Игры Фортуны

      — Казнили? — неожиданно для себя, воскликнула я, подавшись чуть вперед в кресле.       Как могли казнить Куро? Этого умника я уже в детстве не могла найти, облазав весь остров, а тут какой-то Морган из Ист Блю просто взял, нашел, арестовал и казнил. Ересь! Быть такого не может! Нет, я понимаю, если бы это был Гранд Лайн — там тебя найти или убить легко, потому что просто выжить в этом море сложно; я поняла бы, если бы это был Новый Мир, до которого он, если бы дошел, потерял больше половины команды. Но это Ист Блю — море, где любой дурак выживет, а ведь Куро дураком не назовешь. Правда, не в меру горд бывает, еще чуть-чуть эгоист, но у него все-таки не на пустом месте возникли эти качества.       — Умник, а дурак дураком, — поспешно избавляясь от шокового состояния, произнесла я.       — Оксюмороном балуешься? — прозвучал знакомый голос в моей комнате, где мне не так давно довелось быть одной.       Я исподлобья посмотрела на его молодую обладательницу. Бледная, худая, с вытянутым круглым лицом — моя сестра, Хотеру. Она очень любит нарушать мое спокойствие, особенно после инцидента на охоте. Нам обеим тогда было по восемнадцать лет. Теперь эта барышня, которая ежедневно собирает свои вьющиеся каштановые волосы в «мальвинку», что выделяет некоторые грубости ее лица; которая, словно нарочно притворяясь призраком, ходит по дому в исключительно белом длинном платье с рукавами «колокол», а ведь она еще и высокая, беспокоится, чтобы ее сестру-двойняшку, то есть меня, снова не утащили куда-нибудь. Она меня пугает. Не зря я ее ангелом-хранителем прозвала когда-то: дух, преследующий и оберегающий тебя ото всяких напастей — это точно про нее.       — Ты так громко вскрикнула. Казнили кого-то знакомого? — улыбка, до сих пор освещавшая ее лицо, незамедлительно исчезла, когда она задала этот вопрос. Хотеру села рядом, на подлокотник, и заглянула в смятую по краям газету.       — Старого друга, — ответила я. Только сейчас обратила внимание на то, как сильно сжимаю несчастную бумагу. Я разжала руки, и газета полетела на чуть прогнивший деревянный пол.       — Ах, Куро, — с печалью произнесла она.       В комнате повисла тишина. Мы обе прекрасно его знали. Он старше нас на три года, как и мой брат. Когда-то нельзя было представить и дня, чтобы мы не гуляли вместе, втроем: я, Куро и Рюу — или чтобы я не проискала его весь день и пришла домой расстроенная. В такие дни часто оказывалось, что Куро просто сидел в своем особняке, учился, а меня предупредить не посчитал нужным или просто забыл. Тогда меня утешала Хотеру, а Рюу не было на острове — наш отец был торговцем-мореплавателем: часто плавал на другие острова и продавал «сокровища» нашего острова — а брат, если была хотя бы маленькая возможность, всегда помогал ему. Собственно, именно поэтому Куро и не гулял — ему со мной было скучно, я ведь младше, еще и девочка, а Рюу не дома. Куда полезнее потратить день, два или неделю на обучение! Правда, когда мне исполнилось семь, когда мама стала регулярно обучать меня чему-то, когда папа по возможности стал учить меня фехтованию, мы с Куро стали общаться больше, были действительно друзьями. Лучшими друзьями.       — Я помню, как ты часто из-за него плакала, ведь он так явно тебя игнорировал, — усмехнулась Хотеру. Меня уже не удивляет, что мы думаем об одном и том же. — И все-таки, Акуме, вы разве друзьями были?       — Хотеру! — прикрикнула я. — Конечно, мы были друзьями! Пусть и под конец дружбы, но мы отменно ладили! Не вздумай больше такого спрашивать!       — Смотри, не скажи ему этого, — пробасил кто-то со стороны входа в комнату, смеясь тем смехом, который наполняет собой все пространство, кажется громкий, хотя его хозяин смеется с закрытым ртом, но, что странно, способен успокоить, даже усыпить сознание. В этот смех можно влюбиться.       — Рюу, она не сможет этого сказать, даже если захочет. — Хотеру подняла газету и, подойдя к высокому мускулистому парню, показала страницу, на которой я закончила чтение.       На грубом лице, обрамленном золотисто-рыжими бакенбардами, с вытянутым подбородком отразилось удивление.       — Казнили, — сухо произнес он. — Доигрался пиратишка.       Рюу это всего лишь удивило? Достаточно спокойно он относится к смерти друга, будто они едва знакомы — так, всего лишь жили на одном острове, в одном городе.       Нет, это как я должна понимать?! Я чувствую, как закипаю от ярости. Руки трясутся. Только бы не сорваться. Я должна быть спокойна. Просто не хочу срывать гнев на брате. Не хочу! Пусть он всего лишь удивлен смерти Куро, я не хочу случайно его убить или покалечить из-за такого…пустяка.       Да, пустяк. Всего лишь пустяк! Мы ведь не общаемся уже девять лет. Скорее всего, он меня не помнит, так почему я должна за него переживать? Он стал пиратом, поэтому смерть для него, особенно от рук правительства, естественна. Иначе не могло быть. Поэтому нельзя злиться на брата лишь за то, что он всего лишь удивлен естественному ходу вещей.       Бред какой.       — Всего лишь удивлен? — тихо произнесла я. — Вы ведь дружили. С самого детства дружили. Почему тебе все равно, что он умер?       Я чувствую, что мои губы дрожат. Глаза на секунду пронзила легкая, едва ощутимая боль, после чего по щеке пробежала слеза, оставляя за собой горячую дорожку. Затем побежала вторая.       Акуме, хватит обманывать всех. Ты же все помнишь. Помнишь ведь?       Лучше бы я все забыла. Стоит мне вспомнить, как мы играли, что мы делали, будучи детьми, сразу хочется выбросить эти воспоминания из головы, забыть то, что делали по глупости, как глупо шутили — за наши действия стыдно; когда просыпается воспоминание о наших с Куро разговорах, губы невольно растягиваются в улыбку, хочется надеяться на новую встречу с ним, чтобы снова вот так же поболтать — это действительно было интересно, даже тогда, будучи четырнадцатилетней девочкой. И все так приятно сжимается внутри, и легкая дрожь до сих пор пробегает по телу, стоит только вспомнить, как крепко он меня обнимал, как не хотела я с ним расставаться, как каждый раз не хотелось разрывать поцелуй — и эти воспоминания только усиливают желание снова его увидеть, снова быть рядом настолько, что эти его круглые очки мешают смотреть в глаза, что чувствуешь, как бьется его сердце и до какой степени он взволнован.       Воспоминания. Девять лет прошло с тех пор, как это все закончилось, а я до сих пор не изменилась. Вернее, пока не изменилась. Все это время я упивалась воспоминаниями, мечтая о новой встрече, и придавалась разного рода разгулу, кроме пьянок — я не пью ничего, кроме вина, и то неохотно. Но теперь мне очень хочется выпить. Нет, не сами воспоминания приносят горе — они имеют тот же эффект, но осознание того, что его больше нет, что каждый из этих моментов с ним больше не повторить… Это осознание меня душит, больно стискивает горло, стараясь сломать шею, и, не смея добить, бросает, чтобы снова повторить эту легкую, но мучительную пытку.       Я почувствовала, как на руки упало несколько слез. Коснулась шеи — она мокрая. И сколько времени я стою так, беззвучно плача? Рюу уже стоял рядом, положив руку на мое плечо.       — Акуме, если я буду так же бурно реагировать на смерть пирата, бывшего мне когда-то другом, кто останется, чтобы помочь тебе успокоится? — сказал он. Я, будто пытаясь найти какую-то защиту, обняла брата и уткнулась в его широкую грудь.       — Шкаф, — буркнула я.       — Этот шкаф несколько раз прикрывал тебя, когда ты была серьезно ранена, забыла?       — Такое забудешь!       Рюу тепло посмеялся, потрепав меня по плечу и положив подбородок мне на голову.       — Я, пожалуй, сделаю зеленый чай, — сказала Хотеру. До моего слуха донесся звук удаляющихся шагов. До того, как она вышла из комнаты, я успела заметить в ее зеленых глазах беспокойство. Да, я на мгновение забыла, как сестра волнуется за меня.       Мы с братом остались в комнате одни, стояли так полчаса, не меньше. Все это время Рюу гладил мои непослушные черные волосы, что успокаивающе действовало на меня. Я за все эти годы ни капли не изменилась. А надо бы!