И ничего кроме

«Шевин? Народ, вы реально нас так называете?.. Х-мм… а мне нравится» - Адам помнит, как несколько лет назад Блейк смеялся, услышав фансервисное название их дуэта. Тогда все только начиналось, и сценаристы шоу совсем недавно углядели между ними какую-то химию и придумали им броманс, и все казалось простым и веселым до одури. Адам был уверен, что Блейк не согласится на такую дичь, но тот умел удивлять. Он не просто с энтузиазмом согласился, а с головой бросился в игру. Которая очень быстро перестала быть таковой. Казалось, они оба соревновались в том, кто глубже загонит партнера в яму, из которой не выбраться. Адам играл острее, на грани фола, у Блейка иногда после его двусмысленностей спирало дыхание и дар речи пропадал. Он не знал, что ответить, чтобы окончательно не испортить очарование придуманного броманса, который не должен выходить за рамки объектива. И выражение его глаз было… оно было. Таким, что Адам нарывался все чаще, лишь бы увидеть его еще раз, ухватить, зафиксировать. Выражение, не Блейка. Впрочем, и его тоже. Навязчивые идеи тем и опасны, что очень быстро переходят из разряда идей в материальное воплощение твоей ебанутости. Блейк стал его обсессией, и началось самое интересное в жизни Адама – охота. Когда кружишь, осторожно двигаясь наощупь, потому что глаза прикованы к лицу напротив и нельзя упустить ни малейшего изменения в выражении иронично прищуренных серых глаз. Он не мог не смотреть на Блейка, не мог не трогать Блейка, не мог не смущать Блейка, хотя последнее получалось у него не так уж часто. Пусть на камеру, в рамках придуманного сценария, но Адам утолял свою жажду быть ближе к нему, объясняя это излишней склонностью к тактильному восприятию. Впрочем, почему эта жажда утоляется лишь Блейком, Адам отвечать не желал, в первую очередь самому себе. Он просто злился на такую зависимость и ничего не собирался с этим делать. Разве что, превратить обострение в хроническое. И с полным правом оставить себе возможность смотреть, трогать и смущать уже на постоянной основе. Вопрос, что из этого могло получиться и могло ли, принадлежал уже к совсем другим сферам, и Адаму было скучно думать об этом. Он хотел, чтобы Блейк был рядом всегда, и у них было самое захватывающее приключение из всех существующих. И нахер всех остальных сколько-то там миллиардов. Как-то так. Когда он услышал, как Блейк произносит это «Шевин», его словно прошибло током, вырубив сердце, мозг и печень одновременно. Блейк как будто признал право на существование их обоих в одном слое мира, который внезапно обрел реальное воплощение. Как полностью идиотское существо, которое состоит из двух совершенно противоположных частей, действующих на разных принципах. Ну вот, как вода и масло. Или еще какая-нибудь оксюмороноподобная хрень. Адам потом долго произносил про себя слово «Шевин», задумчиво шевеля губами. Ему нравилось, как это звучит. Пожалуй, он сочинил бы про «Шевин» какую-нибудь не особо удачную песню, если бы засранец Блейк реагировал чуть более романтично. Но и так было неплохо. Для такого прямого и хитрого псевдодеревенщины как Блейк, это было достаточно романтично. Для Адама, впрочем, тоже – романтика в отношениях была ему неинтересна, потому что всё спокойно можно было решить без неё. У них реально был и «бро», и «романс». С женщинами такого просто не получится априори. Даже на глазах у миллионов умиляющихся девчонок и не только, Адам умудрялся быть настолько честным, что иногда просто поражался, как еще кто-то может их принимать за обычное порождение не слишком аккуратно написанного сценария и плохой актерской игры. Хотя, игра, действительно была хуёвой. Потому что он не играл. Объятия становились опаснее, в ход шли взгляды и руки, которые с каждым разом творили все более откровенный беспредел, потом Блейк поцеловал его. В щеку, с какими-то кретинскими шуточками и смехуёчками, но Адам почувствовал странное спокойствие. Когда смог успокоиться, конечно. Это опять противоречило здравому смыслу, но ведь Адам имел дело с Блейком, значит, всё было правильно. Более откровенные поцелуи не заставили себя ждать и стали обыденностью. Как будто они обманывали весь мир и себя впридачу. Негласно объявили эту войну просто приятным времяпрепровождением на поле боя и прекрасно знали, каким будет итог данного сражения, но не всей войны. Так далеко заглядывать не хотелось Поэтому, когда они говорили друг другу «Я люблю тебя» при всей Америке, это означало только одно – что они друг друга действительно любят и плевать хотели на сценарий, гребаный броманс и Америку. А Адам еще и откровенно смеялся, многозначительно ухмыляясь в камеры, словно являя очарованной аудитории «Голоса» перст судьбы. В основном, средний. За несколько последних лет Адам сидел на коленях у Блейка, ездил верхом на Блейке, Блейк носил его на руках. И все это под визги и вопли одобрения фанатов, которым скармливали придуманную для них же толерантно-слащавую сказку. Адам часто думал, что было бы, узнай они, что все это взаправду. Толерантности бы резко поубавилось, это точно. Ну и пошли бы они все нахуй. Адам устало вытянулся на диване, укладывая голову на колени к Блейку. Что он там говорил насчет камина, горячего шоколада и Адама рядом? Ладно, это было достаточно романтично, особенно для затерянного в горах Швейцарии небольшого шале, где их мог увидеть, разве что, какой-нибудь оголтелый папарацци. Если бы знал, где искать, конечно. Они устроили себе этот пятидневный отпуск, тщательно сверяя расписание друг друга, выцарапывая, как помешанные эти несколько чудом оказавшихся свободных у обоих дней у охреневшей от такого упорства судьбы. А потом оба усердно делали вид, что это просто совпадение. Странно, что об их совместной эскападе так никто и не узнал. - Ну, как тебе? – более скучного вопроса от предмета ебаных романтических чувств Адам не слышал со времен средней школы. Слова, реально, были лишними. - Заткнись и просто будь рядом со мной, - он в упор смотрел на Блейка, пока в его зрачках отражались две небольшие яркие точки от ламп у изголовья чертовски удобного дивана, прямо-таки созданного для «Шевина». – Чёрт, да я просто счастлив, что могу ничего не говорить с каким-нибудь блядским умыслом. А валяться вот так. Как я хочу. Точки в глазах Адама исчезли, когда Блейк наклонился и поцеловал его, вплавляясь, вмазываясь губами в его рот. Так, как надо, чтобы полностью отключить мозг и понять, что «Шевин» существует, а вот Бог и всё остальное – под вопросом. Адам еще успел злорадно подумать, что Америка этого никогда не увидит – и поделом ей. А после остался Блейк. И ничего кроме.