Металлический

      Город разъедает на части. Люди — дикие существа, холодные, словно мраморные статуи самого изящества — скользят, чавкают, рвут на конфетти и строят новые дороги в лабиринтах канализации. Они — это единая система, обладающая поистине хмельным умом и трезвой ловкостью пальцев. Они ткут единое полотно из горестей, страсти и блаженных паров святого безумия. Растекаются железными прутьями решеток и ремней психбольниц.       Город сгорает от собственного переизбытка. В Лондоне всего слишком много: китайские побрякушки вместе с их смехом и дешёвыми листьями чая черпают железными граблями рынки и бедные семьи. В городе много существ, вещей и запахов прошедших дождей — обжигающе ледяных как кольца густого тумана. Лондон трещит, звенит, падает и чахнет — в его крохотных домах копошатся незаметные человеческие существа. Дома стоят друг на друге, с каждым новым годом съедая чужой фундамент всё сильнее — в городе мало места.       Город погружается в Ничто. Он — один большой коллапсар, поглощающий остальной мир вместе с его стремлениями создать мегаполис нормальный. Чтобы с ровным газоном и клумбами, а ещё без фабрик в самом сердце или хотя бы двумя больницами — люди слишком много болеют.       Города было слишком много для Купер.       Ева бежала. Улицы в Ист-Энде узкие, а народу хоть отбавляй — грязные тела мешали пройти вперёд, заполняя собой всё пространство и заливаясь во внутрь. Ева задыхалась и падала, расталкивая руками людей. Ладонь упёрлась в чьё-то лицо — Купер уже давно не смотрела, куда и кого толкает, целью служила необходимость выбраться из этого бесконечного океана чужих тел. Некто схватил её за запястье и уткнулся мокрыми губами в пальцы. Ева дёрнулась и обернулась — перед ней стоял грязный старик с накрахмаленным добела лицом и сальными волосами. Он криво улыбнулся ей и задвигал губами, видимо, стараясь что-то сказать. Послышались странные хлюпающие звуки, и через несколько секунд он согнулся в судорожном кашле, отпуская Еву и хватаясь за рот. Купер побежала вдвое быстрее, петляя между телами с особой ловкостью и оставляя старика позади. Тело трясло от отвращения и непонимания.       Ева попала в прошлое пять часов назад. Она очнулась на узкой улице в районе близ Степни* из-за попыток какого-то мужчины стянуть с неё штаны. Купер пришла в себя, пробежав добрую половину трущоб в попытках избавиться от пьяницы, и нашла себя на площади святого Георгия, такого победоносного и недалеко от главного порта.       Время стояло раннее, город начинал просыпаться. Из домов вывалили клерки, лавочники топили печи, пьянь всё так же валялась под ногами, забываясь сном и умирая. Ева инстинктивно забилась ближе к стене какого-то дома точно в угол и стала наблюдать за людьми вокруг. Никто не замечал её, никто и не нуждался. Люди — тени в котелках и словно жуки блестящие, сновали туда-сюда, виртуозно огибая спящие в грязи тела ночных жителей Лондона.       Где-то в пару метрах справа от Купер на землю вылилась зловонная жидкость. Ева дёрнулась и посмотрела наверх.       — Убирайся, кабацкая сучка! — крикнула женщина из окна с пустым ведром в руках.       «Она мне?» — Купер скрылась за углом, с трудом забралась на крыльцо и облокотилась о перила мышиного дома. Через две секунды около неё устроился какой-то ребёнок, так, что Еве пришлось подвинуться. Она уткнулась спиной во что-то сырое.       — Мэм, у вас не найдется несколько пенни, мисс? — обратился к ней мальчишка. Его речь звучала очень странно. Ева не поняла ни слова, хотя это определённо был английский.       — Что? — взгляд никак не хотел фокусироваться. Мысли путались, отчаянно скреблись где-то внутри и бились в истерии, стараясь привлечь к себе неустойчивое внимание.       «Это же невозможно, это — бред собачий».       — Пенни, мэм, — повторил мальчишка. — Всего лишь несколько пенни.       «Он о деньгах?» — тело не хотело слушаться. Ева похлопала по карманам, выясняя, есть ли у неё мелочь. Потом, нервно повторила, боясь, что что-то упустила. В пальто ничего не звенело. Мальчишка тоже это понял.       — Как жаль, мисс.       — Прости, — запоздало извинилась Ева. — У меня есть конфета, — пальцы в кармане нащупали медовые леденцы. Она на ощупь вытащила один из упаковки и протянула мальчику. — Держи.       Купер всучила леденец ребёнку и обернулась, чтобы увидеть, на что она облокачивается спиной. Это оказались немного влажные листки бумаги, полностью исписанные мелким шрифтом. Ева аккуратно коснулась одного пальцем.       — Что это? — мальчик, до этого старательно прятавший конфету в карман, оглянулся.       — Газета, — он взял листки в грязную ладошку и посмотрел на верхний правый угол, а затем вздохнул. — Не повезло. Вчерашняя. Мама её уже читала.       — Вчерашняя? — голос дрогнул.       — Да, вот число, видите? — ребёнок протянул Еве газету, указав на краешек заглавного листа. Вверху красовалась витиеватая надпись «The times»*, а ниже мелкими буквами растекалась кляксами дата. — Седьмое сентября тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года.       Дата на фоне расплывавшихся из-за недавно прошедшего дождя статей выглядела безумно чётко. Эти аккуратно-напечатанные цифры въедались в мозги и непосильным грузом давили, словно шутка чья-то шкодливая.       Это, что же получается? Вчерашняя газета?       «Да я же тут помру к чертям», — Купер трясло. Мальчишка ещё что-то спрашивал, но слова давно не доходили до Евы, оставаясь где-то впереди, неосознанными и недоступными. Ева буравила взглядом число, желая, чтобы цифры у неё на глазах прямо сейчас превратились в нормальные.       — Бред. Это же невозможно, — прохрипела она. Но тут как бы лошадь только что мимо пронеслась, и она что — карету за собой тянула? Так выходит, что всё-таки правда?       Ева вырвала верхнюю половину страницы из газеты, сложила листок и сунула себе в карман. Затем — устремилась от серого дома прочь по улицам.       Сейчас же с той сцены минуло пять часов, но Ева до сих пор не собиралась верить в действительность.       Ева направлялась в ломбард. Пусть мысли всё также пребывали в полнейшем хаосе, тело начало действовать само по себе. Возможно, это были какие-то странные и неведомые до этого природные инстинкты, а может быть — здравый смысл не покинул её, но пока Ева спорила сама с собой, отказываясь признавать очевидные факты, она умудрилась продумать, где спать, что есть и на что жить.       — Жить? И сколько мне здесь жить? С чего я вообще взяла, что мне здесь жить придется? — Купер шла по очередной улице, смотря по сторонам и проговаривая вслух мысли.— Может быть, я сегодня же окажусь дома, как в том фильме Вуди Аллена*. А его герой вообще не правдоподобный: он совсем не боялся, когда попал в прошлое, — усмехнулась Купер. — Или это я — слабачка?       Дорогу ей подсказала какая-то дама в смешной шляпе. До ломбарда ещё минут пятнадцать, но зато «он хороший и в Лондонском Сити*».       — А ещё держащий его старик в последнее время стал скверно видеть, — тараторила женщина. Ева только кивнула.       — Благодарю.       Была идея продать серьги. Они были любимые сердцу и от мамы, но нужно же как-то спасаться. Время близилось к обеду, а там — совсем недалеко до вечера. Купер не собиралась ночевать на улице.       Впереди показался искомый ломбард.

***

      — Пятнадцать шиллингов в неделю*, — женщина едко посмотрела на Купер.       — Сколько?       — Если вас не устраивает цена, прошу вас найти себе комнату где-нибудь в более бедных районах, мэм. Здесь я сдаю комнаты за пятнадцать шиллингов в неделю, или за три кроны, если вам так будет угодно.       Ева вздохнула. Это уже четвёртый дом, сдающий комнаты. Если так пойдет и дальше — ей действительно придётся перебраться в то место, откуда она только что пришла. Пятнадцать шиллингов сейчас — непозволительная роскошь.       Она попрощалась и вышла из дома. Взгляд зацепился за уличные часы — Ева семь секунд смотрела на циферблат, вспоминая, какая стрелка что означает, после поняла, который сейчас, приблизительно, час. Из ломбарда она вышла около часа дня. Сейчас же время перевалило за три.       Серёжки прокатили. Старик долго всматривался в камни на них, после чего, решив, что это, несомненно, были бриллианты, вручил Купер пять фунтов*. Не слишком много, но улов был удачный — учитывая тот факт, что камнем служила пластмасса, а само украшение было куплено вместе с матерью в магазине одежды. Прокрутив всё это снова у себя в голове, Ева пришла к выводу, что сорвала куш. Хотя бы обманывать людей она умеет.       — Я не хочу туда, — Ева всматривалась в дома и широкие улицы по направлению к востоку, там, где ещё великое пространство и свобода воздуха превращалось в скрюченные узкие переулки. В Ист-Энде страшно. И грязно. И мерзко.       Надо ли было идти? Ведь можно было бы просто крутиться и дальше, стараться что-то отыскать и добыть — но была ли на это энергия? Определённо, нет, потому Ева решила, что ей нужно жильё хоть какое-нибудь, чтобы только дверь можно было запереть, а бельё было чистым. А дальше — спать несколько дней. Нервы сдавали, голова гудела, словно церковные колокола расходились по черепной коробке с грохотом отбивая ритм. Жизненно необходимо сесть, лечь, спать, найти комнату в этом огромном каменном Бедламе*, и пусть самый простой способ будет самым лучшим. Ведь что презентабельнее: дом в трущобах, или вновь потерянное сознание посреди улицы?       Купер поняла, что не может больше идти. Поймала попутку, по пути узнала, что это — кэб*, спросила у кучера про постоялые дворы. Ритмичный стук колес успокаивал, лихие повороты и кочки трясли повозку как-то нежно и укачивали всё внутри. Кучер довёз её до трактира недалеко от доков. Еве повезло: он знал не понаслышке, что там можно снять комнату всего за два шиллинга, что за чистотой там следят и на двери есть засов. Об остальном же девушке в её положении оставалось только мечтать.

***

      Купер спала крепко. Голова наливалась свинцом, медленно тяжелела и проваливалась куда-то в центр земли. Тела будто и не существовало вовсе — возможно, той тёмной ночью так оно и было. Некое существо пробралось в комнату Евы, как только минуло три, и забрало её тело, оставив Купер только сон и зудящую тяжесть, из-за которой она забывала, как дышать. Лёгкие заливались тёмной водой, сердце переставало биться и раздавливалось под натиском цепких рёбер. Руки были давно оторваны, пальцы не шевелились, уши не слышали, глаза не открывались. Это странное ночное существо долго смотрело на Еву, сумев разорвать её на части и давить, давить, давить.       А может быть, это было просто тяжёлое одеяло.       Ева проснулась, но ещё долго сама толком не осознавала этого. Поначалу она лежала неподвижно в постели, пытаясь вспомнить, как вообще в ней оказалась. На ум лезли только предположения о возможной дружеской встрече, где она, конечно же, напилась иначе почему ей так сильно хочется пить. Где-то далеко раздался ритмичный стук сапог. Поначалу почти не осязаемый, он понемногу становился всё ближе и ближе, доходил до своего абсолюта и убывал уже в другом направлении. Слышались голоса за дверью. Из приоткрытого окна долетал шум рабочих.       «Ну конечно», — Ева всё вспоминает. Она открывает глаза, затем — тут же закрывает обратно. Так несколько раз, пока зрение не привыкнет к полоске света, что идёт из окна — позже оказывается, что она мерцает почти не слышно, но поначалу кажется, будто бы в ней тысячи вольт.       Купер садится на постели, пружины в матрасе скрипят и ходят кочками. Волнистые волосы неприятно лезут в лицо. Они хоть и мягкие, но тусклые концы колются, посеклись. Одежда на ней помялась, тогда у Евы были силы только на то, чтобы скинуть пальто на пол. Купер осматривает себя, хмурится, снимает свитер, оставаясь в чёрной футболке с уже блёклым рисунком. Вертит головой по сторонам, осматривая пространство вокруг.       Окно, кровать, зеркало. Негусто.       Откуда-то снизу доносятся тихие голоса. Время работы бара внизу. Ева, не вставая с кровати, тянется к валявшемуся на полу пальто через полкомнаты, от бессилия несколько раз берёт паузы, почти что засыпает в скудном одеяле, хватается пальцами за рукав. Она проверяет наличие денег в кармане, берет с собой семь шиллингов, которые остались от размерного фута. Перед тем, как начать искать квартиру, Ева купила Таймс.       Купер встаёт, поначалу мнётся, не понимая, хочет ли лечь обратно, или жажда и вновь гудящие в голове мысли больше не дадут ей уснуть. Решает, что всё-таки не дадут и надо спускаться вниз к цивилизации. Она оставляет пальто и свитер на кровати, предварительно застилает её, подходит к двери. Рука ложится на ручку.       — Я попала в прошлое. Англия, тысяча восемьсот восемьдесят восьмой. Точную дату не помню. Как — не знаю. Как мне вернуться, не знаю. Что собираюсь делать сейчас? — Ева хмурится. — Ну, для начала, выпить чего-нибудь. Воды там, может — виски, — она усмехается. — Если коротко — то я в самом настоящем дерьме, — Ева так и стоит вплотную к двери и держит её за ручку, поворачивать её не спешит. — Я без понятия, что мне нужно делать и…       «И я же одна здесь?» — слова застывают в горле.       — Это как терапия. Пожалуйста, говори, — давит на себя Купер. Если выговориться станет легче. Даже, если слушатель — ты сама. — Зато не средневековье! Не хватало мне ещё инквизиций, — Ева резко дёргает ручку на себя, дверь скрипит, поддается. — Бывало и хуже, — тихо произносит она напоследок и шагает вперёд в темный коридор. Купер закрывает дверь на ключ и спускается по лестнице вниз. Там в трактире, время приёма пищи (какого точно, Ева не знает), там много людей и довольно шумно. Но ей это даже нравится. Пусть головная боль прошла не до конца, эти разговоры вокруг, эти песни и возгласы являются спасением кипящего ума. Потому что не одна. Потому что тишина звучит намного страшнее.       Бывало и хуже? Ну, может быть, например, когда Ева в девятом классе…       — Воды, пожалуйста, — Ева падает на стул за барную стойку. Мужчина, держащий трактир, молча подаёт ей стакан. Купер выпивает жидкость за две секунды, стуком опускает стакан на стойку и просит бармена повторить.       — Выглядите дико, — говорит трактирщик, наливая спасительную жидкость из кувшина. — Как будто только из больницы. — Купер мажет по нему взглядом.       — Всё настолько плохо? — мужчина только жмёт плечами.       — Смотря, как посмотреть, — он отходит от Евы, чтобы обслужить подсевшего клиента. — Эй, лентяйка, тащи сюда ужин! — внезапно крикнул он куда-то себе за спину. Ева вздрагивает, только сейчас замечая небольшой дверной проём позади бара. Видимо, там находится кухня.       — Не ори, олух, я не глухая, — звучит хриплым голосом в ответ. Оттуда показывается худая женщина лет сорока, тащившая большую железную кастрюлю. Трактирщик возвращается обратно к Еве.       — Будете ужинать? — спрашивает он. Купер вскидывает брови.       — Сейчас вечер? Сколько же я спала?       — Вы не появлялись внизу почти три дня. Сегодня четверг, вы записались в понедельник, — мужчина показывает Еве толстую тетрадь, исписанную именами. Купер находит свое около даты восьмое сентября.       — Я должна вам за ночлег.       — Вы оплатили вперёд за неделю, — мужчина хмурится. — Вы не помните? Хотя, выглядели вы тогда ужасно. У вас чахотка?       Ева усмехается и только качает головой. Женщина, служившая, очевидно, кухаркой, принимается раскладывать по тарелкам картофельное пюре. Мужчина достаёт откуда-то котлету и шлёпает ей по тарелке с гарниром. Потом — ставит ту перед Купер.       — Сколько с меня?       — Нисколько. Так уж и быть, вы выглядите так жалко, — трактирщик почти даже по доброму усмехается, но его последнее слово режет по ушам.       «Так дело не пойдёт».       — Спасибо большое, но я в состоянии заплатить вам за еду, — обрубает Ева, выпрямляясь в спине. Ещё чего не хватало вдобавок, он — альтруист, что ли, раз жалеть её вздумал?       Трактирщик только пожимает плечами:       — Как хотите. С вас пенни.       Еда на вкус оказывается не такой уж и плохой, как Ева думала изначально. Правда, мясо она почти не трогает, решаясь не рисковать. Тем временем, шум вокруг становится всё больше. В трактир после тяжёлого рабочего дня подгребают люди отдохнуть и расслабиться, совращаясь желаниями поесть и веселиться. Купер тихо стучит вилкой по тарелке. Мысли всё ещё путаются.       «Типичная проблема для людей, однако: застревать в прошлом».       — И чего вы так уставились в эту тарелку? Если хотите ещё — попросите. От вашего взгляда она не наполнится сама собой, — звучит откуда-то сбоку. Ева поворачивается к говорившему мужчине. На вид ему было где-то лет сорок, может — все сорок пять. Трёхдневная щетина обрамляет измазанное в саже лицо. Он был рабочим с завода.       — Я не хочу добавки, — мажет она. Мужчина, увидев её смятение, по-доброму усмехается. Это была не самая тёплая или успокаивающая улыбка в жизни Купер, но почему-то Еве внезапно стало намного легче. Этот странный рабочий был первым в этом городе, кто смотрел на неё по-доброму.       — Выглядите потерянной, — заметил он. Ева только неловко улыбнулась в ответ и пожала плечами. Есть такое. — Выпьете? — он кивком головы указал на кружку с портером. Купер задумалась.       — А здесь есть сидр? — спросила она.       — Не самый лучший, но вполне сносный, — усмехнулся мужчина. Он заказал Купер выпить.       — У меня есть деньги, — напряглась Ева.       — О да, я видел, как резко вы отстаивали право заплатить за ужин, — улыбнулся мужчина. — Я не хочу вас оскорбить, — поспешил добавить он. — Если вас так устроит, то в следующий раз вы платите за меня.       — В следующий раз? — Ева улыбнулась.       — Джордж Миллер, — он кивнул.       — Миллер? — усмехнулась Купер.       — Заметьте — чистый англичанин*, — он отхлебнул пива. — А вы — американка? Я сразу понял по акценту.       — Он настолько заметный? — Ева ничего не имела против своего происхождения и англичан в целом, вот только последних явно раздражало американское произношение. Купер знала об этом только со слухов, то есть — ещё есть шанс того, что на эту черту не будут обращать внимания, но быть раздражителем людей, которых можно потенциально использовать в своих целях, не хотелось.       — Не слишком сильно. Но не волнуйтесь, он милый.       — Милый? — Купер прыснула.       — Он просто очень странный, — сказывалась разница во времени. Раньше у американцев был другой акцент, это ясно.       — Ева Купер, — у Евы мелькнула мысль называться не настоящим именем. Но она тут же исчезла — хотя бы из-за содержания тетради трактирщика.       Джордж улыбнулся.       — Как вас занесло в наши холодные края?       — Случайно, — ответила Купер. Собственно, это была правда. — Скажем, я хотела несколько поменять свою жизнь. И вот я здесь, — она отхлебнула сидра. Может быть, дело было в том, что раньше всё готовили из натуральных ингредиентов, но напиток ей понравился. Он не был таким сладким, каким его любила девушка, но этот странный, немного терпкий привкус пришёлся Еве по душе.       — Видимо, дела идут скверно, — Купер вопросительно дёрнула головой. — Ну, вы сидите в грязном трактире в Ист-Энде и выглядите больной, — мужчина говорил немного странно, и смысл его слов не сразу доходил до девушки. Хотя, может быть, дело было в том, что она только что после долгого сна.       — Я выгляжу настолько ужасно? — усмехнулась Купер.       — Да нет, просто помято, — сказал Джордж.       — Но в больницу лучше не суйся, — вставил трактирщик, бегло осмотрев Еву.       — Как я вижу, там, действительно, плохо.       — Почему же? Клиники Харли-стрит* цветут и пахнут. Но богатеи не пустят таких, как мы, холера их задави.       — А больницы для бедняков похожи на сущий ад, — сказал Джордж.       — Не хватает средств?       — И оборудования. Все, что не забрали Кошельки, оприходовали клубы всякие.       Ева незаметно поддалась вперёд.       — Что за клубы?       — Да независимые организации. Кстати, к ним можно сходить. Один плут с моего завода как-то бывал у них. Сказал, что обслужили, как дворянина. И вы представляете — взяли всего три шиллинга! — увлеченно рассказывал Джордж, пальцами показывая удивительное число. Трактирщик прыснул.       — Всего! Да за эти деньги ты будешь жить и есть у меня неделю.       — То есть у них много ресурсов? — спросила Ева. В голову внезапно влезла безумная идея. Она, конечно, была сразу же откинута Купер куда подальше, и вообще, всё это — бред собачий, но всё же погодите минутку.       Джордж кивнул.       — А вам зачем?       — Ну, если есть деньги, значит — и зарплаты будут некрошечные, — начала издалека Ева.       — Ты к ним работать хочешь? — едко вставил бармен. — Кто ж тебя возьмёт?       — Так я много чего умею, — отчеканила Ева. Трактирщик усмехнулся и прищурил глаза. Ева старалась игнорировать пошлый подтекст, который он пытался навязать ей. — Биоинженерия, ядерная физика, молекулярная химия — можешь спросить, о чем угодно, — она блефовала. Купер даже смешно стало.       Дело было в том, что Ева родилась явно не творческой личностью. Она, скорее, хорошо училась в школе и разбиралась в компьютерных системах, что помогло ей стать тем, кем она стала. Сейчас же Ева наугад произносила заумные слова, стараясь сбить трактирщика с толку и ставила на то, что знания человека из двадцать первого века значительно отличались от знаний людей из викторианской эпохи.       Раз уж на то пошло — то ничего общего с докторами Купер не имела. Но ей нужны были не совсем врачи, и вообще — не люди. Девушку интересовало только их оборудование. Потому что, возможно…       — Да? — немного растерянно усмехнулся трактирщик. — Ну тогда скажи мне, как вылечиться от чахотки!       — Такой вопрос задал, — воскликнул Джордж, — никто этого не знает…       — Поликомпонентная химиотерапия. Это лечение с помощью ядов, убивающих заболевание. Если вкратце, — примерно полгода назад Купер писала доклад по теме туберкулёз. Тот адский месяц она просто ненавидела, учитывая ещё и тот факт, что это было своеобразное наказание от одного из профессоров, но сейчас Ева просто боготворила его решение. Про чахотку она знала далеко не все, но основы помнила точно.       — Готов поспорить, ты только что придумала эти слова, — мужчина скрестил руки на груди, а Джордж тихо прыснул.       — Химиотерапия — это метод лечения, при котором токсин оказывает гораздо большее отрицательное воздействие на опухоли, чем на весь организм, — затараторила Купер. — Тут всё просто — нужно просто уметь ждать и, конечно же, не быть отрицающим всё новое ебланом, — Джордж старался не смеяться. Эта странная девушка, определенно, сделала трактирщика. Последний только хмыкнул.       — Ругаться мы все умеем, сукина ты стерва.       — Конечно, мудила, — улыбнулась Ева.       Джордж начал хохотать. Трактирщик поспешил отойти от осточертевшей ему девицы, сославшись на то, что у него много дел, и вообще — эта женщина ничего не понимает в жизни.       Купер осушила пинту.       — Если тебе нужна работа, то могу предложить только стирку белья соседям, — хмыкнул Джордж, вставая. — Быть одинокой женщиной в трущобах — тяжёлая ноша.       — Большое спасибо за сидр, — мистер Миллер только дёрнул плечом, мол, мелочи. Затем он громко вздохнул.       — Хотя всё же попытай счастья в этих компаниях. Кто знает — может быть, тебя возьмут медсестрой, — Купер интересовало не это. Она снова уставилась на пустую тарелку, рвано дернув плечом.       — Сходите к Хуго.       — Что?       — Хуго Вессер, немец из паба на Сильвер-стрит*. Он знает всё об этом городе. Скажите, что от меня — направит, куда надо, — сказал Джордж. — Ещё увидимся, мисс Купер.       — Можно просто Ева, — она поднялась за ним следом. — До встречи.       — Еще увидимся? — спросил мужчина. — Я почти всегда тут ужинаю.       — Наверное, — Миллер, пожелав доброй ночи, удалился. Ева решила, что ей тут больше делать нечего.       — Всего доброго, — трактирщик мыл стакан.       — Который час?       — Около десяти. — Ева кивнула в ответ.       Лестница приятно скрипела под ногами, громкие крики остались позади. Скрепив сердце, Купер могла сказать, что ей повезло. Несмотря на особого рода сброд, что сейчас веселился внизу, трактир был вполне себе сносный. А запах кислого пива исчезал где-то посередине лестницы.       Купер закрыла дверь в комнату на ключ. Внутри было темно, свет от фонаря из окна почти не проникал в помещение, освещая только полоску постели. На стуле стояла свеча с коробком спичек. Ева вздохнула, чиркая спичками — хоть что-то. Купер достала всё содержимое из карманов, проверяя, насколько богата на удачу.       — Леденцы, сигареты, зажигалка, телефон, чехол с наушниками, провод. Даже зарядка! Подключить её к розетке не проблема, надо просто найти проводник или сделать самой, неважно, — Купер резко схватилась за телефон. Сенсоры заработали, включился экран. Работает. Не разбился. — Не знаю, отчего мог, но не разбился.       Ева быстро находит цифры в левом верхнем углу. Восемьдесят шесть процентов. Хвала вселенной — её телефон работает. Купер садится на колени около кровати, комнату освещает только свеча. Дерево холодом обжигает ноги, откуда-то из щелей с улицы дует ветер.       Ева не знает, получится ли. Ева в это почти не верит. Но всё же цель — только её существование заставляет её двигаться, думать, работать и стараться дальше.       В целом — всё просто. Найти того Хуго, узнать у него про частные организации, внедриться в одну из них, получить доступ к оборудованию и сделать чёртову машину времени. Да это же невозможно.       — Но это хоть что-то. Хоть что-то, — повторяет Ева. Само существование цели — спасение. Даже если результат обречён на неудачу. Значит, нужно просто плыть по течению, напрячься и сделать всё возможное, чтобы вернуться домой.       Купер встаёт с пола, подходит к небольшому окну. Штор здесь нет, одна пыльная тюль. Но это не страшно, солнце разбудит — и хорошо, чем раньше она встанет, тем лучше. Ева прижимается лбом к холодному окну. Нужно много чего сделать завтра: купить зубную щётку, прошерстить газеты, решить что-то с зарядным устройством, найти тот паб на Сильвер-стрит. Было бы хорошо купить карту города, иначе она совсем потеряется.       Ева тяжело вздыхает. Денег у неё не так уж и много, по её расчетам — хватит на месяц. А дальше что?       — Не об этом сейчас, — стекло обжигает, заставляет терпеть. Впереди виднеется чёрная река. Купер усмехается. — Так это Темза? Выглядит жуткой, — утонешь — никто не найдет. — Бывало и хуже, — говорит себе Ева. Кто-то же должен её успокаивать.