to fuck smoke and to thump

***

      Намджун не объявляется вот уже ровно три дня. Известий от него ноль, сообщений в телефоне ноль, пропущенных звонков – ноль. Всё по нулям, и даже жизнь, от этого нагрянувшего одиночества, постепенно закругляется в отвратительный ноль. Нет никаких предположений, однако Чимин тщетно пытается внушить себе мысль, что так надо, что с Намджуном всё в порядке. Он не хочет, нет, не может даже начать думать, что теперь и в их личной истории ставится точка, жирная, чернильная. Намджун настолько прекрасный человек, что невозможно вообразить его отсутствие, такие люди, как он, просто так не исчезают с горизонта, не покидают вектор твоей судьбы за один миг. Расставание с ними, по крайней мере, не должно происходить в ближайшие пару лет, а если такое и случается, то процесс проходит довольно длительно и болезненно.       Чимин боится звонить ему или писать, боится даже узнать, а жив ли он вообще. Ему всё высказали в лицо, ему этого достаточно, поэтому он продолжает в ожидании посещать школьные занятия, чтобы не разочаровывать Намджуна по его возвращении, чтобы он его похвалил.       Учебный год почти подходит к концу, остаётся потерпеть ещё целых 365 дней, а дальше по плану – относительно свободная жизнь, хочется позволить себе мыслить инфантильно, но это сделать никак не удаётся после агрессивного высказывания Кима, слова которого обладают весом и характерным оттенком горькой правды.       На переменах Чимин всё чаще встречает Чонгука в компании Юнги. Тот так и не принёс необходимых извинений, возможно, его мозг просто стёр тот роковой день из общего гербария воспоминаний, но Пак не злится, не требует объяснений, он задумывается о его поступке только пару раз, а затем забывает, что послужило истинной причиной пропажи Намджуна. В итоге его уход затягивается на неделю, и тогда подросток решает: ждёт ещё одну неделю, а затем поднимает на уши весь город; он непременно лично обойдёт каждый район, даже к предателям обратится за помощью, потому что так долго это продолжаться больше не может.       Он даже представления не имеет, как скоро объявится Намджун, – если вообще вернётся – как скоро получит хотя бы одно известие о нём, поэтому максимально возможно сокращает расходы, по утрам продолжает питаться готовыми завтраками, ужинает скромно, иногда не доедает, но мужественно терпит мучительную пустоту и завывания в желудке. Да и Чимин особо никогда не нуждался в больших объёмах пищи, об этом говорит его маленький вес, хотя при его росте он должен весть килограммов так на десять больше.       На душе неспокойно, ежечасно возрождается из самых глубин души чувство паники, мощное и всепоглощающее, а если Чимин и временно абстрагируется от насущной проблемы, то не находит даже сил, чтобы занять себя чем-нибудь дельным, его день превращается в ежеминутные размышления о своём поведении и Намджуне. Чимин засыпает, а ему снятся эти же самые мысли, – которые он раз за разом пережёвывал последние двадцать четыре часа – по кусочкам собирается хронология того дня, а затем он просыпается разбитым, просыпается не выспавшимся, потому что ему кажется, будто он не спал, будто бы он лёжа с отключенным мозгом думал только об одном Намджуне. Он просыпается с ощущением, что тот вечер повторяется вновь и вновь, будто плёнку беспрерывно крутят. И это подталкивает его к той мысли, что любит он Намджуна по-настоящему, искренне и без притворства, хотя подобное ему не свойственно совсем. Каждую ночь он посвящает просмотру ненавистного телевизора, ужасно сильно страшится увидеть известия о парне в очередном выпуске новостей, но при этом переключить канал не может, потому что нервы потрепать себе любит. От скуки Пак даже докрашивает стены, вешает в некоторых местах рамки, которые красуются своей привлекательной пустотой, что выглядит весьма трагично, траурно, что ли. Когда становится совсем нестерпимо и тело невероятно сильно требует интимной близости, Чимин мастурбирует перед сном два раза подряд, утыкаясь носом в подушку, на которой обычно спал Намджун – этого оказывается недостаточно, его руки ничто не сможет заменить, однако Чимин себе помочь больше ничем не может.       И появляется Намджун так же неожиданно, как и пропадает: без всяких предупреждений или намёков. У Чимина относительно этого не было никаких предчувствий, он просто проводит очередной вечер перед телевизором, едва не теряя рассудок от скуки и монотонности диктора.       Выглядит он посвежевшим, идеально выбрит, лицо выглядит более округлым, будто довольным что ли, а глаза излучают непередаваемое счастье. Да где он пропадал?! Чимин оглядывает парня с тихим восхищением, когда тот на пороге окликает его, он отбрасывает недоеденный кусок пиццы и набрасывается на парня, чуть ли не сбивая с ног. У них нет времени на слова или очередные длительные диалоги, потому что оба соскучились друг по другу в одинаковой мере, потому что хотят показать и доказать это, торопливо избавляясь от одежды.       Намджун, будто оголодавший, тут же приникает к чиминовской шее, покрывая её быстрыми и короткими поцелуями, пальцы поспешно что-то ищут, оглаживает то плечи, то лопатки, то поясницу, снова возвращаются к плечам и затем снова по тому же маршруту, словно тело Чимина – изученная вдоль и поперёк карта. Он всё никак не может насытиться им, как-то остервенело прижимается к нему, сжимает ладонями до боли в боках, будто норовя забраться ими под кожу. Острые укусы чётко ощущаются на каждом участке тела, остаются даже неглубокие следы. Стон тут же нарушает своей громкостью тишину, поглотившую гараж, когда пальцы проникают в нутро. Они снова на этом старом и скрипучем диване, Намджун сжимает под собой небольшое тело, мешая Паку дышать из-за возникшей тяжёлой массы на груди, тот возмущается хриплым вскриком, и тогда Намджун принимается ласкать грудную клетку в знак извинения. Пальцы давно не слушаются, бездумно шарят в намджуновских волосах, путают их, оттягивают. И когда Намджун, крепко зажимая между собой и диваном Чимина, наконец проникает в него, им обоим становится дурно. Оба становятся безумно чувствительными, тела готовы отзываться на каждое прикосновение, дышать хочется так же часто, как и бьётся сердце в грудной клетке. Ненадолго сознание подростка становится мутным, он перестаёт дышать, пытаясь вытерпеть момент, когда он не способен контролировать даже свои мысли. Небольшие ладони хаотично блуждают по телу, будто заново открывая его прекрасные части, плечи кажутся шире, руки и грудь – крепче, лицо становится ещё привлекательнее, а естественный запах – более умопомрачительным: всё в нём воспринимается по-новому.       Когда его вжимают щекой в диван, Чимину кажется, что он стоит на краю обрыва, а затем его резко толкают в спину – и он падает. Он кончает, мелко дрожа, тихо и удовлетворённо стонет, расслабленно вытягивает руки вперёд, выгибаясь в спине, сжимается изнутри, сдавливая намджуновский орган.       Когда дыхание выравнивается, Намджун проходится поцелуями прямо по линии позвоночника, прислушиваясь к тому, как Пак достигает умиротворения. Парень касается холодными кончиками пальцем чиминовского лица, затем накрывает ладонью щеку и дарит глубокий поцелуй, плавно перетягивая на себя и заваливаясь на спину. Этого сильного плеча дико не хватало. Пальцы вновь добегают до растрёпанных волос, ласково ворошат их, он глядит на парня, а тот отвечает ему доброй, искренней улыбкой, которая является олицетворением окончания всех их проблем, словно она дарит надежду на то, что дальше будет только лучше, впереди только счастливый «happy end».       — Прости... что пропал, не предупредив, — Намджун целует Чимина в макушку, смотрит ему в глаза и, к своему ужасу, находит на их поверхности некий страх перед чем-то неизвестным, какое-то непонимание и... разочарование. Столько эмоций в одном взгляде он ещё не доводилось наблюдать, слишком красноречивый и задевающий что-то внутри. — Ты не злишься на меня, детка? — он переходит на шёпот, заглядывает на ключицы, кажется, что за эти несколько недель его тело похорошело, потому что накрывает желание испробовать его, исцеловать целиком.       — Думаешь, дело в том, что ты просто не известил меня о том, что уходишь? — Чимин хмурится, глядя вперёд.       — Я психанул, прости. Я... просто был эмоционально вымотан. Я наговорил тебе много плохих, отвратительных слов. Я сильно переживал из-за того, что ты будешь думать насчёт этого. Мне не хочется, чтобы ты накручивал себя из-за того бреда, что я наговорил тебе. Ты не заслуживаешь того, чтобы страдать из-за такого типа, как я, ты ведь знаешь это? Я буду извиняться до тех пор, пока не пойму, что действительно искупил свою вину.       — Где ты был?       — Решил, что какое-то время пожить у родителей.       — И отдохнуть от меня?       — Им нужна поддержка, Чимин.       — А мне не нужна, значит, да? Конечно, оставляй меня одного, без единого представления о том, куда сбежал единственный важный в его жизни человек. Давай, оставляй меня без средств на проживание. Браво, Ким Намджун. Именно этого я и ожидал от тебя. Обо мне думать никто не хочет. Именно они отказались от тебя, а не я. Не я, Намджун.       — Ты был напуган, да? — спрашивает парень, обвивая руками худое тело и прижимая его к себе, и целует в скулу. — Я виноват, прости меня.       — Вот именно. Ты обещал следить за мной, позволил довериться тебе. Всё, помолчи пока, я хочу привыкнуть к твоему присутствию. И да, я был безумно напуган.       Больше они не говорят, лишь наслаждаются близостью друг друга после долгого перерыва и равномерно дышат, Чимин ластится к Намджуну, но не даёт поцеловать себя, а если губы парня достигают его плеч, то он начинает дёргаться и двигать ими. От Намджуна веет домашней свежестью, каждая улыбка, раздающаяся на его лице, звучит искренне счастливо, он буквально не отрывает взгляд от Чимина, наслаждается его видом и присутствием, наслаждается собственной значимостью в его судьбе.       — А ты чего счастливый такой? — задаёт вопрос подросток, когда снова замечает на себе пристальный взгляд, Намджун ожидает, пока закипит чайник, чтобы заварить себе кофе.       — А что, нельзя?       — Я просто сравниваю тебя с тем человеком, который недавно вышел из этих дверей и не вернулся. — Чимин вставляет диск в приставку и отсаживается от телевизора, распутывая провод джойстика. — Это более чем подозрительно. Я, конечно, знаю, что я красивый и всё такое, но таращиться на меня с таким лицом не надо. Не забывай, что мы с тобой ещё даже просвета из этой задницы не наблюдаем, — он открывает банку пива и делает глоток. — Принеси мне орешки, Намджун.       — Просто настроение хорошее, — тот дёргает плечами, мол, в этом действительно нет ничего удивительного, он точно такой же человек, как и остальные, имеет право на счастье, имеет право на грусть, имеет право и на Чимина. Намджун заливает растворимый кофе кипятком и присаживается рядом с младшим, ставит на пол блюдце с орешками и тянется к нему, чтобы дотронуться губами до щеки, но тот снова уворачивается, прислушиваясь к жужжанию приставки, поглотившей диск. — А у тебя, видимо, этого хорошего настроения нет. Слушай... — Ким опускает взгляд на кружку, мешает сахар ложкой, гремя ей о стенки, — давай уедем отсюда?       От неожиданности Чимин давится орешками и заходится в кашле, парень тут же взволнованно хлопает его по спине. За последние две недели Намджун просто понял, насколько сильная между ними двумя эмоциональная связь, и две недели вдали от Чимина казались ему настоящим испытанием, наверное, они в равной степени зависимы друг от друга.       — Это ещё с чего вдруг? — у него краснеет лицо.       — Ну а что нам тут с тобой делать? Город маленький, зарплата меня не удовлетворяет, на проживание, может, и хватает, но не на полноценную жизнь. Я хоть и люблю стабильность, но наше положение меня совсем не устраивает. Да ещё и недавний случай подкосил меня... — он опускает ложку, та гремит, поддаваясь возникшему небольшому круговороту в кружке, Намджун, наконец, замечает докрашенную стену и изумляется. — Ого, ты сам докрасил? Молодец какой, — и когда Пак кивает с самодовольной улыбкой, гладит его по голове. — В общем, меня здесь ничего не держит. А без тебя я с этой точки не сдвинусь. Мне нужен... — он запинается, не решаясь произнести подобные сентиментальные слова, и вместо этого говорит: — мне нужна твоя... поддержка.       — Я? Ну... я... я не знаю даже, Намджун. Я давно уже пытаюсь сбежать отсюда, но мне школу закончить надо.       — Ты и в другом городе закончить можешь.       — Ага, а с родителями мне чё прикажешь делать? Ты забыл, что их согласие необходимо?       — Да блять! — Намджун раздражённо ворошит волосы и недовольно пыхтит. — А что, без них вообще никак?       — Пока я несовершеннолетний – неа.       — Ебись оно всё в рот, — он, разочарованный, прислоняется спиной к дивану, укладывая на него голову. — Тебе ведь ещё только семнадцать, да?       — Ага, вот и все проблемы того, что я ещё шкет ёбаный. В общем, нам тут год по любому ещё торчать придётся.       Намджун и вправду желает покинуть это проклятое место, забыть обо всём происходящем и начать с Чимином новую историю, без груза за спиной, без мыслей о трудностях, которые предстоит им пережить в этом городе. Но всё упирается в юный возраст. Он заглядывает на поникшего вмиг Чимина, который расцарапывает ногтями джойстик, в груди у Пака становится теплее от того, что без него двигаться вперёд Намджун не желает, они действительно зависимы друг от друга. Но у них масса проблем, с ними невозможно физически разобраться в один миг. Он смотрит прямо в лицо напротив, ничего не произносит, разглядывает широко раскрытые глаза, глубокие и самые прекрасные.       — А что... ты и вправду хотел бы уехать со мной отсюда? — осторожно интересуется Пак.       — По-другому никак, да и я, знаешь, не желаю тебе такой жизни, как у меня. Я ведь, придурок, не стал дальше учиться, хотя возможность была, тут остался, зачем? Хуй его знает.       — И вправду придурок, — смеётся младший, а после возвращается к игре.       Однако на самой игре он теперь совершенно не может сфокусироваться, голова им воспринимается как некий полый стеклянный шар – в ней нет ничего, кроме пустоты. Чимин всё никак понять не может: Намджун хочет забрать его с собой? действительно одного не оставит? А разве... разве это не он жаловался на то, как устал от Чимина? Если бы только он год назад предложил такой побег, Пак бы уже спустя минуту бежал на вокзал за билетами. А сейчас. Подросток зависает на меню, слепо смотрит на экран, не нажимая на джойстик, и тогда Намджун, усмехаясь, помогает ему, надавливая на его застывшие пальцы. А сейчас он, вроде, вырос, ему успешно вбили в голову мысль, что школу закончить надо, без этого никак, потому что страдать за гроши в его планы ни разу не входит. Да можно ли вообще тогда будет это жизнью называть? Чимин делает это против своей же воли, только по желанию действительно важного для него человека. Просто хочется оставаться с ним как можно дольше, насколько позволит судьба.       Намджун, удручённый диалогом с печальным окончанием, также следом погружается в свои мысли, приобнимая Чимина за плечо и поглаживая выпирающие кости большим пальцем. Он отпивает кофе. Эти две недели он не мог найти себе места от осознания важности перемен в жизни. Если он не добьётся хоть каких-нибудь изменений, то загнётся. И не спасёт его даже никакой Чимин. Так случается, когда он остро нуждается в каком-нибудь жизненном повороте, который помог бы изменить уклад его привычной жизни. Он хочет чего-то нового, впервые за долгое время душа требует развития, а не стабильности. Всё дело в одном только человеке, ради него хочется меняться в лучшую сторону. Намджун целует его в скулу, прикусывает зубами кожу и вдыхает аромат, будто забываясь.       На протяжении двух недель он находился в поисках выхода из сложившейся ситуации. Взвешивал все «за» и «против», злился, отказывался от собственных идей, а затем снова и снова возвращался к ним, не способный заглушить тягу к переменам. У него хватило сил и мужества наладить контакт со старым другом, которому, между прочим, удалось вырваться из этого круговорота однообразия и покинуть родной город. Намджун договорился о жилье, даже обещал переехать в новую квартиру в этом же году. Видимо, придётся озвучить печальную новость. Только сейчас до него доходит осознание того, как стремительно развиваются их отношения. Ещё тогда, при первой встрече, он даже понятия не имел, что окажет такое сильное влияние на подростка, да он вообще не рассчитывал брать кого-то под собственный контроль и растить ещё неокрепшее существо. Но парень доволен своим результатом. Между ними действительно крепкая, неразрывная связь. Намджун, конечно, не оптимист, однако невольно он за время собственного душевного восстановления пригрел под сердцем одну крошечную, но по-настоящему ценную мысль – у них с Чимином надолго.