Дом с единорогами

На следующее утро Меропа проснулась с ощущением, что она забыла нечто чрезвычайно важное. Это было не то чувство, когда ты оставляешь кастрюлю с молоком на огне и выходишь из дому, и даже не страх, что штора загорится от неудачно поставленного подсвечника. Это было ощущение, что произошло что-то такое, о чем лучше бы помнить, а ты забыла. После секунды размышлений, Меропа поняла, что не помнит вообще ничего, даже собственное имя отозвалось скорее эхом. Она лежала на больничной койке, а рядом стояла большая корзина, в которой спал новорожденный младенец. На прикроватном столике лежали: маленький деревянный жезл, ручка и исписанная тетрадь. За окном было темно, как бывает только в середине зимы. Меропа откуда-то знала, что находится сейчас в Лондоне, а на дворе 1 января 1927 года. Предчувствуя подступающий приступ паники, Меропа закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов. Тело послушно успокоилось, но разум было обмануть непросто — Меропа с трудом понимала, где находится, не знала кто она и откуда, не знала ничего о ребенке, который безмятежно спал в своей корзине. Хотя тянущие боли внизу живота и само его присутствие недвусмысленно указывали на то, что это — ее сын или дочь. Но как можно забыть такие вещи? Опасливо оглядевшись по сторонам и с трудом приняв сидячее положение, Меропа бережно взяла младенца на руки и развернула пеленки. Это был новорожденный мальчик — тяжелые, будто опухшие веки прикрывали глаза, его кожа была неестественного розоватого оттенка, словно покрыта румянцем, но в остальном он выглядел совершенно нормальным. Темный пух на голове, десять пальчиков на руках и на ногах. — О, вы проснулись? — Д-да… а вы, простите, пожалуйста, но я не помню кто вы… — Миссис Коул, дорогая. Вошедшая в комнату женщина недовольно поджала губы. Долг истинной христианки велел ей помочь несчастной оборванке, оказавшейся на пороге приюта, но на попечении у нее были дети, а не взрослые и превращать свой приют в ночлежку для бездомных она не желала. Тем паче, что было в этой Меропе что-то странное. Но в любом случае она была рада тому, что мать выжила и в ее и без того переполненном приюте не появится лишний голодный рот. Дети — не котята, чтобы не думали бездумно плодящиеся докеры. Она была наслышана о том, что их дети одеваются в лохмотья и питаются отбросами с рыбного рынка, и с гордостью напоминала себе, что ее сиротки всегда причесаны и умыты, что у них есть обувь и шерстяное белье, а вместо помоев им подают вполне пристойную пищу два раза в день. Никто из ее подопечных не занимался бродяжничеством, не попрошайничал, а за курение детей пороли вымоченными в соли розгами. — Я не помню, как оказалась здесь вчера, миссис Коул. Боюсь, что я вообще ничего не помню. Руки у Меропы слегка подрагивали, но хозяйка приюта не испытывала ни капли сочувствия к ней. Она не первый раз сталкивалась с тем, что нищенки и «цветочницы» пытались воспользоваться ее добротой и гостеприимством. Как и подобает истинной христианке, она была милосердна, но миссис Коул не была святой. — Большей чуши я не слышала в жизни! Вчера вечером вы прекрасно помнили себя и назвали своего ребенка в честь отца и деда, милочка, не пытайтесь меня обмануть. Меропа попыталась было возразить, но миссис Коул остановила ее резким взмахом руки. — Это детский приют, а не богадельня. Поэтому если вы не собираетесь оставить здесь вашего сына, то я дам вам… два дня, чтобы вы могли восстановиться, но потом вам придется покинуть это место. — Но мне некуда пойти! — Вы можете вернуться туда, откуда пришли. — Но я даже не помню, как зовут моего сына, я ничего не помню, прошу вас, смилостивитесь надо мной! Миссис Коул отвернулась, чтобы не видеть как и без того непривлекательное лицо молодой вдовы искажается в рыданиях. Она тяжело вздохнула и поправила воротничок своего платья, чтобы собраться с мыслями. За спиной раздавалось жалобное хныканье. — Вашего сына зовут Том Марволо Риддл, на него сегодня выпишут метрику. Я вручу вам ее позднее. Не пытайтесь сделать из меня монстра, милочка. Так и быть, я вам помогу. Меропа начала бормотать какие-то благодарности, но миссис Коул угрожающе подняла указательный палец вверх. — Настоятель Сент-Мэри-ле-Боу и мой хороший друг отец Фрэнк Карсвелл занимается благотворительностью и помогает в том числе таким как вы… женщинам, попавшим в трудное жизненное положение. Я поговорю с ним, возможно, что он сможет предоставить вам место в приходе или найти работодателя. Но на многое не надейтесь! Вы не одна такая в Лондоне. — Я… я понимаю. Благодарю вас. — Пока не за что. Успокойтесь, вытрите слезы, съешьте тосты, которые я вам принесла. Вы должны быть сильной ради вашего сына, Меропа. Я буду молиться за вас обоих. С чувством исполненного долга миссис Коул вышла из комнаты. Когда она уже закрывала дверь на ключ, то внезапно вспомнила о странном поведении Меропы вчера. Могло показаться, что с ней общались три разных человека — несчастная роженица, собранная женщина, просившая письменные принадлежности и беспамятная Меропа, встретившая ее с утра. Если ее догадка верна и Меропа была душевнобольной, то оставалось только посочувствовать ее сыну. Но у нее есть собственные подопечные, которых нужно как можно быстрее оградить от потенциально опасной сумасшедшей. — Вы вчера очень настойчиво просили тетрадь и ручку, милочка. Посмотрите свои записи, возможно, что это вам чем-то поможет. Меропа дождалась, пока шаги миссис Коул затихнут в коридоре, и схватила тетрадь, лежавшую на прикроватном столике. Возможно ли, что именно в этих записях хранились ответы на все ее вопросы? Или хотя бы на их часть? Записи оказались… пугающими. Неструктурированные, исполненные в большой спешке, но при этом достаточно исчерпывающие и полные огромного количества деталей от которых кругом шла голова. Меропа не хотела верить в написанное, искренне не хотела. Но когда она взяла деревянный жезл — волшебную палочку! — и, согласно инструкции из тетради, прошептала «Люмос» на кончике палочки зажегся слабый огонек. От испуга она выронила палочку и та закатилась под койку. Меропа опустилась на колени и, превозмогая боль, нащупала палочку среди пыли. Словно почувствовав волнение матери, проснулся маленький Том и тихонько захныкал. Затолкав палочку под подушку, Меропа спустила плечо у своей ночной рубашки и, неловко взяв сына, поднесла его к обнажившейся груди. К счастью, в отличие от нее, Тому никаких инструкций не требовалось. Закончив с кормлением и сопутствующими процедурами, Меропа уложила мгновенно уснувшего сына в корзину и вернулась к чтению тетради. Теперь она знала, что хотя бы часть из написанного было правдой: она действительно ведьма и действительно родила ребенка, назвав его в честь отца и деда по материнской линии. Но можно ли было верить остальным записям? Обмануть беспомощного, лишенного всякой памяти о себе человека было проще простого! А если представить, что в деле замешана магия, то у всего происходящего может быть множество объяснений. На самом же деле Меропа отдавала себе отчет, что все происходящее мало смахивало на ловушку. Скорее на руку помощи, протянутую очень и очень дурному человеку. А образ Меропы из описания складывался крайне омерзительный: дурнушка из обнищавшей магической семьи не придумала ничего лучшего как с помощью магии приворожить мужчину и с его помощью решить все свои проблемы. Сбежать из опостылевшего Литтл-Хэнглтона в Лондон и получить статус жены будущего сквайра — у Меропы все получилось. В дело вмешался случай, когда она забыла подлить своему мужу очередную порцию зелья, или же напортачила с приготовлением, и муж закономерно от нее сбежал. В записях, конечно, Меропа-из-прошлого пыталась оправдать себя тем, что якобы перестала поить мужа из любви к нему, но Меропа-из-настоящего ей не верила. Люди такого сорта никогда не отказываются от возможности с комфортом устроить свою жизнь, а уж будучи беременной… нет-нет, никаких оправданий! А теперь ей, Меропе-из-настоящего нужно было не только примириться с тем, что она и малосимпатичная Меропа-из-прошлого — это один и тот же человек, но и расхлебывать последствия собственных поступков. Нести ответственность за грехи, которых она не помнила. Кстати, самым подозрительным было то, что о причинах потери памяти записи умалчивали. Все это было очень и очень странно, Меропа мысленно обещала себе разобраться с этой загадкой после того как решит насущные проблемы. Миссис Коул была совершенно права: не время плакать! Путь в Литтл-Хэнглтон был закрыт: Морфин и Марволо уже должны были вернуться из тюрьмы, а если учитывать, что за решетку они попали из-за того, что Том Риддл (теперь уже старший) имел «наглость» прогуливаться там, где его могла видеть Меропа-из-прошлого, то к внуку от «маггла» они отнесутся крайне отрицательно. А ведь маленький Том и без того был главной жертвой махинаций Меропы-из-прошлого! Срок, выданный ей хозяйкой приюта, пролетел незаметно. И вот Меропа снова оказалась на улице. Впрочем, винить миссис Коул ей было не в чем — неулыбчивая хозяйка приюта и так помогла ей намного больше, чем должна была. Она не только послала телеграмму приходскому священнику о том, что отправляет к нему новую подопечную, но и выдала Меропе новую обувь и одежду. Собственные ее ботинки совсем прохудились, а пальто было слишком легким для январских морозов. Поэтому старые вещи одной из служанок хоть и были ей велики, придавая худощавой фигуре сходство с пугалом, были настоящим спасением. Меропа тепло поблагодарила миссис Коул и покинула Приют Вула. Ее путь лежал в Сити. Церковь располагалась на торговой улице Чипсайд — совсем недалеко от центрального банка. Неподходящее место для оборванок вроде нее. Но священник прислал ответную телеграмму в которой согласился взять Меропу под опеку. Поэтому она покрепче перехватила корзину со спящим Томом и зашагала мимо грязных улиц в сторону Сент-Мэри-ле-Боу, стараясь не попадаться на глаза полицейским. Пускай сейчас она и не походила на оборванку, но перспектива оказаться в одном из ужасных рабочих домов пугала Меропу до дрожи. Она прекрасно знала, что подолгу там никто не задерживался. Несмотря на грязь и скученность, Лондон завораживал своей красотой. Величественная архитектура напоминала о могуществе Британской империи, а витрины магазинов походили на волшебную сказку. Меропа старалась идти вперед, не поднимая взгляд, но то и дело ловила себя на том, что заглядывается на бесстыдно выставленные за огромными стеклами пирожные и шифоновые платья. И ведь все это у нее было или могло быть, останься она женой Тома Риддла-старшего. — Простите, я ищу церковь Сент-Мэри-ле-Боу, вы не могли подсказать в правильную ли я сторону иду? Мальчишка-посыльный, которого она остановила, равнодушно покосился на Меропу, но все же указал куда-то вперед: — Пойдете вперед и выйдете на Поултри-стрит, а оттуда на Чипсайд. И там увидите церковь. Ее сложно с чем-то перепутать. Не успела Меропа поблагодарить его за помощь, как мальчишка уже скрылся в одном из проулков. Вскоре она дошла до Чипсайда и увидела высившуюся вдалеке башню — это и была Сент-Мэри-ле-Боу. Руки у нее совсем закоченели, когда она дошла до церкви и замерла перед входом. А можно ли ей туда войти? Ведь она была ведьмой, а про ведьм говорили, что те — слуги Дьявола. Тетрадь никаких инструкций по этому поводу содержала, но вдруг Меропу поразит громом на пороге храма? Погрузившись в свои мысли, Меропа не заметила, как к храму подошел невысокий коренастый мужчина средних лет в одежде священника. — Вы — Меропа Риддл? Меропа вздрогнула и обернулась. — Что, простите? Ах, да! Да, я — Меропа, а вы? — Отец Фрэнк Карсвелл, добро пожаловать в Сент-Мэри-ле-Боу. Миссис Коул сообщила, что вам может понадобиться моя помощь. — Боюсь, что это действительно так. — В таком случае предлагаю пройти внутрь. Меропа последовала за священником под своды церкви. Небеса не разверзлись. — У вас необычное имя, Меропа. Греческое? — Кажется, да. Я никогда не задумывалась об этом, честно. — Меропой звали дочь царя Аркадии, которая помогла своему сыну отомстить за отца второму мужу. Примечательно, что у отца и сына были одинаковые имена. Существует несколько трагедий, включая «Кресфонт» Еврипида в котором она сыграла немалую роль. Полагаю, что ваши родители любили древнегреческую литературу. Меропа вздрогнула, услышав про одинаковые имена, но постаралась не подать виду. Она сомневалась, что Марволо Гонт знал о существовании древнегреческой литературы, но выбор имени и правда был неоднозначным. Возможно, что у колдунов были какие-то свои традиции? В церкви было не намного теплее, чем на улице, но Меропа не собиралась жаловаться. Отец Фрэнк провел ее во внутренние помещения, где среди прочего была оборудована небольшая кухонька с газовой горелкой. Дожидаясь пока заварится чай, они не проронили ни слова. — Итак, скажите мне, Меропа, что привело ко мне ведьму? — Я… я… как вы узнали? Священник окинул ее цепким взглядом и покачал головой. — Полагаю, вы знаете, что Церковь не одобряет занятие колдовством. Несмотря на то, что времена, когда ваших соплеменников сжигали на кострах давно прошли, нужно обладать определенной долей храбрости или безумия, чтобы просить поддержку здесь. Вы закончили Гриффиндор? — Я не понимаю, о чем вы говорите. — О школе магии в Шотландии, которую вы, несомненно, закончили. И там вас должны были научить множеству полезных навыков, попирающих законы нашей великой империи. Однако вы предпочли обратиться ко мне. Прошу вас отвечать мне честно, Меропа, иначе я буду вынужден попросить вас покинуть обитель Господа в которой вам итак не место. — Отец, прошу вас поверить мне! — в отчаянии воскликнула Меропа. — Я не помню ничего о своей жизни до рождения сына, я не могу привести вам никаких доказательств, поэтому прошу… просто поверьте мне. Я не знаю о какой школе вы говорите. Священник тяжело вздохнул. — Прошу вас, успокойтесь. Я вам верю. — Благодарю вас, — Меропа едва сдерживала слезы. — Но позвольте спросить, а откуда вы знаете про магию? Неужели Церковь… — Высшие чины, несомненно, в курсе, — отмахнулся отец Фрэнк. — Но мой случай особый, моя младшая сестра в свое время получила письмо из вашей школы. Представьте себе смятение, которое известие о существовании магии внесло в семью приходского священника! Меропа недоверчиво кивнула. — Моя сестра закончила Хаффлпафф и вышла замуж за одного из ваших, осталась в Шотландии. Я же в свою очередь оказался в щекотливой ситуации и найденный мной выход, боюсь, грозит мне отлучением, — отец Фрэнк нахмурился. — В школах магии обучаются далеко не только потомственные колдуны. К несчастью, иногда сила подобная вашей просыпается в совершенно обычных людях, которым сложно принять для себя необходимость жить во грехе. И я, будучи христианином, считаю своим долгом оберегать паству и помогать даже самым заблудшим душам… Так, по иронии судьбы, Меропа оказалась частью самого необычного прихода в Англии. Отец Фрэнк предложил ей пожить в приходе до конца зимы в обмен на помощь по хозяйству миссис Карсвелл. В отличие от своего мужа, она не знала о существовании магии и относилась к Меропе со сдержанным сочувствием — маленькому Тому отдали несколько вещей, из которых можно было пошить распашонки и сделать пеленки. К сожалению, найти работу для женщины с новорожденным ребенком в Лондоне было не так просто. Единственным доступным вариантом была ходячая библиотека, но Меропе негде было оставить сына. Отец Фрэнк осторожно расспросил приходивших к нему на исповедь колдунов о возможности устроить Меропу в их мире, но получил отказ — чернорабочие там были не нужны, а если Меропа и владела какими-то навыками, то напрочь о них позабыла. Несколько пожилых волшебниц из числа прихожан оказались выпускницами Хогвартса, которые покинули то общество сразу после выпуска. Почти все из них были замужем за обычными людьми и о магии вспоминали без удовольствия. Впрочем, одна дама была настолько добра, что подсказала Меропе как добраться до Косого переулка — магической улицы в Лондоне. — На многое, милочка, не найдетесь, — наставляла она Меропу. — Эти люди отнюдь не так доброжелательны как хотелось бы. Живут в своем замкнутом мирке, упиваются чистотой крови и слыхом не слыхивали о христианской добродетели. Среди них, конечно, попадаются достойные экземпляры, но большинство — ужасающий сброд. К несчастью, пожилая дама оказалась совершенно права. Меропа обошла все магазины в Косом и Лютном переулке, но нигде не предложили ей даже самой тяжелой и грязной работы. Некоторые гнали ее взашей, едва она высказывала свою просьбу, а другие сочувственно выслушивали, но помочь не хотели или не могли. Один владелец магазинчика в Лютном переулке ее узнал и грубо выставил за дверь. Вернувшись ночью в свою комнатушку, Меропа поискала в тетради упоминание о «Горбине и Берке» и выяснила, что Меропа-из-прошлого заходила к ним незадолго до родов и продала некий семейный медальон. «Медальон Слизерина — семейная ценность. Продано в „Горбин и Берк“, 10 галлеонов. Стоит вернуть?» гласила запись. Начался февраль и Меропа впала в отчаяние. Отец Фрэнк не говорил с ней напрямую, но она понимала, что является для него обузой. Ведьме не место в церкви, а миссис Карсвелл не нужна была помощница по хозяйству. Меропа знала, что в скором времени ей нужно будет покинуть церковь. Так и появилась идея вернуться к мужу Меропы-из-прошлого. Первым эту мысль высказал отец Фрэнк, когда Меропа рассказала ему об информации полученной из дневника. — Таинство брака нерушимо, — уверенно заявил он. — В глазах Господа вы его жена и мать его законного ребенка. — Но вы же понимаете, что она… я… сделала для того, чтобы выйти за него замуж? — Господь испытывает каждого из нас по мере сил наших. Далеко не сразу, но Меропа поняла, что вернуться в Литтл-Хэнглтон — это самый разумный выход в сложившейся ситуации. С новорожденным ребенком на руках у нее не было ни сил ни возможностей, чтобы продолжать искать другие варианты, рискуя здоровьем сына. Останавливал только животный ужас, который внушали ей собственные родственники. Тетрадь не оставляла никаких вариантов для мирного воссоединения. Но зима подходила к концу, влажный смрадный туман заполонил Лондон, и за неделю до прихода весны Меропа оказалась вместе со своими немногочисленными пожитками на улице. Маленький Том уже едва умещался в своей корзинке, но средств на покупку прогулочной коляски у Меропы не было. Отец Фрэнк был так щедр, что выделил ей десять фунтов «на обратную дорогу». Этого вполне хватит, чтобы снять угол на окраине города пока Меропа не найдет работу. Но оказавшись на улице посреди грязного города, Меропа поняла, что у нее больше не было сил терпеть лишения. Словно призрак из могилы, в душе у нее поднялся образ Меропы-из-прошлого, которая сделала все, чтобы обеспечить себе комфортное существование. Этот образ был глубоко противен, даже омерзителен, но сейчас от ее решений зависела не только она сама, но и маленький Том. И она не могла позволить своему ребенку влачить нищенское и полуголодное существование из страха перед родственниками-колдунами. Перехватив поудобнее корзинку со спящим сыном, она бодрым шагом направилась в сторону автобусной остановки. Ей нужно было вечерним поездом добраться до Литтл-Хэнглтона.