Королева коньков.

Вести двойную жизнь – не сахар. Точнее, сущий ад. В первой жизни ты рядовая школьница. Все у тебя как у всех. Утром выходишь из дома с набитой учебниками и тетрадками сумкой. Сдаешь домашние задания и отвечаешь у доски. Подглядываешь в шпаргалку во время контрольной, рисуешь на парте, пока учитель объясняет новый материал. Отсиживаешь шесть уроков. Одеваешься и уходишь домой. И ни одна живая душа из первой жизни не знает, что в дом ты забегаешь лишь для того, чтобы сменить школьную сумку на спортивную, потом несешься, задыхаясь, к метро, на остановках перебегаешь из вагона в вагон, на цыпочках высматриваешь автобус или маршрутку и терзаешься, что не поспеешь вовремя в свою вторую, главную, жизнь. Но ни в одной из этих жизней у тебя нет надежного места под солнцем и твердой земли под ногами. Пожалуй, в первой жизни от Маши остались только имя и фамилия в классном журнале. Если ее тянули куда-нибудь после уроков, отговаривалась; приглашали в группу по интересам, – регистрировалась для вида и тут же забывала логин-пароль. Раздружилась со Светкой. Не отвечала на сообщения в «Контакте». Мало-помалу одноклассники попросту перестали ее замечать, словно она превратилась в невидимку. А на катке ее замечать не хотели. Она занималась вроде бы на равных правах с остальными, но чувствовала, что права эти – птичьи. Права белой вороны. От которой птицы высокого полета держатся на дистанции. У Волкова учились и двое юношей, Митя и Стас. Тренировались они в другое время и с девчачьей группой пересекались не каждый день. Девчонки с ними флиртовали, ходили в то самое кафе напротив школы, а Маша даже не пыталась познакомиться… Проще, чем с другими, было с Аленой. Каталась она как суперзвезда, но ничуть не важничала, улыбалась открыто и приветливо. И все же, несмотря на смешливость и разговорчивость, никогда не подсаживалась к Маше на скамеечку во время перерыва, чтобы пересказать анекдот или поболтать. Еще более разговорчивой была Полина: дай ей волю – сутки напролет тараторила бы о шмотках. Прыгала, как автомат («Последнее чудо техники», – шутила Алена), хотя на суперзвезду не тянула. Впихнуть в нее мало-мальский артистизм удавалось с трудом; стоило Ирине Владимировне на шаг отойти – и Полина сызнова принималась «махать руками, как алебардами». Казалось, кудряшки у нее растрепаны от ветра, который влетает в одно ухо и вылетает из другого. Частенько во время перерыва уши эти затыкались наушниками, из которых доносилась примитивная попса. Но и недалекая, не блещущая талантами Полина Машу игнорировала. Что уж говорить о Веронике! Ее негласно признавали королевой группы. Она носила звание мастера спорта международного класса, к своим четырнадцати годам успела выиграть пять или шесть международных турниров, а ее отец, в прошлом известный фигурист, был влиятельным чиновником в Федерации фигурного катания. Всякий раз, глядя сквозь Машу, она давала понять, что вода и масло нипочем не смешаются, сколько ни перетряхивай их в одном флаконе, и что белой вороне не место в «элитном подразделении». Но хуже было другое. Рано или поздно настанет момент, когда Маша отправится на соревнования за границу, и понадобится мамино нотариальное согласие на выезд. Даже если не за границу, а просто в другой город на два-три дня – как вырваться из дома? И сколько еще удастся кормить Волкова обещаниями «вот-вот, на днях» купить новые коньки и термокостюм? Если бы Маша логически оценила неразрешимость всех этих вопросов, она бы наверняка отступила, сдалась и отказалась от своей второй, главной, жизни. Так человек, стоя над обрывом и глядя себе под ноги, испытывает страх высоты и головокружение и непременно срывается в пропасть. Но Маша запретила себе смотреть вниз. И в обеих жизнях выглядела вполне обычно. Только присмотревшись, можно было бы заметить в ее взгляде странную напряженность. Но никто к ней не приглядывался. Ни мама, увлеченная своей карьерой, ни учителя, привыкшие, что Маша держится в незаметных середняках и не проявляет к учебе ни особого рвения, ни явной небрежности. Правда, Сергей Васильевич порой бросал на нее проницательный взгляд, и ей казалось, что вот сейчас, сию секунду он обо всем догадается и выведет ее на чистую воду… …Маша шла по тротуару, глядя себе под ноги, и лицо ее было таким тревожным и озабоченным, что прохожие оборачивались, гадая, что случилось у этой девочки, почти девушки, с длинной светлой косой и серыми глазами. Один из них остановился: – Маш, привет! Маша вздрогнула, подняла голову: – Ой, привет. Ты меня прямо напугал! Гоша не стал спрашивать, «что случилось», только посмотрел на нее внимательно. И заговорил, как ни в чем не бывало: – Ты к метро? – Ага. – Я с тобой дойду. Они зашагали рядом. – Варя говорит, что ты бросила фигурку, потому что тренер ушла. Правда бросила? Варя была Гошиной одноклассницей и бывшей Машиной одногруппницей: они вместе занимались у Тамары Витальевны. – Правда, – сказала Маша. Искоса взглянула на Гошу. Ни с того ни с сего ей неудержимо захотелось поделиться с ним своей тайной. – Вообще-то, неправда. И Маша начала рассказывать. Что ее тайне скоро год. Что она тренировалась сама летом и осенью, а с зимы учится у Волкова и каждый день по секрету от мамы ездит на каток. Они давно подошли к метро и стояли у какого-то магазинчика, а она все говорила. Теперь уже о том, что в конце апреля выступает на «Хрустальном коньке» с программой на музыку песни Эдит Пиаф. И что ей сказочно повезло. – Представляешь, раньше вместо короткой программы в регламенте стояло соревнование по фигурам. А в этом году его бац – и отменили! Осталась одна произвольная программа. Поэтому я должна ехать туда всего на день! А если бы соревнование проводилось с фигурами, надо было бы ехать в Одинцово на два дня и жить в гостинице, и что бы я делала? Мне бы пришлось срочно заболеть! Я же не могу не ночевать дома. И тогда – прости-прощай, конечек хрустальный! Маша обыкновенно выражалась через пень-колоду, а стоило ей капельку разволноваться или потеряться, не могла связать двух слов. Но рядом с Гошей у нее откуда ни возьмись прорезался риторический дар. Дальше она рассказала, что для выступления нужно платье, что она копила деньги, которые мама выдавала на школьные завтраки и обеды, и теперь у нее есть почти шесть тысяч. Что разыскала в Интернете магазин спортивной одежды, где продаются недорогие платья, и сейчас как раз туда едет. – Ну ты гигант! – сказал Гоша с неподдельным уважением. – Да ну, я себя чувствую какой-то авантюристкой. Всех за нос вожу, везде вру. – Забей. Это поступок с большой буквы, понимаешь? А где этот магазин? – На «Марксистской». Гоша потеребил себя за нос: – Может, и мне туда съездить? Мне нужен спортивный костюм для физры. Вдруг там найдется подходящий? Платья в магазине были одно лучше другого – глаза так и разбегались. Взять красное с серым? Черное с золотом? Нет, лучше бирюзовое! Маша перевернула бирку. «10.000» – было выведено на ценнике. Она принялась шарить по всем вешалками, уже не обращая внимания на цвета и фасоны – смотрела только бирки. Но ничего дешевле, чем за восемь тысяч, не нашарила. Реальные платья оказались куда дороже виртуальных… Тут Гоша замахал из соседнего зала: – Сюда! И с торжеством ткнул в серебристо-синее платье, которое непонятно как затесалось на вешалку с теннисными шортами. На ценнике значилось «5.500». Маша обратилась к девушке, у которой на блузке болтался бейджик «продавец-консультант»: – Какие есть размеры? – Оно единственное, – равнодушно ответила девушка. – Последнее осталось. Маша зашла в примерочную. Платье было впору. Может быть, чуть-чуть маловато, зато однозначно ей шло. Ей ни с того ни с сего захотелось выйти из примерочной и показаться Гоше. Она мигом себя одернула: это слишком смахивало бы на «жениха и невесту», как их дразнили в первом классе. Жених водит невесту по магазинам, чтобы она выбирала себе приданое… – Годится? – спросил он, когда Маша, уже в обычной одежде, показалась из-за шторки. – Ага! Как родное! А ты себе форму нашел? – Тут ничего такого нет, – сказал Гоша. – О-о-ой, как жаль, зря проехался. – Ну, вообще-то, у меня все равно денег с собой не было, а форма нужна только к маю или к концу апреля, когда физра будет на улице… – Он в шутку принял оскорбленный вид: – Значит, говоришь, я зря проехался? – и показал головой на платье. – Не зря, – признала Маша с улыбкой. – Спасибо тебе!Дома еще раз примерила платье, полюбовалась на себя в зеркале. Потом распахнула шкаф, выудила из самого низа припрятанный под джинсами и свитерами старый школьный рюкзак. В него Маша заранее собрала все, что надо брать с собой на соревнования, по списку, выданному Волковым: запасные шнурки и косметический набор, нитку с иголкой и диск с музыкой для программы, заколки и лак для волос. Не хватало только платья. Она бережно уложила серебристо-синий сверток поверх мелочовки. Сняла с полки над письменным столом стеклянную танцовщицу – Гошин подарок. «Будет моим талисманом», – решила Маша и сунула фигурку в рюкзак.