***
— Так ты не думал зайти к родителям? Чимин твёрдо отвечает: «Нет». Даже ни на секунду не задумываясь, без колебаний, да чего вообще Намджун пытается добиться этим вопросом? В подсознании возникают неприятные импульсы при воспоминании о той ночи, когда родной отец выставил его за дверь. Он помнит каждую эмоцию, каждый порыв ненависти, помнит крики и ругань, плач брата, разочарование в глазах матери. Его словно откидывает в тот день, и он снова переживает тот круговорот событий. Поэтому Чимин, очнувшись, посылает Намджуна далеко и надолго, чтобы больше таких глупых вопросов не задавал. А парень искренне не понимает, почему тот искренне избегает семейного воссоединения. На самом деле, Ким и сам не пример для подражания, но Чимину желает лучшего, потому что сам понимает, насколько это важно – быть рядом с родителями. А подросток всерьёз все его доводы не воспринимает, сам разговор об этом для него уже как оскорбление. — Ну и в чём же, по-твоему, вина твоего брата? — решительно не понимает парень. — Брат? В чём вина моего брата?! Да ты кукухой двинулся, видать, это же из-за него меня лишили дома собственные родители! — Почему ты перекладываешь вину на других? Я давно заметил в тебе такую привычку. Во-первых, проблема не в твоём брате, а в твоих родителях. Во-вторых, это была твоя инициатива водить меня к себе. В-третьих, что-то мне подсказывает, что этот случай всего лишь повод для закрепления прежней ненависти к брату, ты оправдываешь себя и строишь жертву. — Иди в жопу! — до этого Чимин, на удивление, в молчании выслушивал парня, и непонятно: то ли он действительно прислушивался к его словам, то ли пропускал всё мимо ушей и строил дальнейшую тактику отступления. — Не пойду я к ним, и точка! И вообще, отвали, Намджун, я как бы к экзаменам готовлюсь, последний я сдал не очень! Намджун думает о том, чтобы в очередной раз доказать свою правоту, но вовремя замолкает, определяя по искривлённому лицу уровень потенциальной опасности. Но... экзамены. Вскоре Чимин должен сдать свой последний экзамен, он не способен полноценно оценивать его навыки в обучении и школьную успеваемость, однако нутром чует: всё не так сказочно, как этого хотелось бы. Да и объективно оценивать Пака у него всё равно не получится, даже через все приложенные усилия. Он не пытается даже мотивировать его стремиться к лучшим результатам, потому что, опять же, интуиция подсказывает, что Чимину придётся это не по нраву, тот в принципе не любит, когда ему указывают, не любит нравоучения и советы. Вообще, время от времени составляет сложность заставить Пака подчиняться, искоренить из него упрямство представляет собой огромную проблему, потому что нравоучения на дух не переносит. — Не настраивайся только на отрицательный результат, всегда надо стремиться брать выше, — даёт совет Намджун, с точностью цитируя своего старого преподавателя. Жизнь их всё плотнее и плотнее оборачивается в кокон пассивности и инертности, всё так же продолжают висеть на тонкой спасательной ниточке из последних сил, не до конца понимая, как им удалось ещё не сдаться и потерпеть до этих дней. Иногда они ссорятся по бытовым вопросам, но крупной ругани между ними не случается, как это было однажды. У каждого из них будто установлен внутренний предохранитель, автоматически активирующийся в необходимые моменты. Чимин просто вспоминает день поминок и сдаёт в позиции, постепенно остывая. А Намджун просто боится, что разочарует или крупно обидит Чимина. Чимин пару раз изъявляет желание подработать на школьных каникулах, но дальше этого самого между делом произнесённого желания – озвученного, скорее всего, с целью заслужить очередную намджуновскую похвалу — никуда дело не зашло. Единственный, кто из них двоих строит хоть какие-то планы на жизнь, был и остаётся Намджун, а Чимин всё так же противится, утверждая, что судьба планы не любит и что в жизни всё должно происходить хаотично, по интуиции. И это дословная цитата. И в этом кроется главная проблема: Чимин вообще не знает, с какой профессией хочет связать себя в будущем. Надеется только на какой-нибудь предоставленный внезапный случай, и тогда его подхватит ветер перемен, и он примет исход без всяких недовольств; и такой пассивности Намджун вообще никак осознать не может. Перестроить его на другой канал становится проблематично, потому что Ким, находясь с кем-либо в отношениях, становится аккуратнее в плане человеческих душ, нежнее и более снисходительным. Если называть вещи своими именами, то он превращается в настоящую нюню, тряпку безвольную. Он наблюдает за тем, как Чимин закладывает собственный фундамент мировоззрения из собственных привычек, от которых в дальнейшем он вряд ли избавится. — Короче, я заебался уже учить эту парашу, вертел я её на огромном коллайдере! — взвывает Чимин и бросает куда-то за спину тетради и учебники. — Ненавижу учиться! Я бы лучше выпил чего-нибудь! — Ну дуй в магаз тогда, чё, я свою задницу ради тебя отрывать не стану, и так печень скоро угроблю, — Намджун убавляет громкость на телевизоре и стряхивает крошки с футболки. — Бе-бе-бе, — тот встаёт с насиженного места, потягивается до хруста в спине, двигает корпусом и следует к Намджуну, издалека походя на неваляшку, раскачивающуюся из стороны в сторону. — Дай денег тогда, я куплю, — и он выставляет вперёд ладонь, активно двигая пальцами. — А волшебное слово? — старший тянется к бумажнику, отсчитывает деньги, но отводит руку в сторону, как только Чимин хватается за купюры. — Бухать хочу. Достаточно? — Более чем... — и он шлёпает подростка по ягодицам, спортивные штаны идеально очерчивают их. — А что там с Чонгуком? Он там умер, что ли? Давненько не видел его здесь, вы же обычно вместе здесь зависаете. — А... ну, он это... — Чимин, то ли задумываясь, то ли вспоминая что-то, поднимает взгляд вверх, натягивая весеннюю ветровку. — Ну, это самое- — Слова забыл? — Да хуй он на учёбу положил, большой такой. Сказал, что петь хочет, а эта бессмысленная учёба его утомляет. Ну вот почему мне так нельзя, а? — И всё настолько серьёзно? Что он вообще делать с этим собирается? Одно дело кукарекать во все стороны об этом, а другое дело предпринимать целенаправленные действия. — Вот с первым пунктом этот носатый успешно справляется. Говорит, что вдохновился какой-то там звездой, поедет в Сеул, прослушивание хочет пройти, попасть в ту же компанию, — Чимин останавливается возле дверей гаража, смотрит Намджуну прямо в глаза и добавляет: — Он, знаешь, парень и вправду талантливый, тупой, но талантливый. Чонгук какое-то время даже на церковное пение ходил, в мюзиклы попадал, в кружках школьных крутился. Так что не пропадёт. Я вот завидую ему, потому что талантов у меня нет, да и мне самому кажется, что до скончания веков придётся возиться с этой монотонной работой, бумажки всякие читать и строить из себя взрослого. Фу, даже звучит скучно. Вот у каждого человека, на кого не посмотри, есть какой-то талант, есть то, в чём он будет превосходить всех остальных… а у меня такого дела нет, я ни в чём не хорош. Его рука соскальзывает с дверной ручки, безжизненно свисает, и тут он отводит взгляд в сторону, будто пристыженный, что ли. Вину перед Намджуном ощущает? Есть ведь за что. — Я такой тип, который боится одного только слова «офис», ну вот ничего с этим страхом поделать не могу. Только оно в беседе проскальзывает, а я тут же как меняю тему, даже иногда собеседников в ступор ввожу! Они аж теряются. Но ты подумай, я же скоро школу закончу, а дальше-то чего? Поступать. Куда – чёрт его знает. Как отучусь, долгое время придётся за несерьёзные деньги пахать. Поэтому я не пытаюсь думать о своём будущем, стараюсь оттягивать как-то этот момент, боюсь я, понимаешь? Хотя как ты поймёшь, у тебя с этим проблем нет, это я здесь Мистер Инфантильность. — Подросток ненадолго прерывается, приоткрывая двери, и в помещение проникает прохладный вечерний ветер, тут же начинает пахнуть свежестью. Намджун же Чимина не прерывает, у них такие разговоры редко заходят, так что хочется до конца познакомиться с чиминовскими опасениями, чтобы придумать новую тактику и методы. — Немного... время от времени я стараюсь рассуждать об этом, иногда получается, иногда – нет, реальность, сука, настойчивее оказывается. Смотри, как бы и я от разочарования коньки не отбросил. Чимин смеётся, убирая все серьёзные эмоции, что полегли на его лицо, и его глаза превращаются в щёлочки, но глядя на это Намджун улыбнуться не может, как делает это обычно, внутреннее напряжение не позволяет даже его губам зашевелиться, потому что он боится, что у него не хватит сил на то, чтобы возродить в Чимине уверенность, и слышать это, осознавать становится чертовски обидно, ведь Намджун пытается вложить в него частичку самого себя. Подросток возвращается к Намджуну и, наклонившись к нему, восседающему в кресле, крепко целует, проникая языком в рот, а после отстраняется, когда ощущает, как горячие ладони опускаются на его ягодицы. — Жди, жопа, я ща по-бырому сгоняю. Одна нога здесь, другая там!***
Лето обладает прекрасным явлением – свежее преображение, обволакивающее город изумрудной зеленью, искрящейся под солнцем. Желание жить пробуждается подобно расцветшим цветкам, белоснежный бутон веры в светлые возможности раскрывается, чаруя своим блаженным ароматом. Лето и вправду прекрасно, особенно оно прекрасно, когда вместе со свежим ветром в квартиру через окна проникает уверенность в том, что жизнь налаживается. Она не идёт резко на подъём, всевозможные двери не раскрываются перед их носами, но сдвиг в правильном направлении ощущается. И воздух глотать легче, и думать проще, и сон по ночам беззаботный, а не со свирепым от бессонницы взглядом, направленным в потолок. Проблемы не маячат красным пламенем на горизонте, перед глазами сверкает бескрайнее море, что дарит спокойствие своими игривыми волнами, пробуждающими горячий песок под пятками. Чимин ведь сегодняшним днём жить привык, крепко цепляется за этот образ жизни, но только не Намджун, который просто до дрожи в коленях обожает всё наперёд продумывать, каждый шаг просчитывать и контролировать любой исход своих действий. Именно поэтому в их миролюбивом течении жизни отсутствуют угрозы на любовную идиллию, у них есть крыша над головой, необходимые деньги, еда и друзья, отправившиеся с ними в совершенно новое для них место. А Пак эти заслуги только принижает, утверждает, что Намджун просто очень много по пустякам переживает. Боится, наверное, признать свою неправоту и быть униженным. — Это хорошо, что ты у меня есть! — однажды в порыве чувств признаётся Чимин. Он не сентиментальный, однако такое редкое, но безумно дорогое проявление нежности случается с ним после полученного оргазма. Лежит, распластавшись на кровати, подобно кошке, и выводит на чужой груди узоры. — Не знаю даже, что бы я без тебя делал! Вот как хочешь, а отпускать я тебя не собираюсь, полезный ты человек, Намджун! — и Чимин, со спины обнимая парня, курящего на балконе, крадёт у него из пальцев сигарету, тут же затягивается. — И ещё раз за Чонгука спасибо, всем вместе ведь лучше живётся, да? — Ага. Счастливое будущее, ради которого стоило рисковать. Вселенная формирует настоящее, и единственная ценная вещь, которую человек создаёт собственноручно, – это будущее. И Намджун, обдаваемый лёгким летним ветром, интересуется не ради какого-то примитивного любопытства, а ради собственной потребности. Но иногда жизненные прогнозы составлять становится затруднительно, потому что поток жизнедеятельности время от времени меняется, и такая резкая динамика лишает какой-либо уверенности в завтрашнем дне. Намджун старается избегать таких ожидаемых явлений. В любом случае что-то у него да получается, они ведь с Чимином ещё вместе. Намджуна за решётку не упекли, а Чимина не отправили обратно к родителям или в детский дом. Он поворачивает голову, разглядывая чиминовское лицо. Обычно люди живут по принципу: черпать силы из счастливого прошлого и вдохновляться счастливым будущим, в жертву принося настоящее. Но что, если единственный элемент из этой формулы, который имеется у Намджуна, – это жертва в виде настоящего? В голове всё перепутано. Потому что каждый раз сегодняшний день уводит Намджуна в пучину тоски по воображаемой счастливой жизни вместе с Чимином. В то время, когда они только начали неофициально встречаться. Хотя... Они так и не обсуждали это. Они не обговаривали все стороны их отношений... — Чимин? — Намджун докуривает сигарету, отобранную у Пака, и бросает бычок в пепельницу. — М? — А мы ведь встречаемся? Тот с изумлением хлопает ресницами, потупив взгляд, а потом заходится в хохоте, сгибаясь пополам. — Ну ты даёшь, пенёк отсталый! Конечно, мы встречаемся! А что мы делаем? Трахаемся без обязательств каждую ночь, просто чтобы утолить наши жалкие людские потребности? — у того слезятся глаза, он едва не задыхается от смеха и прыгает на месте, пытаясь унять истерику. – Почему ты, блять, только сейчас решил задать этот вопрос? Главное – с таким каменным ебалом! — Пак пытается посмотреть Намджуну в лицо, но из-за мутной пелены перед глазами ему это плохо удаётся, но всё же он способен разглядеть отсутствие каких-либо эмоций напротив. — Да нет, мы с тобой об этом никогда не говорили. Просто переспали, и... всё так стремительно начало развиваться. — Погоди, — тот вмиг становится серьёзным, выпрямляясь и делаясь бесстрастным, — а не думал ли ты всё это время, что у нас с тобой свободные отношения? — Нет. Да мне никто и не нужен больше. — Ну смотри! Если узнаю, что ты хоть с кем-то там гениталиями тёрся, я... Дальше Намджун почему-то перестаёт слушать Чимина, просто увлечённо разглядывает, как шевелятся его губы, как сияют под золотыми лучами его карие глаза, как блестит бледная кожа, как выделяется лёгкий румянец на щеках. Смотрит и восхищается, с такой страстью и эмоциями он говорит, переживания так и захлёстывают его подобно цунами. Там, за спиной, незаправленная постель, помятое от бурных телодвижений одеяло, голые стены приятного светло-персикового цвета, минимальное количество мебели и ещё не опустошённые коробки, привезённые из родного города, в котором похоронено их прошлое. И в этой комнате уже удаётся заключить столько счастливых воспоминаний, поверхностных признаний, что Намджун воспринимает это место как необходимую часть своей молодости. Без неё нельзя обойтись, именно отсюда он будет искать силы для себя. Утреннее солнце Сеула приятно согревает лицо, жара ещё не наступает, и можно наслаждаться низкой температурой, Чимин щурится, когда по глазам ударяет один из лучей, снова прижимается к Намджуну со спины, укладывая щеку на лопатки. Пока он рядом с ним, его не покидает ощущение комфорта, домашней теплоты и защиты, которую он искал на протяжении всей своей жизни. Чимин действительно находился в панике всё своё время до встречи с ним. Проявлял агрессию, пытаясь огородить себя от боли, тонул в безразличии ко всем окружающим, а затем тщательно маскировал свой детский страх, который можно было обнаружить только в глубине его карих глаз. Но он не скажет Намджуну этого, потому что слишком слащаво для его натуры озлобленного на мир подростка. Намджуна в последнее время так и тянет на романтические признания и соответствующие действия, и теперь в этой личности пропадает образ дикого и не дружащего с головой уличного парня. Возможно, он скрывался точно так же, прятал свой страх, боясь оголить свои чувствительные точки. А Чимин просто надеется, что душа Намджуна, сущность и образ мышления ни на йоту не поменяются, тот хоть иногда и бесит неимоверно, но человека лучше, чем он, Пак ни за что не сможет найти. — «Я и вправду люблю тебя», — не произносит вслух Чимин, прижимаясь губами к голой спине. Когда из другой комнаты раздаются шум, брань и удары посуды, парни оборачивается, понимая: Чонгук проснулся. — А ты вырос, кстати, — вдруг проговаривает Намджун, по-доброму улыбаясь. — Чё, правда? — Ага, миллиметра так на три, — улыбка превращается в оскал, и он ворошит чиминовские волосы. — Да пошёл ты. Тот только машет рукой, покидая балкон. Теперь на кухне раздаются два голоса, к ним присоединяется третий, беседа перерастает в спор и ругань, это Юнги опять чем-то недоволен. Но стоит ему только выпить кофе – и от паршивого настроения не остаётся и следа. Удивительное дело, думает Чимин, присоединяясь к парням и улыбаясь, когда понимает причину конфликта, в этом доме их и вправду ожидает настоящая жизнь, а не просто её жалкое подобие.