Интерференция пламени

      Занзас был зол. Чертовски зол. Настолько, что если бы эта тупая курица не была при смерти, он пристрелил бы ее сам. Мало того, что ему с мусором пришлось тащиться за этой идиоткой в самую поганую часть богом забытого городишки, чего он вообще-то совершенно не планировал, так теперь вынужден любоваться двумя бабскими полутрупами и какой-то херней над ними.       Строго говоря, Скайрини сам не знал, чего хотел, когда ехал в Жермойо, но он точно не планировал завершать свой день подобным образом. Несмотря на бытующее мнение, Занзас вовсе не был неуравновешенным дикарем, способным думать только о том, как бы кого-нибудь замучить до смерти. Оценив ситуацию Босс Варии начал раздавать приказы: — Гейский мусор, проверишь состояние обеих, если мелкая еще не сдохла, реанимируешь, чтобы доехала до лазарета. — Глядя на серую кисею, куполом возвышавшуюся над девушками Занзас ухмыльнулся. План был прост, как и все гениальное, вот только… Пробные выстрелы в сторону патлатой девки подтвердили верность выводов Скайрини, пули, попав в серое марево, просто зависли в воздухе, вместо того, чтобы врезаться в стену за девкой. — Босс, — обеспокоенный увиденным Луссурия решил озвучить то, что и так было очевидно, — если так продолжится дальше, то девочка просто умрет.       Такую картину каждый из них видел не раз и не два. Когда проигрывающий враг идет на все, чтобы достичь своей цели, жертвует даже собой. Использование пламени сверх возможностей организма приводит к тому, что тело начинает разрушать само себя. От перегрузок начинают лопаться сосуды, из-за чего отказывают органы и в итоге человек погибает не в бою, а из-за собственной глупости.       Сейчас взору Варии опять предстала такая картина. Когда они только появились, по щекам девчонки текли кровавые слезы, сейчас к ним добавилась кровь из носа. Еще немного - лопнут барабанные перепонки, а в дальнейшем, если она не прекратит использовать пламя, то лопнет аорта или легочная артерия.       Дураками никто из офицеров не был, и связать вместе странное явление в виде серого нечто, не дающего даже пулям лететь нормально, а также состояние девки ни для кого не составило труда. — Тц. Раздражает, — ничтоже сумняшеся Занзас отправил в сторону своей игрушки, вздумавшей помирать без его, Занзаса Скайрини, разрешения, неоформленную волну пламени. Столкнувшись с серым маревом, окружавшим девушек, Пламя Гнева словно смешалось с ним, растворяясь и растворяя. Визуально, когда пропало пламя, никто не пострадал, однако девка кулем упала рядом с распотрошенной сестрой, словно кто-то одновременно перерезал нити, поддерживающие ее в сидячем положении. — Грузите в машину, мусор, мы возвращаемся, — Занзас ухмыльнулся, теперь девка никуда не денется. — Босс, а как же Коллекционер? Он наверняка повеселит нас. — Улыбка Бельфегора не предвещала ничего хорошего тому, кто столкнется с ним в ближайшее время. — Я сказал, мы возвращаемся, — не оборачиваясь в сторону своего Урагана, промолвил Скайрини и продолжил путь к машине.

***

Вокруг было темно. Так темно не бывает, наверное, даже в самом глубоком подземелье, абсолютная бездонная чернота окружала со всех сторон, давила, стискивала, в попытке поглотить, словно пасть неведомого чудовища. Только я и она. И я брела в этой темноте куда-то, не важно куда, лишь бы отсюда, из этого чернильного ничто. Час, другой, а может и вовсе годы. Не знаю. Я ничего не знаю. Ни кто я, ни где я. Лишь то, что нужно идти.        Где-то там, впереди, появилось пятно. Светлое, резко выделяющееся на темном фоне, оно манило к себе, как магнит мельчайшие частицы железной пыли. И я шла к нему. Ближе и ближе. Пока пятно не сформировалось в образ.       Над моей головой в этом ничто парила статуя светлого мрамора, изображавшая коленопреклоненную девичью фигуру с протянутыми в просительном жесте руками. Подобных статуй полно в музейных экспозициях времен древних цивилизаций Греции и Рима. С одной лишь разницей: у этой статуи не было лица. Вместо него гладкая алебастровая маска. И с этой белой маски на меня взирали с каким-то понимающим сожалением словно живые глаза. До боли в груди знакомые глаза.        Я попыталась подойти ближе или хотя бы осмотреться, но тело мое окаменело, само став словно статуя, и все, что я могла — это смотреть на мраморную деву без лица. На статую с протянутыми ко мне ладонями, с которых на пол стала капать жидкость. Капля за каплей, каждое падение которой, сопровождалось омерзительным, бьющим по нервам писком. Звук — падение, звук — падение. Со временем жидкости натекло достаточно, чтобы ноги погрузились по щиколотки, а вместо алебастровой маски у статуи стало проступать лицо. И чем больше капель падало на пол, тем отчетливее оно становилось. Так же, как и запах. Чем больше вокруг меня разливалась лужа, тем ярче становился запах, исходящий от жидкости. Вокруг меня, стекая с протянутых рук статуи растекалась кровь. Она была везде, и все, что я могла - это неотрывно смотреть, как с рук девушки, чье лицо я скоро смогу разглядеть, мне под ноги стекает чья-то жизнь. Еще чуть-чуть, еще несколько сводящих с ума звуков, еще несколько капель, упавших с ее рук и я пойму, кто она. Я должна понять!       Осознание яркой вспышкой раскололо черноту вокруг меня и, казалось, меня саму. Той, что изображала статую и истекала кровью, была моя сестра. Лин!       Пробуждение было резким. Сердце колотилось как безумное, готовое пробить грудную клетку, сковывающую его, по виску на подушку стекал пот. Писк, сводящий с ума во сне, а это точно был сон, так же, как и чернота, никуда не делись. Я открыла глаза раз, другой, но ничего не изменилось. Вокруг меня было темно, как на дне бездны. На лице была маска подачи кислорода, а мерзкие звуки издавал прибор жизнеобеспечения или что-то подобное, если логика мне не отказывала, в отличии от зрения. Провела рукой по глазам, в надежде, что они все-таки закрыты — тщетно. С глазами все было в порядке, на них не было никакой повязки, они открывались и закрывались, задевая ресницами руку, которой я их ощупывала. Во второй руке, судя по ощущениям была капельница. С моими глазами все было в порядке, за исключением того, что я перестала видеть.       Страшно. Темно и страшно. Как же страшно! Паника накатывала волнами. Как я должна поступить? Что мне сделать? Где я? Почему я ничего не вижу? Если я ослепла, то как я могу защитить сестру? Что с Лин? Так много вопросов и ни одного ответа!       Лин. Та, что всегда была Солнцем, освещающим мой мир, стала им и сейчас, не позволяя захлестнуть отчаянию и панике разум. Искать ответы на свои вопросы я буду потом. Для начала нужно найти сестру.       Прислушиваюсь к ощущениям. Между лопаток разливается приятное тепло, значит этот ублюдок успел, Белинда жива и относительно в порядке. Это хорошо. От осознания того, что я успела и сестра не погибла вот так, по идиотски, даже дышать стало как будто бы легче и этот дрянной сон с Лин, истекающей кровью пока не умрет, будет просто сном, не претворившимся в реальность.       На ощупь вытаскиваю из руки капельницу, снимаю с лица кислородную маску и пробую встать. Выходит, откровенно говоря, херово. С первой попытки даже сесть не смогла, словно все мышцы в теле кто-то заменил на желе. Было тяжело и больно шевелиться, а тело очень плохо исполняло команды мозга. Встать смогла со второго раза, первый закончился падением и только благодаря кровати не на пол. Я встала, но что дальше? Чувство направления, возможно, поможет мне понять, в какой стороне искать Лин, но я даже не знаю, где выход. Как мне выйти из комнаты, если я даже не знаю, куда двигаться? Не вижу, куда! От всего этого меня замутило. Но, черт, я даже не знаю, где тут раковина, чтобы умыться холодной водой или все-таки позволить желудку выплеснуть его содержимое наружу. Отвратительное чувство беспомощности посетило меня второй раз за такой короткий промежуток времени. Тогда, когда я увидела сестру в ужасном состоянии и сейчас, когда я ничего не могу увидеть. Страшно и плохо. Так, что даже ноги еле держут.        Наверное, я так и стояла бы столбом, если бы не удивительная способность человеческого мозга работать в любой ситуации, ища выход. Потому что я - дура! Хренова истеричная дура! Даже если я ослепла, это не значит, что я не могу определить, что где находится. Кто бы мог подумать, что мое дефектное пламя, которое я никогда не любила, однажды окажется настолько полезным, что заменит пропавшее зрение.       Вместо глубокого вдоха выходит какая-то жалкая пародия, все тело ужасно болит, даже ребра, как будто меня с наслаждением и очень долго пинали. Выдыхаю, пытаюсь сосредоточиться, несмотря на мое унылое состояние, и выпустить пламя. Выходит погано. Пламя слушается так же плохо, как и тело, но я хотя бы имею примерное представление о помещении в котором нахожусь: прямоугольная комната с кроватью, парой стульев, медицинским оборудованием и, как ни странно, раковиной в углу.       Делаю несколько шагов по направлению к двери и чувствую, как по губам и подбородку начинает течь кровь из носа, кажется, я переоценила свои силы. На третьем шаге меня замутило еще сильнее, чем раньше, словно весь воздух разом выкачали из комнаты, и я начала проваливаться куда-то в неизвестность. Последнее, что я услышала, перед тем, как сознание меня покинуло, был звук открывающейся двери и констатацию очевидного факта, спорить с которым в моем положении было бы нелепо: — Идиотка!