Неожиданно. Больно. Красиво. Невероятно сложно.

      Дни идут друг за другом, точно вагончики поезда. Я не успеваю их заметить. Первые два дня в больнице тянулись, как резиновые, а сейчас летят.       Я делаю все, чтобы мне больше ничего не ставили, не впихивали в меня. Ведь каждый укол бьет по моей психике - я это знаю. Лекарство начнет копиться во мне, держать меня в узде какое-то время, а потом отпустит и мне станет так плохо, как еще никогда не было. Психическое насилие хуже физического. А мне, знаете ли, хватает собственных мыслей, мне не нужны психотропные вещества к этому!       Каждый день меня обследуют: ту или иную часть тела. На третий день пребывания в этом адище мне сделали рентген рук и грудной клетки, а также флюорографию, на четвертый день - осмотрели черепную коробку и провели МРТ мозга, вчера осмотрели все остатки синяков, ссадин и каких-либо следов побоев. Сегодня мне должны рассказать о результатах всего этого действа. Надеюсь, не все врачи в сговоре с моими родителями и не будут ничего подделывать, дабы убедить меня в том, что я "больна".       Хотя все эти дни я ощущала себя какой-то не такой Ариной. То я была злой, но при этом жаждущей общения, то милой и доброй, но совершенным интровертом. Наверняка, сказались месячные, которые так вовремя нагрянули. Мой цикл сбился к херам, я поняла это еще до того, как сюда попала. До того, как попрощалась с Димой на неопределенный срок.       И я определенно помешалась на нем: я сама это поняла. Во всяком случае, надеюсь, не под действием слов психиатра. Зинаида Федоровна уж больно пытается сесть мне на уши с этой брехней, о том, что Дима - обученный человек, что он специально убедил меня любить его, наврал с короб, что меня любит. Она говорит, что это сделано им, чтобы я не писала на него заявление. Да, я бы поверила ей, если бы слишком сильно не поверила Диме несколькими неделями раньше. Если бы не полюбила его.       А как я поняла, что помешана на нем? Когда стала рисовать его профиль в альбоме, который мне оставила мама. Его лиц было штук шесть на одной странице. Разных. И все по памяти. Я вырвала этот лист как можно аккуратнее и незаметнее, сложила его и убрала в чехол телефона. Знаете, чтобы никто не нашел это и не воспользовался бы в корыстных целях - нет доверия ни к кому.       Сейчас я в очередной раз открываю фотографию рисунка на телефоне, но резко нажимаю на блокировку. В палату заходит мой лечащий врач из этого отделения. Василий Олегович, добрый мужик, умный. Совсем не такой, как другие врачи. Он - мой друг, единственный, с кем я общалась в эти несколько дней. - Добрый день, Арина! Как дела? Как ноги? - заботливо спрашивает он и садится на стул, рядом с моей кроватью. В его руках я замечаю свою карту. - Здравствуйте, - я немного улыбаюсь ему, - как у меня могут быть дела здесь? Я же говорила вам, что пока всё в нейтральных цветах. А с ногами все так же - ноют периодически и не дают мне сбежать. - Да-да, точно, - посмеивается он, шевеля своими усами, - знаешь, я хочу изменить это. Во-первых, хорошими новостями, а во-вторых, у тебя сегодня гости, - он так тепло улыбается, с такой заботой и счастьем за меня в глазах, чего я у родителей-то своих никогда не видела! Только от Димы излучался такой свет... - Какими же? Говорите скорее! Давайте сначала новости, а потом гости! - я взволнована. - Я получил результаты твоих обследований. Пока все просто замечательно и, на самом деле, это меня шокировало, - он становится чуточку серьезнее, - дело в том, что я видел снимки, которые отправил Дима твоим родителям, ты и сама рассказывала мне по доброй воле, что он с тобой делал. Но твое тело молчит об этом, как бы не хотели твои родители, чтобы оно кричало следствию о том, что тебя на самом деле жутко избивали. - В смысле? - сердце бьется в груди с бешеной скоростью. - Ни одно из исследований не показало отклонений в здоровье, все синяки и ссадины можно отнести к естественным, ведь прошло достаточно времени с тех пор, как были нанесены удары. Твой мозг в идеальном состоянии, кости тем более. Ну, не считая ног, - он улыбается, и это меня успокаивает, - Легкие идеальны. Правда, для полной картины тебе нужно будет сегодня съездить на УЗИ сердца и внутренних органов. Но я глубоко сомневаюсь, что они покажут что-то плохое. - Как это возможно вообще? - Понятия не имею, ведь подобных случаев я не видел, сколько бы не работал с такими ЧП, если это так можно назвать, - он делает паузу и кладет руку поверх моей, - может, потому что твой случай иной. И пациентка ты особенная, - он снова заботливо улыбается. - Почему? - смеюсь я его словам и немного смущаюсь. - Потому что ты мне как дочь стала за эти дни. Очень мне ее напоминаешь, я же говорил уже. - Да, точно, Василий Олегович, - я сразу вспоминаю наш с ним трехчасовой разговор.       Как-то раз после вечернего обхода, он остался у меня в палате, чтобы поговорить о том, что меня беспокоит, и почему я ни с кем не разговариваю в больнице, почему меня перевели из психиатрии. Он вообще спрашивал обо всем, но как-то заботливо, по-отцовски. Не как все остальные врачи, особенно никак Зинка-психиатр. Василий Олегович оказался лучшим психологом, хотя сам больше меня рассказывал. Так и поведал мне историю о своей дочери, которая уехала от них с женой учиться в Европу, и за три года ни разу не приехала домой. Он сказал, что я такая же по характеру, по повадкам и манере речи. Хотя со своей Стасей не общался уже минимум год, и сравнивает он меня с ней по памяти. - И знаешь, Арина, больше всего ты такая же, как она, потому что верна своей любви, кем бы ни был ее счастливый обладатель.       Не знаю, что конкретно меня натолкнуло на это, но я рассказала нашу историю с Димой Василию Олеговичу. Я доверилась и рассказала в деталях почти обо всем, благодаря чему мне стало очень спокойно на душе - мне нужен был хороший собеседник и просто слушатель. - Спасибо за такие слова, конечно, - я прямо сжимаюсь от смущения и удовольствия от таких приятных слов. А перед глазами улыбка Димы.

"Где там счастливый обладатель моей любви, а?"

- Вот тебе карта твоя, почитай. На УЗИ нужно будет спуститься вместе с ней к трем часам дня, это через три часа. А пока общайся со своим гостем, меня еще ждут пара лежачих, - он оставляет карту на прикроватном столике, встает и уходит, улыбаясь и махая мне, - попроси гостью довезти тебя до кабинета 308! - заглядывает в палату на секунду и совсем исчезает.       А спустя мгновение в палату влетает на скорости ветра Ася. Сначала я хочу завизжать от счастья, но тут же прикрываю рот и начинаю плакать от счастья. Как же я по ней скучала! Она плачет хлеще меня, утыкается в мою грудь и крепко-крепко обнимает. - Ася-Ася! - я глажу ее прекрасные длинные волосы, которым всегда завидовала, - перестань, дорогая. А то сейчас сбегутся все медсестры и перевезут меня обратно в психушку. - Я так счастлива тебя видеть! Я так переживала, Ринушка, - она отпускает меня, а потом снова прижимается и обнимает меня. - Знаю-знаю, но отпусти уже, ноги тянет. - Ой, прости, - Ася садится на стул, но берет мою ладонь своими обеими руками, - Рассказывай, как ты? - ее глаза, обращенные на меня, светятся от счастья и малюсенького сочувствия в виде слез. Малюсенького, потому что самое ужасное, наверняка, уже позади. - Сейчас все хорошо: ничего не болит, только ноги не дают мне ходить и немного ноют. - Это пройдет, я уверена! Что с тем парнем у вас? - тут же накидывается она. В своем репертуаре! - Мы с твоей мамой разговаривали, она в ужасе. - Правда? Что она говорит?       Перед моими глазами проносится всё-всё снова, уже раз в третий за неделю, все самые прекрасные и ужасные моменты. Я понимаю, что хочу ей рассказать, но не хочу и даже как-будто не могу. Во-первых, тяжело снова рассказывать, во-вторых, боюсь, что ее могли подкупить родители. Все-таки боюсь.. Да, Василия Олеговича тоже могли, но тут немного другое...Мне так кажется. - Говорит, что ты совсем с катушек съехала, что невозможно взять и здраво влюбиться в похитителя, в заведомо плохого человека. - Про Диму она что говорила? - мне не интересно, какими плохими словами меня поливала мать. Мне интересно, что она конкретно рассказала про человека, по которому я так скучаю. - Ничего, они просто надеются его найти и хорошенько наказать, так она говорила вскользь, - как-то по-бытовому отвечает Ася, словно пропитанная мнением моей мамы. Ну да, наверняка, с ней она много болтала, а мою версию и вовсе не знает. - Ась, я прошу тебя не принимать сторону моих родителей по поводу этой ситуации, пока ты не услышишь все от меня. Я хочу, чтобы ты поняла меня, - делаю акцент на последнем слове, - ведь так было всегда. - Я понимаю тебя, дорогая, - подруга кладет руку поверх моей, - и я постараюсь выслушать тебя правильно и принять то, что ты чувствуешь. Но я не обещаю. Тот мужчина, парень, юноша, не важно, тот, кто тебя похитил и избил - мой враг, враг твоих родителей, потому что он причинил боль нашему родному и любимому человеку - тебе. И это неизменно, пойми. А твои чувства - только твои. Их никто не сможет ощутить так же, как ты.       Я задумалась...