На долгую память

      Заполняющий квартиру полумрак попутно расслаблял голову, давая глазам отдохнуть от изнывающего солнца и привыкнуть к спасительной темноте. Графин с ледяной водой, высокий стакан без ножки, наполовину опустошенная пачка сигарет и ещё тёплая от огня зажигалка — скромный набор лежал на прозрачном стеклянном столике с изящной ножкой.       Подле него стояло небольшое удобное кресло с высокой спинкой, повёрнутое к балкону, из которого доносились лёгкий ветерок, колышаший едва заметный белый тюль, и стойкий запах дождя, который то шёл стеной, то покрапывал, а то и вовсе сходил на нет.       В кресле, закинув ногу на ногу и подперев голову рукой, сидела женщина, крутя меж пальцев почти затухшую сигарету. Завалявшаяся пачка нашлась в недрах комода. Когда-то давно, ещё после Чечни, до ФЭС, было дано обещание самой себе: бросить и никогда более не брать гадость в руки. Однажды она почти сдалась: купила пачку в первой попавшейся «Грозди», по пути домой долго теребила её в руках, а потом просто кинула о стену, закутавшись в плед. И пачка пригодилась. Но теперь это не «гадость, что ведёт к смерти», а «спасение». Банальное спасение от неё же, уже настигшей женщину в кресле.       — Вы ведь сами врач, — теряя остатки самообладания от данного разговора, несколькими часами ранее твердил мужчина в белом халате, сидя против своей пациентки, — вы должны понимать всю серьёзность вашего диагноза. Отказ от лечения — это трусливая попытка сбежать от проблемы.       — Глеб Андреевич, я всё прекрасно понимаю, — с нечитыемым выражением лица, — как вы правильно заметили, я тоже врач. И я без ваших нотаций знаю всю специфику своей болезни. А так же я знаю и то, что бороться с ней уже нет смысла, — она встала со своего места и, взяв в руки сумку, направилась к выходу.       — Галина Николаевна, — доктор привстал, останавливая её, — рак — это не шутки, — в который раз попытался образумить женщину.       — Глеб Андреич, я не собираюсь менять своего решения, — медленно оборачиваясь, говорила она, — я пройду курс химиотерапии, чтобы вас не обвинили в бездействии, но от дальнейшего лечения я отказываюсь, — коротко распрощавшись с врачом, она бесшумно закрыла за собой дверь.       По пути к выходу из больницы она держалась словно ничего не произошло, всё как всегда. Отправив сумку томиться на пассажирском сидении, Галина завела двигатель и, выдохнув, выехала из больничных ворот, разворачиваясь в сторону ФЭС.       Отправив тлеющую сигарету в пепельницу, уместившуюся на подлокотнике кресла, женщина налила в пустой стакан воды и, выпив содержимое, вновь взялась за пачку с надписью «LD». За последние два часа она скурила больше, чем позволяла себе ранее за один день. Выудив очередную сигарету, потянулась за зажигалкой. Незамысловатое движение пальцев — огонёк уже горел и завораживал взгляд, которому не за что было зацепиться. Когда палец уже стало жечь, женщина прикурила и отложила зажигалку в сторону, вглядываясь в наступающую темноту.       Завтра её ждал очередной, казалось бы, рабочий день, который теперь приносил столько же боли, сколько и радости. Каждую ночь она засыпала с мыслью, что может не проснуться. Конечно, знала, что время у неё ещё есть, но знание порой куда губительнее. Один прожитый день — уже победа; но каждый вечер она уходила из родной конторы с неистовым грузом на плечах, потому что это её семья, потому что это её проблема. Она мысленно, пока никто не видит — все работают, прощалась с каждым из них...       С каждым, но не со всеми. Один лохматый оборванец с заражающей улыбкой, который при любом удобном случае вклинивал своё «я взрослый и серьёзный мужчина», не шёл из головы и не позволял даже в мыслях с ним проститься.       Докурив сигарету вполовину, Галина отправила ту в пепельницу и резко встала, тут же об этом пожалев. Голова закружилась, и женщина приложила немало усилий, чтобы устоять на ногах, а не упасть обратно в кресло.       Ночь полностью овладела столицей. Свет, так и не включенный в квартире до этого, не включён был и сейчас. Завтра его тоже потревожат вряд ли, даже если хозяйка попадёт домой.       Поставив росчерк в журнале на ресепшне, Галина прошла в свой кабинет, оглядывая ещё пустую службу. Пять утра. Даже охранник — и тот смотрел на неё ошалелыми глазами, будто перед ним стояло «симпатичное» — как бы не так — приведение в лице руководителя.       Отодвинув своё рабочее кресло и поставив на него сумку, женщина задвинула его обратно и вышла прочь из кабинета. Пройдя мимо буфета, свет в котором не горел, она зашла в лабораторию, которая так непривычно, но к великому счастью Галины, пустовала. Включив осветительные приборы, она подошла к одному из столов, провела ладонью по спинке стула и, оперевшись на неё руками, долго смотрела на стоящую в рамке на столе фотографию.       Девушка с рыжими кудряшками, торчащими в разные стороны, в школьной форме и выпускной ленте обнимала хохочущего мальчишку. Галина часто замечала, как Иван после окончания рабочего дня мог долгое время смотреть на эту фотографию. Точнее сказать, на ту, что была спрятана за ней. Он незаметно вытаскивал её, не всю — наполовину, чтобы кто вдруг не увидел, и смотрел, изучая, пристально, будто не делает этого каждый вечер.       Галина по-доброму улыбнулась и решила проверить своё предположение: ну а вдруг показалось. Взяв рамку в руки, она с секунду смотрела на девушку с мальчишкой, а потом аккуратно попыталась вытащить фотографию, спрятанную в рамке. И у неё получилось, только вот с картинки на Галину смотрела не Оксана, о которой выдвигала свои догадки женщина.       Новогодняя ночь была столь волшебной, что ты собрал всю свою волю в кулак, взъерошил волосы, поправил пиджак и бабочку и направился в сторону Галины Николавны, о чём-то одушевленно беседующей с Сергеем и Борисом. Ты подошёл к компании аккурат тогда, когда Николай Петрович уже заиграл на гитаре, а Таня приготовилась вступить.       — Галина Николаевна, — ярко улыбнулся, глядя ей в глаза, и поклонился, убрав руку за спину, — позвольте с Вами потанцевать?       И вот, спустя пару секунд, она одаривает тебя чарующей улыбкой, а ты уже держишь её за руку и чувствуешь, как сердце от счастья улетает в пятки. Через минуту ты уже без всяких мыслей и рассудка прижимаешь её одной рукой за талию, а в другой держишь её руку, будто невзначай касаясь длинных холодных пальцев.       — Улыбаемся, — к вам подлетает Белозёров с фотоаппаратом и, не дожидаясь, пока вы отреагируете, жмёт на кнопку. Снимок выходит волшебным: вы смотрите друг другу в глаза. Каждый раз, когда ты видишь эту фотографию, вымоленную у Серёги за дежурство, которая не попала ни к кому — только у тебя в одном экземпляре, твоё сердце снова и снова улетает куда-то вниз.       Не успела Галина вставить фотографию обратно, вернуть рамку на стол и отойти от увиденного, как в лабораторию внёсся Иван, ничего не замечая из-за бумажного стаканчика с кофе, купленного по дороге в фаст-фуде. Когда он сделал последний глоток и встретился взглядом с полковником, в помещении наступила тишина, смешанная с непониманием происходящего.       Иван не мог понять, что делает Рогозина в шестом часу на работе, и не привиделось ли ему это от переизбытка кофеина в организме, а Галина молчала, всё ещё оставаясь мыслями в той новогодней фотографии.       — Здравствуйте, Галина Николаевна, — первым прервал тишину Тихонов, подходя ближе к своему столу.       — Доброе утро, Иван, — она коротко улыбнулась и покинула лабораторию, не желая начинать разговор, к которому не была готова.       Вопросов было больше, чем ответов. Этим было не удивить, но удивляло другое.       Засидевшись вновь за отчетами и несколькими чашками кофе, ты уже было собралась уходить домой, но взгляд зацепился за лабораторию, из которой виднелась растрёпанная макушка компьютерного гения.       — Иван, — ты возникла в дверном проёме незаметно для него, — рабочий день давно закончился, дела ждут своего часа, ты чего тут, опять в игрушки играешь? — пока ты трепала его по волосам, устало улыбаясь, он ставил на место фоторамку.       — Я вот как раз собираюсь, — он наклонился голову назад, чтобы видеть твоё лицо, и запоздало добавил: — домой.       — Жены на тебя нет, — посмотрев на часы, ты вздохнула.       — Ну, не всякая девушка выйдет замуж за такого, как я, — задорно проговорил он, ухмыляясь, а ты лишь изогнула бровь, смотря на него с прищуром. — Я серьёзно, Галинниколавна, безответная любовь — она такая. Вот вы бы, — он выдержал паузу, приуныл и тут же снова оживился, — вы бы вышли замуж за такого, как я? — он взял её за руку и с нелепой улыбкой посмотрел в её лицо.       Часов до шести она неподвижно сидела в своём кабинете, прокручивая все то же самое по новому кругу. Только вот зачем?       Не желая отвечать на этот каверзный вопрос, Галина достала из тумбы стола бумаги, включила компьютер, но приступить к работе оказалось не так просто. Тяжело вздохнув и поджав губы, она встала из-за стола и прошла в сторону буфета. Там нежданно-негаданно сидел Тихонов за кружкой кофе и внимательно изучал какую-то кипу бумаг.       — Иван, а если запачкаешь? — не удержалась она от замечания, проходя вглубь помещения и щелкая кнопку на электрическом чайнике, — позавтракал бы нормально, а потом за документы, — пластмассовая посуда с подсветкой тут же оживилась и зашипела.       — Да это так, пустяки, нерабочее, — отмахнулся хакер, делая глоток остывшего кофе и одновременно отодвигая от себя бумаги, — а Вы чего так рано на работе? — запнулся на последнем слове, понимая, что переходит черту, и это явно не его носа дело.       — Бессонница, — коротко бросила она, заливая чайный пакетик кипятком — варить кофе не хотелось, а пить растворимую бурду порядком надоело.       Встав с места и обогнув столешницу, Иван оказался аккурат за спиной полковника. Она не заметила его, заливая чайный пакетик кипятком. Парень выпрямился, его глаза грустно засияли, а на лице появилась кривая улыбка. Галина резко развернулась, думая поставить кружку с горячим напитком на стол, но наткнулась на Тихонова, стоящего в считанных сантиметрах от неё. Миг — чай оказывается на футболке Ивана, отчего тот лишь шикает, даже не пытаясь отойти, а Галина испуганно смотрит на него, соображая, что делать. И уже было тянется за салфетками, что лежат на микровоновке, как сильные руки не дают ей развернуться, выхватывают кружку из руки, отставляя её куда-то на стол, и притягивают ближе. Иван поднимается на носочки и тут же, не раздумывая сам и не давая секунды на размышления ей, касается приоткрытых губ. Пользуясь её ступором, кусает любимые губы, углубляет поцелуй и, удивляясь покорности, утягивает её на стул возле столешницы, чувствуя, что его целуют в ответ.