***
Из воспоминаний Томаса. POV Tomas Я не знаю, какое сегодня число и какой день недели. Я не знаю, какая погода за окном. Я не знаю, что приготовила сегодня мама на завтрак. Я не знаю, что происходит со мной. В моей комнате темно и прохладно. Тишина оглушает. Я не знаю, сколько сижу здесь. Часы? Дни? Месяцы? Я не помню, как давно я выходил из дома, я не помню, как давно я выходил из комнаты. Здесь мне хорошо. Здесь нет людей.***
Тот случай изменил не только Дилана. Он изменил и Томаса. Он не помнил, когда в последний раз ел нормально. Он не помнил, когда в последний раз с кем-то разговаривал. Все, что он чувствовал, заперевшись в комнате, как в собственной крепости, занавесив большие окна чёрными тяжелыми шторами, была боль. Тяжёлая, разъедающая внутренности боль. И далеко не физическая. Душевная. Боль, что хотела сломать ему ребра. Боль, что заперла его в себе. Боль, превратившая его запястья в кровавое месиво, на которых почти не было гладкой здоровой кожи. Нет, он не хотел убить себя. Делая это изо дня в день, он наказывал себя за то, что сделал с Диланом. С его любимым Дилли. С его маленьким лучиком света. Который никогда не простит ему этого. Снова порез. Неглубокий, но чувственный. Кровь, выступившая из него небольшими горошинами. Сладкая. И снова он слизывает ее. Слизывает, высасывает из пореза такую полюбившуюся ему собственную кровь. Закрывает глаза. Темно. Открывает их. Тоже. Все, что делает блондин целыми днями в своей комнате, это уничтожает себя. Уничтожает себя по частям. Губит себя, не понимая этого. Он хочет вновь увидеть его, но не может. Он хочет прикасаться к нему, но не может. Целовать, обнимать, держать за руку, шептать глупости на ушко. Не может. Он не должен подходить к нему. Он не должен ничего делать. А ещё он рисует. Рисует, сидя за столом, освященным старой настольной лампой. Рисует его, своего ангела. Пусть он не может видеть Дила вживую, но за то, у него есть его портреты. Много портретов. Самых разных. Таких дорогих. POV Tomas Снова сижу на пушистом ковре, прислонившись спиной к кровати. Снова целую твои губы, глаза, щеки. Конечно, не настоящие, всего лишь нарисованные. Но такие родные. Снова и снова вспоминаю тот злосчастный день. Вспоминаю твои слёзы, твою боль в глазах, твои слова. Больно. Смотрю на твоё лицо на холсте белого альбомного листа. И шепчу, снова и снова, как сумасшедший в бреду: - Прости. Прости меня. Прости меня, прошу. Люблю тебя. Очень сильно люблю тебя. Пожалуйста не оставляй меня здесь одного. Прошу, не оставляй. Вернись ко мне. Ангел мой. Умоляю, вернись, мой ангелочек. Не знаю, сколько это продолжается, я лишь шепчу и целую его портрет, хочу чтобы он был рядом. Иногда мне кажется, что я схожу с ума. Я чувствую одиночество. Мама! Папа! Где же вы?! Ах, да. Вас же нет. Вы не дома, и не в городе. Вы до сих пор в Лондоне. Жалкая поездка погостить к Аве и на счёт работы, растянулась на два месяца. Я вспомнил, мам. Вспомнил, что ты звонила и говорила, что вы с папой останетесь там на два месяца по рабочим делам. Но я не помню, когда ты мне звонила. Не помню, что говорила, кроме этого. Я вспомнил, вспомнил, что ты сказала, что вы с папой любите меня и чтобы я не скучал. Я вас тоже. Холодно. Темно. Может я умер? Берусь за левое запястье с силой. Больно. Нет, не умер. Пока здесь. Пока живой. Надоело. Надоело все это. Хочу к тебе. Увидеть бы тебя хоть одним глазком, хоть издалека. Мотоцикл. У меня же есть мотоцикл! Хочу прокатиться, но тогда придётся выходить из комнаты, выходить на улицу. Я не знаю, что делать. Все таки решаю прокатиться. Но тогда нужно надеть что то другое, вместо чёрной толстовки и чёрных домашних спортивок. Роюсь в шкафу. Достаю чёрные джинсы. Да, чёрт возьми, в моём шкафу почти все вещи чёрные. Мой любимый цвет. Толстовку решаю оставить. Хочу надеть также и косуху, но сейчас же лето и в ней будет жарко. Заталкиваю её обратно в шкаф. Хочу уже выйти из комнаты. Проворачиваю ключ в замке. Стоп. А если я увижу тебя? Вероятность мала, но а вдруг. Иду в собственную ванную. Смотрю в зеркало. Боже!! Это что, я что ли!? Волосы в ужасном беспорядке, кожа стала ещё бледнее, почти прозрачная, потухший, ничего не выражающий взгляд, под глазами синяки размером с кулак, сухие потрескавшиеся губы. Решаю привести себя в порядок. Ну как в порядок, расчесываюсь и облизываю губы. Уже лучше. Выхожу из ванной, решаю узнать сколько время. Подхожу к столу, на нем выключенный телефон. Включаю его. Давно я его в руки не брал. Родители обычно звонят на домашний, а на остальных мне плевать. Ого, сегодня 29 июня, пятница, время 15:37. Я, что, целый месяц что ли в взаперти сижу?! Кладу телефон в карман джинс. Беру ключи от байка. Выхожу из комнаты. Чееерт. В остальных то комнатах и в коридоре светло. Совсем забыл. Когда глаза привыкают, спускаюсь на первый этаж, беру в прихожей с тумбочки ключи от дома. Натягиваю кеды. В последний раз оглядываю себя с ног до головы в зеркало. Выгляжу, конечно, не важно. Плевать. Открываю входную дверь, собираясь выйти. И тут же замираю, увидев кто передо мной стоит. Очухиваюсь лишь тогда, когда слышу весёлое: - Хреново выглядишь. И тут до моего тормознутого мозга доходит. - Ава?! Девушка напротив меня ухмыляется и произносит: - Привет, братик.