Работа есть работа

      Шастун не отвечает. Он ничего не делает, только упрямо сверлит взглядом чужое лицо, а Попову от раздражения и усталости хочется только врезать светловолосому парню. С гортанным рыком он отпускает шею Антона и, вскочив на ноги, выходит на балкон, громко хлопнув дверью. Шаст же еще с минуту сидит в той же позе, осмысливая все. Ему, на удивление, становится стыдно за собственную расчетливость и жестокость. Сжав губы в тонкую полоску, а руки в кулаки, он поднимается со стула и направляется вслед за темноволосым мужчиной. Арсений стоит, согнувшись над балконными перилами и вдыхая тяжелый сигаретный дым. От количества выпитого алкоголя, едкого, прожигающего внутренности дыма, ставшего привычным недосыпа, от ночного холода, да просто от того, что только что произошло у него немного подрагивают руки. Нечеловеческая усталость волнами опускается на ссутулившиеся плечи. Человек может быть сильным, может быть независимым, стальным и непоколебимым, но… Хотя бы с кем-то одним на всей планете он должен быть слабым. Это не глупое желание или навязчивая прихоть – а жизненная необходимость. Но что делать, если человек, с которым ты хотел бы быть слабым раз за разом заставляет тебя быть не просто сильным, а фактически железным? Не позволяет расслабиться ни на секунду, не дает проронить ни единого лишнего звука, взглядом контролирует твои мысли, допуская в них только то, что ему нужно? - Арссс… - Шастун мягкой поступью приближается к приятелю и встает в метре слева. Он смотрит вдаль, на ночной город, как и его темноволосый молчаливый собеседник. На языке крутятся извинения, но умом Антон понимает, что извиняться не за что. Он не сделал ровным счетом ничего, что могло задеть брюнета. Ничего, что Арсений не позволял, ничего обидного из того, что Арс таковым обозначил. И не важно, что по-человечески блондин понимал причину. Поэтому просто молчал, всматриваясь в огни ночной Москвы, уже тонувшие в розоватом предрассветном свете. - Я все понимаю, Шаст, – гортанный голос разрывает тишину и темноволосый опускает голову, вглядываясь в собственные руки, – Понимаю, что ты хочешь ее защитить. Я и сам хочу того же. Правда. Но не могу отказаться. - Я знаю… - также тихо отвечает Антон, кидая косой взгляд на коллегу, – Сам мучаюсь тем же… Попов поворачивает голову к блондину, заинтересованно изучая его профиль, как бы намекая на продолжение. - Ира… Она… Идеальна. Как девушка, как друг. И как жена, я думаю, тоже будет идеальна. И я ее люблю. Но… - Антон надолго замолчал. Откровения ему давались отвратительно, особенно учитывая то, что его вымышленная личность буквально вросла в сознание. И хоть именно с Арсом он медленно начал открываться, разговаривать о собственных мотивах, о будущем… Это слишком сложно для парня. Просто СЛИШКОМ. Арсений похлопал парня по плечу и сочувственно кивнул. Кому, как ни ему понять это. - Тох, прости что разрушаю чувственную атмосферу… - вдруг ухмыльнулся Арс, хитро поглядывая на вскинувшего брови блондина, – Но нахрена ты меня за ухо-то укусил? Шастун так и прыснул от игриво-обиженного голоса приятеля. Умеет Попов разрядить обстановку, ничего не скажешь. - Арс, ну ты и тупень! – весело отзывается Антон, не переставая смеяться, – Засосать я тебя хотел, чтобы потом Окси рассказать, и она бы тебя – педика - бросила! Вот и чего ты ржешь?! Спорим, это бы прокатило? Арсений не отвечает, широко улыбаясь и качая головой от глупости парня напротив. - Ну, и как бы ты ей это сообщил? Эй, Окси, мы тут с Поповым пососались, так что, кажется, вы не пара! Бросай его скорей, а я увезу за сто морей? – Арс играет бровями, заставляя блондина снова прыснуть в кулак. - Думаешь, не сказал бы? Я думал вообще просто так сказать, без поцелуя, мне кажется, и так бы прокатило, ибо даже она в Артон верит, но ты ведь актер… А тут была бы живая реакция, врать было бы сложнее, чем оправдываться… - Живая реакция значит? – лукаво глядя на парня, протягивает Попов, – Ты сериалов насмотрелся? - Да не, я фанфиков начитался… – улыбается Антон, но потом его лицо приобретает серьезный вид, а голос чуть понижается, – Или я просто этого захотел… Улыбка вмиг сползает с лица брюнета, и он настороженно смотрит на парня. А Антон смотрит в глубину глаз напротив и громко выдыхает. Попов невольно повторяет за блондином и часто моргает. Шастун же, уловив чужое напряжения, нарочно медленно делает пару шагов навстречу другу. Арс стоит, как статуя, боясь шелохнуться. Он не понимает ничего, от слова совсем. Все, что получается – глубоко вздыхать и все также часто моргать. А Антон, казалось бы, смущенно опускает голову и закусывает нижнюю губу. - Аарссс… - томно тянет блондин, следя за эмоциями на чужом лице, – Скажи… - парень шумно выдыхает, резко поднимает голову, – Ты все-таки втюхался в меня? – немного дьявольская улыбка расцветает на лице Шастуна перед тем, как он начинает громко смеяться, запрокидывая голову назад. Попов еще с секунду тупит, а потом, как-то слишком по-девичьи, бьет Антона по плечу и, выдохнув, сам расплывается в улыбке. - Ты, блять, чего так пугаешь? Я реально подумал, что ты меня клеить собрался… Попов облегченно смеется, не убирая руки с чужого плеча. Антон не отстает, заливается очередной порцией смеха. Потом накрывает руку Арсения своей и снова томно тянет: - А ты ведь был согласен… Я-то все вижу! - Да иди ты! Дозаигрываешься мне, сесть потом неделю не сможешь!– фыркает Арс и, хлопнув Антона по плечу, направляется в квартиру, уже в проходе бросив, – Антон, конфликт исчерпан? Конечно, спрашивать о таком после примирения не очень, но, зная Антона, только слова, произнесенные вслух и в определенной формулировке, имеют хоть какой-то вес. - Да, Арс, – улыбается Антон, вытаскивая из кармана пачку сигарет и закуривая, - Кажется, да…

***

      После дня рождения Арсения обстановка заметно разряжается. Наконец выяснившие отношения, Шастун и Попов возвращают в команду привычную атмосферу легкости своими бесконечными двусмысленными шуточками и стебом над всем, что движется. Все, разве что кроме Позова, облегченно выдыхают, ведь Артон в ссоре – это страшно. Неприятно, необычно и очень опасно для шоу. Они оба несомненные профессионалы и все сцены отыгрывают как надо, не истерят и вообще никак свои негативные эмоции не выдают, но отсутствие той «химии», за которую эту парочку и шипперят давит на окружающих. Поэтому после примирения «голубков» дела идут значительно лучше, а время бежит быстрее. Почему же не радуется Дима? А все просто – он неплохо знает Попова, а Шастуна, по его мнению, изучил вдоль и поперек и понимает, что это далеко не конец. Что это «примирение» - дешевое шоу, разыгранное для общественности и, возможно, для собственного спокойствия каждого. Но не выход. Он не знает всех обстоятельств, знает лишь, что парни «решили все свои разногласия». Так сказал Антон, а потом повторил Арс, но в глазах последнего промелькнуло нечто, что заставило Позова усомниться. Матвиенко ничего толком не знал, как и Оксана, как и Стас… Дима даже между делом у Иры спросил, но она почему-то только напряженно поджала губы и грубо бросила, что не знает ничего. Такое положение дел Диму не устраивало. И дело даже не в банальном любопытстве или заботе о друзьях, а прежде всего в угрозе, которая темной тучей нависала над их работой. У Позова прямо под ложечкой сосало от предчувствия, что что-то случится, что скандала не миновать. На какой почве появится скандал Дима правда пока не решил, но неприятное чувство не оставляло его уже несколько месяцев. Поэтому он так внимательно следил за Артоном, поэтому постоянно переводил внимание фанатов на себя, комментируя фото Попова, записывая обращения в телеграмм и всячески скрывая от общественности слишком уж теплые отношения между помирившимися Шастуном и Арсом. Его никто не принуждал, он даже не удосуживался никому пояснять свою активность… С самого начала тура он неустанно работал над своей, понятной только ему, миссией и наблюдал за тем, что твориться за сценой, за пределами камер. Казалось, нет ничего необычного в постоянным переглядываниях Антона и Арсения, в легких, мимолетных прикосновениях к плечу, в тихом шепоте и, как предполагалось, незаметных для окружающих быстрых, случайных прикосновений губ к мочке чужого уха… Но Позов-то все видел. Видел и жутко напрягался. Не от острого, как лезвия ножа, подозрения, не от накатившего, как наверное было бы ожидаемого, отвращения или банального недоверия к собственным глазам… Нет, совсем нет. Он просто пытался принять тот факт, что был прав. Прав с самого начала… А Антон, тем временем, абсолютно расслабился, не замечая напряжения друга, и очень стараясь не замечать обиженного взгляда Оксаны. Он просто решил дать передышку. Передышку себе, передышку Арсу, передышку своему уму и своей вселенской ответственности. Просто перестать контролировать себя 24/7. Нет, конечно, на публике и в кругу друзей он вел себя по-прежнему, придерживаясь обыденного и излюбленного многим образа, но когда он оставался наедине с Арсом, то с упоением скидывал эту избитую роль и говорил. Говорил все. Все что приходит на ум, все что волнует, все что бесит и вдохновляет. Абсолютно все. И ловил от этого такой кайф, что не мог дождаться этих моментов, уже осознавая свою зависимость, но откровенно наплевав на этот факт. Этому способствовало еще и то, что Арс сам, казалось, растворился в этой вспыхнувшей из ничего откровенности, отдавая не меньше и не скрывая собственного удовольствия от такого расклада. Он, как никогда прежде, тепло улыбался, похлопывал Антона по плечу, садился рядом, как только появлялась такая возможность, и неустанно флиртовал на сцене. Конечно, фансервис никуда не делся. Но Шастун уже давно (всего месяц приблизительно) и сам был не против, сам активничал в ответ, порой переплевывая даже гуру-Попова. И от этого он, кстати, ловил не меньший кайф, хотя признать это был не готов. Иногда он с ужасом ловил себя на мысли, что не хочет, чтобы тур заканчивался. Что вот такая жизнь – то чего ему хочется на постоянной основе. Ему было стыдно, когда рука непроизвольно скидывала звонок Иры, а затем поспешно строчила смс, к котором все чаще проскальзывало остервенелое чувство безразличия. Он ссылался на занятость, усталость, плохое самочувствие… На что угодно, лишь бы не слышать ее голоса. Когда же Шастун осознавал это – он откровенно ненавидел себя и все вокруг, но появляющийся из ниоткуда Попов к чертям разносил все остатки совести Антона за очередным непринужденным разговором о всякой чепухе, отодвигая мысли о Кузнецовой на задворки памяти. Правда, это единственная тема, которую оба старательно избегают. Шастун не спрашивает об Оксане, а Арс, в свою очередь, не напоминает об Ирине или будущей свадьбе. Просто так легче. Кроме того, Матвиенко и Поз на что? Отношения можно обсудить и с ними, зачем голову забивать? Зачем усложнять? Тем же вопросом задавался и Арс, но в отношении несколько другой темы. Попов, снова сблизившись с Антоном, просто провалился в это. Его поведение заметно изменилось, но ему было плевать. Вот просто плевать. Свою работу он выполнял, а что там будут думать другие ему не интересно. Только сейчас – в середине тура – Арсений осознал, насколько он скучал по общению с Антоном. Прошел уже почти месяц после их примирения, а он только сейчас понял, что те несколько недель марта, когда они с Шастом были «на ножах» едва не раздавили его. Он долго осознавал это, еще дольше пытался принять, а уж о причинах такой реакции даже думать не хотел. Внутренний голос нашептывал, что подумай он об этом всерьез, и пути назад уже не будет. А нужна она ему? Правда эта? Зачем? Ведь и так хорошо, и так можно наслаждаться общением, зачем все портить самокопанием, после которого обязательно последует навязчивое желание что-то изменить? Он как мог оттягивал этот момент, зная, что рано или поздно придется столкнуться с точкой невозврата и тогда будет очень неприятно. Не просто неприятно – больно. Но эти мысли шли к черту, также как и чужое мнение. Попов живет настоящим. Говорит, что хочет и делает, что хочет. Если хочется громко смеяться – он смеется, если хочется пританцовывать – танцует, если хочет закинуть руку Антону на плечо – закидывает, а если хочет коснуться губами это ушной раковины – то, не сомневайтесь, коснется. И никакие взгляды Позова этого не изменят. Конечно, Арс заметил. Не мог не заметить, ведь Дима не особо-то и скрывал. Просто в отличие от Шастуна, он этот факт игнорировать не стал. Он ведь взрослый мальчик, все понимает. И Поз понимает и не одобряет. Признаться, Попов на его месте тоже вряд ли бы одобрил нечто подобное между, к примеру, Сережей и Димой, но вот только Арсений и сам не может понять, что конкретно он бы не одобрил. Ведь по факту ничего и не происходит. Поэтому-то он только краем глаза наблюдает за Позовым и не старается поговорить о волнующем обоих вопросе. Да и что тут сказать? Наверное, если бы Арсений копнул чуть глубже, то понял бы, что проблема есть и она надвигается неумолимо и незаметно, но он был слишком занят собственным самоанализом, точнее даже отвлечением самого себя от этого… А проблема все больше нервничала, все чаще звонила, но не получая ответа, злилась еще больше. Чаще начала смотреть видео с концертов, чаще кидать в стены подушки, ведь больше поделать ничего не могла, и чаще плакать. Нет, не так. Это были не слезы, а просто лишняя вода, которая не хотела выходить из организма естественным путем, и которая заставляла девушку все чаще думать о том, что она вообще делает? Зачем? Ответ всегда был один, но, боже, как же она устала от этого. Устала от чертовой привязанности, которую люди называют любовью. Устала, что при каждом взгляде на Антона и Арсения вместе у нее подрагивают руки и губы; устала, что непрестанно болит голова от бесконечных подозрений, идущих в купе с бессонницей на этой же почве; устала от того, что каждый звонок заканчивается длинными гудками и раздражающим голосом девушки на другом конце, сообщающей о том, что абонент занят или временно недоступен. Да, Антон занят. Но вообще-то ей! Ирой Кузнецовой, а не гребаным Арсением Поповым, который и так всегда раздражал девушку, а тут еще и… Единственной спасительной ниточкой девушка видела скорый приезд парней в Москву и не менее далекий день рождения Шастуна. Наконец, появится повод провести вместе весь день, поговорить уже, ведь она так соскучилась по его голосу… Это сопливо, но ведь никто об этом не знает, верно? Может догадываться Оксана, но Кузнецова даже немного рада этому. Кому, как ни Фроловой понять все… А что Оксана? Она смирилась. Поняла, что все закончилось. Нет, формально, ничего не решилось и они с Поповым так толком и не говорили, после его обещания приехать, чуть ли не месяц назад, но… Разве это не было ответом? Разве то, что через пару дней выяснилось, что Арсений и Антон помирились и не просто помирились, а еще и той ночью, которую Арс должен был провести с ней… Только глупый человек бы ничего не понял. Слова не были сказаны, но это ведь ничего не меняет. Не меняет того, что после этого Артон, как малые дети начали всюду ходить вместе, постоянно созваниваться, фотографироваться. У них словно был негласный «букетно-конфетный» период в отношениях, которых вроде как и нет, но опять-таки, если слова не сказаны, это вовсе не значит, что это что-то меняет. Кроме того, как еще объяснить участившиеся звонки Иры, с которой они не особо-то и общались? Оксана даже представить боялась, что может сейчас чувствовать Кузнецова, ведь она уже буквально стоит в ЗАГСе в ручкой в руках для подписи и кольцом на руке, а Антон вдруг начинает отводить глаза и жаться к шаферу, что-то невнятно бормоча, и все кто стоит там же с усмешками на лицах смотрят на растерявшуюся и беспомощную девушку в белом платье, а откуда-то из толпы звонко разносится: «Я знала, что Артон – канон»… Ладно, может Фролова и немного загнула, но по факту ведь, так практически и есть. Общественность еще не знает о свадьбе, что очень на руку, хотя бы шумихи не будет, но Ира-то знает. Знает, что невеста и знает, что жених ускользает из ее рук. И если бы этот брак был просто удачным планом Кузнецовой, то Окси бы даже немного позлорадствовала… Но она знала, что Ирина не такая, понимала, что ее чувства в отличие от чувств Антона настоящие… Про Шастуна она старалась совсем не думать. Единственная мысль, что непрестанно крутилась у нее в голове – она его совсем не знает. Не знает кто он такой, не знает, чего он хочет, не понимает, как раньше этого не увидела. Нет, он не стал вести себя по-другому, не изменил отношение к ней или кому-то еще, даже немного не перестал быть тем же Антоном, что и пару месяцев назад. Единственное отличие – глаза парня, которые словно бы загорелись. Раньше Оксана такого не видела. Когда он сидел один или говорил с парнями или с фанатами этого видно не было, но стоило в поле зрения появиться Попову, как взгляд Антона светлел, и он словно на секунду терялся в пространстве. По крайней мере, девушке так казалось. Конечно, Ире она об этом не говорила, да и сама старалась не думать. Просто смирилась с тем, что теперь все вот так и что не она главная героиня этого любовного романа. Иногда она с тоской ловила себя на незаметном разглядывание Арса, но с этим уже даже не пыталась совладать. Она и так слишком много сделала, слишком много взвалила на свои плечи и теперь не уверена, что это все ей по силам… Но она чувствовала, что так правильно. Она отпустила Арса, дала ему свободу, дала даже возможности не разбивать ее сердце и не чувствовать вину за это, не говоря о том, что ни разу так и не устроила сцену или просто как-то показала свою обиду… Ничего. Решила пережить это сама, не мешать неизбежному, не добавлять драмы в итак непростые отношения между ними, просто вести себя как раньше, разве что меньше дурачиться и прикасаться к Попову. Пусть так. Пусть больно, зато она ощущает, что это правильно. То, что она делает – правильный поступок взрослого, рассудительного человека, который думает не только о себе, но и о других. Взрослого – да. Но как же иногда хочется побыть ребенком…