобы подавать алкоголь. Он работал днём, после занятий, и во время завтраков на выходных. Парень неплохо с этого получал: большая часть клиентов были офисные клерки, которые оставляли хорошие чаевые и прибирались за собой. Время от времени к ним также заходили менее одетые, извращённые, потрёпанные посетители. Во время выпускного года у Пака появилась возможность изучать танцы в американской академии, поэтому он не появлялся в кафе семь месяцев. Он так скучал по работе здесь, что сразу из аэропорта помчался в офис к Джину, умоляя последнего вернуть Чимину работу. И эту просьбу менеджер выполнил с превеликой радостью. Это был переломный момент для Чимина, поскольку тот понял, что это далеко не хорошее времяпрепровождение. Работа просто держала его на плаву весь прошлый год. В последнее время стало тяжело. Поэтому Пак нуждается в этой работе. Он сделает что угодно, чтобы её сохранить. И под что угодно он имеет в виду ограждение себя от физических контактов с раздражающими клиентами. Что значит, он должен сделать всё от него зависящее, дабы не бросить стеклянный кувшин в лицо чертовски красивого парня. Чон Чонгук, квалифицированный мудак. Сокмин заглянул в комнату отдыха, когда Чимин листал конспект по психологии, и уведомил Пака, что господин Чон попросил позвать его. Это удивило брюнета, поскольку никто из работников не называл Сангука по фамилии. Все формальности были давно отброшены. Плюс, он никогда не заходил по выходным. Чимин знает его график наизусть, поэтому может заранее протереть столик, готовясь к его приходу. Так почему он хочет увидеть его сейчас? Пак откидывает конспект и направляется в зал. Обведя помещение глазами и не обнаружив Сангука за его обычным столиком у окна, Чимин подумал, что Сокмин ошибся. Это всё ещё было странно, потому что было невозможно пропустить седого Сангука с глубоким голосом. — Чим, он здесь, — окликает парня Сокмин, стоявший за барной стойкой. Он кивает головой в направлении самого дальнего угла зала, абсолютно не того места, где бы обычно сел Сангук. Очевидно, Сокмин сам не понимает, что происходит, поэтому просто пожимает плечами, когда ловит вопросительный взгляд Пака. Как будто не могло стать ещё хуже. Сангук всегда был полон неиссякаемой энергии, которую не растерял даже в своем зрелом возрасте. Все — включая парней — обожали его. Даже длинноногий Сокмин словно ходил по воздуху, когда находился на расстоянии трёх метров от старика. Он был ребёнком в душе, и Чимин любил проводить своё рабочее время в разговорах с ним. Пак пробирается к дальнему месту, получая от Чихо по заднице, когда проходит мимо. Парень останавливается, делает шаг назад и ударяет того по плечу, на что панк только смеётся. — Чёрт, Минни, а ты сильный, — усмехается Чихо. — Лучше используй кнут, чтобы научить меня, как быть хорошим мальчиком, окей, детка? — Зачем мне делать это, если я легко могу стать копом и использовать свою силу, чтобы отпиздить тебя дубинкой, а после кинуть в грязную клетку, туда, откуда ты и появился? — морщится Чимин. — Только ты стремишься быть выше нас, свиней, Минни, — ухмыляется Чихо. На что Пак только мило улыбается. У Чихо — постоянный клиент, которого работники окрестили прозвищем Зико, один из претендентов на унаследование Kia Motors. Перед ним были лишь очередные миллиардеры и премьер-министр. — Хён, не испытывай меня, — издевается Чимин. — Карма та ещё сука, она заставит меня жениться на одной из таких свиней, и я стану очередной звёздной домохозяйкой на ТВ. Чихо выглядит так, будто его стошнит. — Господи, нет. Ты не станешь таким. — Это будет твоей виной, если так произойдёт, — подмигивает парню Чимин, перед тем как продолжить свой путь к Сангуку. Мысль о том, что старик пришёл увидеть его на выходных, заставила Пака почувствовать небольшое головокружение и возбуждение. Он даже пропустил несколько шагов. Такая вот небольшая шалость танцора. Пак не видел Сангука несколько недель, что неудивительно. Хоть он и постоянный клиент, но мужчина так же занятая и важная персона, для которого командировки не в новинку. Скорее всего, поэтому они и не видели его в последнее время. Парень ждёт того, чтобы поболтать с Чоном этим утром и дать тому попробовать новую строчку в меню — кекс «Красный бархат». — Здравствуйте, Сан… — Чимин застывает на месте, прожигая взглядом мужчину, который нервно выстукивает какую-то незатейливую мелодию по ламинированному дереву столешницы. Лицо, которое парень так отчаянно старался стереть из памяти, оказалось прямо напротив него. Так-так-так, смотрите, кто у нас здесь. Сердце Пака заходится стуком, отбивая какой-то ритм о его грудную клетку. — Ты не мистер Чон, — выпаливает Чимин. Идеальная мужская бровь изгибается в дугу от его высказывания, и Пак буквально чувствует высокомерие человека напротив, несмотря на то, что тот даже не произнёс и звука. — Извини? — Чимин, не ожидая сказать ещё что-либо, узнаёт собственный на удивление чёткий и собранный голос. У не-мистера-Чона тёмно-каштановые волосы, некоторые пряди, похожие на волны, прикрывают лоб, выступающий прямой и узкий нос, линия челюсти, которой при желании можно порезаться, и полные розовые губы, верхняя тоньше нижней. Чертовски молод, судя по внешности, но его выражение лица и действия создают впечатление, что выглядит он старше, чем есть. Деталь, что интригует Пака больше всего — тёмно-ореховые глаза, обрамлённые самыми длинными ресницами, которые Чимин когда-либо видел у мужчин. Глаза, которые изучают его с таким явным пренебрежением. Он действительно красив — Пак не может не признать, что эти тёмные глаза и волосы делают их обладателя ходячей мокрой фантазией. Даже усмешка на его губах выглядит сексуально. То, что Чимин представлял раньше, совершенно не совпало с тем, что он видит сейчас, как и не подготовило к тому, чтобы это увидеть. Момент, о котором он мечтал, но которого и боялся. Дыши, Чимин. Ты его едва знаешь, что бы ты ни думал. Парень особенно не ожидал, что будет выглядеть как-то высокомерно, с таким-то глупым видом, словно он мог бы сейчас делать что-нибудь другое, что-то лучшее, чем сидеть в этой затхлой забегаловке под изучающим взглядом официанта-карлика. — Мой коллега сказал, что меня искал мистер Чон, — нетерпеливо объясняет Чимин. — И как ни посмотри, ты определённо не он. — Я определённо мистер Чон — Чон Чонгук, если быть точным, — хмурое выражение лица заменяет самодовольное. Судя по куртке, которая точно от Saint Laurent, джинсам Balmain и чёрным замшевым тимбам, он стопроцентно из богатеньких и одевается соответственно — не то, чего ожидал Чим. С другой стороны, в нём нет ни одной черты от Сангука, например, весёлости и ярких чёрных глаз. За исключением этой острой линии челюсти. У меня такое чувство, что сейчас я перестану выводить его имя в своих тетрадях. Ничего такого, кроме того, что мужчина твоей мечты становится худшим ночным кошмаром. Пак возвращается к реальности, сосредоточившись на карих глазах, всё ещё наполненных явным отвращением. — Ах да, младший, более вспыльчивый и менее очаровательный из двух. Как я мог забыть. Моё почтение, — закатывая глаза, отвечает Чимин. Да, он слышал о Чон Чонгуке. Его лицо буквально прилипло к многочисленным статьям на Naver и не уступающим газетам как одна из самых горячих тем для обсуждения в СМИ. Поверенный компании Чон Индастриз и его нынешний маркетинговый директор, он был неутомим в бизнесе, но совершенно терялся при общении. И как друг Сангука, он много чего знает о Чонгуке. Старший много о нём рассказывал — как хорошего, так и не очень, — но Чимин всегда представлял Чона как персонажа из потрясающего рассказа, который бы Пак перечитывал по нескольку раз. Он не был каким-то персонажем — он был принцем, героем, влюблёным в принцессу (которую Чимин определённо не представлял), но это были лишь фантазии, которые его мучили с семнадцатилетнего возраста, с момента, как Сангук впервые упомянул Чона. С тех пор Пак начал уделять больше внимания деталям о сыне Сангука, о которых не могли узнать СМИ. За прошедший год Пак не нашёл ни времени, ни сил, чтобы возродить в себе романтика. И Чимин знает, тяжело вздыхая и вежливо протягивая руку Чонгуку, что он устал и, вероятно, никогда не сможет возродить это чувство. Чонгук смотрит на его руку, словно та в любой момент опустится на его горло. Парень коротко пожимает её. — Сарказм — не лучшее приветствие и никуда тебя не приведёт, Пак, — спокойной говорит Чон, сразу после касания отстраняясь. — И ты не особо красив. Чимин игнорирует тепло, разливающееся по его ладони, и, словно пытаясь смахнуть его, вытирает руку о джинсовую ткань штанов. — А ты, значит, лицемер за свой саркастический комментарий, следовательно, мы равны, — пожимает плечами Чим. Раздражение переходит в явный гнев, отражаясь в тёмных с золотыми вкраплениями глазах. — Даже не близко. Почему бы тебе не присесть? Нам надо кое-что обсудить, — усмехается Чонгук. — Сомневаюсь, что у нас есть какие-то дела, Мистер Чон. У меня работа, которую нужно делать, и места, в которых меня ждут. Я позову Сокмина, и он примет ваш заказ, как только вы будете готовы. Хорошего д- Он только повернулся, чтобы отойти от столика Чона, как последний схватил Чимина за локоть. — На твоём месте я бы отпустил. Я могу сломать тебе нос — и никто носом не поведёт, — официант обводит взглядом Чонгука. Чонгуковы глаза темнеют, а захват лишь усиливается. — И я бы не угрожал людям, которые в два раза больше тебя, Пак. Другие, может, и повелись бы на твои угрозы, но у некоторых есть чувство собственного достоинства. Я, например, интересуюсь, откуда получаю удары. И я не побоюсь ответить. Ярость заполняет Чимина, и тот даже не замечает, как ударяет Чона. Первый удар оставляет ссадину на челюсти Гука, и, прежде чем Пак нанёс новый удар, Чон хватает его за плечи и толкает на пуф, придерживая так, чтобы Чимин не смог вырваться. Парень намного сильнее, чем Пак думал. — Отпусти меня, придурок, — Чимин пытается вырваться, столкнув Чонгука с кресла, но Чон даже не дрогнул. — Ты высокомерный пидорас, и я не собираюсь тратить время на тебя. — Завались, — шипит Чон, прикрывая рот официанта своей ладонью. Люди с соседних столиков начинают обращать своё внимание на всю эту заварушку. — Я не хочу слышать больше мне положенного, так что закончу я быстро. Ты должен исправить беспорядок, который начал. И сделать это быстро. Это привлекло внимание Чима. Он застыл и уставился на парня, словно на демона. — О чём ты, чёрт возьми, говоришь? Чонгук закатывает глаза и наконец-то, наконец-то отпускает Чимина из захвата. — О, ты прекрасно знаешь о чём я, Пак. Разве ты не планировал это с момента, как сдружился с моим отцом? Взял его в свои руки, что он даже начал шантажировать собственного сына, чтобы ты получил всё, что захочешь? Чим растерянно моргает, изучая выражение лица посетителя. — Я даю тебе десять секунд, прежде ты мне всё разъяснишь, или я звоню в полицию. Видя смыкающуюся челюсть Чона и пульсирующую вену на его шее, Пак приходит к выводу, что Чон Чонгук больше, чем зол. Он пиздец в бешенстве. Это не прикол, и парень, который выглядит так, словно еле сдерживается, чтобы не придушить Чима, стоит прямо перед ним. И причину его гнева Пак не знает. Окей, Чимин. Ты уже большой мальчик. Значит и веди себя как взрослый. — Давай попробуем сначала, — официант пытается говорить как можно спокойнее. — Почему ты здесь? Расскажи мне, словно я ничего не знаю, потому что я, чёрт возьми, не понимаю, что происходит. Пожалуйста. И пока Чимин гордился своим потрясающим началом переговоров, это, судя по всему, не сильно помогло, потому что это выбесило Чона ещё больше. — Я здесь, чтобы предложить тебе брак, Пак, — произносит Чонгук таким голосом, будто объявляет чью-то смерть, но чью смерть — он не уверен. Чимин моргает раз, второй, третий, прежде чем улыбается и выходит из себя. Он откидывает голову, смеясь, кулаком ударяет первое попавшееся под руку — стол. Кто-то заинтересованно наблюдает за этой парочкой. — И что тебя рассмешило, Пак? Держась за живот, Чимин сдавленно смеётся и трясёт головой, смахивая слёзы ладонью, смотрит на покер фейс Гука. — Извини, — говорит Пак, — я думал, что услышал, что ты пришёл сюда, чтобы предложить мне выйти за тебя. Кто заплатил тебе? Сангук? — Мой отец сейчас в Йокогаме, — говорит Гук. — Он уехал два дня назад и предупредил, что если мы не будем помолвлены к следующей неделе, то это конец для меня. Отец сделает моего ёбаного кузена Мин Юнги гендиректором компании к концу года. Небольшая усмешка стирается с лица Чимина, как только он понимает, что только что ему сказал Чонгук. — Стой, зачем Сангуку это нужно? — Ты ведёшь себя, как его лучший друг, и всё ещё интересуешься зачем? Это определённо потому, что он абсолютно очарован охотниками за деньгами, как ты. Отец послал меня к тебе, поскольку ты, скорее всего, предпочтешь член помоложе. — Если под членом моложе ты имеешь в виду себя, то нет, блять, спасибо, — парирует Чимин, вскипая от оскорблений Чонгука. — Исходя из того, каким идиотом ты являешься, я бы вышел замуж за Сангука в любое время<i>, исключая то, что он мне в отцы годится и это заведомо неправильно. Кроме того, если бы ты действительно знал собственного отца, ты бы знал, что он не отдал бы никому своего сердца после второго брака. Сангук был дважды женат, и оба эти союза заканчивались тем, что Чон старший оставался вдовцом. Его вторая жена, Чжиын, рано умерла из-за коронарной болезни пять лет назад. Старшие брат и сестра Чонгука остались после первого брака, Чонгук же был первым ребёнком Чжиын. Первая жена Сангука погибла в аварии, когда детям не было и шести. Чжиын была такой же молодой и яркой, как и Сангук. Чимин называет Сангука старым только чтобы поиздеваться, но глубоко внутри он знает о его величии и подавляющей любви к детям и жене. Смерть Чжиын не только изнурила его, но и затронула собственное здоровье. Его горе всё ещё заметно, даже спустя все эти годы и слои улыбок. — Да? Тогда объясни, почему он хочет, чтобы я вышел за <i>тебя и только тебя? — выплёвывает Гук. — Объясни, почему он хочет выгнать меня из места, над которым я так долго и тяжело работал сколько себя помню, просто потому, что я должен выйти замуж за какого-то сквернословящего, жестокого, двадцати-с-чем-то-летнего официанта, который, видимо, стоит больше, чем моё будущее. — Уверен, ты не достоин и половины того будущего, о котором так грезишь. И, что касается твоего отца, я бы посоветовал спросить его ещё раз, потому что я не имею ни малейшего понятия о чём ты тут яро разглагольствуешь. Я определённо ничего не сделал, чтобы добиться этого. Вообще, мне интересно о чём он думал, когда решил, что я выйду за такого мудака, как ты? — Ты ничего не скажешь моему отцу, — угрожающе говорит Чонгук. — Всё, что ты скажешь ему — ты принял моё предложение. И всё. Ты вообще не должен знать о его приказе. — Ну, я уже знаю, что ты станешь хуёвым директором, — бормочет Чим. — Ты не только не можешь не следовать простым указаниям, но и пытаешься мухлевать. Даже не буду упоминать про твоё оскорбительное отношение. — Я веду себя так только с людьми, которые заманивают старых дураков в свои сети. Есть даже термин для таких, как ты. Оппортунист**. — Дураков? — повторяет Чим, усмехаясь. — Ты думаешь, что Сангук дурак? Господи, какой же ты идиот. Вообще, взяточничество ничего мне не сделает. Ты ничего не сделаешь со мной. — Много чего можно провернуть с помощью денег, Пак, — глумится Чон. — И, угадай, что? К счастью, я знаю, что обо мне говорит весь город. Так же, я не старый, лысый мудак, у которого куча жён и огромное количество исков на алименты. Внезапно, Чимин не может вспомнить, почему считал, что Чон Чонгук его принц на белом коне. Никакая статья, которую он прочёл, или слухи, что слышал, не совпадали с его надменностью и грубостью. Его никто не предупреждал о том, как всё может обернуться. — Твоё эго, похоже, соответствует твоему счёту в банке, Чон. Должно быть, ты не можешь позволить себе ползать на коленях перед папочкой и молить его о месте директора, я прав? — То, что я презираю, даёт тебе преимущество перед оппортунистами. Даю тебе шанс, воспользоваться тем, кто действительно работает на свою должность. И сейчас всё зависит только от тебя. Ах, да, я стопроцентный утилитарист. Я стремлюсь к дружескому соглашению, вместо того, чтобы ругаться с тобой из-за ничего. Это соглашение, как минимум, даст то, что нам нужно. — Слушать это проще, чем сломать этот стол твоим прелестным личиком, — потирая виски, бормочет Чим. Губы Чона слегка дёргаются и Чимин ожидает увидеть его улыбку, но она исчезает быстрее, чем он смог как следует рассмотреть. — Я соглашусь с требованием отца и выйду за тебя, — начинает Чонгук и Чимин со всех сил старается не закричать прямо тут. — Но ты должен подписать договор, хотя отец не хотел, чтобы оный существовал. И я хочу, чтобы мы были окольцованы определённое количество времени. Минимум — один год. Не спрашивай, почему он думает, что у нас получится что-то за это время. Чимин затыкает его, подняв указательный палец. Он больше не может сдерживать своей досады. — Если я такой оппортунист, то почему должен соглашаться на контракт, который будет по твоим правилам и оставит меня ни с чем? — Потому, что я заплачу за твою помощь, — произносит Чон. — Я плачу миллион зелёных, чтобы ты был моим мужем на протяжении года. Челюсть Пака опускается так быстро, что он удивляется как она ещё не собирает грязь с пола. Мальчишка смыкает челюсти и громко сглатывает. Миллион долларов. Что. За. Хуйня. Шесть нулей — больше нулей, чем цифр в моём банковском счету после отрицательного знака. Его сердце пропускает удар от воспоминания о тёплой улыбке Сангука. Сангук был отцом, которого у Чимина никогда не было. После всех лет, что он провёл сидя с ним за завтраком и ланчем, и тех внезапных, наполненных алкоголем, вечеров, слушая его рассказы обо всём и ни о чём одновременно: была ли это его последняя жена или плотный график или привычки детей — это сблизило их и, можно сказать, они стали друзьями навек. Возможно, поэтому чувство вины плескалось в желудке Пака. — Нет. Я не могу, — парень отрицательно качает головой. Хотя, он бы и сделал всё что угодно, ради желаний его друга, но миллион долларов — это роскошь, которую такой бедный человек, как Чимин, не мог не то что позволить, не мог даже подумать об этом. — Нет? — мягко повторяет Чонгук. — Я не приму отрицательный ответ так просто, Пак. Миллион долларов — чёртова куча денег, и я знаю, что ты в них нуждаешься. — Ты ничего обо мне не знаешь, — шипит Чимин. — О, ну, я знаю достаточно. Например, я знаю, что твой отец умер и оставил тебя тонуть. Ты тонешь в долгах, которые не сможешь выплатить до конца своей жизни. Твой дом настолько близок к тому, чтобы уйти с молотка. Ты не платил за него шесть месяцев, и , хоть тебе удалось оставить его год назад, во второй раз тебе не удастся это сделать. — Даже не буду вспоминать о твоём долге, который увеличивается с годами, — не останавливается Чон, — После твоего маленького побега в танцевальную школу в Штатах, тебе пришлось продать всё, что у тебя было, чтобы хоть как-то изменить своё положение — хотя это не помогло. И сейчас, ты выживаешь на ничтожно маленькой зарплате, которую получаешь здесь, и зависишь от чаевых состоятельных мужчин, которые ходят сюда и оставляют тебе денег больше, чем кому-либо другому. Неприятные, извращённые уёбки, как У Чихо, пытаются достать до тебя. Но я уверен, что платят они недостаточно много, чтобы тебе прожить хотя бы день. У Пака покраснели щёки от злобы. Он ненавидит чувство, когда его глаза застилает пелена и обещает себе совершить самосуд, если хоть одна капля упадёт из глаз. — Я не подозревал, что тебе обязательно нужно было искать всю подноготную — как ты там меня назвал? Ах, да, сквернословного, жестокого, двадцати-с-чем-то-летнего официантишки, как я, — шипит Чимин, сквозь сомкнутые зубы. — Я бы сказал, что это честь для меня, но я чувствую такое отвращение к тебе. На сколько низко тебе нужно пасть, чтобы получить то, что ты хочешь. — Я не стал бы, если бы ты не загипнотизировал моего отца, чтобы он думал насколько ты прекрасная пара для меня или что-то в этом роде. Всё, что я делаю — это указываю плюсы этой сделки. Вот так работает бизнес. Ты оставляешь минусы себе, но это твой выбор если ты хочешь быть ослеплённым отрицательными сторонами этой сделки, нежели выгодой. Если ты согласен, то получишь в чём нуждаешься, а я смогу заткнуть отца и в следующем году все мы разойдёмся по домам счастливыми. — Нет, ты единственный, кто уйдёт домой счастливым, — говорит Чимин. — Не думай, что ты делаешь всем одолжение, мудак. Во-первых, ты проворачиваешь всё это за спиной отца. Во-вторых, брак с тобой только сведёт меня с ума и никуда не приведёт. В-третьих, посмотри на себя и подумай, как унижаешься сейчас. Обманываешь отца, только для какой-то дебильной должности. Не знаю как ты, а я уважаю Сангука от всего сердца. И я не собираюсь строить заговоров против него. Вот. Он закончил свой монолог. Хоть Чонгук и выглядел скучающим, к концу пламенной речи Чима в его глазах появились нотки удивления. И смятения. — Я бы не волновался о чужой совести, — лениво говорит Чон, — особенно о совести отца. Он — тот, кто заставил меня заниматься этим, и мы оба знаем, что ты муза, которая вдохновила его. — Парень приближается к Чимину, смотря в его глаза. — Что касается моего оскорбительного поведения, тебе решать: принимать его за конструктивную критику, или нет. Это помогает построить характер. Думаю, миллион долларов не то, от чего можно легко отказаться, даже не смотря на твою гордость. В конце концов, гордость не будет тебя кормить или держать крышу над головой, когда ты окажешься на улице. До того, как Чимин смог открыть рот, чтобы ответить, он снова был прерван вялым щелчком чонгуковских пальцев. — Не думай, что я настолько отчаялся, чтобы выходить за тебя замуж, или тупо согласиться на всё это. Я могу легко избавиться от тебя и найти альтернативу, чтобы угодить старику, но ты знаешь, что это легче, и удовлетворит всех, включая тебя. Просто думай своей головой, а не романтичным сердцем или чем-то, хоть раз. Это поможет делать лучший выбор. — Как скажешь, — Пак закатывает глаза. — Я думаю, у тебя нет даже романтичной кости, Чон. Только жалкое желание иметь ещё больше денег. Чон смеётся в голос. Его голос мог показаться мелодичным, свободным и милым, если бы не ирония, всё портившая. — О, да. Ты прав. Я люблю деньги, но я делаю это, чтобы избежать конфликтов с отцом. Я ненавижу ссориться из-за этого дерьма. И, если бы ты знал моего отца, как ты говоришь, то знал бы, что были дни и получше. Чимин смыкает губы в одну линию. Он прав. Даже его коллеги заметили ухудшающееся состояние Сангука, и это далеко не хороший знак. Ухудшалось оно не резко, но с каждым днём его улыбка становилась слабее, смех казался уставшим, как и его тело. — Окей, но ему не было бы больно, узнав, что мы вот так обманываем? Он бы разочаровался во мне. И никогда бы не простил. Чонгук выглядел оскорблённым. — Знаешь, кажется я понял, почему ты настолько беден. Ты такая тряпка. Ты мог бы делать великое, но ты продолжаешь основываться на мнении окружающих, а не своём собственном. Разочарование моего отца важнее для тебя, чем миллион долларов? Господи, Пак, ты так же позволял своему отцу обращаться с собой? Позволил ему наступить на тебя и погрузить в долги, которые должен выплачивать не имея ничего, но зато он не разочарован в тебе? — Это удар ниже пояса. Не лезь туда, — предупреждает Чим. — Не смей говорить так о моём отце. — Не понимаю почему, — усмехается Чонгук. — Он пил всю свою жизнь, пока не умер, и ты всё же защищаешь его мёртвую задницу. Серьёзно? Разве ты не задыхаешься от количества долгов? — Никто не спрашивал твоего мнения по поводу жизни моего отца. Насколько я знаю, это всё ещё вне твоей компетенции, так что захлопни свою пасть. И Сангук не достоин всего этого. Он хороший человек. — И я не достоин этого — этого шантажа! — рявкает Чон. — Всё было ахуеть как хорошо, пока он внезапно не обрушил эту информационную бомбу на меня, и ещё ожидает, что я изменю свою жизнь, сделаю комнату для тупого жениха, которого не хочу. И я даже не могу выбрать партнёра. Я застрял с одним человеком, с тобой, из всех возможных. Из семи миллиардов людей он выбрал тебя, поэтому я думал, что в тебе есть что-то хорошее, но всё, что я вижу — твою незрелость, слишком грубый, слишком жестокий, слишком мечтательный. Ты слишком похабен в своей форме и слишком заноза в заднице. — Я рад, что мы смогли согласиться на одном, — бормочет Пак, — что я не идеальный муж. Но идеальный для тебя. Слишком горяч, слишком добр, слишком щедр, слишком праведен, чтобы быть с таким кретином. Я слишком зол на тебя, чтобы даже думать о том, чтобы провести целый год жизни с тобой. Глаза Чона заблестели. — Пак Чим- — Это всё, твои десять секунд закончились десять минут назад, Чон. Я закончил и ухожу, у меня есть дела, которые нужно закончить, — объявляет официант и выбирается из-за стола. Его форменная белая рубашка цепляется за потное тело, когда парень встаёт. Чонгук не совершает никаких телодвижений, дабы остановить его. Когда он заходит за прилавок, Чимин заставляет себя забыть весь этот разговор. Забыть о лице человека, о котором он мечтал годами, и забыть о миллионе долларов, которые ему предложили. Он бы лучше умер от голода, чем стал законным мужем Чон Чонгука. Пак уходит только потому, что он не хочет делать то, что заставит его жалеть до конца дней. Чим был зол на парня несколько минут назад, но сейчас, находясь далеко от него, его плечи опускаются от мысли, что Чонгук забирает надежду — надежду на то, что он является тем человеком, которого он хотел любить и восхищаться, хотя бы издалека. Чон Чонгук, как оказалось, далёк от идеального типа Чимина. На самом деле, он полная противоположность: кто-то, кто подвёл его. И от этого больно вдвойне.