Молочный шоколад. Книга первая

Ещё стоя перед небольшим белым автобусом, окутанная в такую до холодных мурашек неприятную, серую, мокрую мрачность, я предчувствовала то, что эта незапланированная поездка в оздоровительный лагерь, в самом начале учебного года, якобы выигранная нашим 11 «А» классом как самым часто болеющим и самым малочисленным, чтобы не было так затратно, в которую мне совершенно не хотелось, но приходилось ехать, будет богата на сюрпризы. Но я никак не могла предположить, что они начнутся вот так сразу, с ходу и в лоб. Ступив в чистый, уютный салон и оглядев его, я сразу понимаю, что дорога обещает быть не менее ужасной, чем погода за окном. – Ну и как это понимать? – спрашиваю как можно строже, уперев руки в бока, глядя на вальяжно развалившегося на «моём», занятом ещё задолго до поездки месте, Ивана. – Я хочу сидеть со своей девушкой, – заявляет парень как ни в чём не бывало и страстно обнимает Алину, а та в свою очередь всем своим видом просто умоляет оставить их в покое. Подруга ещё называется. Выхода не остаётся. Вновь оглядев салон с крохотной надеждой, я ещё раз убеждаюсь, что пустое место осталось лишь одно, чего и стоило ожидать, в принципе. Тяжело вздохнув, я жалобно смотрю на парней, сидящих спереди Алины с Игорем, но те категорично качают головами. – Эээ... не... – протягивает Васька, я туда не сяду, ну его! – Я тоже не хочу тухнуть со скуки все восемь часов, – поддерживает друга Костя. – Я могу уступить место, – довольно тянет первая пустоголовая кукла нашего класса Кристина, накручивая прядь своих высветленных волос на указательный палец. Уж эта точно не против, хоть и будет жалеть о своём решении уже через пару минут. Потом начнёт скулить, ныть, истерить. Ну уж нет, спасибо. – Все останутся на своих местах, – грозно командует Валентина Степановна, наша классная руководительница и сопровождающая на время поездки. – Садись уже, Новикова, через две минуты отъезжаем. Горестно вздохнув, я всё же плетусь практически в самый конец автобуса. – Можно пройти? – неохотно спрашиваю у нашего второго сопровождающего, Максима Валерьевича Крылова, должно быть слишком уж с вызовом, но тот даже не обращает на это внимания, лишь встаёт в проход и делает жест рукой, проходи, мол. – Весёлая у меня будет поездка, ох весёлая, – бубню себе под нос, закатывая глаза и плюхаюсь на сидение. Врагу не пожелаешь, блин. – Учтите, я молчать всю поездку не буду! – выпаливаю, удивив саму себя, нашаривая в сумке смартфон, как только хмурый учитель истории усаживается рядом. – Я буду громко петь, танцевать, задавать кучу глупых вопросов по поездке, есть эту ужасную пиццу и запивать её вредной колой, и... – автобус трогается, я дёргаюсь назад и смачно припечатываюсь об спинку кресла. Больно… – Вашу ж... – вырывается у меня на автомате, а рука нашаривает в хаосе сумки шоколадку вместо телефона. – Не выражайся! – бубнит историк. – Хотите? – недолго думая, я протягиваю плитку шоколада Крылову. И нависает тишина… Ох, хоть иногда-то нужно включать мозг, Лика! Нашла кому предлагать. – Хочу! – вдруг отвечает мой попутчик и улыбается кончиками губ. Ущипните меня кто-нибудь. Я просто не верю в происходящее, выпучив на него глаза, как ненормальная. Он берёт шоколадку, отламывает полоску и откусывает от неё небольшой кусочек, протянув оставшееся ошарашенной мне. – Вкусно, – протягивает Максим Валерьевич, вовсе сбив меня с толку. – Мой любимый шоколад, – зачем-то говорю я, вертя в руке плитку и глядя на надпись, – молочный с цельным фундуком. – И мой, – вновь улыбается Крылов. И это уже кажется чем-то совсем нереальным. Просто уму не постижимым! Я, напрочь сбитая с толку, всё-таки нащупываю в сумке телефон и набираю маме сообщение о том, что мы выехали. Хотя, если бы не написала, то большой беды бы не случилось. Максимум она напишет «ОК», а, скорее всего, и вовсе не ответит. – Любишь музыку? – вдруг тихо спрашивает историк, кивнув на наушники, вывалившиеся вместе с телефоном и покоившиеся сейчас на моих коленях. – Люблю, – так же тихо отвечаю, часто моргая, всё ещё не веря в происходящее и боясь разрушить этот невероятный момент, который можно смело заносить в красную книгу. Уж в невероятные истории нашей школы точно можно! Кому рассказать, не поверят! И то, что я делаю в следующий миг, не поддаётся вообще никаким мыслимым и немыслимым объяснениям. Я просто беру один наушник и, улыбаясь, протягиваю его Максиму Валерьевичу, а он принимает его! – Только учтите, по мнению друзей, я слушаю всякую муть... – предупреждаю на всякий случай, а он смеётся и вставляет наушник себе в ухо. Шок мой не описать никакими словами. Просто совершенно невозможно поверить в то, что происходит. Я машинально включаю плейлист и откидываюсь на спинку сидения, то же самое делает и Крылов. «Сумасшествие какое-то, это точно наш историк?» – думаю я, глядя на то, как он беззвучно подпевает группе «Пицца», шевеля одними губами. Может быть у него есть брат близнец и именно он едет с нами, потому что это точно не наш историк. С самого начала, как только он пришёл в нашу школу, а это произошло в середине прошлого учебного года, он зарекомендовал себя как вечно хмурый, очень требовательный, отстранённый учитель, несмотря на довольно молодой возраст – двадцать четыре года. Он был таким на каждом уроке, в каждом классе. Темы, на которые с ним можно было поговорить, могли касаться лишь истории и не более. С ним было просто невыносимо, если можно так сказать. Он был совсем нелюдим... А сейчас я будто бы вижу перед собой совершенно другого человека. Мои спутанные мысли прерывает оповещение о том, что Алинка вошла в прямой эфир Инстаграма, и я машинально открываю его. – Мы едем! – довольно вещает подруга, – всё супер! У меня самое крутое место, а рядом самый крутой парень класса. Это будут самые клёвые незапланированные каникулы в жизни нашего придурковатого класса! И самая шикарная поездка! Смотрите, как все рады! Алина переключает камеру и начинает снимать довольных, чуть ли не на ушах стоящих одноклассников. Эфир кишит восторженными сообщениями от её фолловеров о том, как всё круто и как нам все завидуют. – С местом не повезло лишь нашей Ликусе, – надменно тяжко вздыхает подруга, и на экране появляюсь я. Чёрт бы её побрал! И фолловеры в миг взрывают эфир вопросами, что же не так с моим местом, и тут уже я закатываю глаза от безысходности! Алинку и её подписчиков прорывает: – Ей досталось место с нашим историком, – шепотом произносит Алина, игриво приставив указательный палец к пухлым губам и наводит камеру телефона на моего попутчика, мирно сидящего рядом с прикрытыми глазами и полным чувством умиротворения. «Тем самым?» – тут же спрашивает некая «МаДаМа» «По моему, у неё самое офигенное место!» – восторгается «Рыжая Бестия» «Я бы с ним тоже проехалась» – заявляет, неизвестная мне «Карамелька» «Девки я теку!» – пишет «Нимфоманка» «И не ты одна...» – оповещает собеседницу «Карамелька». – Да по нему все текут! – вдруг громко заявляет хозяйка эфира. – А ему всё пофигу! Чурбан неотёсанный! – Дура чокнутая! – выдыхаю я вслух, совершенно не понимая что происходит. – Ну зачем же так категорично, – вдруг слышится низкий мужской голос с хрипотцой где-то у самого моего уха, и я в буквальном смысле подпрыгиваю на месте от неожиданности. Что такое? Едва дыша, я поднимаю на историка ошеломленный взгляд и неосознанно прикусываю губу, когда понимаю в чём дело. Господи! Вот же дура ненормальная, как же я могла забыть о том, что один из моих блютуз наушников у Крылова? Вот же подстава! – Из-вините, – шепчу чуть дыша. – Я забыла про гарнитуру... – Зато я узнал о себе много интересного, – ухмыляется Максим Валерьевич, и я совсем не знаю, что на это ответить. Просто смотрю на него обалделым взглядом, не веря ни своим ушам, ни глазам и вообще сомневаясь, что это всё реальность. – Я, что, – спрашивает вдруг Крылов, ухмыляясь уголками тонких губ и выразительно вздёргивая к верху бровь. – действительно такой? – Сексуальный? – выпаливаю, подавив смешок и тут же прикусываю язык. Чёрт, Новикова, ты точно идиотка, побольше Марины... – Чурбан, – прыснул учитель, – неотёсанный. – Бывает, – я пожимаю плечами, – но, как оказалось, всё может изменить маленький кусочек шоколада, – выпаливаю, поздно замечая, что снова закусываю нижнюю губу. – И как же с этим быть? – как мне кажется довольно игриво спрашивает Крылов, и я решаюсь подыграть ему. – Есть больше шоколада, – предполагаю, подмигивая, – и снять маску сурового преподавателя хотя бы на время поездки. – Маску? – удивляется он, и в голубых глазах играют смешинки. – Ну, – я опускаю взгляд под его игривым взглядом, а в душе начинает зарождаться чувство смущения, такое нереальное и волнующее, что аж голос дрожит. Непривычно, как-то, – сейчас же вы не совсем такой, как в школе, значит, то всего лишь маска или... Мой лепет, слава богу, прерывает Алина, подав заявку на продолжение эфира совместно. И не успеваю я опомниться, как историк забирает мой смартфон и соглашается на эфир. Что ж такое-то... – Ну, здравствуйте, девушки, – протягивает учитель низким голосом со смешливыми нотками, как только устанавливается соединение, и на лице Алинки тут же пропадает улыбка. Она медленно сползает по своему сидению и быстро-быстро хлопает от удивления длинными, густо накрашенными чёрной тушью ресницами. А я едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться в голос. – Знаете, учитель ваш, конечно чурбан, но аппаратура принём, принём... «О боже!» – пишет «Карамелька» «Я щас с ума сойду!» – признаётся «Нимфоманка» «Сохрани для нас эфир» – просит «МаДаМа» «Я буду смотреть и умирать» – вновь даёт о себе знать «Нимфоманка». – Что за подстава, Новикова? – вдруг соскакивает с места подружка, но встретившись взглядом с историком, вновь скрывается за спинкой своего кресла и встречается с ним взглядом в видеоэфире. – Подстава за подставу, я так понимаю! – игриво усмехается Максим Викторович в камеру моего телефона. – Кто ты, – вдруг серьезно заявляет одноклассница, – и что ты сделал с нашим учителем? А он смеётся, так искренне и так по особенному, что ли. Так, как будто он этого не делал очень давно. В принципе, он не делал этого никогда при нас. И я очень сомневаюсь, что он делал это вообще! – Всему виной шоколад, – признаётся Максим Валерьевич. – Но я вспомню, какой я чурбан, Алина, как только мы вернёмся в школу! Приятной поездки и отличного отдыха, – говорит он и отключает так странно затихший эфир. И меня накрывает. Из груди вырывается заливистый смех, и я совершенно ничего не могу с этим поделать! А учитель так же смеётся в унисон со мной. Мы, смотрим друг на друга и запоздало понимаем, что на нас таращатся все одноклассники в зоне видимости. Я прикрываю рот ладошкой, он плотно сжимает губы, но все старания оказываются тщетны и нас снова накрывают. Ситуацию спасает лишь громко заработавший телевизор. Я глубоко вдыхаю воздух, пытаясь унять приступ смеха, и откидываюсь на спинку сидения. То же самое делает и учитель. Фильм включили на удивление не школьный, не поучительный и не познавательный. Просто комедия… Одноклассникам, судя по всему, нравится. За окном уже заметно темно, но ни луны, ни звёзд не видно. Всё кругом затянуто густыми серыми тучами, а ветви деревьев наклоняет ветром чуть ли ни до самой земли. Мрачно… – Если всю неделю будет такая погода, то поездка – дерьмо! – вздыхаю, не сразу поняв, что сказала это вслух. – Погода будет замечательная, – доносится знакомый воодушевлённый голос, отвлекая от мыслей, на который я тут же оборачиваюсь. Учитель явно не похож на нашего учителя. Либо его подменили, либо он ударился головой, либо это какой-то розыгрыш и нас снимает скрытая камера. – Всё равно дерьмо! – не выдерживаю и просто говорю то, что думаю. – Не хочешь ехать? – спрашивает Крылов, и я честно отвечаю ему: – Не хочу. Но меня никто и не спрашивал. – А почему? – интересуется учитель, заглядывая мне прямо в глаза, и я понимаю, что ему действительно интересно и не безразлично. Ну, вот что бы другой учитель сказал? Что моё мнение никого не волнует, конечно же. Да и сам Крылов бы это сказал. Ну, тот, прежний Крылов. – Велика радость, – фыркаю, – всю неделю по двенадцать часов, а то и более, с нашими снобами и с... кхм... вами... Всю неделю как на истории с физикой... Ну не жесть ли? – смеюсь, давая понять историку, что это шутка. – А вот это обидно, – наиграно надувает губы Крылов и скрещивает руки на груди, отчего я снова заливаюсь звонким смехом, обратив на себя внимание одноклассников спереди. – Если честно, – я вдруг резко забываю про смех, эмоции берут верх, и так хочется высказать всё, что накопилось в душе, но что-то всё-таки сдерживает этот порыв, – не столько не хотелось ехать, сколько хотелось, чтобы меня спросили. Поинтересовались хоть раз, хочу ли, а не указывали, что я должна делать, как жить, как себя вести, что есть. – Родители? – Они... – шумно выдыхаю, – простите, но я не хочу об этом сейчас говорить, возможно, потом, и у вас телефон звонит, – указав на вибрирующий телефон в кармане его джинсов я отвернулась и вновь уставилась в темноту за автобусным стеклом. Дальше едем в тишине, учитель не отвечает на звонок, но минут тридцать переписывается в мессенджере, забыв про меня, отчего мне приходится смотреть фильм. Ещё через какое-то время кто-то из одноклассников очень вовремя решает, что пора бы подкрепиться, и Валентина Степановна просит нескольких девочек раздать наш ужин. Алина и ещё две наши одноклассницы топают в конец салона за заветными коробками. Подойдя к нам, Алина дрожащими руками протягивает коробку с пиццей и две маленькие колы, покосившись на учителя и рыкнув мне, что она обязательно отомстит. Забавная. За это я её и люблю. Комедия учителя совсем не привлекает, он уже не переписывается и снова хмуро сидит и неохотно ест пиццу, против которой был с самого начала. Мне, в принципе, кино тоже не особо нравится, но больше всего мне не нравится снова ехать в тишине, рядом с хмурым, колючим учителем, который, оказывается, может быть вполне себе нормальным... эм... парнем?!... Мне этого и дома хватало сполна. И если уж дома я ничего не могла сделать, то тут просто была обязана хотя бы попробовать что-то изменить. – Не нравится фильм? – выпаливаю, окончательно уже взбесившись. – Не вникал, – бубнит учитель. – Не нравится пицца? – тяжело выдыхаю я. – Нравится, – спокойно отвечает собеседник, – ничего полезного, но на удивление вкусно. – Что же вам не нравится? – Всё нравится, – отвечает историк, перевернув свой вновь оживший телефон экраном на колени и переведя на меня взгляд своих голубых глаз. И вот уже хмурость быстро скрывается за лукавой улыбкой, едва заметной, уголками губ, – разве что жутко не нравится, что ты спрятала шоколад и отняла наушник. И я довольно улыбаюсь, вновь обратив внимание на свой телефон с наушниками. И как только экран оживает на нём появляется пост АлинкиМалинки в Инстаграм: Нет ничего круче, чем ехать на отдых с самым сексуальным парнем класса и есть пиццу... И их с Игорем фото. Не долго думая, а надо было бы хоть немного включить мозг, я смотрю на всё ещё улыбающегося учителя, включаю камеру, подвигаюсь ближе и делаю селфи, уже было приготовившись получить нагоняй, когда он отбирает у меня смартфон. Но Крылов вдруг вытягивает руку в проход, придвигает меня к себе в объятия и сам нас фотографирует. Мои ошалелые глазища в этот момент просто нужно видеть. А когда я прихожу в себя и Максим Валерьевич отдает мне телефон, я делаю то, что и планировала. Заливаю лучшее из этих фото в Инстаграм и подписываю: Все фигня АлинкаМалинка! Нет ничего круче, чем ехать на отдых, слушая музыку и поедая пиццу с самым сексуальным учителем школы. – Кхм, – слышится где-то над головой, и, резко обернувшись, я встречаюсь с голубыми глазами учителя. Близко-близко, что аж не по себе. – Нельзя было, да? – спрашиваю, слегка поёжившись, и дабы хоть как-то облегчить свою участь, протягиваю Крылову шоколадку. Кажется, я скоро доиграюсь... – В другой ситуации, скорее всего, нет, – как-то угрожающе сладостно протягивает историк, забирая у меня шоколадку. – Уф... – картинно выдыхаю я, – будем считать, что я везучая. – Будем считать, – подытоживает учитель, откусывая кусочек шоколадки, – что тебя спас шоколад... Не успеваю я расслабиться и настроится на хорошее настроение Максима Валерьевича, как оно снова портится. Точнее, немного пронаблюдав и слегка поразмыслив, я точно уверена, что настроение его портили. И это точно была не я. А кто-то, кто неустанно шлёт ему сообщения, которые он после тринадцатого и вовсе перестаёт читать, выключив телефон. Ещё через некоторое время водитель объявляет небольшую остановку. В воздухе пахнет прошедшим дождём, но от ветра и туч уже нет и следа. Тёмное небо усыпано мелкими звёздами и светит молодой месяц. Я дышу полной грудью, потихоньку отпуская обиду на родителей за эту поездку. И впервые ощущаю себя оторвавшейся от их гнёта. А потом существует только музыка в наушниках в полной тишине и темноте и сон, на удивление умиротворенный. А из сна меня выводит тихий шёпот: «Просыпайся, Анжелика, скоро приедем». Сладко потянувшись, я открываю глаза, салон всё ещё погружён в тишину и темноту, а лежать так мягко, так тепло и уютно, и совсем не хочется вставать, а уж тем более куда-то идти. Я вновь нежусь, и слегка оглядевшись по сторонам, слишком поздно понимаю, что нахожусь совсем не в той позе, в которой засыпала. Слишком поздно. Подо мной шевелятся, и я соскакиваю с места, как ошпаренная. – Блин, блин, блин... – я не хочу в это верить. Совсем не хочу. Кажется, я сейчас испортила всё, чего удалось достичь за эту поездку. Доигралась! Как можно было так облажаться?! Считай, что хорошего настроения историка мне больше не видать. И никакой шоколад не поможет. – Тише ты, – шепчет учитель, выпрямляясь на своём сидении. – Блиииин, – чуть ли ни вою я, – простите! Чёрт, как же неудобно, я не знаю, как так вышло. – Да успокойся ты, Новикова, – вновь командует Крылов, поглядывая на пробуждающегося на противоположном сидении Кирилла. – Всё нормально. Ничего постыдного и неловкого тут нет. И пока я пытаюсь привести в порядок сердцебиение и затуманенные сном, спутанные мысли, автобус плавно подъезжает к остановке, в салоне загорается свет и все мои одноклассники приходят в движение. – Приехали! – оповещает водитель. И это спасает сложившуюся ситуацию.