Чёрная весна

Ева, сморгнув слёзы и мокрыми рукавами утерев влажные дорожки с лица, нагнулась к сестре, заглядывая в мертвенно бледное лицо. -Яна, - безжизненно просипела она, дрожащими пальцами пытаясь нащупать пульс на шее сестры. Гленн понимал, что попытки бесполезны. Они не смогли её защитить, не смогли спасти, и это осознавать было едва ли сложнее, чем саму смерть Янки. Райан, увидев, что любимая вот-вот опять начнёт реветь, обнял Еву и прижал покрепче к себе, не понимая, каких слов нужно говорить, а каких – нет, чтобы её успокоить. -Спокойной ночи, - шепнул Гленн, придерживая девушку и стирая свободной рукой кровь и пену с лица. Лицо, пусть и мёртвое, выглядело ангельски прекрасным несмотря на красную кожу вокруг глаз, бледный оттенок. Ева, отвернувшись от сестры и повиснув на шее Райана, ревела в голос, не успевая стирать с лица струившиеся слёзы. Райан испугался, когда рыжая затряслась, закашлялась, но это оказалось лишь от истерики. Гленн, рвано вздохнув и сглотнув ком в горле, давя рвущийся наружу крик, мягко поцеловал мёртвую в макушку и убрал с лица её русые, чуть грязные кудри. -Нужно рыть могилу, - почти одними губами сказал он, потому что голос срывался. Райан, хмуро и со скорбью глянув на девушку, поднял на Гленна вопросительный взгляд, как бы спрашивая, зачем. А Гленн и не думал. Он помнил, сколько раз Яна говорила, как боится этих тварей, как не хочет умирать, как по ночам мечтает жить в безопасности с ним и сестрой. И как она боится быть съеденной или отравленной… Оставить её на съедение не мог никто, Гленн и Ева лучше бы умерли сами, чем так поступили с близким им человеком. *** Яму копали парни, пока Ева, стараясь совладать с дрожью и слезами, стояла настороже с винтовкой. На запах крови и человечины могли сбежать твари… -Так опустим? – тихо спросил Райан, боясь заговаривать с Гленном, с пустым стеклянным взглядом смотрящим в яму, не шевелящимся уже несколько минут и, казалось, даже не дышавшим. Блондин услышал вопрос только с третьего раза, стёр с лица побежавшую слезу и повернулся в другу, тараща глаза. -Ты больной? – ответил он, - Чтоб её там черви пожрали? Райан не знал, что делать и где достать хотя бы подобие гроба, но спрашивать об этом никого не стал, решив молчать, чтобы не делать обоим больнее. Он только развернулся, бросив в сторону от глубокой узкой ямы старую ржавую лопату со стройки, и пошёл искать или доски, или что-то, из чего можно сделать гроб. Пока не было друга, Гленн сидел на сырой холодной земле возле девушки, смаргивая слёзы и поправляя одежду и волосы Яны. Блондину хотелось разбудить её, потому что в её смерть не верилось, не верилось в смерть его любимого ангелочка, который заслужил такую страшную смерть меньше любого из компании. Казалось, даже природа и погода скорбили по её смерти: небо, ясное утром, затянулось тёмными серыми тучами, подул противный проморзлый ветер. Лес, выглядевший утром весёлым и ярким, стал мрачным и пугающе тихим. Райан провозился с гробом полдня, стараясь сделать его как можно прочнее и лучше, хотя из хлама со стройки это было сложно. И только к позднему вечеру мужчина принёс его к большой яме в паре сотен метров от черты города, где возле Яны сидели Гленн и Ева. Гленн, мрачно взглянув на светлый деревянный ящик, стоявший на земле, поднялся вместе с Яной на руках и понёс её к гробу. Он долго стоял возле него, держа бледный труп. Не хотел отпускать её, ведь как только закроется крышка гроба, он больше никогда не сможет к ней даже прикоснуться, обнять её или поцеловать. -Гленн, - тихо позвал Райан, но друга из ступора вывел только страдальческий стон Евы, голосом на грани срыва. Рыжая, уже даже не стирая слёз, просто позволяла им катиться по лицу, плача и захлёбываясь в истерике. Блондин, тяжело вздохнув, опустился на колени и осторожно положил Яну в гроб, снова поправляя вещи и волосы, наслаждаясь последними минутами с ней, последними касаниями её холодной кожи. Ева толком и не видела, что происходило – всё перед глазами закрывала пелена слёз. Голова уже гудела от плача, но на это было всё равно. Подойдя к гробу, Ева рухнула рядом на колени и поцеловала дрожащими губами сестру в лоб. Она помнила её лицо в мельчайших деталях, но всё равно смотрела и старалась запомнить всё. Гленн, подождав, пока закончит Ева, тоже наклонился к девушке, крепко целуя её и в последний раз держа за руку. С руки, из-под рукава куртки, выглянули крохотные листья её подарка, деревянного браслета, и Гленн, снова сморгнув слёзы, помог другу с остальным. С трудом опустив гроб вниз, яму стали закапывать. И только к ночи, когда солнце давно зашло за горизонт, все закончили. Райан воткнул в землю возле ямы убогое подобие деревянного креста, чтобы когда-нибудь в будущем они смогли вернуться сюда, найти её. Ева недолго сидела у могилы – не могла. Каждый раз, когда девушка думала о сестре и том, в каких муках и как незаслуженно она умерла, её охватывала истерика, слёзы душили за горло и не давали даже нормально дышать. Райан всё время был с девушкой, утешая её только объятиями, потому что подходящих слов подобрать не мог. И только когда пара ушла подальше, к месту стоянки, Гленн позволил себе сесть на могилу и, согнувшись, будто от адской боли в груди, разреветься в голос. Он никогда не плакал, всегда веря только в хорошее и заверяя в этом других, но сейчас сдержаться не смог. Умер последний дорогой Гленну человек, его любимая, лучик солнца в этом аду. Парня мучила боль и совесть, потому что он обещал ей, что доведёт её до города, что защитит от всего, умрёт за неё… А вышло, что за него умерла она, отвлекая на себя ту самую псину, которая могла загрызть и парня… Он не понимал, почему смерть забрала её, такую светлую и хорошую девушку, в жизни никого и пальцем не трогавшую, не убивавшую. Почему не его? Не Райана? Не Еву? Почему её? Теперь она, мёртвая, убитая ядом мерзкого мутанта, лежит под землёй в кривосколоченном гробу. И она больше всего боялась именно такой смерти, а умирая, просила его о помощи, но он не смог спасти любимую. Дал ей умереть у него на руках... И никогда не сможет больше услышать её голоса, обнять, послушать её рассказы, просто побыть рядом. Осознание этого отдавалось дикой, почти физической болью в груди, заставляя рыдать в голос и бить кулаком в землю, чтобы выплеснуть эмоции. Уже плевать было, что о нем подумают друзья, и как он, наверное, ужасно выглядит со стороны. Яна мертва... Мертва... Гленн сжимал в кулаке вырванную жёлтую траву, комкая в руке куртку и лбом прижимаясь к земле, словно хотел быть ближе к Яне. Он бы умер вместо неё, все бы отдал, лишь бы жива была она. Но умерла Яна... Гленн, с трудом разогнувшись и стерев слезы, подполз на коленях к кривому кресту, чуть целуя его, обнимая, будто думая, что и она этот поцелуй почувствует. -Обязательно вернусь сюда, - пообещал он, - Люблю тебя, Яна. *** Вернувшись в лагерь, Гленн застал друзей, перелистывающих какую-то толстую исписанную книжку с коричневым и страницами, местами шедшими волной. Потрепанная обложка, грязные пятна на страницах... -Это?.. -Янин дневник, - тяжело вздохнула Ева, стирая слезы и протягивая книжку блондину. Вздрогнув, парень вспомнил, как Яна перед самой смертью прикладывала руку к груди, словно что-то хотела попросить, но не могла сказать. -Она просила его забрать, - загробным голосом сказал Райан, гладя девушку по голове и осторожно её покачивая, как маленького ребёнка. С трудом проглотив огромный ком в горле, Гленн взял в руку книжку, открывая её почти на середине и садясь под голым деревом. "Сегодня Гленн позвал меня на свидание! Он споткнулся и случайно прижал меня к дереву, когда шёл. Я поначалу испугалась, но кто знал, что это приведёт к свиданию? Боже, как я счастлива! Гленн такой милый!", - была запись. Гленн, читая это, грустно улыбался, читая сквозь слезы, потому что слабость в себе подавить не мог. "Он поцеловал меня! Если бы я знала, что целоваться с любимым так классно - поцеловала бы его первая! Это так... нежно, приятно, как-то даже уютно!", - после каждой прочитанной строчки Гленн вспоминал тот день во всех подробностях: самый красивый в его жизни осенний листопад, счастливая Яна в нелепой большой куртке и с охапкой листьев в руках. И поцелуй, их самый первый... "Сегодня Гленн снова спас меня от псины. Никакими словами и жестами не передать ему мою благодарность. Он столько раз помогал мне, защищал, что я уже молюсь не за себя и свою жизнь, а за него! Он чудесный, должен дойти до города, потому что он жертвовал собой ради меня. Я очень его люблю!". Всё записи в этом дневнике были о Гленне, начиная со дня их знакомства. Местами, на полях дневника, были подписи, что они прошли и где находятся, но это блекло на фоне десятков сердечек, восклицательных знаков, нарисованных на эмоциях. И везде написано, как она рада, что познакомилась с парнем, как любит его и молится за него, чтобы он выжил... Не выдержав, Гленн хотел захлопнуть дневник, но заметил, что из него вылетело что-то, лежавшее между страниц. Ромашка. Та самая, что подарил Гленн не так давно, будя любимую утром... Она хранила даже такую мелочь... Бережно подняв засохший цветок, скорее гербарий, Гленн утёр слезы и убрал цветок за обложку дневника, желая сохранить его. Прижав дневник к груди, парень поджал ноги к груди и положил лоб на колени, чувствуя, как подкатывает желание кричать не то от боли, не то от гнева, что умерла она, а не он. Этот дневник стал словно посланием с того света, Ева и Гленн, читая строки из него, будто слышали её тихий ласковый голос, видели счастливую улыбку, определенно сиявшую на её лице, когда она писала все это. Гленн решил сохранить этот дневник, как единственное напоминание о любимой девушке. И браслет он больше никогда не снимет, будет носить, пока не разорвётся...