***
Спустя сорок минут, Антон обнаружил себя сидящим в кофейне возле бизнес-центра, увлеченно слушающим своего собеседника и громко смеющимся настолько, что другие посетители оборачивались — кто-то с негодованием, а кто-то с интересом. — Я ему говорю: «Ну, ничего, один раз — не Арс!» — оживленно вещал увлеченный беседой Арсений. Антон снова заливисто рассмеялся на эту реплику. — Мне кажется, он дар речи потерял от такой наглости. Ну, и тут я роняю телефон, а дальше ты знаешь… — Как не знать! — улыбаясь, отвечал Шастун. — Я знаю, моя машина знает, все знают. — Блин, Антон, ну прости ещё раз, что так вышло. Я считаю, что та сумма, о которой мы договорились, очень мала, это только на ремонт. А как же моральная компенсация? Парень, было, хотел поспорить, но Арс прервал его жестом протянутой руки. — Не спорь, одного кофе недостаточно, чтобы загладить мою вину. Я уверен, что даже моё прекрасное общество её не искупит. Шаст снова рассмеялся. Скулы уже побаливали от обилия улыбок и смеха. «Интересный вы человек, Арсений, — подумалось Антону. — С одной стороны — самодовольный до ужаса тип. А с другой — ведь даже преуменьшил — его общество искупило вину с лихвой». Но Антон ему об этом, конечно же, не скажет. Вот живёте вы обычной жизнью. Даже не обычной, а вполне себе прекрасной — встречаете множество интересных и весёлых людей, хорошо проводите с ними время. Ваш лучший друг — это олицетворение ума, юмора и сарказма; напарник — до жути милый, по-хорошему «злой» коротышка, не умеющий сидеть на месте; ваша девушка — красавица, умница, не обделённая чувством юмора и сказочным терпением принцесса; ваш названный старший брат — образец трудолюбия, ума, умения делать деньги из воздуха, заботящийся о вас, как курица о своих цыплятах. Но в один прекрасный день вы встречаете человека, который одним своим появлением выбивает вас из колеи — и вы сразу понимаете, что эмоции, испытанные до этого, были лишь бледной тенью, что вы будто и не жили вовсе, а существовали в ожидании этой встречи. И вы не можете объяснить, какие чувства вы испытываете к этому человеку. Спроси вас: «А кто он тебе?» и вы ответите: «Не знаю». Спроси: «А кем бы ты хотел, чтобы он был?» и вы снова: «Не знаю». Потому что вам не надо знать, потому что вам и без того хорошо: хорошо смеяться с дурацких шуток, хорошо греться в тёплой улыбке, хорошо узнавать об этом человеке новое, хорошо понимать его с полуслова. Вам просто хорошо. Это как особый вид наркотика — полная эйфория, настолько сказочная, что ты не задумываешься о последствиях. И вам абсолютно не важно, что ваше знакомство не длится ещё и часа, вам важно, чтобы оно этим часом не ограничилось. И вы сидите, расслабившись, наслаждаясь обществом этого «наркотика», и знаете, что эта встреча ещё не закончилась, а уже лихорадочно придумываете повод для новой. С Антоном такого раньше никогда не случалось. ЧСВ его никогда не страдало, да и окружающие его постоянно убеждали в том, что он ни что иное, как центр мира. И вот, впервые за двадцать шесть лет, он встречает человека, которого считает ярче, интереснее, лучше себя. И, тоже впервые, перестаёт быть для самого себя центром вселенной. «Это неправдоподобно быстро» — скажете вы. «Это медленно! Мне мало, мало, мало времени рядом. Да, тысячу раз, да! Я всё преувеличил, можете называть это как хотите. Но вам не забрать у меня возможности испытать эти чувства. Просто найдите кого-то столь же яркого и не завидуйте мне» — так ответит Антон. — Ну, так чем займёмся? М? — спросил Арс, а Антон, спустя несколько долгих секунд, понял, что подзавис. Арсений по-доброму, но с лукавой улыбкой, слегка отклонив голову назад и приподняв подбородок, наблюдал за растерянным парнем, который не мог сообразить, что у него спрашивают. — Что? Чем займёмся? Завтра первое сентября. — Антон сказал это и посмотрел на Арсения так, как будто он должен был всё понять. — И? — Арс всё также загадочно улыбался. Вот только сквозь эту улыбку пробивалась другая — более искренняя, умиляющаяся растерянным парнем напротив. — Ну, я всегда устраиваю вечеринку в честь начала учебного года. — Антон провёл рукой по волосам. — Вот только универ я уже закончил, и теперь это неактуально. — Как это, неактуально? «Мне не надо на учебу!» — это и есть повод устроить вечеринку! Арс взмахнул кулаком в победном жесте, сверкая при этом голливудской улыбкой. Правая бровь его была иронично изогнута, и был похож он на довольного кота, объевшегося сметаны. Антон запрокинул голову и рассмеялся. Затем тыльной стороной руки почесал нос, продолжая улыбаться и посматривая на Арса. Он и раньше много смеялся, но сейчас это много превратилось в «смеюсь-с-каждой-шутки-Арсения-Попова-помогите-что-делать». — Ты гений. Пошли, — парень кинул на стол несколько купюр, с лихвой оплачивающих их кофе, поднялся и направился к выходу из кофейни, на ходу доставая телефон и махнув рукой официанту, который коротко кивнул в ответ. Антон тут был постоянным и желанным гостем. Выйдя на улицу, он убедился, что Арсений следует за ним, попутно записывая голосовое: «Хвостатый, готовность один. Вечеринка к первому сентября в силе. Слабо за сутки собрать народ? Я знаю, что не слабо. Действуй. Я помчал в клуб, договорюсь об алкоголе, а ты давай по старой схеме — подсуетись, братан».***
Первого сентября Арсений стоял перед дверью в квартиру Антона, находящуюся на последнем этаже высотного здания в престижном районе Петербурга. В руках он держал бутылку коньяка, цена которого примерно равнялась стоимости ремонта бампера Шастуновской Mazda RX-8 — то есть неприлично крупной для бутылки алкоголя сумме. За дверью слышалась музыка и шум разговоров — вечеринка уже началась. Арс нажал на звонок и, ожидая, когда его впустят, поправил сначала солнечные очки (такие только у него и у Джонни Деппа), затем одёрнул ворот черной распахнутой рубашки, рукава которой были закатаны выше локтя, а под ней была одета чёрная футболка. Те же джинсы, что и вчера — с драными коленями, всё, как Арсений любил. А завершали образ красные кроссовки. Пока парень озирался по сторонам, дверь распахнулась, и перед ним предстал ни кто иной, как Сергей Матвиенко. Снимая очки, Арсений перешагнул через порог, коротко пожал руку Серёже, тут же озираясь по сторонам, и произнес: — Арсений. — Очень приятно, Вениамин. — Очень остроумно, Веня, — иронично ответил Арс, отдавая Сереже коньяк. — Ну, и где моё двухметровое чудо? — Чудо? Твоё? Двухметровое? — Сергей не ожидал от Арсения таких милых эпитетов. — Только не говори, что тебя обаял этот гавнюк. — Завали ебальник, Армян, — наклонившись и шипя парню в лицо, тихо произнёс мужчина, глазами давая понять, что Серёжа болтает лишнего. — А-арс! — спускаясь по металлической витиеватой лестнице, ведущей на мансардный этаж, и распахнув руки для объятий, громогласно приветствовал Шастун. Парень был одет в белую кофту с принтом и серые штаны, на лице цвела радушная улыбка, из-за которой возле глаз разбегались крохотные лучики мимических морщинок, по которым становилось понятно — этот человек улыбается двадцать четыре на семь. Антон, семимильными шагами преодолев огромную гостиную полную народа, в мгновение ока оказался рядом с Арсением и обнял оторопевшего мужчину за плечи, прижимая к себе. Арс почувствовал шикарный аромат духов Sauvage, запах сигарет и лёгкое амбре хорошего виски. — Сергунь, Сергунь, — резко оборачиваясь и находя друга, заговорил Антон, оставив левую руку на плече Арсения. — Это тот самый распрекрасный Арс, который въехал мне в жопу! Медленно понимая, какой двусмысленный каламбур он только что сгенерировал, Шастун повернулся к Арсу и тот, хоть и знал парня недолго, но уже успел понять по его взгляду, что сейчас… раз-два-три… По просторной комнате раздался дикий ржач двух взрослых с виду мужчин, общий рост которых не дотягивал до четырёх метров всего каких-то пять дюймов. На это всё, почти равнодушно, смотрел Серёжа, а также Дима, пришедший на шум и смотрящий на смеющихся парней с ехидной улыбкой. Отсмеявшись, Арсений обратил внимание на незнакомого прежде Диму, который, к слову, разглядывал мужчину крайне внимательно. — Антон, ты нас не представишь? — спросил Арс, а Антон, ещё тихонько посмеиваясь, в который раз отметил, что этот мужчина порой ведёт себя, будто он родом из другого века, как минимум из девятнадцатого. — О да, конечно, сэр, — кривляясь, начал Антон. — Знакомьтесь — это Дмитрий. Дмитрий — блоггер и он искренне считает, что его видео смотрит кто-то старше четырнадцати лет. — А это тот самый загадочный Арсений, я понял, — произнес Дима, протягивая руку новому знакомому, и, обращаясь к Антону, продолжил, — я сам в состоянии познакомиться с человеком. Это лучше, чем наблюдать за тем, как ты ведёшь себя будто павлин в брачный период. — У кого тут брачный период? — Оксана, буквально вынырнула откуда-то из-за Антона и, ослепительно улыбаясь, обняла парня за талию. Дима смотрел на неё с тёплой улыбкой. Серёжа переводил хитрый взгляд с Арсения на Антона, потом на Оксану и обратно. Антон натянуто улыбался, поджав губы, а Арсений, казалось, искренне, но это только казалось тем, кто его не знал. Когда человек улыбается одними губами, при этом глаза его не смеются — это с первого взгляда выглядит вполне естественно, но, стоит присмотреться, и ты видишь — человек этот печален. Оксана присмотрелась. Новый знакомый показался девушке грустным и немного потерянным. — Знакомься, солнце, это Арсений. Арсений — это Оксана, — произнёс Антон, наблюдая, как девушка протянула Арсу руку и смутилась, когда он её поцеловал. Оксана слышала белый шум, наблюдая, как парни общаются, смеются. Она чувствовала руку Антона на своей пояснице, но не чувствовала его присутствие рядом с собой. Антон заливисто смеялся, рассказывал какие-то истории, активно махая свободной рукой, слушал рассказы Арсения и других парней, светил своей улыбкой — словом всё как обычно — был самым ярким, самым громким, самым заметным в этом помещении, заполненном людьми. Вот только, что-то неуловимое поменялось и, поняв, что именно, руки у Оксаны похолодели, а ногти впились в ладони. Заливаясь смехом, улыбаясь, произнося какую-либо шутку и ожидая реакцию на неё, Антон смотрел лишь на одного человека. На того, на лице которого застыла добродушная улыбка, а в глазах плескался холодный, страшный и бескрайний Северный Ледовитый океан.***
На улице было ещё достаточно светло, но вывески, фонари и фары машин уже мелькали где-то внизу. Арсений стоял на открытом балконе на высоте двадцати семи этажей и любовался открывающимся перед ним видом. Высота завораживала и успокаивала. Сегодня был сложный день, и он ещё не закончен. Так непривычно и странно было этому человеку, напоминающему ледник, испытывать столько эмоций и волнения за такой короткий промежуток времени. На мгновение казалось, это непонятное трепыхание в груди прекращается, но ощущение было обманчиво, сердце билось в бешенном темпе и, ладно бы, просто билось — нет же, каждый толчок будто со всего размаху ударял по грудной клетке. Глаза бегали вдоль горизонта, не задерживаясь на одной точке. — Знаешь, брат, а тебе можно податься в альфонсы — ты здорово втираешься к людям в доверие, — за спиной Арса раздался голос бесшумно вошедшего Серёжи, отчего мужчина вздрогнул, затем презрительно закатил глаза и обернулся к другу. — Нам следует общаться аккуратнее, чтобы не вызывать лишних подозрений. Зря ты сюда пришёл, — укоризненно качнул головой Арс. — Брось, тут никого нет, только мы. Хм… — Сергей улыбнулся, хмыкнув. — Знаешь, пока смотрел на весь этот цирк, происходящий там, я, во-первых, сам чуть было не повёлся, а во-вторых, меня даже слегка подташнивало от того светящегося, лампового Арса, которого ты там показывал. Несите Оскар! Такой актёр пропадает… Арсений сдержанно кивнул, сохраняя серьёзное выражение лица, и отвернулся, облокотившись о перила балкона. Он тяжело сглотнул и продолжил блуждать взглядом по улицам красивого города. — Арс? — с беспокойством в голосе позвал его Матвиенко. — Блять… Арс, только не говори, что ты не играл. — Армян, завались, пожалуйста. Я польщён, если даже ты поверил, что я по уши в этом пацане. В то, что я ушёл сюда погрустить о своей печальной доле. В то, что меня душат сомнения о правильности изначальной цели моего приезда. В общем, Армян, не думай обо мне, что я тупее, чем есть на самом деле, это жутко бесит. И, прошу тебя, не ломай весь мой план своим любопытным носом. Съеби, пожалуйста, отсюда. Судя по моим расчётам, Антон скоро хватится, что меня нет, и придёт искать здесь. Серёжа, запрокинув голову назад, рассмеялся и поднял руки в защитном жесте. — Узнаю Арса, расчётливая скотина. Ладно, я ушёл. На балконе снова воцарилась тишина, если тишиной можно считать звуки вечернего города. А спустя десять минут одиночество Арсения вновь было нарушено. На этот раз, даже не оборачиваясь, Арс был уверен в личности вошедшего. Антон чиркнул зажигалкой, подкуривая сигарету. — Потерял меня, да? А я вышел полюбоваться видом, — не оборачиваясь, произнёс брюнет. — Как ты узнал, что это я? — прислонившись к стене и выдыхая дым, спросил Антон. — А тут не надо быть Шерлоком, Антон, — Арс, улыбнувшись, обернулся. — Тебя можно найти в темноте с закрытыми глазами по звуку этих погремушек. Мужчина указал на браслеты, унизывающие руки парня, а тот улыбнулся и подошёл ближе к краю, становясь рядом с Арсением. Он, задумчиво затягиваясь и выдыхая порцию дыма, уставился куда-то в горизонт. Совсем так же, как Арсений десять минут назад, будто бы в никуда. — Вот уж не знаю, Тох, могу ли я лезть к тебе с расспросами, но я не могу не спросить. Может, это покажется странным, ведь ты такой жизнерадостный человек, но, несмотря на это, мне кажется. как будто тебя временами что-то печалит, — Арсений выжидающе посмотрел на парня, который по-прежнему молча курил. — Если не хочешь, не отвечай. Я просто лезу не в своё дело… — Всё нормально, ты прав, я действительно в последнее время немного не в себе, — Антон глубоко вздохнул и продолжил. — Видишь ли, сейчас достаточно сложный период в моей жизни. Всегда всё было легко и беззаботно, а сейчас отец требует, чтобы я занялся его делами, а я не могу, не моё это. Ты, наверное, посмеёшься над такой проблемой, это звучит довольно по-детски, но на самом деле мне действительно сложно, ведь мой отец… он… — Что? — Он серьёзно болен, и врачи говорят, что это дело времени, причём совсем небольшого времени. И, знаешь, это так странно, видеть его таким и понимать, что скоро и этого не будет, не будет вообще ничего, — Антон выдохнул последний дым и выкинул окурок прямо вниз с балкона. — Блять, разнылся тут, как баба. Прости, просто я ни с кем это особо не обсуждаю, и это оказалось сложнее, чем я думал — сказать вслух, что его скоро не станет. — Перестань извиняться, — даже немного строго прервал его Арсений. — Я прекрасно понимаю, о чём ты говоришь, и как это тяжело, я тоже терял близких. Парни замолчали, смотря на вечерний город. — Знаешь что, — Антон взглянул на своего нового друга, затем опустил глаза, смутившись. Ему вдруг нестерпимо захотелось сказать спасибо. Захотелось поставить этого человека в известность о том, что он необыкновенный. Что он, Антон, таких никогда не встречал и уже, наверное, не встретит. Что сейчас, стоя здесь, на этом балконе ему как-то странно, неожиданно и нестерпимо хорошо. Что он, Арсений, невозможный человек. И глаза у него — невозможные. — Что? — спокойно и слегка печально (искренне) улыбнувшись, спросил Арс. Антон тоже улыбнулся. — Поехали в клуб, тут уже делать нечего.***
Антон вышел из клуба, вдыхая свежий ночной воздух и тут же закуривая неизвестно какую по счету за сегодня сигарету. Где-то сзади раздались звуки музыки и шум толпы и тут же прекратились. Это означало, что дверь, ведущая в клуб, открылась и закрылась. Так странно, Антон физически ощущал, кто там стоит. По спине пробежали мурашки. «Наверное, это ветер… он уже осенний и немного прохладный». — У тебя есть любимое место в этом городе? — спросил Арсений, поравнявшись с парнем. Антон кивнул, мельком глянув на профиль мужчины и отводя глаза, и снова затянулся. — Покажи мне. Я не очень пьян, могу сесть за руль. «Интересно, такой хриплый голос, потому что дело к утру?» Шастун снова коротко кивнул, и сигарета отправилась куда-то им под ноги, рассыпая фейерверк из тлеющего табака. Машина мчалась по дорогам. Быстро, но как-то расслабленно — будто плыла. Водитель выглядел также — уверенно, но при этом спокойно. Музыка, льющаяся из динамиков, казалось, затопила весь салон, поместив тела сидящих в нём людей в невесомость. Она, то стихала, то возрастала, заставляя сердце Антона биться чаще и смотреть налево, на профиль человека, спокойно управляющего автомобилем, смотрящего мягким и немного пустым взглядом вперёд. Арсений не отрывался от дороги, только изредка поглядывал на навигатор, указывающий путь к Финскому заливу. Не то, чтобы он совсем забыл дорогу, ведь в детстве они часто туда ездили, но всё же с тех пор прошло много времени, и навигатор лишним не был. «Он напряжён? Или у него всегда так вены на руке выступают?» Антон исподтишка наблюдал за брюнетом. И молчал. А что тут скажешь? Странно это всё — их знакомство, двое суток бесконечных мыслей о нём. Самое интересное, что Антону совершенно не хотелось знать, что по этому поводу думает сам Арсений. Пока хотелось только находиться рядом, наблюдать, слушать, смеяться, говорить. Жаль, в такие минуты не понимаешь, что это только пока… Когда они приехали на берег залива, солнце уже начало подниматься из-за горизонта. Парни молча вышли из машины и устроились на её капоте, глядя на горизонт. Молча плотнее укутались, Антон в свитшот, Арсений в рубашку, ведь в предрассветные часы холоднее всего. Антон молча достал сигареты и подкурил. Арсений молча протянул руку, в которую Антон молча вложил сигареты. В тишине раздался щелчок зажигалки. Шастун, не отрывая взгляда, слегка жмурясь, смотрел на восходящее солнце, но, то ли краем глаза, то ли шестым чувством, ощущал на себе взгляд. Нестерпимо хотелось спросить: «Что?». Но он не спрашивал, памятуя о том, как легко рушатся такие мгновения. И как редко они случаются, чтобы так бездарно их потерять. Интересно, но до последних двух суток, Антон не знал, что такое останавливать время и наслаждаться текущим моментом. Он всегда жил будущим и беспощадно разбивал настоящее, проживал его так, лишь бы скорей всё прошло. Попав под дождь, он бежал скорей в укрытие. Выйдя из машины, ему хотелось сесть обратно. Сев, хотелось уехать в другое место. Находясь в другом месте, он уже думал о том, куда направится дальше. И так всегда — бесконечная гонка со временем. Сегодня всё поменялось. Хотелось сфотографировать этот рассвет. Достать блокнот и записать свои мысли. И Антон был бы рад, если бы в его глазах была видеокамера, чтобы записать это утро и крутить на повторе. Чтобы никогда не забыть чувства, которые он испытывает прямо сейчас, в эту минуту. Так странно это всё. Сколько было бы последствий, если бы мы могли обличать свои мысли в слова в такие моменты, если бы они не стояли в горле, и мы не сглатывали их со скопившейся слюной, силясь проглотить, но после нескольких попыток понимая, что это невозможно, что они так и останутся где-то в районе кадыка. Арсений умный мальчик, он не будет нарушать этот момент вопросом ради вопроса: «О чём задумался?» Он будет молчать до последнего, только изредка будет переводить взгляд с одного солнца на другое, ловя себя на мысли, что не понимает, какое из них ярче. Странным образом расстояние между их плечами, в мыслях брюнета, сокращается до непозволительного «ничего». То солнце, что встаёт над заливом, обманчиво. Кажется, оно такое яркое, что должно мигом согревать холодные руки. Но нет. А это солнце, совсем рядом, даже на расстоянии десяти сантиметров греет так, что правой руке тепло, тогда как левая покрыта мурашками, и волосы на ней встали дыбом от прохладного морского ветра. Арсению хочется спросить, что связывает Антона с Оксаной. Антону хочется ответить, что это странная дружба, однажды перетекшая в дружбу с сексом. И совершенно непонятно, как это прекратить, не потеряв близкого человека. Попову непонятно, то ли пацан настолько поверхностный, что впускает в свою жизнь каждого первого встречного, то ли это он, Арсений, удостоен такой чести. Шасту хочется сказать, что он таких людей не встречал никогда. Таких, отношение к которым не описать ни одним, ни тысячей слов. Арсу интересно, что заставляет грудь Шастуна вздыматься при каждом вздохе так сильно. Может это выпитый ранее энергетик? Антон, прячет правую руку за собой, боясь, что Попов заметит, как та, ни с того ни с сего, трясется. Еле уловимо, но, всё же, заметно. А словами это всё не скажешь. Наверное, для этого и придумали люди поцелуи, чтобы выразить то, что не вышепчешь. Тем не менее, Антону кажется, что если он сейчас повернёт голову налево, то вся его жизнь полетит в тартарары. Такое понимать немного страшно, знаете ли. И, конечно, жаль, что такие моменты не могут длиться вечно. Трель телефона заставляет, буквально, вздрогнуть, и рассвет, вместе с берегом и морем, вмиг превращаются в хрупкое стекло. Так же, как и все мысли Антона Шастуна — настолько вдребезги, что он их никогда теперь не сможет собрать по памяти — какие-то детали то и дело не будут подходить друг к другу, а самая важная, по закону подлости, где-то затеряется. Арсений выдыхает, смотря на дисплей, и отходит на расстояние, где его разговор не будет слышен, оглядываясь на Антона, который уже подкуривает очередную сигарету. Номер звонящего он увидеть ожидал, но, признаться честно, не хотел. Ведь только один человек способен вернуть его с небес на землю, да так быстро это сделал прямо сейчас, что Арсению стало трудно сконцентрироваться. Пришлось несколько раз вдохнуть и выдохнуть, прежде чем снять трубку. — Алло, — голос Попова прозвучал хрипло. — Я знал, что ты не спишь. Позволь поинтересоваться, куда ты пропал? Или, может, ты передумал? — мужской голос в трубке был бодрым и звучал надменно, с плохо скрываемой издёвкой. Будто человек на том конце провода наблюдал эту сцену двух влюблённых подростков на пляже, встречающих рассвет. — Я не передумал, дядь Саш, — стиснув зубы, ответил Арс.