Трудовые будни девятого отряда

      Покинуть родные стены Академии Шухею не позволили наставники, уговорившие его остаться на несколько дней. Тем более скоро ожидалась ревизия из Готея, а с этой скучнейшей целью обычно в «кузнице кадров» бывали именно лейтенанты. Ямагучи-сенсей уговорил Хисаги показать студентам, что такое тренировочный бой в понимании боевого офицера, благо из готейских фукутайчо никто обычно не отказывался поразмяться в компании коллег по службе. И верно, уже к обеду следующего дня на территории Академии Шухей почувствовал такую знакомую реяцу своего близкого друга и сослуживца из третьего отряда.       Кира Изуру, полный спокойного достоинства, неспешно шагал по дороге к главному корпусу, улыбаясь засевшему на соседней крыше приятелю. Само собой, скрывать духовную силу девятый фукутайчо и не подумал, хотя и полностью не отпускал. Приветственно кивнув друг другу, шинигами знаками и взглядами условились встретиться на полигоне. Выстроившиеся вдоль дороги восторженно глазеющие на боевого офицера студенты ничего не заметили…       Ревизия никогда не занимала много времени. Наставники предоставили недовольно скривившемуся Кире все требуемые данные, до смерти уставший от бумажной работы лейтенант за полчаса выяснил все, что от него требовалось и отправил Тентейкуру капитану — с отчетом и приветом «от старого наставника». Ответ не заставил себя ждать — Бабочка от Оторибаши-тайчо прозвенела, что Изуру свободен до вечера. Кроме увольнительной, в сообщении содержался привет в Академию «от трех бывших студентов всем преподавателям Академии и Ямагучи-сенсею лично»… Довольный старик охотно рассказал заинтересовавшемуся лейтенанту, что учил всех троих капитанов-вайзардов, каждого в свой срок — Мугурума и Хирако грызли гранит науки всего-то лет на десять раньше, чем Оторибаши… — Кира-фукутайчо, можно вас попросить показать ребятам класс? Тренировочный бой для студентов… — тронул один из наставников бывшего ученика за плечо. Изуру тепло улыбнулся: — С удовольствием. Вот, значит, зачем меня Хисаги-семпай на полигон звал! И прошу вас, сенсей, фукутайчо я в Готее…       Довольные преподаватели быстро собрали студентов на полигоне, и по просьбе обоих радостно обнимающихся будущих поединщиков включили стационарные щиты по краям.       В ходе начавшегося с короткой рукопашной схватки и продолжившегося на занпакто без высвобождения боя соскучившиеся офицеры вели дружескую беседу. Дубасить друг друга руками, ногами и мечами это не мешало. — Ты когда на службу, семпай? — два клинка сцепились, сыпля искрами. — Через три дня. Не поверишь, я соскучился! — просиял Хисаги. — Поверю… по тебе там тоже скучают, — глянул на друга Изуру, мгновенно приникая к земле и целясь по ногам. Само собой, безрезультатно — Шухей взмыл вверх, как птица, тут же направляя удар сверху вниз. — Серьезно?.. — кончик катаны царапнул по утоптанной земле, где только что находился противник. — Серьезнее некуда. Хотя по словам Хирако-тайчо, тебя ждет фееричный подзатыльник от капитана, — мгновенный перекат вправо, попытка рубануть соперника в бок. — Хм… вроде не косячил… за что, не сказал? — звон столкнувшихся занпакто, восторженный вздох зрителей. — Я не уточнял, но вроде бы что-то с редакцией, — стремительный отскок назад друг от друга. — Ши-мат-та-а-а… — хлопнул себя по лбу Хисаги. — Эй, ты чего… — недоуменно воззрился на него Кира. — Я ж про газету-то капитану ни слова не сказал! — взвыл лейтенант девятого отряда, глядя в светло-голубые глаза напротив. — И что?.. — бросок навстречу друг другу, серия быстрых ударов с разных сторон и в разном направлении. — Он меня убьет… я ж все статьи в кабинете оставил, значит, ребята из редакции пришли к Мугуруме-тайчо за статьями, а он ни сном, ни духом… Ксо-о-о… — не напрягаясь, отбился Шухей. — Ну ты попал, семпай, — понимающе усмехнулся Кира, не сбавляя скорости. — К нам в отряд приходи, приютим! — Нет уж… — кривовато усмехнулся Хисаги. — Мое перерождение капитану вряд ли нужно, я ему в отряде пригожусь! Как ни крути, я это заслужил, — хитровато улыбнулся он, подныривая под локоть противника и оказываясь у него за спиной. Подбадривающие вопли студентов за кидо-щитами будоражили. Изуру крутанулся на месте и ударил кидо практически в упор, вынуждая Шухея уходить с линии атаки серией прыжков, кувырков и сальто. — Ну да, такого как ты, семпай, убить не так уж и просто, — метнулся за противником вслед Кира. — Убить можно любого, — коварно оскалился его оппонент, резко переходя в наступление и бросаясь навстречу. Клинок девятого фукутайчо едва не отсек кончик длинной золотистой челки. — Слабости, Кира-кун, есть у всех! — Ах ты… — в порыве веселого возмущения Изуру вцепился свободной рукой в запястье Хисаги, надежно его фиксируя. Поединщики замерли, напряженно вглядываясь куда-то влево. Волна реяцу, знакомой им обоим до последней искорки, накрыла полигон, на доли секунды опередив задорный вопль. — А меня возьмете поиграть? Реви, Забимару!       Два лейтенанта переглянулись, обменявшись понимающими улыбками. Ну точно, как же без него?.. Наставники, покачав головами, укрепили щиты. — Коси, Казешини! — Подними голову, Вабиске!       Короткий взгляд поверх клинков, и по дважды изогнутому лезвию занпакто дважды звякнули две кусаригамы, становясь вчетверо тяжелее. Смертельно опасная зубчатая лента третьего духовного меча, столкнувшись с запущенными от всей души утяжеленными косами, смела своего же хозяина под хохот крепко пожавших друг другу руки поединщиков. Восторг зрителей за периметром щитов не поддавался описанию. — Вы с ума посходили? — вскочил на ноги растрепанный и запыленный Абараи, с трудом выбравшись из-под непомерной тяжести рухнувших на него двух занпакто. — Вдвоем нападать… — А нечего влезать с шикаем без спросу, — сверкнул улыбкой Кира, вкладывая Вабиске в ножны. — Именно, мы вообще-то без высвобождения дрались, — усмехнулся Хисаги, тоже возвращая Казешини в форму катаны. — Какими судьбами, Ренджи? — Изуру искал, — просиял Абараи. — И хорошо, что вместе с ним нашел и тебя, Шухей! Хинамори завтра выписывают! Меня Мацумото за вами отправила. Надо что-то придумать… — Вот чем не повод вернуться пораньше? — хлопнул приятеля по стянутому взрывчатым браслетом плечу Кира. — Судьба, семпай! — Да, судьба — она такая… — кивнул Хисаги, потирая незаживающий шрам на переносице.       Их, таких разных, отличающихся и происхождением, и способностями, и возрастом, не иначе свела вместе судьба. Их дружбе около девяноста лет, и началась она с их, тогда еще первокурсников, первой в не-жизни полевой практики… закончившейся трагедией, навечно запечатленной на его лице. — Опять киснешь, Шу? — недовольно пробурчал Казешини. — Я уже извинялся за тот раз! Ну не хотел я… — Знаю, что ты не хотел. Это же в природе занпакто, защищать хозяина! В том числе и от самого себя… если бы ты тогда не вмешался, моя попытка бы удалась… — И ты не стал бы ни шинигами, ни лейтенантом, напарник. Да и с Мугурумой бы не познакомился!.. — Точно… спасибо тебе, Шини. А шрамы… сколько их у меня, и сколько еще будет!       Сколько раз он вспоминал тот день в лазарете Академии… ***       Тишину больничной палаты нарушало лишь монотонное тиканье часов на светло-бежевой стене и иногда доносящийся с улицы шелест листвы. Одиночная палата, белая постель, тумбочка из светлого дерева… единственным ярким пятном во всей комнате была пропитавшая повязки кровь. Скоро перевязка… хоть какое разнообразие. Взгляд остановить не на чем, даже недавно появившийся в палате следящий кристалл, и тот белый.       Хисаги тяжело вздохнул и в очередной раз попытался высвободить руку. Безрезультатно… на совесть привязали, зло подумал он, от скуки продолжая дергать руками. Зачем им это? Зачем меня остановили…       След от недавней попытки самоубийства нещадно чесался, заживая. Длинная кровавая полоса через переносицу тянулась по левой скуле почти до уха, чуть выше татуировки. Весь в шрамах теперь, словно мало трех полос, чуть не лишивших глаза, сокрушалась медсестра. Да еще и нанесена собственной рукой, да своим же впервые услышанным занпакто!       Его внимание привлек чуть слышный стук в окно. Кто-то кидает камешки? Кто, зачем? Кому я нужен…       С трудом повернув голову, Шухей замер. На дереве за окном сидел паренек с задорно торчащим хвостом встрепанных ярко-алых волос на макушке. Тот самый первокурсник, один из трех его давешних спасителей. Парень ткнул в створку приоткрытого окна длинной веткой, распахивая его, потом хищно оскалился, разбежался по ветке — и как не сверзился?.. — и прыгнул в раскрытое окно. — Извините за вторжение, Хисаги-семпай! — тут же склонился он в вежливом поклоне, едва оказавшись в комнате. — Можно? — Так ты уже здесь, — невольно улыбнулся такой непосредственности Шухей. — Ну вдруг вы против… — мальчишка выпрямился и осветил всю палату солнечной улыбкой. — Абараи Ренджи, рад познакомиться! — Я Хисаги Шухей, привет… — Ой… а ты чего привязан?! — подошел поближе первокурсник. — Смерти ищет, — донеслось от двери, и оба студента подскочили на месте. На пороге стоял один из наставников. — Хисаги-кун пытался покончить с собой, поэтому он и привязан… — А-а-а… а как вы узнали, что я… — Следящий кристалл, Абараи-кун. Так что ты хотел? — пытливый взгляд преподавателя, казалось, пронизывает насквозь. — Он же не-жизни нам всем спас, сенсей! Разве можно после подобного не навестить пострадавшего семпая в больнице?.. — возмущенно вскинул голову Ренджи. Попытке самоубийства он не удивился. Это как раз было понятно и ожидаемо. Выжить одному из класса… представлять даже жутко. Не то чтобы Ренджи собирался это допустить… — Мы очень благодарны тебе, Хисаги-семпай. Только к тебе не пускают никого! — А ты, Абараи-кун, видимо, решил, что правила Академии не для тебя писаны?.. — нахмурился наставник. — Можно ему остаться?.. — неожиданно для себя самого попросил Шухей. Вместе с этим непоседой, с его задорно торчащим хвостом и заразительной улыбкой в палату, казалось, проникло солнце. — С одним условием, — темные глаза учителя, казалось, прожигали в привязанном студенте дырку. — Обещаешь, что прекратишь попытки? — Я согласен… — устало отвернулся к стене выпускник. — Я… я попробую, сенсей. Не обещаю, что получится, но — попробую.       Наставник щелкнул пальцами, снимая кидо-путы с облегченно выдохнувшего шестикурсника, еще раз пристально посмотрел ему в глаза и исчез за дверью, буркнув: «Пятнадцать минут». Хисаги неторопливо разминал затекшие запястья, Абараи несмело присел на табуретку рядом с его кроватью. — Слушай, семпай… у тебя же раны только на правой стороне лица были?.. — в темных глазах первокурсника светилось искреннее участие. — Мы тебя когда обратно вели, я внимание обратил… — Были, — не стал отпираться Хисаги. — Теперь вот еще один шрам будет. Только этот вряд ли легко заживет… если вообще заживёт! — Почему? — Он… я на свой меч броситься хотел, — тихо заговорил раненый, глядя мимо собеседника в пустоту. — А он… Я его услышал. — Кого?! — вытаращился на него Ренджи. — Меч… я услышал свой занпакто. Я знаю, как его зовут, но он меня считает слабаком… — Тебя — слабаком?.. Ты еще студентом его услышал, с какого ты слабак?! — С того, что почти самоубийца. Это он не дал мне умереть, понимаешь? Я целился в горло, а клинок вывернулся и чиркнул по лицу. Не я его услышал, а он меня спас! И эта рана, говорят, очень долго не заживет… — Ну ты даешь, семпай… Слушай, ты же не будешь больше? — Я пообещал… попробую. Просто не будет, но я попытаюсь… — Хисаги-семпай, а ты… ты не будешь против, если мы тебя навещать будем? — заглянул в глаза шестикурснику Абараи. — Я же не один такой, кто тебе не-жизнью обязан! Просто… — Просто ты по деревьям лазаешь лучше всех? — усмехнулся Шухей. Пустота из его глаз медленно отступала, и первокурсник радостно заулыбался. — Приходите, если разрешат. — А… а сейчас можно?.. — хитрая усмешка выдавала в Ренджи прожженного хулигана. — Это как? — в темно-серых глазах отразилось непонимание. Абараи с коротким смешком распахнул косоде. Вокруг талии у него под одеждой была намотана веревка. — Ну вы даете, — заинтересовался Хисаги. — Дай угадаю, ты из Руконгая? Причем явно дальше пятидесятых… — Верно, — оскалился тот, разматывая веревку. — Семьдесят девятый Южный. Ты тоже?.. — Ага, — осторожно приподнялся на локтях Шухей. — Только малость поближе. Я из пятьдесят шестого Востока. А что, заметно? — Мы отличаемся, семпай, — обернулся Абараи, уже стоя у окна с бухтой веревки в руках. — Не знаю, как это описать… выражение глаз, что ли…       Веревка улетела вниз, второй конец Ренджи привязал к ножке кровати и уселся в ногах — для веса. Подобравшийся студент с интересом ждал, кто же появится в окне… хотя предположения были. Он не ошибся — в оконном проеме возникла бледно-золотистая макушка, потом — светло-голубые глаза на чуть вытянутом лице. — Хисаги-семпай, разрешите войти? — Залазь, — рассмеялся Шухей.       Эти ребята его забавляли. Где-то в глубине его души еле слышно ругался занпакто, сетуя на нежданных гостей. Не могли, мол, хоть на день раньше появиться… не пришлось бы тогда порядочному мечу показываться раньше времени!       … Они просидели в палате до вечера, пока на улице не стемнело. Наставник, видимо, порадовался за неудавшегося самоубийцу и не стал выгонять первокурсников, сумевших хоть немного отвлечь измученного болью выпускника. За следующую проведенную в палате неделю к Шухею успели зайти хотя бы на пару минут почти все студенты, принимавшие участие в той злополучной практике в Генсее.       Двое парней, пришедшие первыми, Кира и Абараи, навещали Хисаги каждый день, часто с ними вместе заглядывала третья из его спасителей, Хинамори Момо, всегда угощавшая вечно голодных парней домашними вкусностями. Выписавшегося наконец шестикурсника эта заветная троица встретила у дверей лазарета и под руки утащила в свой корпус, заявив остолбеневшему семпаю, что он, оказывается, переезжает. И не куда-то наобум, а в одну комнату с Кирой и Абараем… «Мы не будем тебе мешать заниматься, Хисаги-семпай! Обещаем! Но и скучать не дадим!» *** — Семпа-ай! — потеребил задумавшегося Шухея Кира. — Ты в Сейрейтей с нами пойдешь? — Само собой, пойду, — встряхнулся тот, выдирая себя из воспоминаний. — В отряд заодно загляну, получу обещанный заслуженный подзатыльник… — Ну, он же любя, — улыбнулся Изуру. — Они так о нас заботятся, так… непривычно! — Подзатыльник любя?.. От Мугурумы-тайчо?.. — поежился Абараи. — Да ну к меносам… видел я его на тренировках. Голова же отвалится! — Не отвалится, — усмехнулся Хисаги. — и потом, я сам виноват… так что все в норме!       Трое лейтенантов покинули Академию поздно вечером.