Троица

— Подготовка иммунного ответа, — прозвучал механический бас, принадлежащий интеллекту костюма. …И разверзся Ад. Во всяком случае, именно на Ад походило стальное нутро гигантского лито-корабля, в который Алькатрас забрался через единственный открытый проход: всё вокруг было залито алым светом, словно сам Дьявол безумной кистью добавил росчерки алого и чёрного, а инопланетные споры пронизывали воздух насквозь, мельтеша перед глазами несчётным роем чёрных точек. Морпех инстинктивно закрыл лицо руками, как только почувствовал, что его просто сдувает этим потоком прочь. Однако в голове не мелькнуло и намёка на мысль о том, чтобы остановиться, потому что стоять времени просто нет – перед ним поставлена задача: пойти и уничтожить это чертово биооружие цефов вместе со всем их муравейников и легионом в придачу! И Алькатрас, чёрт подери, сделает это… — Терминальная стадия заражения, — вновь басит интерфейс. …чего бы то ни стоило. — Послушай, Алькатрас, — наперебой голосу костюма заговорил по связи Гулд. — Спора реагирует, — он особо выделил последнее слово, — это защитная система, так что найди проводку кабеля! Найдёшь — вскрой с помощью костюма. Сколько бы крови он ни пролил. — Системы переведены в базовый режим, — продолжает скандировать костюм. — Приоритет — поддержание жизнедеятельности. Сколько бы смертей ни повидал. Он сделает всё так, как надо. — Терминальная стадия заражения… После этих слов и без того сбоившая шкала энергии вконец обнуляется, а на дисплее загорается красная строка, извещающая об ошибке. «…не сейчас…» - едва успевает подумать морпех, прежде чем наступает уже знакомое чувство резкой нехватки кислорода и утраты подвижности. Мерзкое чувство, осточертевшее ему – Алькатрас возненавидел его сразу же, а именно с той самой ночи… Когда он умер. Пробито лёгкое, сердце, травмированы грудь и позвоночник. Жизнь, которая почему-то ещё теплилась в этой жиже, которая наполняла костюм и являлось его телом. Но даже это его не останавливает… Нанокостюм стал второй кожей. Естественной. Чувствующей. Живой… Он пытается перезагрузиться, но морпех не собирается ждать. Кашель отдаётся взрывом водородной бомбы в груди, но ему всё равно. Он просто ползёт, ползёт изо всех оставшихся сил, переставляет вперёд одну руку за другой, видя и ощущая, как покрытие костюма стирается, сгорает в алом пламени и тут же восстанавливается прямо на нём. Он ощущает это, и ему хочется кричать, но силы есть только на то что бы двигаться. Костюм не подведёт. Путь продолжает затруднять треклятый поток из спор. — Критические повреждения костюма. Внимание, экстренное отключение системы. «Да ладно тебе, хорош!» — злится Алькатрас, у которого даже на колени привстать не выходит. Горло и то, что осталось от груди сводит от судорожного кашля, его рвёт от этой, ничем не сбавленной, нагрузки. Господь милостивый, помоги ему! Он сейчас пытается сделать то, что должен, не более и не менее. Пытается спасти целую тучу людей и всю планету заодно, в какую цену ему бы это не обошлось, так что же Богу не помочь ему в такой тяжёлый момент, когда один из его детей готов отдать свою жизнь ради других?.. Но нет… На секунду морпех застыл в согнутом положении, разглядывая собственные, затянутые в оружейного цвета броню руки, действительно горящие под воздействием окружающей среды. И потом он через силу смотрит вперёд и через немочь заставляет себя переставить вперёд сначала одну руку, а затем другую. Бог не поможет, потому что его не существует. Он есть лишь там, у обычных людей, в их псалмах и молитвах, в проповедях священников и пасторов, в звоне колоколов, в запахе ладана… но здесь, в самом сердце лито-корабля цефов его нет. Здесь есть только он. Один. «Давай… мать твою… шевелись... ты морпех, а не желторотик из учебки… », — подгоняет сам себя Алькатрас, силясь не закрыть глаза от вдарившего в голову давления. Просто переставлять руки… Он Гавриил. Он Зевс, и он голем, он — своя собственная, и многих других, надежда и опора. И пусть он будет всё той же кучей ломанных костей и кишок, просто-напросто запакованных в надёжную обёртку, он не отступится никогда! Ни он, ни костюм... ни Пророк, что уже в очередной раз подал голос откуда-то из глубин их, одной на двоих, брони: — Вот так, морпех, — синтезированным голосом заговорил тот, кто всё это заварил, — закончи то, что я начал. Алькатрас подполз к краю какого-то выступа и с несколько секунд смотрел вниз, в этот натуральный чертог Преисподней, который, в отличие от пройденной «прихожей», действительно пылал этим адским огнём, извергая вверх всё новые и новые облака чёрных спор. С каждым новым порывом у него перехватывает дыхание, от чего в глазах темнеет, а горло дерёт от нехватки воздуха. Ему надо всего ничего — один вздох и тогда… Инстинкт самосохранения вопит от ужаса, но его быстро затыкает прилив агрессии. Вперемешку с чувством необходимости. Он сможет. Просто надо ещё немного проползти вперёд и… — П-п, — губы задёргались, произнося беззвучное: «Последний рывок». Ещё более-менее целые внутренности схватывает от ощущения полёта в самый Ад. Он сможет. Костюм натурально горит, но это уже неважно, потому что Алькатрас сможет, Потому что Алькатрас должен. Он — всё. Он… Легион. Сгусток красного света приближается к нему так быстро, что очень скоро глаза перестают видеть. А потом наступил мрак.

***

— …Ну что, покойничек, ничего прогулка, а? — послышался успевший стать знакомым голос. Сначала ничего не понявший Алькатрас попытался понять, где он. Тело как будто обмякло, а в глазах — сплошная темноте. Хотя нет, не сплошная — что-то, вроде, начало проясняться, наподобие маленького окошка. — Пророк, ты? — проговорил… вернее пробубнил Алькатрас. Пришло осознание того, что челюсть и вообще все мышцы лица словно свинцом залило. — Думал, помер? — усмехнулся чернокожий спецназовец. — Ну ничего, я тоже. Эй? Барнс встрепенулся одновременно с тем как у морпеха неожиданно потемнело в глазах. Странно… Если это подсознание или что-то типа того, то дышать Родригезу почему-то так же тяжело, как и в реале. — Эй-эй, морпех, вот только не сейчас, — поспешил привести его в чувство Пророк. — Я тебя уже один раз насилу вытащил, повторить что ли? Увы, от щелчков пальцами перед глазами легче не стало. И даже напротив: сознание морпеха резко содрогнулось от вспышки страшной боли. По тёмному пространство разнеслись звуки сдавленного хрипения. — Погоди-ка, дай я разберусь. Перед первым носителем костюма загорелась своеобразная панель управления. Только вот Алькатрас не понимал, что он там делает, поскольку вообще потихоньку терял возможность мыслить. Всё шло как-то рвано и беспорядочно, мутнело. Удалось разобрать только одно: то как внезапно переменился Барнс в лице, видимо, получив как-то результат. — Алькатрас? — спросил он и вдруг разум разведчика необъяснимым образом прояснился. «Алькатрас, так тебя зовут?» — как наяву послышался вопрос ещё их самого первого знакомства. Три дня срока казались вечностью… А ещё Лоуренс даже ничего не успел сказать, как морпех сам всё понял. — Боевая оптимизация, — в унисон сказали оба носителя, после чего резко замолкли. И тут же одновременно усмехнулись, с какой-то грустью, а говорить продолжил уже Алькатрас — Три дня подряд. Без нормальной еды, без нормального сна, но зато на полной отдаче. Какое-то странное, неизвестное доселе чувство постепенно преисполнило морпеха с осознанием этой простой, и в то же время такой… фатальной мысли. «Я с самого начала был обречён», — со странным чувством того, что всё это повторяется, подумал Джеймс. — Извини, брат, но я не знаю, как помочь. — Сколько? Пророк сначала хотел уточнить, о чём спрашивает его товарищ по «консервной банке», но не раскрыл он ещё рот, а понимание уже пришло само. Похоже, им стали передаваться какие-то наиболее значимые части мыслей, вот почему они даже один вывод озвучили вместе. Взмах рукой и между ними загорается объёмная проекция земного шара. Ещё секунда, и этот шар усеивается десятками красных точек. «Места обоснования цефов», — пролетело в голове морпеха. — Повсюду, — лаконично изрёк боец Дельты. Несколько секунд были отданы абсолютному молчанию. Джеймс думал, и Барнс никоим образом его не торопил. Потому что не хотел: это были его, Алькатраса, честно заслуженные несколько секунд из последнего оставшегося у него времени. Наконец, молодой сержант… издал смешок? Нет, даже не просто издал смешок — он ещё и произнёс хорошо знакомые Лоуренсу слова: — Судьба — злая тётка. Кто-то должен вернуться в бой. Пророк смотрел на него и спрашивал себя: «И это тот истекавший кровью парнишка, которого я подобрал еле живым три дня назад?». — Мы вернёмся, — уверенно сказал Пророк. — Не сомневайся. И не беспокойся. — Чую, мне всё хреновее, — не скривил душой сержант силовой разведки, когда у него в глазах снова начало темнеть. — Ладно… Однако он всё-таки использовал последние силы для того, чтобы посмотреть Пророку прямо в глаза ещё раз. — Алькатрас, так меня звали, — предельно ровным голосом заявил морпех. — Помни меня. Что-то похожее на боль мелькнуло во взгляде Барнса. Он вновь махнул рукой. — Буду. Уже сквозь пелену мрака до Алькатраса донёсся характерный механический бас: — Начинаю консервацию.

***

Сколько точно прошло времени, Алькатрас не знал. Просто потому что в консервации не было «времени», а также не было чувств, эмоций и, если уж на то пошло, пространства. Ничего не было. И его самого тоже… не было. Однако это как-то незаметно прекратилось. Понял же морпех это в то мгновение, когда у него голове мелькнуло нечто, похожее на членораздельную мысль. Его словно разбудило что-то. Череда воспоминаний: отрывки из детства, годы юности, университет, а следом — поступление в корпус морской пехоты. Служба, разного рода жуть и вишенка на торте: Нью-Йорк, ставший своего рода точкой в этом калейдоскопе, жирной и насыщенной. Местами настолько мрачной, что опять захотелось вернуться в те воспоминания о светлых деньках ребячества. Да, точно, переход от зелёного детства к полноценной молодости: школа. Компания братанов, незамысловатые, местами грубые, но такие душевные шутки, всякое безумие, первая любовь, выпускной… «Какой ещё выпускной?» — встревожено пронеслось в мыслях. Однако память Алькатрасу вроде не изменяла, это был его выпускной. Тем не менее, что-то уже было безнадёжно утрачено с этим неожиданным вопросом. Безмятежность, наверное, так что именно с этого момента разведчик начал медленно пробуждаться от того подобия сна, в котором он пребывал. Хотелось бы, чтобы тревога на том и утихла, только вот ненароком затронутое критическое мышление тоже раскрыло свои ополоумевшие и красные из-за недосыпа глаза, незамедлительно зацепившись за новую странность: Алькатрас вспомнил про школьный футбол и то, как он был в команде. Всё бы ничего, однако он никогда не был в футбольной команде. Может это он спросонья? «Так, стоп», — резко подумал Родригез, а уже в следующую секунду окончательно сбросил с себя остатки сна, чувствуя себя как ошпаренный. Где он, чёрт подери, находится, и что с Пророком? Сколько времени прошло с момента их последнего разговора, какой сегодня день, месяц, год и, мать вашу, какие бургеры продают? Стоило морпеху-разведчику задать этот ряд вопросов, как его чуть ли не оглушил чей-то полный испуга крик. Тогда он раскрыл глаза. И в принципе понял, что у него есть глаза. А снаружи (о, чудо!) ещё и свет есть! Издав какой-то нечленораздельный звук, Джеймс быстро перешёл в сидячее положение, сделал вздох и закашлялся от спешки. Погодите-ка, он дышит! Рука инстинктивно легла на грудь. Что-то непривычное. Опустив голову, Алькатрас понял, что именно и замер: нанокостюма нет. И грудь… Она… Целая? Отбросив потёртое одеяло в сторону, ошарашенный морпех принялся разглядывать себя. А потом он снова услышал чей-то бешеный крик, из-за чего рефлекторно начал мотать головой по сторонам, пытаясь определить источник. «Где я?! Кто здесь?!» — почему-то подумал, а не сказал он. Речевой аппарат как будто не подчинялся. — Здесь я! — заявил кричавший голос. — А ты кто?! «В смысле, кто я? Я-то Алькатрас, а вот ты кто?! Где Пророк, где нанокостюм, где мы, мать твою?!» — очень быстро начал закипать морпех. — АААА!!! Тут случилось то, чего сержант совсем уж не ожидал: его тело внезапно поднялось. Против его воли. И не просто поднялось, а подорвалось так, как будто в комнату залетел злющий сержант-инструктор, неожиданно заявивший об учениях. «А ну стоять!» — немедленно решил пресечь все поползновения к побегу Алькатрас и все силы бросил на то, чтобы не дать одной из ног подняться. Разбежавшееся было тело полетело на пол. — Уйди от меня, уйди! Кто ты? Пришелец?! Оставь меня, я ничего не знаю! «Приш… Чего?! Ты бы ещё армейцем меня обозвал, гадёныш! Всё гораздо хуже: я морпех, мать твою, ты понял?! Так что захлопни пасть и перестань куда-то нести нас, не объяснившись». — Чё? «Через плечо. Не знаю, кто ты, но пришельцем меня не называй, понял? Ногу я остановил, значит головой приложить тебя об пол тоже смогу. Себя. Нас. Неважно…». — Чувак, послушай, я не хочу проблем, уйди из моей головы! «Твоей головы? С этого момента поподробнее». — Э? Эт как? Да, красноречием новый собеседник Алькатраса явно не отличался. Как и умом, наверное; что-то Родригезу подсказывало, что это так (он лишь не мог понять, что). И хотя сержант уже успел взять себя в руки, он пока что продолжил изображать гнев: «Имя! Имя, звание и личный номер, чтоб тебя, бегом, бегом, давай!». — Флэш, в смысле Юджин! — истерично выпалил неизвестный, после чего на одном дыхании продолжил, — Юджин Флэш, типа Томпсон, звания нет — простой ученик, в футбольной команде состою, не пью, не курю, маме с папой помогаю, в школе только немного задираю, всё скажу, только отпусти! «Хорош», — абсолютно спокойно сказал морпех, чем, кажется, ввёл парня в недоумение. — А… «Пикнешь — ударю. Пока не спрошу, молчи». «Флэш» стушевался. Алькатрас начал думать, судорожно сопоставляя последние свои воспоминания с тем, что имеет сейчас. «Время и место». — Эм, типа семь утра, Нью-Йорк. «Дата!». — Сентябрь, сентябрь, отвечаю, чувак! 21-е! 2012-го! После этого морпех замолк. Просто замолк, как будто его и не было здесь вовсе. И хотя молодой Флэш Томпсон, в общем-то, мог понять, что это обманчивое чувство, он не являлся слишком сообразительным, чтобы довериться интуиции. На секунду он решил, что кошмар закончился и всё позади, и даже не захотел проверить это наверняка. «Я ещё здесь, салага», — в один миг разрушил всякие надежды Алькатрас, отчего Юджину захотелось только одного: свалиться на пол и схватиться за голову от бессилия. Он не хотел верить, что это правда. — Да что ж это такое, — уже не истерично-крикливо, но как-то подавленно проговорил он. — Почему? На что я тебе сдался? «Так, парень, вдохни и выдохни», — поспешил успокоить футболиста морпех. Говоря напрямую, Алькатрасу прямо сейчас самому было ничуть не легче: информация его, мягко говоря, потрясла. Факты просто ломали все его представления о мире вдребезги. Однако на нежданного соседа ему пока ещё было не наплевать, да и хоть чем-то заняться стоило. «Тот же вопрос. Итак, похоже ты сам нихрена не знаешь, так вот, открою тайну: я тоже». — А? А кто ты? «Раз ты представился, поступлю, наконец, аналогично: сержант корпуса морской пехоты, Джеймс Родригез, позывной „Алькатрас“. Силовая разведка. Хочешь, окончательно тебе мозг взорву?». — Э, мне он ещё нужен! — поспешил схватиться за голову футболист. «Ты и впрямь не очень сообразителен. Я не буквально». — А… Ну, это, учти, я типа не лучший в классе, — признался спортсмен. После недолгих раздумий он удручено уточнил: — В школе. Погодь, морпех?! Серьёзно, что ли? Чувак, в смысле, сэр, сержант, или как там, а что ты тогда в моей голове делаешь? «Знаешь, в моей голове как бы в своё время тоже побывали некоторые люди помимо меня, так что всякое бывает. Я пока не знаю, каким боком здесь оказался, но отходить от главного не буду: я, так скажем, окончил свой боевой путь в 2023-м. В Нью-Йорке». Теперь была очередь Флэша замолчать. Алькатрас не решился торопить его, кажется, физически ощущая, как напряжённо зашевелились те немногие (из рабочих) извилины в его черепушке. — Чего? Алькатрас со школы и учебки не припомнит таких остолопов, впрочем такая реакция хотя бы понятна. «А ты представь мою реакцию на то, что сейчас 2012-й». Новая пауза. — Слышь, а может ты, типа, шизофрения просто? «Может и так, но…». — А я ж могу и не слуш… Договорить футболист не успел — его лицо встретилось с полом раньше. «Даже если я шизофрения, учитывай, что я шизофрения-морпех. Не беси меня, шкет». — Лады-лады! А чего делать-то? «Самому бы знать. Подумать надо. Кстати, семь часов утра… У тебя ничего с этим не связано?». Томпсон погрузился в свои немногочисленные мысли, силясь вспомнить. — Ну, типа… — задумчивость вмиг сменилась новым испугом. — Блинский, школа! Опаздываю! Алкатаун, че делать, мне идти?! «У меня с хрена спрашиваешь? Из нас двоих тебе нужно среднее образование, так что лучше тебе собираться». — А-а, ты? «Значит так, обозначаю условия: раз ты, по ходу, всё равно только долю мозгов используешь, остальную часть я возьму себе. Буду думать, знаешь, что это такое? Хорошо, так что ты делай, желательно то, что всегда делаешь. Кому растреплешь — пришибу. Усёк?». — Лады. Родригез тяжело вздохнул и постарался полностью отрешиться от контроля над телом. Что удивительно, вроде бы вышло: Флэш, почувствовав полную свободу движения, сразу обрадовался и взялся за дело. Морпех даже подивился его расторопности. — А как мне кликать-то тебя? — спросил уже на улице Томпсон, пытаясь посмотреть себе же на лоб. «Завязывай ко мне вслух обращаться. Алькатрас». — А, тип… Томпсон сразу почувствовал, как неведомая сила берёт его руку под контроль и бьёт по лбу. Исправился: «Тип как тюрьма?». «Типа того. Не отвлекай меня». «О, хорошо! Не отвлекать…». Да, весело начинался новый день. Особенно при том, что сержант не думал, что этот день вообще наступит. Что ж за хрень-то такая? Куда его кинуло и зачем? Оставалось надеяться, что это предстоит узнать. Ему на самом деле много чего предстояло. Вернее, им.