Молочный шоколад. Книга первая

Мы добрались до назначенного места глубокой ночью, автобус высадил нас у подъезда к маленькой просёлочной дороге, и что делать дальше, не знает никто, даже наши сопровождающие педагоги. Точнее, нужно идти по этой ухабистой, узенькой тропинке, среди густых зарослей кустарников и деревьев, это и ежу было ясно, но долго ли и что там впереди за дебрями, остаётся тайной. Но выхода у нас нет и мы пошли. Впереди идёт Валентина Степановна, замыкает колонну уставших, едва плетущихся, то и дело спотыкающихся и уже открыто матерящихся одиннадцатиклассников Крылов. Я молча топаю рядом с ним, ибо жуткая трусиха в плане темноты, а от наших мальчиков в случае чего помощи не дождёшься. Дёру дадут так, что пятки сверкать будут. Идём мы не долго, и как выясняется в конце концов, это совсем не страшно. Единственное, что до смерти напугало нашу Иванкову Кристину, это кубарем выкатившийся из травы прямо ей под ноги ёж. После этого она с воплями намертво вцепилась в историка и ни в какую не собиралась отходить от него даже на шаг. Спустя примерно минут десять мы выходим к хорошо освещённой местности, которая и оказалась оздоровительным лагерем, на первый взгляд больше похожим на санаторий. Это ничем не примечательное пятиэтажное здание, о жизни в котором говорит лишь свет в одном окне, куда и постучал историк, едва сумев отцепить от себя Иванкову. К нам тут же выходит приветливый мужчина средних лет в форме охраны и бейджем «секьюрити Николай». После краткого разговора с Максим Валерьичем он просит приготовить наши документы и следовать за ним в холл. Размещает по номерам нас тоже он, довольно быстро, ведь все наши номера были в одном крыле, на одном этаже и распределены ещё в школе, чтобы учителям было удобно контролировать порядок. Их номера находились в начале и в конце крыла соответственно. Нам с Малиновой повезло больше всех остальных одноклассников, так как Кристинка ни в какую не захотела жить эту неделю с нами, так же как и мы от её общества были не в восторге, поэтому нас заселяют вдвоём, а её втроём с её припевалами. Слава богу, не было в нашем крыле комнат на пятерых. Едва дойдя до комнаты, мы с подругой без сил рухнули на кровати и провалились в сон. Несмотря на усталость, я нахожу в себе силы проснуться рано утром по будильнику и могу насладиться умиротворяющей тишиной и утренним пением птиц, наблюдая, как восходит солнце. Утро свежее, а пейзаж с балкона нашего номера открывается просто невероятный. Ночью мы не могли видеть всё это, а сейчас от просторов захватывает дух. Балкон нашей комнаты выходит в сторону гор, и вид открывается просто потрясающий. Подножие гор расстилается так близко, что, кажется, до них рукой подать, пахнет соснами, а ещё отчётливо слышен шум горной реки. Сладко потянувшись вверх, сцепив ладони над головой, я полной грудью вдыхаю горную прохладу, почувствовав, как холодок проникает в лёгкие. Невероятно приятное ощущение. Мелькнув взглядом по округе ещё раз, я замечаю тренирующихся на площадке парней. Без сомнений, это был наш качок Егор. А вместе с ним, что, Максим Валерьевич? Да-да, я абсолютно уверена, это наш историк. Ловко отжимаясь от брусьев, он определённо даёт фору нашему знаменитому качку. Просто фантастика. Никогда бы не подумала что за нашим историком прячется вот этот вот офигенно сложенный парень, который, к тому же, может спокойно разговаривать, а не вот это вот всё, что происходило у нас на истории. Это был бы превосходный повод заняться спортом с утра. Свежий воздух, прохлада, оборудование. Можно было бы начать бегать, да, это было бы отлично. Но не сегодня. Всё, что я сегодня хочу, это теплый душ и тишину. Душ, конечно же, был теплым и таким приятным, а вот тишины мне и на горизонте не светило, и это было вполне ожидаемо. С нашим ненормальным классом не может идти речи о тишине в принципе. Нас собирают ровно в половину девятого прямо в коридоре нашего крыла, и мы шумной толпой отправляемся в большую столовую. Здесь очень тепло, светло и уютно, по всей комнате располагаются достаточное количество столов, застеленных белыми скатертями, рассчитанных на восьмерых человек. Огромные окна украшают прозрачные, легкие тюли. Здесь приятно пахнет свежей выпечкой. В самом конце большой комнаты находится стол раздачи, за которым уже во всю трудятся женщины в идеально выглаженной, накрахмаленной белой форме. Всю идиллию портят лишь шумные компании, в которые входят и мои одноклассники. Места для нашего класса находятся у окон, в самом начале зала, совсем близко к женщинам на раздаче. Сидим мы исключительно согласно своим желаниям и предпочтениям, то есть практически так же, как и в школьной столовой, что очень благоприятно сказывается на атмосфере и аппетите. На завтрак сегодня подали молочную овсяную кашу с бананом и мёдом, бутерброды из хлеба и масла и чай с молоком. Еда, надо признать, просто изумительна, такая домашняя и безумно вкусная. Дома я о таком давно и мечтать не могла. Мама была не любителем готовить, а бабушка давно утратила на это силы. А всё, на что я была способна, это пожарить картошку или яичницу. Или смешать одно с другим. И не то чтобы у меня руки росли не оттуда, откуда у всех девчонок, просто меня этому никто никогда не учил. Дома у нас всегда была доставка из ресторана, ведь мать категорически была против поворов или домработниц. Исключительно клининг под её чутким руководством. Сразу же после завтрака прямиком из столовой нас отправляют к врачам за направлением на процедуры. Первым добровольцем вызывается сам Крылов, а вместе с ним ко второму врачу, как всегда, швыряют старосту класса, которой являлась я. И как только я присаживаюсь на стул, напротив женщины в белом халате, ко мне сразу подключают какие-то датчики, объясняя это тем, что они будут считывать импульсы и передавать их на компьютер, где программа всё проанализирует и подберёт, какие процедуры мне подойдут, а какие нет. Чувствую себя некомфортно уже с первых минут, краем глаза покосившись на историка, которому, судя по выражению лица, тоже не сладко. Чувствую я себя как на детекторе лжи, не иначе. Сначала мне задают самые обыденные вопросы, на которые я спокойно отвечаю, а аппаратура что-то там себе пищит, потихоньку капая мне на нервы. «Как тебя зовут?» «Сколько лет?» «Есть ли хронические заболевания?» «Когда болела в последний раз и чем?» «Чем лечились?» «Принимаю ли витамины, гормональные, противозачаточные препараты?» «Курю и употребляю ли алкоголь, наркотические вещества, энергетики?» А затем начинаются вопросы, от которых становится не по себе. Их, конечно, можно счесть за вопросы, связанные с гинекологией, но мне как-то жутко неуютно, особенно оттого, что в комнате находится преподаватель, к тому же мужчина, которому задаются аналогичные вопросы. – Был ли сексуальный опыт? – так же монотонно и кажется совсем безразлично произносит женщина передо мной. И точно такой же вопрос задаёт мужчина в конце комнаты учителю. – Нет, – тихо отвечаю я. – Да, – спокойно отвечает Крылов одновременно со мной. – Сколько было сексуальных партнёров? – озвучивается следующий вопрос, и я сразу же отвечаю, что их не было совсем. – Пять, – отвечает учитель. – Когда в последний раз была интимная близость? – зачем-то спрашивает женщина врач, хотя уже всем в кабинете давно понятно, что никакой близости у меня никогда не было. – Не было, – отвечаю, пытаясь не нервничать, ведь аппаратура начинает пищать заметно громче и чаще. И краем уха слышу ответ историка «давно», понимая, что он так же отчётливо слышит меня. Становится и вовсе неловко и хочется, чтобы этот допрос скорее закончился. – Получала ли удовольствие от последней интимной близости? – раздаётся следующий вопрос, на который так и хочется крикнуть: «Да не спала я ни с кем, как же вам не понятно!» Но выставлять себя идиоткой не хочется, и я чуть слышно отвечаю: «Не было близости», – а одновременно со мной Крылов отвечает: «Нет». Я стараюсь не зацикливать внимание на его ответах, дабы не быть свидетелем личной жизни учителя, но оно выходит как-то само собой... А от вопроса медработников «мастурбируете ли?» я и вовсе теряюсь, едва ли не выпучив глаза на женщину, которая по-прежнему с безразличным видом смотрит в монитор компьютера, но всё же отвечаю «нет» и пропускаю ответ Крылова. На этом неловкие вопросы заканчиваются, как и сам опрос, к счастью. И хоть я и не ханжа и могу спокойно говорить на тему секса с Алиной, например, хоть и не имею никакого опыта, сейчас мне очень странно и неловко и я радуюсь что всё наконец закончилось. Нас ещё некоторое время осматривают за ширмами и отправляют на экспресс анализы. Когда мы выходим из кабинета, едва ли не зашибив наших парней, подслушивающих под дверью, Крылов отправляет к врачам следующую двойку, а сам отводит меня в сторону. – Извини, что так вышло, – тихо говорит учитель. – Я должен был идти с Валентиной Степановной. – У неё бы случился инфаркт, – говорю, посмеиваясь и более менее отделавшись от чувства неловкости. – Это точно. Лучше ей не стоит туда ходить, – шутит историк, но ему не удаётся скрыть напряжения. – В любом случае, это даже лучше, что всё это вы слышали, а не какой-нибудь придурок из моих одноклассников. Хоть ржать не будете, надеюсь, – я шумно выдыхаю и сжимаю губы. А затем, пожав плечами, направляюсь на анализы. Говорить на эту тему больше не хочется… – Не вижу никакого повода для смеха, – серьезно признаёт Крылов, поравнявшись со мной. – Вы серьёзно? – усмехаюсь, бегло взглянув на историка, лицо которого выражает полнейшую серьёзность. – Серьёзно, если твои одноклассники видят в этом что-то смешное, то они придурки, – выдаёт учитель. – Именно это я и говорила... И мои слова спустя час наглядно подтверждаются за обедом, когда весь класс, как кони, ржут друг над другом, сливая все интимные подробности, приплетая во всё это дерьмо и меня, конечно же, сетуя на то, что, мол, очень жаль, что Лика пошла с историком, ни про неё не узнаем, ни про историка не расскажет. Весь этот балаган удаётся прекратить только Крылову. Когда Валентина Степановна выскакивает из столовой, хватаясь за голову, а на наши столики уже косятся другие, в помещение входит он и грозно командует всем замолчать, так грозно, что Малинова даже поперхнулась. Крылов даёт на окончание приёма пищи пять минут и ещё пять на сборы для выветривания жидкости, которая ударила в голову моим одноклассникам, велев построиться во дворе, а сам даже не притрагивается к своему обеду и уходит. К всеобщему сбору я особо не готовлюсь, лишь беру с собой оставшуюся половину плитки шоколада и спускаюсь на улицу, не обращая внимания на жужжание подруги над ухом: «Ну скажи, что там говорил Крылов», «Ну что тебе стоит...» Максим Валерьевич, как настоящий мужчина, предлагает девушкам два варианта развития событий. Первый: мы все идём на спортплощадку выгонять дурь из головы. Второй: идём на прогулку насыщать организм свежим воздухом, вытесняя всё ту же дурь из всё тех же непутевых голов. А парней никто даже не спрашивает... Естественно, все голосуют за прогулку, только дурь не особо спешит выветриваться. Мы выходим через задний двор прямо в лесополосу вдоль шумной горной реки и отправляемся вверх по её течению. Природа вокруг удивительно красива, и воздух по-настоящему чист и свеж. Я не упускаю шанса сделать фотографии природы и даже одноклассников на её фоне. Но вскоре ко мне прилипает Кирилл Николаев со своими дурацкими намёками на то, что лес такой густой, и вокруг всё так романтично, и неплохо было бы пойти вдвоём попрактиковать утренние вопросы. На что я отвечаю, что не горю желанием идти смотреть, как он мастурбирует, поэтому делать это ему придётся в гордом одиночестве, и спешу уйти подальше. Но и подальше спокойствия я не нахожу, и как только попадаю в поле зрения наших девчонок, они облепляют меня, как мухи, жаждая подробностей о Крылове. Поэтому мне ничего больше не остаётся, кроме как искать спасения где-то поближе к историку, ведь к нему подойти боятся практически все. Я быстренько нагоняю Максима Валерьича и молча ковыляю рядышком, стараясь не мельтешить у него перед глазами, но и не отставать. Мы всё идём и идём, идём и идём, изредка ловя взгляд друг-друга, но оба молчим, а я даже не решаюсь фотографировать. Но вскоре мне надоедает и я достаю из кармана слегка подтаявшую шоколадку. К моему счастью, учитель едва заметно улыбается и принимает шоколад. – С вами можно говорить? – спрашиваю я настороженно, когда первый кубик молочного откушен. – Попробуй, – едва заметно улыбается учитель. – Мы идём куда-то конкретно? – интересуюсь я. – Ты весьма догадлива, – ухмыляетсся историк, продолжая откусывать шоколад и шагая дальше. – Ну скажите, – протягиваю я жалостливо, – интересно же. – Скоро увидишь, – загадочно произносит историк, кажется, сам находясь в предвкушении, – тебе понравится! И мне действительно безумно понравилось, как и моим чокнутым одноклассникам. Да и сам учитель, кажется, пребывает в восторге. Пришли мы на самое настоящее рыболовное хозяйство, где ловят самую настоящую рыбу, которую потом разрешается забрать и приготовить. Эмоции просто бьют через край. Справиться с удочкой получается далеко не у каждого, мы путаемся в лесках, смеемся, а Васька даже дважды сваливается в реку. Но в итоге не без помощи Крылова всё у всех получается, удочки закинуты и воцаряется тишина, изредка прерывающаяся криками «смотри-смотри клюёт!», «давай подсекай!», «да куда ты тянешь!», «ухху, ничего себе» и «смотрите я поймал!» Мне тоже удаётся поймать небольшую рыбку, после чего я вручаю её историку и берусь за любимую камеру на смартфоне, а потом и Инстаграм. Полдник в оздоровительном лагере мы пропускаем, но пьём чай, любезно предоставленный владельцами рыболовного хозяйства, прямо у реки. А когда возвращаемся в санаторий, то готовим пойманную рыбу на костре, прямо на заднем дворе, у речки, и берём её с собой на ужин в столовую. Ну а уж после ужина у меня хватает сил только на то, чтобы дойти до постели. Вставив беруши и отказавшись слушать Алинку о том, что намечается туса в номере Кристины после полуночи, я проваливаюсь в сон. Ну а на следующий день я вляпываюсь по самые не балуйся.