Приставучий (Clingy)

— Маленькая вредительница. Ганнибал с презрением смотрел на собаку, которая была слишком довольна собой, демонстративно сидя прямо в центре кровати, что в очередной раз напомнило ему о нелепости нынешней жизни. Уиллу, в первую очередь, не стоило позволять ей спать на постели, и теперь она подмяла под себя его только что выглаженный костюм, который Ганнибал хотел повесить в шкаф. — Энцефалит, слезь, — приказал он, но собака лишь перевернулась и завиляла хвостом. Лектер едва не поморщился, глядя на то, как слюни капают на ткань его костюма, — я не собираюсь повторять дважды. Она даже не пошевелилась. Ганнибал размышлял над тем, что предпринять дальше, когда позади него раздался негромкий свист. В ту же секунду Цефи (Уилл настаивал, что ее нужно называть именно так) спрыгнула с кровати и пробежала мимо Лектера, чтобы схватиться лапами за ногу Уилла. Он рассмеялся, наклонился и почесал ее за ухом:  — Цефи, хорошая девочка. — Весь мой костюм теперь в собачьей шерсти, — резким тоном произнес Ганнибал, что заставило Уилла снова рассмеяться. — Я принесу тебе валик для чистки одежды, — улыбнулся Уилл и выпрямился, чтобы поцеловать Ганнибала в щеку, — но не притворяйся, что тебе не нравится, когда она спит у тебя на коленях после ужина. — Это случилось всего один раз, да и было бы слишком грубо будить ее. — Оооо, ты любишь ее. Никаких отговорок, — подмигнул ему Уилл, поцеловал его в губы и направился вниз, собака побежала следом за ним. Ганнибал прошелся валиком по ткани костюма, а затем, наконец, повесил его в шкаф. Чувствуя себя уставшим в этот ленивый субботний вечер, он переоделся в пижаму, лег в кровать и заснул уже через несколько минут. Ганнибал повернулся на другой бок и улыбнулся, когда увидел Уилла. Но радостное выражение лица сменилось легкой тревогой, когда он заметил полный боли взгляд и то, как на бледном лице Грэма выступил пот. — Уилл? — обеспокоенно спросил он и протянул руку, чтобы прикоснуться к нему, но она прошла сквозь тело Грэма, а когда он отдернул ладонь, заметил, что кончики пальцев испачканы кровью. — За что? — прохрипел Уилл, кровь струилась из раны на животе, которую он пытался зажать рукой. Она сочилась и из пореза на лбу, капая на его губы — за что? Ганнибал снова потянулся к нему, но рядом уже никого не оказалось. Он проморгался и сел. Исчезла и мягкая постель, сменившись на жесткую койку и тонкий кусок материи, который мало напоминал одеяло. Он уцепился за благопристойность и сомнительное здравомыслие, чтобы подняться на ноги и увидел, что Алана кладет почту в выдвижной лоток. — Какие новости о Уилле? — спросил он, пытаясь удержать подступающую к горлу желчь. Она одарила его вопросительным взглядом. — Разве ты не помнишь? — заявила она, — он сказал, что больше никогда не хочет тебя видеть. Чашечка разбилась о землю. Ганнибал сел в постели, окончательно проснувшись, его пульс участился. Он сделал глубокий вдох и едва сдержал недовольное восклицание, когда Цефи запрыгнула на кровать и потопталась лапами, подползая к его колену. — Несносное создание, — пробормотал он, но погладил по голове, пытаясь успокоить неистово бьющееся сердце. Уилла внизу не было. Ганнибал знал, что он, скорее всего, выполняет какие-то поручения, а может, рыбачит или выслеживает очередную жертву. Но иррациональная его часть не согласилась с этим и подкинула Лектеру несколько сумасбродных идей: Уилла схватили агенты ФБР, он столкнулся с каким-то мстителем или решил уйти… Тяжелые мысли осели во рту неприятной горечью, поэтому Ганнибал открыл бутылку хереса, намереваясь смешать вино с домашним мороженым, лежавшим в морозилке, но вместо этого просто продолжил наполнять свой бокал, хотя Лектер мог поклясться, что бутылка была полной, когда он откупорил пробку. Затем он решил приготовить Бёф-бургиньон* на ужин, горькое красное вино соответствовало его настроению, а для блюда потребовалось бы использовать всего лишь четверть бутылки. Он взял в последний раз наполненный бокал и побрел к дивану, опустошив его и захандрив. Ганнибал даже не стал возражать, когда собака устроилась у него на коленях. — Тебе повезло, что я люблю твою вовсе не притягательную задницу, знаешь, как трудно было найти трюфельную соль**? — прозвучал голос Уилла, полный наигранного раздражения, из главной прихожей, потом Грэм направился на кухню, чтобы поставить там сумки, а затем принюхался. — Что… — начал говорить он, когда подошел к духовке и вынул оттуда блюдо, которое в ней готовилось. В какой-то момент вино еще оставалось основой для соуса, но мясо готовилось так долго, что вся жидкость либо выпарилась, либо впиталась. Уилл был несколько обеспокоен: если бы Ганнибал что-то сжег, наступил бы конец света, но вскоре Грэм заметил, что Лектер не очень уверенно поднимается с дивана, и он громко рассмеялся, когда тот чуть не споткнулся об угол ковра. Уилл вышел из-за высокого длинного кухонного стола и уже собирался задать вопрос, когда Ганнибал положил ему на затылок дрожащую руку и требовательно поцеловал. Уилл отстранился первым, в его глазах светились озорные искорки. — Что ж, семь часов вечера, и ты уже пьян, — поддразнил он. Ганнибал, как ни странно, закатил глаза. — Я, я н-нет. — Очень убедительно, доктор, — усмехнулся Уилл, позволяя утащить себя на диван и сесть рядом с Ганнибалом, который не отпускал его руку, — есть какая-то особая причина? Ты обычно не особо усердствуешь с алкоголем, по крайней мере, когда я рядом. Удивительно, но Ганнибал не дал никакого словесного ответа, вместо этого он придвинулся еще ближе и обнял Уилла за талию обеими руками. Только тогда он, наконец, произнес:  — Я люблю тебя. — Я тоже тебя люблю. Серьезно, почему ты сегодня такой приставучий, в отличие от всего остального времени? — `н-не. Я не пристаю. Уилл проверил правдивость этого утверждения, попытавшись встать, но его потянули обратно, и Ганнибал еще сильнее прижался к нему, уткнувшись лицом в его шею. Грэм снова хотел рассмеяться, но Лектер пробормотал:  — Не надо. Пожалуйста. — Пожалуйста. Черт побери, ты и вправду пьян, — улыбнулся Уилл. Но по жестам Ганнибала он понял, что его поведение вызвано далеко не алкогольным опьянением, особенно когда он погладил шрам Уилла на лбу, а затем пальцы Лектера скользнули под рубашку, чтобы прикоснуться к отметине на животе. Иногда его эмпатия не такая уж и тяжелая ноша. И, поскольку, Уилл, наконец, находится с Ганнибалом на одном уровне, то может читать его как открытую книгу. Это состояние самое близкое к испугу и отчаянию, какое только может испытывать Ганнибал. — Останься, — прошептал он Уиллу на ухо. Глубокий смысл этой мольбы прячется под тем, что находится на поверхности, и Грэм понимает. Он видит. Ему удалось высвободить левую руку, которая была прижата к дивану, и обнять ею Ганнибала за плечи, пальцы потянулись пригладить серебристо-золотистые пряди его волос. Лектер издал звук, напоминающий мурлыканье и потерся щекой о шею Уилла, прямо под подбородком. Его ладонь переместилась со шрама на животе, погладила по груди, поднялась по плечу, и, наконец, Ганнибал большим пальцем провел по ободку обручального кольца Грэма. — Ты здесь, — мягко констатировал он, словно пытаясь уверить в этом самого себя. — Конечно, здесь, ты же будешь со мной целую вечность, забыл? — с легким возражением отозвался Уилл, затем его лицо приобрело более серьезное выражение, и он нежно погладил затылок Ганнибала, — ты же знаешь, что я не могу оставить тебя? Мы ведь не переживем разделения, помнишь? Лектер кивнул, не отрываясь от Уилла. — Пока смерть не разлучит нас, знаешь же. — `ока смрть н разлчит нас, — Грэму потребовался весь его самоконтроль, чтобы не засмеяться над искренностью в мило прозвучавших невнятных словах. — Видишь? — Я вижу, — пробормотал Ганнибал, целуя Уилла в шею. Тот мысленно усмехнулся. — Жаль, что я не могу отправить ФБР фотографию сбежавшего Чесапикского Потрошителя, который свернулся в клубочек на дорогом диване с тем же выражением лица, как у нашей собаки, когда она выпрашивает угощение. — Н-не собака, — презрительно фыркнул Ганнибал, — грубо. — Съешь меня, — парировал Уилл, и они оба засмеялись. Затем он спросил:  — Ты и вправду в порядке? — Ммм, — хмыкнул Лектер, — замечательный. — Ты чувствуешь себя замечательно? — Нет, это ты замечательный, ты вообще слушаешь меня? — Слушаю-слушаю, продолжай говорить. И Уиллу пришлось в очередной раз смириться с тем, во что превратилась его жизнь: пьяный каннибал как кот трется щекой о его шею и бормочет что-то о Патрокле, цвете его глаз, о том, что Грэм абсолютно несносен и нет никакой вины Ганнибала в испорченном ужине, он отвлекся на тебя, и это все потому, что ты приводишь в смятение, сидя там, где не должен и будучи одновременно, черт побери, таким прекрасным. Уилл предположил, что в мире есть места и похуже. Он довольно откинулся на спинку дивана и расслабился, слушая, как ему прямо в ухо ужасно невнятно декламировали итальянскую поэзию. Да, это прекрасное место для жизни. Пока Грэм не почувствовал, что рука Ганнибала не скользнула вниз и не попыталась неуклюже разобраться с пряжкой его ремня. Он шлепнул по ладони Лектера, и в ответ услышал, господи боже, хныканье. — Категорически нет, ты слишком пьян, — поддразнил Уилл и ощутил, как Ганнибал нахмурился и почти всхлипнул снова. — Но я люблю тебя! — Я знаю, и я тоже люблю тебя, поэтому я и оттащу наверх твою задницу и уложу спать. Просто спать, потому что если я позволю тебе вырубиться здесь, то потом буду выслушивать твои жалобы на боль в шее весь чертов день. После этого ему с трудом удалось вырваться из стальных объятий Ганнибала и поднять их обоих на ноги. Он решительно собирался подняться вверх по ступеням, но Лектер даже в нетрезвом состоянии обладал лучшей координацией, и Уилл обнаружил, что на лестнице его прижали к картине, написанной маслом. — Я думал, да блин, ты, черт, говорил, что эта картина, мпф, дорогая, — умудрился выговорить Уилл между поцелуями. — Ты бесценен, — все, что произнес Лектер в ответ заплетающимся языком, снова прильнув к нему, но в этот раз Уилл успел отстраниться, хотя и улыбался. — Нет, Ганнибал, мы идем спать, чтобы я мог посмеяться над тобой утром. Давай, пошли вверх. Когда Уилл на следующее утро вошел в спальню с кружкой кофе, Цефи радостно топталась по съежившемуся под простыней Ганнибалу, который, очевидно, пребывал не в духе. — Уилл, если ты в течение минуты не опустишь жалюзи, я выпотрошу тебя, — послышалось почти шипение от сварливого мужа Грэма. Тот не стал сдерживаться и захихикал. — Однажды ты уже пытался это сделать, не сработало, — ухмыльнулся Уилл, но подошел к окну и опустил жалюзи, — и ты, видимо, не против, присутствия собаки. — В этом заключалась моя следующая претензия. Уилл засмеялся и плюхнулся на кровать рядом с ним, почти услышав недовольный тяжелый вздох: — Очень приятно увидеть в тебе человека. Дай-ка взглянуть на твое лицо. — Быть может, я начиню твои легкие базиликом. — Тогда кто сделает тебе классический французский обжаренный кофе, когда у тебя похмелье, и ты превращаешься в такого буку? — поддразнил Уилл и протянул ему чашечку кофе. Ганнибал уже потянулся, чтобы взять его, но Грэм оказался быстрее, поставив его на прикроватный столик и схватив его руку, потянул на себя, вытягивая из убежища в виде простыни. Он рассмеялся, заметив, каким злобным взглядом одарил его муж. — Ты выглядишь ужасно, мне это нравится. Ганнибал бы потянулся и опрокинул его на постель, но для этого пришлось бы спихнуть собаку и встретиться лицом к лицу с несколькими упрямыми лучиками солнечного света. Поэтому он просто взял предложенную Уиллом чашку и стал планировать, как заставить Уилла страдать в равной мере. Ну, он мог бы продумать все более детально, если бы не чувствовал себя так, будто его голову пытаются вскрыть изнутри. Бёф-бургиньон* — традиционное блюдо французской кухни. Готовится из тушёных, слегка обжаренных кусочков говядины в густом винном соусе на говяжьем бульоне, приправляется чесноком, луком, морковью, грибами. Трюфельная соль** — неотбеленная морская соль с добавлением 5-6% черного или белого трюфеля. Обладает ярко выраженным трюфельным ароматом. Можно использовать во многих блюдах, холодных и горячих.