Ментол

Не в самом лучшем состоянии меня подхватили под руки и затащили обратно в подъезд. Ощущения странные, смущающие и непривычные. От моего спасителя пахло странной смесью не самого дорого мужского одеколона, гарью, электричеством и средством для мытья посуды почему-то. Странно и непривычно было ощущать себя безвольной тушей в чужих руках, ведь я, признаться, даже никогда в своей жизни не напивался до такой степени, чтобы меня на себе волокли, а тут без видимых причин я стал безвольным, неспособным к самостоятельным передвижениям телом. Рядом, где-то над самым ухом жужжала наша вахтерша. Милейший опрятнейший человек. Симпатичная добросердечная старушка, чьего имени я даже не знал. Но был осведомлен, что этот золотой человек каждый божий день кормит голубей во дворе, все время беззлобно на кого-то ворчит и, несмотря на свой почтенный возраст еще в строю и готова помогать всем, кто об этом попросит. Я плохо различал звуки, причитания женщины слились в монотонный гул, отзываясь болью в виске, но кажется, когда мы вошли в лифт я более или менее стал приходить в себя, получив наконец возможность хоть немного соображать. Меня явно везли обратно в квартиру, а возвращаться или тем более позволить им увидеть пьяного Джона я не мог, поэтому попытался сопротивляться, удрать, но был еще не в состоянии. Стоило отпихнуть помощника, как меня унесло куда-то в сторону, ноги без опоры отказались держать тело и я неуклюже повалился на бок. Так бы и упал, если бы не терпение пахнущего мылом мужчины, который подхватил меня под локоть и снова взвалил себе на плечо. - Отпустите, - плохо слушающимся языком пробормотал я, смущаясь, чтобы не дай бог они решили, что я спиваюсь, - не хочу домой. - Ой, да не переживай ты. Видела я твоего пьяного красавца, - произнесла женщина, и о боги, я её понял, - но из дома бегать не ты должен, а он. А тебе отдыхать надо, если болеешь, - назидательно сказала женщина, как только открылись двери лифта, первой вышла в коридор, жестом приказав нам следовать за ней. Хотя как нам. Шел незнакомый мужчина, а я ноги следом за ним волочил, пытаясь не свалиться и не запутаться. Я от всей души надеялся, что этот козел закрыл за мной дверь, однако та легко поддалась натиску женщины, впуская нас внутрь. Никто не вышел навстречу, значит, скорее всего, Джон уже спал здоровым крепким пьяным сном, удивительно еще, что мы храпа не услышали, но оно и к лучшему. Меня затащили в гостиную, положили почти насильно на диван, а затем добросердечная гражданка сама проявила инициативу, стянув с меня ботинки и пальто. Везет же мне сегодня на хороших людей. Так трогательно, что плакать хочется. Кроме шуток. Может быть, все обойдется? Но находиться здесь нисколько не хотелось, вот только куда мне пойти, если не к Джону? Признаться, у меня нет таких приятелей, которые могли бы позаботиться хоть немного, если случится что-то страшное. К матери вернуться не рискну. Сразу заподозрит, что у нас что-то случилось. Начнет переживать, сначала доставать вопросами, потом задавать огромное количество дурацких вопросов, обижаться на молчание. Поймет, что я не расскажу, и станет названивать Джону, а тот за милую душу выложит ей все, что обо мне думает и о наших «проблемах». Мама обязательно встанет на его сторону, ведь для неё будет доступна только одна точка зрения, и начнется большой мозгопил. Соберется семейный совет, где мой суженый и моя драгоценная женщина усядутся за один стол, накрытый гостеприимной родительницей. Все начнется с того, что Джон выскажет мне свои мысли о том, как я должен себя вести в его понимании, если действительно люблю. То, что у каждого своя любовь ему не интересно. Претензий будет много, и я их все знаю наизусть: я должен больше о нем волноваться, я должен сильнее скучать, я должен чаще говорить что люблю, я должен терпеть все его выходки. Потом настанет очередь матери высказать мне её мысли по поводу того, почему нас с Джоном можно считать семьей. Что будет после? После того, как она расскажет мне, что есть семья и как мне повезло с таким замечательным любовником (она правда считает его очень хорошим человеком), пойдет рассказ о том, как я должен сохранять семейный очаг. Как важно любить своего мужа, беречь и ублажать. Почему я должен свои желания засунуть куда-подальше. А потом они оба заведут шарманку на тему: «почему Ману должен бросить учебу и перестать позволять окружающим звать его дурацкой кличкой Джура». Учитывая последние события, думаю, что Джон еще и пожалуется, что я не хочу никуда его сопровождать. И начнется пытка. Во-первых, мать «заподозрит», что я стесняюсь того, что я бета. Первой будет длинная лекция о социальных ролях, важности каждого человека в этом идеальном мире, хвала создателю. Потом будет лекция: «Как важно всегда и везде сопровождать своего мужа». Украшать собой общество, не позволять другим на него смотреть, показать тебя, проявить уважение к его друзьям. Я вас умоляю. Альфы - богатейшие люди города, содержащие исключительно семейный бизнес. Они собирают свои дурацкие вечера для того, чтобы пощеголять друг перед другом своими успехами, супругами, цацками. Более молодые к данному списку добавляют еще «количество выпитого» и список бывших. В общем, это либо тухлые светские приемы, либо мерзкие клубные попойки. А Друзей у Джона еще меньше, чем у меня. Он избавил меня от необходимости выказывать им свое уважение. Нет друзей – нет уважения. К тому же, для чего мне выходить в свет, если официальной супругой или супругом моего Альфы станет омега. Зачем ему тащить «в люди» любовника? И мне совершенно непонятно, почему они считают, что я должен бросить учебу. Джон говорит, что мне не зачем учиться, так как работать все равно не придется и мама с ним согласна. Но разве не понятно, что наши отношения не продлятся больше двух лет, а в связи с последними событиями и полгода не способны продержаться, так о каком содержании может идти речь? У нас просто интрижка, из которой каждый пытается выжать по максимуму. Я не могу дать Джону полноценной семьи, не могу стать его супругом, хотя он говорит, что мы обязательно поженимся. Но так как гаремы не в моде, и вне закона, я не могу согласиться с ним. Альфа должен жениться на омеге и завести с ним семью. Нет, я не консерватор. Я за равноправие и все такое, но я не могу лишить его такого счастья. Джон сам не понимает, какая честь ему оказана создателем или природой. Быть главой настоящей семьи. Крепкой, дружной, родной. Мой бывший партнер расставаясь, плюнул мне в лицо. Не буквально, конечно, но он вылил на меня ушат грязи. Вполне справедливо, но как сейчас его слова звучат в голове: «Ты просто одна из тех многочисленных злобных голодных крыс. Тебя пригрели, тебе доверились, а ты все испортил своим честолюбием и жадностью». Именно так, я корыстный. Я осознаю, что в моей душе живет липкая зависть к тем, кто в отличие от меня, может жить нормальной жизнью. Тем, кто по-настоящему живет, а не влачит существование в качестве массовки. Кто бы ни был это создатель, он едва ли старался, когда создавал таких, как я. Беты проживают в городе в качестве рабочей силы, массовки и развлечения для представителей Альфа и Омега. Для тех, кто действительно живет осмысленно. И я мог бы сказать, что мое поведение- это своеобразный протест, но на самом деле, это не так. Я просто хочу обрести смысл, комфортную роскошную жизнь за чужой счет. Сказал бы еще: «особенно не напрягаясь», но любить того, кого на самом деле не любишь – адский труд. Пока я думал обо всем и ни о чем, погруженный в нуасферу, меня посадили на диван, попытались стянуть футболку, но неожиданно в дверях выросла внушительная фигура Джона, а его хриплый заспанный голос прозвучал для меня как наждачка по стеклу: - Что тут происходит? Ману, объяснись. - Поглядите на него! – взвилась женщина, - хорош кобель! Ой, хорош! Самого пьяного какие-то прошмандовки намалеванные привезли, облизали и домой отправили, а он тут возмущается! Конечно, парень переживает! Места себе не находит! В обмороки падает! – негодовала она от души, а вот меня слова о прошмандовках привели в легкое недоумение. А ведь я даже не задумывался о том, как мой пьяный благоверный, хотя нет, не так, как мой пьяный неверный до дома родного добрался, ручки ножки не переломав. Шалавенки привезли. Вопросительно изогнув бровь, я слегка склонил голову на бок, посмотрев на неожиданно притихшего Джона, хохотнул, неодобрительно цыкнул. Хотя слова моей заступницы звучали забавно. Лично я едва ли настолько переживал из-за случившегося, чтобы от нервного истощения в обморок падать. Но скандал вокруг нас мне сейчас даже на руку. Теперь точно без хорошей откупной не расстанемся. Побои снимем, в изнасиловании обвиним и на все четыре стороны отправим. Пускай умнеет. Женится, семьей обзаводится. Нечего на меня больше свое время тратить. Я, признаться, и сам добрая прошмандовка. Конечно, я бы мог быть хорошим семьянином, да природой не дано очаг хранить. А ввязываться в унылую бытность беты не хочу. Лучше найду нового свободного любовника. А еще лучше, уже прочно женатого, чтобы на обозрение не выставлял наши отношения. И перерывов из-за его свадьбы делать не пришлось бы. У меня уже квартира (почти-почти) и машина. Разводилу он во мне точно не вычислит, а дальше дело техники. Как все хорошо складывается. А я домой идти не хотел. - Попрошу вас свалить отсюда, - довольно грубо сказал Джон, дыхнув на женщину перегаром, обратил расфокусированный взор на меня. На лицо следы похмелья. Сейчас у брюнета болела башка и едва ли он хотел в чем бы то ни было разбираться, - это правда? Про обморок? - Почти, может ты просто слишком сильно головой меня долбанул, - назло ему ляпнул я, откинулся назад на спинку дивана. Признаться, разборок на самом деле в этой комнате сейчас не хотелось никому, кроме той самой женщины, трепещущей от возмущения, негодования и обиды, - спасибо Вам. Дальше мы сами, - неловко улыбнулся я, хотя на самом деле ждал совсем другого. И, хорошо зная людей, предугадал заранее следующую фразу: - Ни за что тебя с ним не оставлю. Сиди. Нужно в скорую позвонить. А ты, позорище, в душ иди и зубы почисти. Если в больницу повезут – уж не останешься же ты тут, - признаться, кажется, тряхануло на этих словах не только меня, но и Джона. А если я, правда, чем-то болен? Боже мой, просто так же люди не падают в обморок по два раза на дню? Но ,видимо, все, кто находились в комнате, наивно полагали, что я нахожусь в состоянии постоянного стресса, сказывается напряжение и я морально истощен. Отсюда-то и все беды. Лучше мне попасть на прием к хорошему, не болтливому специалисту. Вот только я уже давным-давно не бывал вообще у врачей. Болеть как-то не приходилось, а все эти осмотры, очереди, дурацкие справки и беготня от кабинета к кабинету меня страшно раздражают. Но если так нужно для того, чтобы расстаться с Джоном и остаться в плюсе – окей, ладно. Потерпим. К моему величайшему удивлению – скорую мне действительно вызвали, а суженый кучерявый привел себя в более или менее божеский вид. Когда в дверь постучались, мой благоверный уже смывал в себя сегодняшнюю ночь под горячим душем. Процедуры были выполнены стандартные: прос, давление, биение сердца, укол «витаминка» и направление в больницу. Причем немедленная госпитализация. Что-то не так было с моим дыханием и кровообращением, как объяснила мне дежурная. И как только меня загрузили в карету скорой помощи, отправив в больницу, меня стали одолевать странные сомнения. Поддавшись моменту, я анализировал, перебирал в голове возможные варианты и чем дольше мы ехали, тем сильнее себе накручивал. Четыре минуты пути показались мне вечностью. И за эту вечность я успел себя даже пару раз похоронить и сотню раз вылечить от огромного количества неизвестных науке болезней. Джона не было рядом, но он и не был нужен. Условились, что он приедет, как только сможет вернуться в человеческий облик, чтобы не позориться с помятой рожей в больнице. Сдача крови, сдача и других анализов, озвучивать мы которые не будем, опрос, заполнение бланков. Осмотр. Ничего необычного, но все протекало так отвратительно медленно, несмотря на то, что когда я выходил из очередного кабинета, минутная стрелка заметно меняла свое положение на циферблате. Но даже исполнители в наушниках, которые я надевал, во время ожидания пели как-то нарочито медленно. Я даже подумал: не барахлит ли телефон? Наконец, необходимые для того, чтобы хоть приблизительно поставить диагноз анализы были взяты и больного провели в палату. Самая обычная, где кроме моей кровати стояла еще одна, к счастью, пустующая. Ничем не примечательная, совсем не сексуальная медсестра поставила мне капельницу, пожелала хорошо отдохнуть и покинула помещение, оставив меня наедине с самим собой. Сон все не шел и не шел, и от скуки я принялся осматривать монотонный интерьер комнаты: белые шторки, литые кровати, маленький телевизор в углу и стандартные закрытые приземистые больничные прикроватные тумбочки, с грязными облапанными ручками. Ничего примечательного. Это задание быстро мне наскучило, так что приходу Джона я был даже немного рад. Мой драгоценный любимый единственный любовник появился в более чем приличном состоянии. Лоснящийся, ухоженный, спокойный. Современная фармакология просто творит чудеса. От ночных гуляний у него остались только красные глаза и то можно списать на волнение за меня, так что выглядел он просто отлично. Странным было видеть то, что он убрал свои черные волнистые волосы до плеч назад в небольшой забавный хвост. Забавным было и то, что врача мы ждали в полном молчании минут пятнадцать. Ни слова друг другу не было произнесено, правда, меня даже немного растрогало то, с каким лицом он сидел у моей кровати, на низком, не особенно удобном стуле, молча пялился в окно и держал меня за руку, поглаживая большим пальцем костяшки. Даже неудобно было пользоваться положением и врать, но в итоге он не выдержал, задав волновавший его вопрос: - Ты из-за меня, да? - Не знаю, - честно сказал я, закрыл глаза, вздохнув, - Я люблю тебя, но… не время и не место такое говорить, - сглотнув, я закрыл глаза, не найдя в себе силы сказать сейчас подходящих слов о расставании, зашел издалека, - семья это такой серьезный шаг. Как ты объяснишь родителям, что хочешь жить с парнем, который ничего не может тебе дать взамен, Джон? – наши взгляды встретились, я молчал. Не знаю, чего ждал, но молчал. - Ты - Альфа. На тебе лежит ответственность за бизнес семьи и будущий род. Вдруг через год ты ко мне остынешь, или я остыну? И что в итоге окажется? Что мы разрушили твое будущее ради одного года слепой страсти? - Не говори глупостей, - вздохнул парень, продолжая поглаживать меня по костяшкам, - я не ребенок, Ману. Я сам отдаю отчет своим действиям, - мне смешно было на самом деле слышать такие вот его слова. Не ребенок. Отчет действиям. Не думаю, что по-взрослому надираться, драться и насиловать любовников, но скандалить, сейчас смысла нет. Сил нет. Мы пропали как пара. Ничего не вышло, и цепляться за Джона я не собираюсь. Нет перспектив. Нужно двигаться дальше. Я лишь немного укоризненно смотрел на своего любовника и молчал. Но он, видно, понял мой настрой. На лбу залегла глубокая складка, а губы сжались в тонкую нить. - Прости меня, - негромко произнес брюнет, глядя исключительно на мои костяшки. - Нет, - честно сказал я. Во-первых, он действительно серьезно повредил мою гордость, во-вторых, терять козыри ради человечности не собираюсь, - точно не сейчас… Договорить мы не успели, так как в дверь кто-то постучал и уже через пару секунд в кабинет вальяжной, медвежьей походкой ввалился врач. Такой типичный добродушный глуповатый пончик. С моей мобильной картой здоровья в руках. Улыбающийся и немного странноватый. Стоило ему увидеть, он неожиданно подмигнул мне, как-то странно крякнул и грузно уселся рядом с кроватью на стул, уставился на мерцающий тонкий прибор в руке, улыбнулся, обращаясь почему-то к Джону. Хотя это очевидно. Он же Альфа. Разговаривать почётнее с ним. Я же всего на всего аксессуар. Приложение к любовнику. Без обид. Почему-то в голове сразу заиграла странная старая песня, которую слушал еще мой дед, предположительно. И первое, что я попытался сделать, вытряхнуть её из ушей, сосредоточившись на разговоре. Мой врач по виду не понравился не только мне, но и Джону. А его слова и вовсе привели нас в бешенство: - Все хорошо с вашим Омегой. Парень переволновался, а им, особенно в те самые плодородные периоды, много переживать нельзя. Думаю, это какой-то гормональный сбой. Ему нужно прокапать курс витаминов для поддержания здоровья, лучше ухаживать за собой и больше отдыхать. В остальном никаких отклонений. Думаю, стресс повлиял на гормональный фон и … - Доктор, вы ебанулись? – не выдержал я сего бреда, впиваясь во врача синими глазами, - какого черта Вы несете? Я не омега. Я- Бета. В карту загляните. Могу регистрационный номер назвать. - О… простите, но анализ крови… и… - растерялся мужчина, вытащил из кармана белоснежный платок, принялся активно обтирать свой лоб, - и ваши показатели, а потом… боже… ох, это… наверное, ошибка. Я перепроверю анализы. Я обещаю Вам… - Знаете что, - неожиданно сорвался с места Джон, - вытаскивайте капельницу. Все равно она пустая уже. Выдайте моему супругу одежду и катитесь к чертям. Если Вы настолько некомпетентны, то тратить деньги на лечение в вашем гадюшнике я не собираюсь. Мы найдем другого врача. И скажите спасибо, что я не буду делать ничего, что могло бы навредить больнице и вашей карьере. Надо же, какой мужественный, когда командует. Просто глаз радуется. Ох, уж эти Альфа. Но Больница действительно дебильная. Анализы перепутали. А если бы я тут от эпилепсии умирал, а они меня в родильное отделение послали? Очень мило с их стороны так наплевательски отнестись к своим больным. Как эта больница только выживает, конкурируя с частной клиникой «Кэш», просто диву даюсь. Кстати, о частных клиниках. В голову сразу приходит образ Маи и немым вопросом застывает в голове лицо врача, который меня обследовал. Может попросить его номер телефона? Раз уж он был первым, кто меня осматривал, когда я в припадке потерял в парке сознание, может и сейчас поможет? Нужно только связаться с Маей. И, видимо, придется рассказать о первом припадке Джону, чтобы не закатывал сцен ревности. Впрочем, об этом мы можем поговорить и в машине. И пока я собираюсь, привожу себя в порядок, он спокойно сверит меня своими темными глубокими глазами, словно ждет, когда я соберусь с мыслями, чтобы с ним поговорить. Наконец, мы оказываемся в машине, и я первым завожу разговор о моем здоровье. Осторожно рассказываю ему об обмороке в парке, сразу передаю вкратце историю Маи. Прощупываю почву, - можно ли продолжать. Сразу говорю ему о том, что она омега, что была замужем и что вдова. Не ревнует. Знает не хуже моего, что после того, как она потеряла любимого, полюбить девушка больше не сможет, значит, на меня видов не имеет. К идее поговорить с её врачом относится благосклонно. Выдает: - Ну, у беременной женщины и врач должен быть женщина, хоть ты её и не видел. Звони, я не против. -Ты и к врачам меня намерен ревновать? – вопрос естественный. Лично я нахожу поведение Джона глупым, так как я и так почти ни с кем не общаюсь, но складывается стойкое ощущение, особенно после того, как он в больнице во всеуслышание заявил, что я его супруг, что этот парень уж слишком серьезно относится к нашим отношениям, принимая меня за своего омегу. Я не подписывался сидеть взаперти и ждать его с гулянок. Но опять же, не время и не место скандалить. Выскажу все завтра, когда будет известно, что за дрянью я такой заболел, что на ногах нормально не могу стоять. Все остальное не так уж и важно сейчас. - Намерен, - спокойно выдал Джон, поворачивая руль, и заставляя наш «корабль» повернуть в сторону какого-то ресторана, где он планировал «нормально позавтракать». - Это глупо, я не давал поводов во мне сомневаться, - пробубнил я, пялясь в телефон и пытаясь вспомнить, как же я все-таки записал Маю, так как среди всех контактов такого имени не нашлось, однако я точно помнил, что номерами мы обменивались в ту ночь. - Ты не давал, - с присущей ему уверенностью в собственной правоте и безгрешности сказал Джон, переключил скорость, сбавляя, - я верю тебе, но не верю больше никому, Ману, - автомобиль остановился, но брюнет по-прежнему смотрел перед собой, словно не собирался выходить. - Идиот, - буркнул я, перегнулся, касаясь губами его щеки, чуть улыбнулся, дожидаясь, когда он все же повернется ко мне. Получив желаемое, поймал его нижнюю губу в легком ненавязчивом поцелуе. Ответ был такой же небрежный и расслабленный, но глаза Джон все-таки закрыл, тяжело выдохнул в мои губы. Стало как-то не по себе, - все хорошо или ты так за меня переживаешь? - Меня беспокоит то, что ты так и не договорил в больнице, Ману. Скажи. - Не хочу, - снова честно признался я, - просто мне страшно, я не могу определиться, - отчасти это было правдой. Я не мог ни к кому обратиться, не мог до конца быть честным, но понимал, что так продолжаться не может. Правда, сейчас я был не готов лишиться любовника. Если у меня действительно проблемы со здоровьем, пусть хоть он будет рядом, если нет никого, кто действительно мог бы латать душевные раны и помогать мне справляться со страхом. На безрыбье и рак рыба, лишь бы нам слишком не сблизиться. Не дай бог, я совершу идиотский поступок и влюблюсь. - Я люблю тебя, - чуть улыбается брюнет, выжидательно смотрит на меня. - И я тебя, - киваю, чуть улыбаюсь в ответ, а затем похлопываю себя по животу, - ну идем? - Идем, - кивает Джон, выходит из машины первым, захлопывает дверцу, уверенной походкой направляется к красивому строению, напоминающему несколько уменьшенную копию знаменитого греческого амфитеатра, судьба которого нам, к сожалению, не известна в силу изоляции от всего остального внешнего мира. И вот мы в ресторане. Признаться, заведение звезды на три. Здесь мой благоверный предпочитает завтракать, отмахиваясь буржуйским «сойдет», заказывает самый дорогой десерт для меня и только затем выбирает, что будет сам. Не сказать, чтобы мне действительно нравилось, но дают – бери, а я со своей сути сладкоежка. Но «копеечное» фруктовое мороженное на самом деле мне нравится больше, чем царский десерт из тонких слоев желе, птичьего молока (которое я само по себе не люблю), политой сверху липкой дрянью и сладкой стружки, но что поделать. Альфе гордость не позволяет заказывать что-то, что стоит дешевле, чем его носки. Все, что мне остается с безразличным видом ковыряться в маленькой круглой дряни, отламывая небольшие приторно-сладкие кусочки десерта, запивая зеленым чаем. На второй минуте нашего припозднившегося завтрака напряжение, возникшее между нами только нарастало. Не спас его звонок Маи, и радостная новость, что её врач готов меня принять. Воздух накалялся, неловкость чувствовалась в каждом движении. Сложно было не почувствовать, но я не подавал виду. Ждал, когда, наконец, Джон выскажется. Конец POV Джура Странным было то, что он оттягивал момент разговора по душам, тянул «кота за яйца», сверлил своего симпатичного собеседника задумчивым тяжелым взглядом. Словно видел его впервые, оценивая, окинул быстрым взглядом костлявые руки с длинными худыми пальцами, увенчанными несколько длинноватыми для парня квадратными ногтями, накрашенными бесцветным лаком. Затем остановился на горячо любимых выпирающих ключицах, поднялся выше, сосредоточился на губах, словно запоминая и без того врезавшиеся в память красивые изгибы. Затем, мрачно прихлёбывая из белой фарфоровой чашки пахнущий благовониями чай с жасмином и бергамотом, Джон решился высказать то, что его волнует. Вздохнув, с легким звоном поставил кружку на блюдечко, сложил руки на стол, выпрямил спину, склонил голову на бок: - Невкусно? – уж очень издалека начал Джон, постучав пальцами по столешнице. - Ты ведь не это хочешь спросить, - вопросительно изогнул бровь Ману, удерживая свой чай двумя руками, сделал небольшой аккуратный глоток, быстро облизнул кончиком языка верхнюю губу. Странные у них были отношения. С этим не поспоришь. Да и сам по своей сути Джура был странным человеком. С одной стороны, это был погрязший в собственных дрязгах, разврате и желании обогатиться достаточно мелочный молодой человек, который во всем видел двойное дно. Но с другой, временами он проявлял героическую, почти неслыханную жертвенность, прятал под маской эгоизма и колких шуточек собственные комплексы, страхи и уязвимость. Он цеплялся за людей, с удовольствием жил приживалкой, но как только пахло жаренным, вместо того, чтобы цепляться за свое благополучие думал о том, что будет лучше для его любовника: восхищался, сокрушался, собирал вещи и убегал, оправдывая себя: «так будет лучше для всех. Я не хочу отравлять чужую жизнь». Чувство вины. То, с чем он жил, несмотря на то, что ни в чем не был виноват. Ему было стыдно перед его приемными родителями за то, что его подкинули и они не смогли завести своего ребенка, так как у них не было на это средств. Да и вообще бетам нежелательно иметь больше одного ребенка, ведь их итак много. На самом деле в душе ему было жутко стыдно принимать подарки от своих любовников, но всякий раз он напоминал себе о том, что в этих отношениях он всегда получал больше всех, значит, это компенсация. Он вообще боялся открываться людям, старался казаться сильнее за счет язвительных шуток и натянутого буквально за уши самомнения. Страх быть уязвленным – это вообще двигатель человеческого прогресса и один из путей самосовершенствования, если ты это осознаешь. Джура пока этого не понимал, предпочитая жить в скорлупе, но он был достаточно гибок и умен для того, чтобы в будущем, устав от собственных душевных метаний, научиться видеть в себе, как хорошее, так и плохое, не кидаться в крайности. С каждым днем он был ближе к тому дню, когда даже его душа станет целиком и полностью взрослой, а затем очень быстро постареет. Он уже чувствовал это, но пока находился в счастливом неведении, считая себя итак достаточно умным в силу собственной твердолобости. Но, пожалуй, достигать духовного совершенства в двадцать два еще рано. Это мир несовершенств, и сумев постичь гармонию, «поумнев», ты почувствуешь себя убогим. Нельзя сказать: плохо это или хорошо? Правильно или нет? Потому как нет в жизни таких вещей, к которым стоит относиться однозначно. Отвечать на сакральные вопросы лучше основываясь на опыт, иначе никогда ничему не научишься. Впрочем, ничего утверждать не берусь. - Не это, - задумчиво повторил Джон, словно пробуя слова Ману на вкус, - ты что-то пытался сказать в больнице. У тебя было такое лицо, что мне до сих пор не по себе. - Я не хочу возвращаться к этой теме, - отбрил Джура, поставив чашку с чаем обратно на блюдечко, промокнул губы салфеткой, встал из-за стола - это была слабость. Дурацкие мысли. Извини. Давай просто забудем. - Как скажешь, - вздохнул Джон, и поднявшись следом, схватил своего партнера за запястье, потянул на себя, разворачивая. Лицом к лицу, глаза в глаза. Что-то даже екнуло в груди обоих. А затем настойчивый, властный поцелуй. Все-таки Альфа, правда, его любил. Когда был вменяем, старался внимательно вслушиваться в его слова, порой бесконечный бесцельный треп ни о чем. Пытался не пропустить ничего важного, наивно полагая, что Ману с ним честен и говорит исключительно о том, что думает. Но временами в синих глазах мелькала такая тоска и холод, что невольно становилось не по себе. Это-то Джон и пытался понять, но в бесконечной череде слов Тагари,на самом деле, никогда не открывался своему любовнику целиком. Все, что мог делать брюнет, это пытаться показать ему, что он рядом, что никогда не покинет. Поэтому он почти постоянно ошивался у него, приходил даже пьяным, зная, что любовнику будет противно. Хотел, чтобы он понимал, как дорог альфе. Завтрак был окончен. Пора к врачу. От автора: вернусь к прежнему объему и буду писать быстрее, когда отделаюсь от научных работ, и когда согласую работу с бетами