Зеркала

      Гнетущее, мокрое межсезонье сменило последние попытки зимы удержать свои позиции. Именно в это время задумываешься, что за дурак-идеалист назвал весну романтичным временем года. Всё дышит болезненностью — и низкое небо, и сырой воздух, и все возможные дороги и тропинки ставшие грязевой ванной для ботинок прохожего. Сложно оставаться здоровым физически, да и нравственно, потому что кроме надежды на оттепель, воли не остается ни на что. - Ни одно платье отсюда не стоит того, чтобы показывать нос на улицу? - возмущался Егор, когда они с Ингой подъехали к уже знакомому нам торговому центру, в этом тусклом свете казавшимся грязно-серым айсбергом, испещренным яркими пятнышками рекламы. - Это хорошо, когда красота приводит людей в движение. А движение — жизнь, - отшутилась девушка.       Коридоры торгового центра представляли собой замкнутое кольцо, по четыре стороны которого располагались бесконечные, одинаково пестрые со стороны витрины магазины. Обойдя по кругу этаж, покупатель мог забыть содержание вывесок и начать обход повторно, пока на очередном повороте его не настигало дежавю. В конце пути он начинал задумываться, не поджидает ли его в конце лабиринта какой-нибудь Минотавр.       Инга знала, что собирается приобрести, поэтому шла уверенно, со знанием направления. Только пару раз девушка остановилась у витрин, заглядевшись интересным фасоном платья или пальто. Егор считал своим долгом заметить: - Опять весь месяц есть одни макароны? - Для любителей бородатых стереотипных шуток можно разориться на гречку.       Инга сердилась, потому как за всю жизнь не сделала ни одной разорительной покупки и, напротив, следила за бюджетом построже некоторых.       Первая секция, в которую зашла парочка, оказалась магазин стройматериалов. Инга полчаса выбирала тон колера для краски в танцевальный класс. День назад ей удалось выбить у Назаровой немного денег на косметический ремонт.       В конце концов взяли сиреневый и два лишних цвета за свой счет, чтобы потом определиться. Ещё одна покупка - полрулона резиновых ковриков для ванн, на которые скинулись всем коллективом. Качать пресс на рисованной синей морской гальке оказалось проще, чем добиваться нормального инвентаря.       Молодые люди прошлись до лестницы, зашли в обувной. Егор попытался съехидничать, мол, не удержалась, но Инга не расслышала его слов и направилась сразу к мужской половине бутика. Молодого человека заставили примерить пять видов кроссовок, и в результате взяли ботинки и пару теплых носков. В электронике не забыли про зарядное устройство для его телефона и новый электрический чайник.       На выходе из обувного Егор, снабженный ведром водоэмульсионки, валиком на длинной ручке и половиной рулона ковриков, начал ныть о собственной усталости.       Инга ничего не купила для себя и была встревожена своими внутренними переживаниями. - Ты забываешь о главном, - сказал он, когда секции начали повторяться, - если не готова, значит не сегодня. Я больше не готов терпеть долгие пешие переходы и твои моральные терзания. - Хорошо, зайдём в этот магазин за подарком.        Инга указала показала на маленький магазин мужской одежды у лестницы. Около его двери пара проходила уже минимум два раза. Безучастным, усталым взглядом девушка пробежалась по стеллажам и вешалкам остановилась на рубашках, после некоторых колебаний выбрала одну и оплатила покупку на кассе. - Зайди в книжный, возьми какой-нибудь красивый подарочный пакет, только быстрее, - наказала она Егору. - Я же вижу, что на тебе лица нет. Поехали домой. - А какое лицо может быть человека в ситуации как у меня? Сегодня выдался шанс как нельзя лучше. Никто не захочет выяснять отношения на семейном празднике. Я не хочу продолжать жить с камнем невысказанных обид на душе.       Наконец, последние покупки сделаны и уложены в автомобиль. Егору был вручен также скромный букет из трёх роз. Инга взялась указывать путь. Машина уносилась всё дальше от центральной улицы. Дома мельчали, колеса пару раз попали в дорожные выбоины.       Через считанные минуты они оказались в районе, знакомом девушке - там, где она провела детство. За голыми, безобразно подпиленными деревьями открывался вид на свежепокрашенные в пастельные тона хрущевки. Справа — котельная, кирпичная труба которой выпускает в небо новые облака пара. Чуть дальше — типовая бетонная школа буквой Н, если представить её вид сверху, покрытая мелкой белой плиткой.       У Инги неприятно потяжелели ноги, это называется — душа в пятки ушла. Только этот узкий двор-колодец, где они остановились, мог лишить её силы воли. В голове снова зазвучали слова: «звони каждые полчаса», «с кем ты дружишь», «опозоришь меня — на порог не пущу», «да что из тебя получится». Что чувствуешь, когда приходишь к близкому человеку за советом пусть с ничтожной проблемой, а тебе в ответ обвинения, «сама виновата»? Одиночество. Это ему Инга четыре года назад, смеясь, показала язык, потому что самой, без таких советчиков, гораздо легче. Учиться интереснее, когда берёшь учебник не из-под палки, а для себя же, ради тех людей, которым она когда-нибудь поможет своим трудом. И любимое хобби, танцы, стало не ерундой, на которую сбегаешь тайком, а любовью всей жизни...       Егор вышел из машины. Слазил на заднее сиденье за свертками, оказавшимися маленьким букетиком цветов и брутально-строгим чёрным подарочным пакетом. Затем он открыл дверь самой Инге. - Не надо так волноваться, лучше и вправду сейчас, чем никогда. Я уверен, они сами очень хотят тебя видеть, просто не решаются сделать первый шаг.       Девушка словно нехотя вылезла из автомобиля. Слова Егора удивили её. Этот-то не любит лирических вступлений и нравственных конфликтов. В её сердце екнуло. Превозмогая внутреннее напряжение, стараясь отключить в голове все лишние мысли, она взяла Егора под руку. - Пойдём.       На звонок нежданных визитеров вышла невысокая худощавая женщина с тонкими, аскетичными чертами лица, покрытого тонкой сеткой морщинок. Синее бархатное платье и торжественно-безупречная прическа свидетельствовали о сегодняшнем празднике. На правом плече висело вафельное полотенце. Видимо, только что с кухни. Здравствуй, мама.       Инге показалось, что повисла долгая пауза, хотя прошло не больше пяти секунд, пока мать, не отрывая от нее взгляда, не могла подобрать пару простых слов: - Здравствуй. Проходи. - Как ты? - Всё так же. Думаю, у тебя больше новостей, - Нина Васильевна сдержанно улыбнулась. Инга прошла в прихожую, скинула шубку и сапоги. Егор мялся позади, у порога. Мать и дочь обменялись довольно официальным объятием. Тяжёлые шаги в соседней комнате объявили о присутствии в квартире ещё одного обитателя.       Лев Илевский, именинник и герой дня, не узнал дочь по голосу и не разобрал слов, поэтому, не успев ещё показаться из соседней комнаты, вопросил: - Нина, кто там?       В корилдоре появился начальственного вида человек, высокий и когда-то статный, но ныне отяжелевший. Лицо красноватое, грубо очерченный рот плотно сжат. Взгляд Льва Борисовича выражает полнейшее знание биографии того, на которого он направлен. Однако минут пять спустя понимаешь, что это лишь привычное служебное выражение, со временем ставшее постоянной миной.       Инга, чтобы не создавать новых немых сцен, взяла дело в свои руки. - Да, пап, это я и мой молодой человек. В этот день мы хотели поздравить тебя с Днем Рождения. - Егор, - красноречиво представился юноша, протянув Илевскому свободную руку так, что ему пришлось её пожать.       Льву Борисовичу, как юбиляру, вручили подарок. Нину Васильевну Егор от себя одарил цветами. Перешли в гостиную. Сели в кресла и за еще не сервированный стол, выдвинутый в центр комнаты. Гости и хозяева смотрели друг на друга во все глаза, не находили, что и сказать.       Обстановка гостиной казалась приятной, но отдающей какой-то музейной прилизанностью, строгостью. Она напоминала то ли усредненную квартиру советского партработника, то ли учительскую престижного лицея. Пахло старомодными островатыми духами. На стене — дорогие, но лаконичные голубые обои с ненавязчивым рисунком. Шторы тяжелые, атласные. Часть мебели — трюмо, шкаф для одежды и стол — была действительно старой, лакированной, правда, в своё время подобранной с сохранением стилистического единства. Коричневый диван, сделанный под велюр, тоже, казалось, был высокого мнения о себе. Кое-где во всей зоне видимости ютились сувениры, вазы, картинки, которые так хорошо вписались в фон, что почти совсем не замечались по отдельности.       За стеклом на книжной полке вот уже пятнадцатый год восседала маленькая плюшевая розовая обезьянка, грызущая плюшевый же банан. - Помнишь, папа, я в пять лет не хотела лечить зубы, что меня тащили к стоматологу за обе руки. А потом, чтобы меня утешить, ты купил эту обезьянку? - Надо же, а вот я не помню этого.       Мать спохватилась и убежала доставать что-то из духовки. Дочери показалось, что она убегает от обязанности что-то говорить и предлагать, пока отец не выбрал официальную политику к Инге.       Девушка отметила несколько новых предметов в гостиной, нехорошую погоду и риск подхватить грипп. Илевский вздохнул и сказал, что их с матерью жизнь бежит по старому кругу. Что Нина Васильевна мучается спиной и бегает по больницам, а он почти не бывает дома ввиду работы, которая становится всё более беспокойной. В сентябре они построили на даче новую беседку, и Инга может посмотреть её, когда потеплеет.       Нина Васильевна появилась в комнате с первыми тарелками. Егор подхватил блюда, а затем отправился с потенциальной тёщей на кухню за следующими. Он был сама услужливость и галантность. Соболев прямо таки рассыпался в похвальбе дому и хозяевам. Получалось забавно, но не слишком уместно для столь натянутой ситуации. - Я примерно так вас и представлял, - сказал он Нине Васильевне, - Если это правда, что девушка в будущем становится похожей на мать, то я ещё более рад, что встретил Ингу.       Закончив с тарелками, перешли к столовым приборам. В доме Илевских было принято соблюдать подобие светского этикета — использовать вилки и ложки каждую по своему назначению, активно орудовать столовым ножом, и раскладывать всё это перед приёмами пищи в определённом порядке. Инга ненавидела это. Егор решил проявить ловкость и положить приборы по наитию, но Нина Васильевна тут же сделала полушутливое замечание по поводу ошибки.       За столом никому не хотелось есть. Все играли в дипломатов и мысленно просчитывали тактику действий. Поначалу вела - как в танце — Инга. Новости об общих знакомых, самочувствие родителей, работа.       У Инги оказалось несколько новых видео и фотографий с тренировок — младшая и старшая группы. - Это Танечка, видите? Она особенно старается, даже личико боевое, - не удержалась Инга, когда смотрели малышей, - а рядом с ней Витя, ужасный лентяй, но талантливый.       Лев Борисович изумленно поднял взгляд на дочь. Впервые за этот вечер в чьём-то голосе прозвучали живые, искренние нотки. Кажется, заговорив о любимом, она забыла, что надо знакомиться заново, подбирать ключи друг к другу. Осталась одна маленькая, задорная девочка, которую он не надеялся ещё когда-нибудь обнять. - А это мы украшаем зал к новому году, чтобы он стал хоть в половину менее ужасен. Кажется, у меня нет фотографий с собой и даже с Егором. Только с детьми. - Ты давно там работаешь? - спросила мать. - С сентября у младших детей, с ноября — у подростков. Ещё у меня есть небольшая группа для взрослых, где я помогаю людям сбрасывать вес. - И они действительно сбрасывают? - Кое-какие результаты есть.        Девушка кратко изложила хронологию прошедшего года, начиная с работы в фитнес-клубах. Первый находился слишком далеко, чтобы добираться туда без опозданий после учебы. Второй слишком быстро закрылся. В Дом Молодежи поначалу не хотелось, но теперь и уходить не тянет.       Большую часть информации родители уже знали от бабушки и дедушки Инги с маминой стороны, которых она навещала. Инга чувствовала это. Но родителям не терпелось услышать обо всём из её уст. - Ты ни в чем не нуждается? - спросил отец. - Нет, мне не надо помощи. У меня всё есть. - Ты решила учиться, - сказал отец, - можешь рассчитывать на нас, если будут проблемы с оплатой. «Да, а грозились из дома выставить, если не поступлю на бюджет,» - подумала девушка, но тут же отогнала от себя злую мысль. - Заочка вполовину дешевле. Это мне по силам. Я буду педагогом дополнительного образования, мне хочется и дальше работать с детьми. - уверила она, - помимо платы за учебу у меня пока мало других трат, с едой и одеждой полный порядок.       Мать резала изумительный вишневый пирог. Но его ели, не ощущая вкуса. Егор уронил на пол вилку, неловко наклонился за ней, едва не потянув за собой скатерть. Инга взяла на себя обязанность разлития ароматного чая. Горячие струи напитка падали в белоснежный фарфор, не проливая ни капельки мимо. Фигурная ложечка в изящной руке добавила в каждую чашечку сахар. Инга точно знала, кому сколько нужно. - Дочь... - впервые нерешительно сказал отец.       Девушка поняла, что началась та самая, важная и сложная часть визита, которая долго оттягивалась. Она почувствовала беспокойство. Что будет? Нравоучение? Совет? На секунду стало слышно, как идут настенные часы и скребет лапами по ламинату собака соседей сверху. - Ты должна знать, что здесь твой дом, - перехватила инициативу Нина Васильевна, - что бы ни случилось. - Ты взрослая и вольна распоряжаться жизнью так, как пожелаешь, - продолжил Лев Борисович, - но за поддержкой обращайся к нам, даже если не привыкла этого делать. Мы так боялись что-то упустить в твоем воспитании, что потеряли самое главное — твоё доверие. И даже не пытались узнать, что ты сама такое. Всё пошло неправильно. - Спасибо, мама и папа... Я понимаю, как было непросто вам тогда. Сейчас уже глупо (да и тогда было) играть в обиженного подростка, сбежавшего из дома. Вместо того, чтобы идти на диалог, я просто убежала от проблемы. И даже не думала, что это ранит близких мне людей. * * *       Гора упала с плеч. Всеобщее чувство облегчения и удовлетворения растопило последние стены между гостями и хозяевами. Если первые двадцать минут визита длились, как два часа, то следующие два часа — как двадцать минут. Заново распробовали блюда, оказавшиеся великолепными, пересмотрели альбомы, говорили о приятных мелочах жизни, планах, поездках, забавных случаях. Егор активно участвовал в разговоре. - А есть детские чудачества Инги, которые вы вспоминаете с теплотой? - спросил он, - вот я, например, в пять лет нарисовал портрет мамули... на обоях. Именно в тот день, когда она была именинницей и позвала гостей. Хорош был подарочек! - Однажды на семейный праздник явился один очень дальний родственник, начальник отца, - начала Нина Васильевна, - тот всё норовил прихвастнуть новым авто. Кажется, он только и пришел к нам, что с этой цельюТогда Инга по-своему выразила... благоговение. Только он начнет говорить, как она: "А правда, сколько ваша новая машина экономит топлива в сравнении со старой?""Дядя Петя, это не ваш джип сигналит?", "Дядя Петя, а вам ведь нужно страховку Каско". Только он начнет о парковках, как Инга сообщает, что в углу двора, где стоит его машина, сосед кормит птиц. - На последней фразе он, да и родители, поняли, что дядю Петю троллят, и меня, четырнадцатитилетнюю кобылу, услали в комнату, - продолжила Инга, - я думала, это мне никогда не простят. - Дядя Петя оказался человеком с гнильцой. Оказалось, к лучшему, что он забыл к нам дорогу, - вздохнул Лев Борисович.       Егор почти не участвовал в разговоре. К нему относились терпеливо, как к неизбежности, хотя тот из кожи лез, чтобы понравиться семье. Ни Лев Борисович, ни малословная Нина Васильевна, неустанно следящая за линией партии, не обращались к нему сами с просьбой или вопросом. - Я много говорила о себе, но почти ничего не сказала о своем спутнике. Я хочу, чтобы вы знали его как человека, которому очень доверяю, - сказала Инга.       Она сочла нужным самой, не без помощи самого юноши, рассказать его биографию — московский университет, оконченный четыре года назад, работу в конторе отца, увлечения и черты характера. Рассказ произвёл благоприятное, но несильное впечатление.        Егор о чем-то думал, а заем поднялся со своего места. Он поднял, как бокал шампанского, кружку чая, затем опомнился, и поставил напиток на место. У него было такое сосредоточенное выражение лица, что Инга никак не могла предположить, что последует дальше. - Пользуясь случаем, я официально заявляю, что ваша дочь — это та девушка, которой я хочу посвятить свою жизнь, - обратился Егор к Льву Борисовичу, - позвольте попросить её руки и сердца.        У Инги перехватило дыхание, как наверное и у всех в комнате. Тысяча чувств разом всполошились в её душе — и счастливое изумление влюбленной женщины, и невольная досада, что это внезапно, ни к месту, и через чур для такого насыщенного дня. Как-то с месяц назад, завязывая галстук у зеркала, Егор высмеивал жизнь женатых знакомых, радуясь своей жизни «налегке», которую можно растянуть ещё на несколько лет. - Я не имею права отвечать на такие вопросы, - заметил отец, - может, вы спросите у нее самой? - Инга?.. - Слишком неожиданно... Да, и я тоже не прочь провести жизнь с кем-то, как ты.       Егор взял Ингу за руку и (в отсутствии кольца) просто пожал её, а затем легко поцеловал саму Ингу. - Мы ещё это обсудим потом, - вполголоса ответила новоиспеченная невеста, нервно теребя рукой локон волос.       Глаза Нины Васильевны загорелись, как у большинства женщин, особенно старого покроя, когда речь заходит о бракосочетаниях. Лицо порозовело, ожило. Она совсем расчувствовалась и начала рассыпаться в поздравлениях. Лев Борисович сказал единственную фразу: «Ну раз так тому быть, я ничего не скажу».       Нет смысла подробно описывать оставшуюся часть именин. Вечерело, настала пора думать, где поставить точку в этом ужине, и как быть дальше. Наверное, последний перед сном каждый из четырех проведет в уединенном углу своего дома, размышляя над последним вопросом.       В семь, когда желтый глаз фонаря заглянул в окно, запиликал брелок сигнализации автомобиля Егора. Егор подошел к окну и увидел, что его черный Ниссан решает проезду скорой помощи. Хватило минуты, чтобы юноша оделся. На этой ноте приняли решение прощаться; Егор оделся, раскланялся и побежал во двор. Инга не спешила. Она особенно осторожно застегивала сапоги, чтобы хорошо лежали брюки, и тщательно укладывала под шапку волосы. Ей хотелось многого — поваляться в своей детской, помочь матери убрать со стола, получше рассмотреть полузабытые предметы детского быта и подумать почему всё случилось так а не иначе.       У порога отец, как ни пытался он удержаться от нравоучительной лекции, остановил девушку ещё на пару слов. - Я обещал, что больше не буду препятствовать твоим решениям. Но я хочу посоветовать, как человек, который больше видит и знает, — последнюю фразу Лев Борисович подчеркнул с видом авторитетности, — не торопитесь, не бросайтесь головой в омут. Я никогда не имел в виду, что иметь любимого человека плохо. И я не требую, как патриархальный папаша, прямо сейчас жениться и завести десять детей. Но каждое решение сердца перенаправляй рассудку, это никогда не подведет. И помни, что здесь всегда твой дом.