Напишешь мне формулу надежды?

— Женя! — радостно-удивленным голосом воскликнул Марк, сбегая по ступенькам школьного крыльца девушке навстречу, даже не застегнув куртку и размахивая шапкой в воздухе. Ему даже не пришло в голову, что нельзя просто так остановиться и доверчиво рассмотривать почти незнакомую девушку, пока весь класс на перегонки спешит на стадион. Ему даже не пришло в голову, что он ее почти не знает, потому что мозг отчетливо помнил, что они уже встречались год назад и тогда она казалась мальчику немного счастливее. — А ты до сих пор грустишь? — подходя к девушке совсем близко, спросил Марк, протягивая свою ладошку, чтобы успокаивающе погладить ту по лицу, — Почему? От ответа брюнетку избавил звонкий мальчишечий голос, а простая просьба «девушка, а подайте мячик!» со стороны оказалась отрезвляющей, отчего Женя резко перехватила руку Марка, остановив ее почти у своего лица, а после медленно опустила вниз, понимая, что если тот сейчас дотронется до нее, она не сможет просто уйти. Ей хотелось аутентичности, играть в семью, приносить пакеты со свежими продуктами из магазина, а потом готовить завтраки и ужины для мужа с сыном, потому что обедать они наверняка вместе не смогут. Но отчего-то у нее до сих пор это не выходило, а чувство будто она продала собственного ребенка не покидало ее до сих пор. Как и чувство ненависти к той, которую он теперь твердо зовет «мама», а от пустого и безэмоционального «Женя» в исполнении сына ей хотелось плакать. — Нет, я совсем-совсем не грустная, Лисенок. — торопливо начала Женя, принимая какое-то свое решение, позабыв о последствиях. — А ты чего без шапки и нараспашку? На улице такой дубак, Марк. Давай, быстро одеваться. Падая коленями в рваных джинсах в золотую листву, Женя без материнской нежности одела на ребенка шапку, как-то слишком долго заправляя рыжие пряди волос под ткань, словно компенсируя девять лет своего отсутствия и абсолютную беспомощность в поведении с детьми. В том, как она застегивала молнию на куртке дрожащими пальцами, легко можно было угадать, что той не по себе, а сердце давно отправилось куда-то в путешествие сквозь ребра. Она едва не прищемила Марку подбородок собачкой молнии, отчего он вскрикнул и мгновенно оттолкнул от себя девушку. — Тише, лисенок, нельзя чтобы нас услышали. — словно в бреду твердила Женя, медленно поднимаясь на ноги и наощупь находя руку Марка, мгновенно сжимая ее и пряча в складках своего пальто. — Пойдем со мной. Я отвезу тебя к маме, она приготовила тебе сюрприз. — А что за сюрприз? — живо поинтересовался мальчик, пока Женя быстро уводила его со школьного двора, не оглядываясь. И Марк по детской наивности сжал в ответ ладошку девушки рядом с собой и сделал первый робкий шаг вслед за ней, словно из невольного сожаления. И только за воротами школы ему начало казаться все происходящие слишком странным. — Я должен сказать учительнице, что ухожу домой. — уже в машине, когда Женя усадила его на заднее сиденье и пристегнула ремнем безопасности, вспомнил о своих обязаностях Марк, — И записать домашнюю работу. — Ты можешь позвонить в школу с моего телефона, если хочешь, и сказать, что тебя забрала мама, но сейчас нам надо ехать. — отказала Женя, рывком снимая с Марка шапку, а после захлопывая дверь машины и обходя ее, чтобы сесть за руль. — Но ты не моя мама. — настроженно заявил ребенок, неожидано пытаясь открыть дверь, чтобы выйти из машины, но она не поддавалась, потому что не подводил детский замок, потому что не подводила предусмотрительность Жени. Осторожно нажимая на газ и выезжая с парковки, ее кажется совсем отпустило, потому что пальцы больше не дрожали, а на губах на секунду появилась улыбка побидителя. И похоже, что в этот момент ее не волновало, что ребенка рано или поздно найдут, что Телегин лично сломает ей шею за сына, а заодно и своей благоверной, что привела ее к мальчишке, что она возможно живет последние два часа. Из свидетей ее необдуманного поступка все равно был только Марк и ее собственная совесть. — Это Пелагея тебе не мама, Марк. — строго, едва не повысив голос, отрезала Женя, крепче впиваясь в руль. — Не правда! — не сдерживал свои детские эмоции Марк, резко отстегивая ремень бнзопасности, а после протискиваясь между пассажирским сиденьем и водителя, попытался дотянуться до жениного телефона, что уместился вместе стакана кофе в подстаканнике, отчего той резко пришлось затормозить и съехать на обочину. Грубо вытаскивая ребенка из машины и отбирая у него телефон, она почувствовала, как истерика подкатывает к горлу от безысходности и глупости своего поступка, однако пути назад у нее больше не было. Был только шанс увезти сына, спрять где-нибудь в глуши и спрятаться самой рядом с ним, где-нибудь, где не будет хоккея, льда, Москва-Сити, насилия и боли. Где будет только она и ее уже совсем немаленький мальчик. И возможно уходить красиво ей стоило еще поучиться. Встряхивая сына за воротник, она казалось не замечает, как он кричит и вырывается из ее рук, требуя вернуть его назад. — Я хочу к маме! Верни меня маме! — плакал Марк, ненавидя себя за то, что пошел за Женей, позволяя той забрать его с собой. — Я тебя ненавижу! От последних слов сына ей стало слишком больно, отчего здравый смысл в голове отказал напрочь, заставляя Женю выпустить мальчика из рук, а потом коротко размахнувшись ударить его по щеке, приказывая немедленно успокоиться. Горящая ладонь и воцарившаяся вокруг тишина, словно ответной пощечиной, привела в чувство брюнетку, заставляя ту мгновенно пожалеть о своем поступке, принимаясь вытирать слезы со своих щек, почти с такой же обидой, как и Марк. Она вновь усадила несопротивляющегося ребенка на заднее сиденье, из чувства долго самолично пристегнув того, а после попросила прощение из необъятного чувства вины. — Прости, Лисенок. Вот когда поймешь, что она не твоя мать, тогда и появится у тебя мама. — погладила сына по голове Женя, а после с криком отчаяния выбросила телефон на обочину, почти на границе дороги и лесополосы. От злости на саму себя она с силой пнула колесо ни в чем не виноватого ревера, понимая, что ничем не лучше Телегина, ведь даже он не поднимал руку на собственного сына, а методы общения с женами на физическом здоровье ребенка никогда не сказывались. Оказалось, что она даже хуже. — Из-за тебя папа побьет мою маму, потому что ты ему не нравишься. Я хочу, чтобы тебе было так же больно, как будет ей. — зло прошипел Марк в спину Жене, когда она вернулась в машину.

//

— Ваня? — настроженно позвала бывшего мужа Пелагея, что со стеклянными глазами замер в коридоре даже не взглянув на нее. Когда ответа не последовало, она робко шагнула на шаг ближе к мужчине, осторожно вскидывая руку, словно намеревалась дотронуться до его плеча и узнать наконец, чем обязана такому визиту. Ей неожиданно стало страшно, хотя Иван не кричал на нее, не замахивался и даже не сдвинулся с места, когда она медленно притронулась кончиками ледяных пальцев к его щеке, ощущая утреннюю щетину нежной кожей. — Вань. — снова робко позвала она его, по-прежнему испытывая страх. — Что-то случилось? — Не надо. Не трогай меня, Поль. — резко оттолкнул ее руку от своего лица Иван, казалось бы приходя в ясное сознание после минутного затишья. — Один раз я тебя простил, в этот раз не прощу. Это ты привела ее к моему сыну! Это из-за тебя он пропал! Ты все еще дышишь только, потому что мой ребенок любит тебя! И ей вдруг стало слишком страшно, чтобы просить прощения и спрашивать, что случилось, а спрятаться от гнева мужа в квартире было негде, поэтому Поля резко сорвалась с места, толкая от себя дверь, стремясь выбежать на улицу и просто бежать, на ходу вытирая слезы, пытаясь понять, что значит эта фраза «это из-за тебя он пропал!». Однако с реакцией хоккеиста соревноваться ей было бесполезно и Иван мгновенно перехватил ее поперек талии одной рукой, а другой захлопнул дверь квартиры, проворачивая в замке ключ. — Отпусти меня! Пусти! — в истерике умоляла его Пелагея, пытаясь вырваться, что у нее при всем желании без его желания не получилось бы. — Это и мой сын тоже! От шока она практически не испытала боли, когда бывший муж от души проехался ладонью по ее щеке, разбивая в кровь губу, отчего Поля потеряла равновесие и прокатилась по полу. Опираясь спиной на стену, девушка только всхлипывала, спрятав лицо в коленях, изредка взрагивая всем телом. От удара такой силы у нее звенело в ушах, а пост-фактумом приходило осознание, что раньше пощечины Вани были более милосердными. А эта совсем не сходила за отрезвляющую. — За что? — А за то, что ты, дрянь, привела Женю к моему сыну! — подходя к бывшей жене и больно дергая ее за волосы, вынуждая посмотреть в глаза, ничего не объяснил мужчина. — И ты даже не представляешь, что я с тобой сделаю, если не найду своего сына в течении двадцати четырех часов. Медленно поднимаясь на ноги, Пелагея старалась безуспешно сравнять разницу в росте между собой и мужем, едва не рухнув обратно ему под ноги. Информация о том, что Марк ушел из школы с какой-то незнакомой девушкой и при этом не сопротивлялся и не звал на помощь, не укладывалась у нее в голове, а в глазах переодически темнело и, если бы не не желание показаться Ивану слишком слабой, она бы давно потеряла бы сознание, падая ему на руки. — Он и мой сын тоже. — словно заколдованная твердила она, пока Иван грубо сжимал ее воротник кофты, переодически встряхивая девушку. — Ты прав! Я — дрянь! И я виновата во всем этом! Бей меня, Вань! Давай бей! Как ты умеешь! Сильно бей! Ты же все равно меня не пожалеешь, у тебя с жалостью проблемы, только в глаза мне при этом смотри! Здесь твоего ребенка нет! А моими болью и слезами ты наслаждаешься! Но только запомни, что ты такой же конченный отец, как я мать! От того, как он неподвижно стоял, никаких попыток ее прервать не предпринимая, девушку только больше распаляло. Она уже себя вместе с сыном кажется похоронила, потому что неожиданно за руку Ивана схватила, с явным намерением той себе по лицу заехать. А он от неожиданности почти позволил ей это, лишь в последний момент резко запястье из ее пальцев вырывая, предотвращая катастрофу, чтобы и в четверть силы не шлепнуть ее горящей щеке, чтобы вообще больше боль не причинять. — Успокойся! — рявкнул Иван, не выдерживая монолога жены, а после несильно ударил ее об стену, вышибая воздух из легких. — Успокойся! И никогда не смей так делать! Я хороший отец. Ты правда так хочешь, чтоб я тебя побил? Давай! — Хороший отец не обращается жестоко с матерью своего ребенка. — едва слышным шепотом напомнила простую истину Пелагея. Он рывком развернул Пелагею к себе спиной, не слишком ласково освобождая ее от толстой кофты, отправляя ту на пол. Прижимаясь лбом к стене, она дрожала то ли от внутреннего напряжения, то ли от холода в доме, покрываясь мурашками, громко всхлипнув, когда услышала, как Иван растегивает ремень. Притворятся, что страха девушка не испытывает было бесполезно, а сожалеть о кофте, которая могла бы чуть-чуть защитить ее спину от ремня, было поздно. От того, как ее бывший муж тянул время ей становилось только хуже. От того, как его бывшая жена покорно ожидала удар, у него в горле вставал ком. И мысленно он умолял ее попросить пощады, потому что ничего этого он не хотел. Он уже даже не злился на нее и не винил ни в чем. Он уже даже жалел, что допустил всю эту ситуацию, вновь нарушив обещание не поднимать на нее руку. Она ведь даже не была ни в чем виновата. Он просто боялся за собственного сына. Однако Поля молчала, не оставляя ему другого выбора. «Прости меня за это. Прости за то, что будет очень больно.» — мысленно извинился он. Почувствовав, как Иван отводит руку для удара, Пелагея едва не пропустила один стук сердца, непроизвольно панически выкрикивая: — Не надо! Прошу, только не ремнем! Зажмурившись, она приготовилась к худшему, однако Иван просто опустил руку, выдыхая. Разобрать ее слова сквозь непрерывный плач было слишком трудно, отчего девушку хотелось крепко обнять, но уж точно не пороть до потери сознания. — Повернись. Я не ударю. — усталым голосом попросил Пелагею Иван, абсолютно четко понимания, что попросту тратит драгоценное время на свою злость к невинновной бывшей жене. Тратит время, а следовало бы искать сына и эту психическую. Следовало бы. — Повернись, ты же сказала, чтобы я в глаза тебе смотрел, вот я хочу посмотреть. Он уже был готов начать извиняться, обещать, что с ребенком все будет в порядке, и с ними двумя все будет в порядке, но в глазах Пелагеи ничего кроме апатии и отчуждонности не было, ничего, что говорило бы, что до нее достучаться удалось, не было. — Видишь жалеть я тоже умею. Все это я мог бы сделать с ней, но не с тобой. — бросая ей назад кофту, сказал Иван, словно только что заметив, что Полю трясет от всего навалившегося сразу. — Пожалей женщин, которые будут у твоего сына после всего, что он видел. Мне твоя жалость ребенка не вернет. И семью нашу не вернет. Ты ни меня не любишь, ни его. Я знаю почему Марк за ней пошел. Все так же вытирая слезы из-под ресниц, ежеминутно вздрагивая от рыданий и едва не цепляя плечом стены, Пелагея благополучно добралась до коридора, усаживаясь прямо на пол, чтобы как можно быстрее завязать шнурки на ботинках, чтобы не сидеть в квартире чего-то ожидая, когда ее Лисенок считается пропавшим. Ей точно нельзя больше времени на разговоры терять. Она-то точно знает, куда Марк придет ее искать, если сможет. Она же сама ему сказку про Андромеду и Сириуса сочинила. У нее ребенок девятилетний в неизвестном направлении пошел и сейчас Пелагея себя, как никогда, винила в словах сказанных Диме ночью на кухне, о том, что ей все равно, наплевать на собственного сына. Видимо судьба ее вместе с бывшем мужем решила заставить заплатить и еще раз о семейных ценностях задуматься. — Поль, прости меня. — догнал ее в коридоре Иван, замечая, как девушка спешно шарф на шею набрасывает, ключи от машины с тумбочки хватая. — Я верну его, обещаю. — Нет, Вань, я тебя никогда не прощу.