Дракон над крышами башен.

Странное это было ощущение. Будто стрелка компаса, всю свою жизнь пребывавшая под неуклонным давлением Северного полюса вдруг получила удивительную возможность наблюдать его разрушение в самом своём основании. И чувствовать, как каждая из существующих ранее магнитных волн отходит от центра, утекает прочь и растворяется в воздухе. Загвостка подобного сравнения заключалась лишь в том, что после такого знаменательного события, разрушения одного из значительных каркасов земного шара, стрелка компаса вряд ли будет иметь ценность и в принципе знать, что ей делать дальше. Элизабет – знала. Сифон пал, и мир на мгновение окрасился в красивый сиреневый цвет. Элизабет разомкнула свои ладони и ледяное напряжение пробежало по телу к запястьям, в пальцы, заглушив собой весь оставшийся мир. Заглушив настолько, что ни пронзительный крик Соловья, ни Букер, стоявший у неё за спиной, не смогли пробиться сквозь плотное гудение глубоко в мозгу, вибрирующее предохранителем специфического назначения. Нет, она могла поклясться, что их не слышала, но пальцы сами собой уцепились за край пространства, уверенным движением раскрывая разлом в самый нужный момент. Одно единственно верное решение. Один ответ. Здесь было сыро и если бы не огни подводного города, глазам потребовалось бы слишком много времени, чтоб привыкнуть. С другой стороны, в такой ситуации, пожалуй, любое время промедления было бо́льшим, чем она могла бы себе позволить. Гудение в голове ненадолго ушло, и Элизабет была благодарна ему за такое понимание. Вместо этого она сделала шаг к стеклу и, сделав глубокий вдох, достала из глубоких закромов тихое, слабое осознание: Соловей умирал. Её опекун из последних сил стремился разбить стекло. Давление готово было его расплющить, с таким не шутят на дне Атлантического океана, но её сильный и храбрый защитник не хотел сдаваться так просто. Это почти заставило Элизабет улыбнуться, но слёзы достигли предела раньше, разделяя солёную воду на них двоих. – Шш...шшш... Тихо, тихо, я здесь. Я с тобой. Всегда была. Как и он, и сейчас, разделяя эту силу и храбрость между собой и ним, Элизабет коснулась стекла. Пора побыть слабым. Иногда так можно. Иногда это единственный выход. – Отпусти. Вот так. Соловей прислонил свою руку к её с другой стороны стекла, и Элизабет показалось, что она чувствует привычное тепло его резиновой перчатки. Она так выросла, и всё равно могла бы уместиться в неё, свернувшись калачиком. Как давно она этого не делала? Глаз Соловья треснул, трубки лопнули, выпуская всё большие озёра масла вокруг бывшего опекуна маленькой девочки в огромной башне. Элизабет пыталась нежно улыбнуться, но сил не хватало. Она упорно вынуждала себя смотреть прямо на него. До последней минуты. Пока рука Соловья не отнялась от стекла и он, потухнув окончательно, не начал погружаться на дно. Теперь они могли отпустить друг друга. Теперь они были должны.