Вереск и Терния

      Последнее что я помню, это боль. Боль остановившегося сердца. Всему виной, психическое расстройство. Так говорили моим родителям, да и я верил. Меня курировал достаточно молодой врач, которому я приглянулся физически. Мне нравилось, я всегда был под присмотром, и получал свою долю ласки. Мне даже палату выделили. У меня и правда были проблемы с головой, но не такие, как рассказывал врач. Я помог ему продвинуться по карьере, но когда тот получил приглашение в более хорошее место, перевелся не задумываясь. Про меня он даже не вспомнил. Поговаривали, он нашел себе новую игрушку. Тут мое сердце и не выдержало.        Я никогда не задумывался о смерти, и очнувшись во тьме, я лишь порадовался что сильная боль исчезла. Я много думал о том, что меня попросту кинули. Со временем боль утихала, я стал засыпать. Чуть позже я стал различать тепло и холод. Последнее правда чаще.       Спустя где-то месяц, мое тельце пронзила сильная, но быстро утихшая боль. Тогда то я и понял, что я больше не человек. Я сперва испугался, но в целом, не видел в этом ничего страшного. Так наверно даже лучше. Меня раньше и за человека то не считали, так что изменилось?        Получив возможность двигаться, первым делом я ощупал преграду перед собой. Твердое и теплое. На кончиках пальцев, коих было всего четыре, обнаружились очень острые коготки, и я стал царапать преграду. Было очень сложно. Много уходило сил. Лизнув пыль, я понял что это скорлупа. Значит я в огромном яйце. Миленько.        К концу второго дня, я смог проколоть скорлупу коготком. Тут же, по скорлупе пошли трещины, и стало очень холодно, и я протяжно запищал. Видимо, это теперь мой голос. Я не сильно удивился. Хотя чего там, когда моя защита от холода рухнула, я что было сил, как мог, поковылял вперед, в надежде что найду теплое местечко. Было страшно еще потому, что я почти ничего не видел. Ну, глазки у меня были слипшиеся, и кроме света и тени, я ничего не различал.        Мне повезло. Судя по ощущениям, я уперся в какую-то ткань. Я тут же замотался в нее. Стало теплее, и я перестал дрожать. Где-то через час, я услышал голоса.        — В смысле вылупился?! — Раздался приближающийся голос.        — Вот так, сперва был скрежет, а потом скорлупа треснула! — это был голос молодого парня. Ну, или звучал он гораздо моложе первого.        — Чтоб тебя грайт выебал… — Растерянно проговорил первый голос.        — А где малыш? — Не менее растерянно проговорил второй.        — Быть не может… Его что, гаргулья унесла?        — Мы же всех убили!        — Я видел двух, но они были уже далеко…        — Нам пиздец…        — Воистину пиздец… — Вздохнул старый.        — Граф Карог нас повесит…        — Это если повезёт…        — Но… Что в нем такого? Разве мы не можем купить на рынке такое же яйцо и отдать…        — О боги… Ты дебилом похоже родился…. Ну нельзя купить яйцо пейта с редчайшим в мире элементом! Они бля, на рынке не продаются! — Зашелся пеной старый.        Я не понял что я только что услышал. Но кажется это очень важно. Выходит я и есть тот самый Пейт, с редчайшим элементом в мире? Это принесет мне много проблем. Хотя, с другой стороны, у меня будет возможность пораздувать щечки от осознания собственной важности. Но это потом. Сначала мне нужно выждать, когда я смогу открыть глазки. Через несколько часов я нашел по запаху в ткани виноградинку. Видимо кто-то просто неаккуратно лопает столь вкусные и сладкие ягоды. Виноградинка была большая, ее хватило мне на два дня.       Оказалось что мы в карете. Это я понял когда эта парочка погнала карету. А запряжено это чудо средневековой техники совсем не лошадьми, я знаю как от них пахнет. Судя по разговорам людей, они меня так и не заметили, и теперь чтобы их не казнили, они изменили маршрут. Также, из их разговоров я понял что мне лучше им на глаза не попадаться. Люди они не хорошие, а тот, к кому меня везли, опять же, по тем же разговорам, человек крайне жестокий. И это еще мягко сказано.       Люди все время проводили снаружи, видимо на лавке извозчика, и внутрь почти не заглядывали. С голодухи, у меня обострилось чутье, и будучи ведомым своим чудесным носиком, я нашел запасы их провианта. Точнее мешок, от которого исходила странная энергия. Голод был сильнее чувства самосохранения, и я все же залез в мешок, и весь день с удовольствием чавкал сливой.       Укатив несколько фруктов из мешка, я забился в темное место у борта кареты. Там я и дождался того момента, пока не смог открыть глазки. Мда. Отныне я кошкообразное. Грязное, мелкое, и перепуганное существо. Ну, видимо я это заслужил.       Получив зрение, я изучил всю карету изнутри. Добротная, красивая, а главное, к моему удивлению, чистая. Красота… вот только, я понимал что когда-нибудь, это деревянное чудо куда-нибудь да приедет, и люди заглянут внутрь. Потому я тренировался в ходьбе. Мои лапки были слабыми, и я постоянно падал, особенно когда колесо кареты цепляло большие камни. В общем, синяков я набил себе кучу.        Не слишком приятное знакомство с новым миром, но я верил в то, что мне просто не повезло, и даже когда плакал из-за синяков, то представлял себе момент, когда сбегу из этой кареты, и… И все… Я ничего не знал об этом мире. Ну, не считая того, о чем разговаривали эти два головореза снаружи. Было очень тоскливо.        Будучи воспитанным пациентом психиатрической лечебницы, гадил я в дырку в полу. Точнее я нашел большую щель под сиденьем, и пролез туда, где крутится вал колес. Там было грязно, и местами отсутствовал пол, но справлять нужду это не мешало. После обнаружения этого лаза, я нашел второй, побольше, под другим сиденьем. Если лечь там на пол, то в щели виден мир за пределами кареты. И филейная часть непомерно гигантской ящерицы! Блеск. Новый мир встречает меня чешуйчатой жопой. Не желая созерцать это непотребство, я вернулся в чистое нутро кареты, где просидел еще неделю.        Эти двое заглядывали вовнутрь, но я успевал вовремя убегать в лазы. К моему сожалению, карета все это время не останавливалась. У меня складывалось впечатление что этот ящер, что тащит карету, даже спит на ходу. Как я узнал много лет позднее, я оказался прав, но сейчас это было для меня весьма впечатляющим достоинством живого транспорта.        Судя, опять же, по разговорам, эти два остолопа пересекали всю страну, и намеревались покинуть ее, дабы их не казнили за утрату столь драгоценного, неповторимого, и незаменимого меня. Почему-то меня это забавляло. Когда я доел последнюю сливу, и стал жевать сушеное мясо, прошло еще две недели. Я заметно подрос, и уже не пролезал в щель в задней части кареты. Проблемой стало то, что в бурдюке кончилась виноградная вода, и я изнывал от жажды. Но спрыгивать на землю во время движения прямо под лапы ящера я совершенно не хотел. Пускай мне такая жизнь не нравилась, повода с ней кончать таким способом я не видел.        К моему непомерному счастью, у людей закончились припасы, и они остановились в каком-то придорожном трактире. Лишь тогда я осмелился спрыгнуть на землю, и пока никто не видел, дал деру в ближайшие кусты с красными листьями, и не вылезал из них, пока эти люди не уехали.        С одной стороны я безмерно рад тому, что выбрался из деревянной клетки, с другой стороны, я жалобным взглядом провожал единственное изученное место в этом мире. Но самое обидное, я при всем желании не смог бы его догнать.        Выждав еще полчаса для верности, я добежал до поилки, и с неподдельным наслаждением нырнул в нее. Напившись до боли в животике, я вынырнул, и уперся в возмущенный взгляд ящера, что подошел попить водички. Страх — ничто. Жажда — все. Плеснув водой на ящера, я вывалился с другой стороны поилки и попер сквозь заборчик, спасая свой хвост от голодного и разозленного ящера. К счастью, он был на привязи, и я успел убежать.        Сидя на попке на каменной ступеньке, и поглаживая лапами полное пузико, я понял — этот мир прекрасен. А еще, я понял что мой мех снежно-белого окраса. Ага, это я помылся в поилке. Помимо моего меха, я с удивлением разглядывал окружение. Не было ничего узнаваемого. Ну, кроме трактира. Здание представляло из себя гордого представителя средневековой деревянной архитектуры. Все остальное — бред наркомана. Ящеры вместо лошадей, деревья с лепестками всех цветов радуги, рыжая трава на обочине дороги… И люди, будто только вышли с концерта какой-то попсовой эмо группы. То есть, их волосы были окрашены в очень яркие цвета. Вот к примеру парочка на ящерах, что неслась сломя голову по дороге, будто от этого зависит чья-то жизнь. У одного волосы неестественно черные, а у другого ярко-синие. То, что это не краска, подтверждали синие брови того парня с синими волосами. Я от души фыркнул на это.        Меня пытались поймать! Стоило людям меня увидеть, как те сразу попытались схватить меня. Хорошо что мои лапки окрепли, и я сумел от них удрать. Острый слух подсказывал, что меня по лесу искали еще несколько дней. Как оказалось, еды в лесу очень много! Почти каждое дерево было увешано вкусными сливами или синими яблоками. Так что проблем с пропитанием не возникло. Пришлось только приноровиться вскарабкиваться на деревья, и благо мои коготки с этим очень сильно помогали.        Я не уходил далеко от трактира. Оттуда пахло вкусной едой, и я намеревался как-нибудь ночью пробраться туда, и отведать вкусненького, но каждый раз боялся, что меня поймают, и оставался в лесу. Так я прожил где-то три месяца. Мой белый мех сильно мешал оставаться незамеченным, а потому я часто бегал, и признаю, научился весьма ловко удирать. Этим люди меня сильно расстраивали.        К осени я понял, что от людей добра не дождусь, и ушел глубоко в лес. Было очень интересно наблюдать за местной флорой, и весьма боязно удирать от голодной фауны. Основная проблема — двуглавые змеи. Одна меня тяпнула, и я лишь чудом успел залезть на дерево, пока у меня не онемела полностью задняя лапа. Яд было поздно выдавливать, так что я просто держал лапы на месте укуса, и искренне желал, чтобы яд сам вытек. Какой же я шок испытал когда он взял и вытек. В этот момент по моему меху стали бегать белоснежные всполохи энергии. Я знал что в этом мире есть магия. Слышал как о ней говорят люди. Но я и подумать не мог, что у меня она тоже будет.       Так я понял, что владею волшебством. Мало того что это спасло меня, так еще и очень обрадовало. Я всегда хотел уметь колдовать. А тут, просто подарок — волшебство, исцелившее мою рану. С того дня я стал залечивать все ушибы и занозы. Правда после этого очень хотелось есть.        По вечерам я научился зажигать фонарики из энергии, что опутывала мое тело когда я колдовал. Фонарики были очень яркими, ими можно было освещать ночью лес, не хуже двухсотваттной лампочки. А до кучи, эти фонарики источали приятное тепло. Один минус, если эти фонарики касались чего-нибудь кроме меня, они с громким хлопком взрывались, и отданная ему энергия растекалась белым туманом. Красиво.        Я нашел других зверьков, похожих на меня. Они забавные. Мы быстро подружились, и играли днями напролет. Они привели меня к гнездам, где я и стал жить. Теперь я был не один, и прохладным вечерами было приятно прижиматься бочком к теплой пушистой горке. Я понял что мне нравятся вылизывания. По утрам меня умывали взрослые зверьки наравне с другими малышами. Я видел как некоторые малыши вырывались из цепких лап взрослых. Это выглядит мило.        В этом лесу пригодилось мое волшебство. Пейты, как нас звали люди, часто пускали в ход коготки и зубки, когда заигрывались, и когда один малец случайно зацепил коготком глазик другого, началась паника. Я тогда был неподалеку и изо всех сил пыжился, залечивая эту рану. Ушло много сил, но через час малец уже был как новенький. С тех пор взрослые меня постоянно тискали. Приятно.        Так я стал подлечивать всю живность в лесу. В благодарность мне таскали разные вкусности из города. Так я понял, что ломтики жареного бекона это просто пища богов.        Такая жизнь мне нравится. Спокойная, размеренная, и вкусная жизнь. Я успел и позабыть, что когда-то был человеком. Когда пошел первый снег, я с восхищением наблюдал за тем, как двигаются снежинки. Я ловил их лапками, и язычком. Было очень интересно, потому что, будучи клиентом психлечебницы, из палаты я никуда не выходил и видел снег только через решеточное окно. А тут вот он я, на природе, под открытым небом…        До меня дошел факт того, что больше я не испытываю былой проблемы в виде приступов паники. Видать, то было проблемой старого тела, а не моего сознания. Ведь даже после столь неприятных сюрпризов и нового мира, я не поддавался открытой панике. Было иногда страшно, но не более. Еще один приятный подарок звериного тельца.        Смотря на то, как снег укрывает кроны деревьев, я думал, — а не вернется ли моя болезнь со временем? Но что-то звериное, сидящее глубоко в моей душе, шевельнулась, будто говоря — «А что такое? Разве мы и это не вылечим?». И я верил этому. Ведь иначе, какой толк от моего волшебства?        Прошел месяц. Снег уже давно застелил кроны старых деревьев, и землю под ними. Я научил малышей пейтов лепить снеговиков, и к моменту, когда со стороны города поднялись разноцветные светящиеся шарики, весь лес был утыкан снеговиками. Пейты только сначала лепили по моему образцу, но буквально через день, уже лепили разных существ. Я с восхищением следил за тем, как некоторые пейты оживляли снеговиков и гоняли людей, что забрели далеко в лес.        Когда в городе людей праздник стал затихать, я не мог уснуть от количества волшебной силы, что витала в воздухе. Мне нравилось наблюдать за городом издали, сидя на скалах, и бывало, я там засыпал. Моя шерстка, кстати, стала плотнее, и я почти не ощущал холода, даже сидя в снегу.        Потом кое-что случилось. Это было далеко за полночь, когда я от скуки играл со снежинками. Вдали, над городом, я увидел падающую звезду. Точнее, мне показалось так. Спустя немного времени, в бежевом свечение я разглядел взрослого пейта. Я видел раньше как пейты летают, и обычно это было весьма зрелищно. Но не сейчас. Видя его, я чувствовал сильную тревогу, и с его приближением она нарастала. Этот пейт двигался слишком быстро, и его волшебные перья, что призывались магией полета с тыльной стороны лап, рассыпались на ходу. Я видел как он потерял контроль, и с ужасом наблюдал за его падением. Зверь пытался вновь призвать перья, но они рассеялись так же как и предыдущие, сбросив своего хозяина на камни. Этот хруст я запомнил на всю жизнь.        Тогда я едва не запаниковал, и с трудом заставил себя добежать до места падения. Лучше бы я не видел того, что предстало передо мной. Я не буду это описывать, скажу только, что зверь лишь частично напоминал пейта, а шлейф из крови говорил о том, что его тело более нежизнеспособно.        Тут то моя звериная часть вновь шевельнулась, прогоняя ступор и говоря что делать. Сначала вернуть кровь. Я осторожно положил лапы на его тело, и стал пропитывать его своим волшебством.        — Какая глупая смерть… — проговорил противный голос за моей спиной, заставивший меня резко обернуться.        Из-за обширного кустарника вышел зверь в белоснежной маске. На нем был старый рваный балахон такого же черного цвета как и его мех. А желтые глаза, казалось, смотрят прямо в мою душу.        — Уже насрать… — раздался голос над моей головой. Я посмотрел вверх и увидел полупрозрачного пейта. Такого же, которого я сейчас пытался залечить.        — К чему такие грубости? — спросил маскированный, неспешно подходя к нам.       Нельзя отвлекаться, пускай и происходит сейчас полная ахинея неимоверной важности! Я чувствую что смогу, но если потеряю контроль над своим волшебством, повторить его я уже не смогу.        — Я им не нужен… Не нужен… — хныкал полупрозрачный.        — И лишь потому ты так небрежно отнёсся к своей жизни? — фыркнул желтоглазый.        — Да какая теперь разница…        — Большая. Гляди, малец пытается починить твою тушку.        — Зря силы тратит. А ну, кыш! — это было обращено ко мне, но я не успел на это среагировать. Я был занят своим делом.        — Не кричи, он нас все равно не услышит. Мы сейчас на грани этого мира, живые не замечают нас.        — Ты ведь жнец, я прав? — уже спокойно спросил тот.        — Верно. — кивнул желтоглазый.        — Тогда, чего мы ждем?        Маскированный промедлил с ответом. Он обошел меня, и пригнулся, в упор смотря в мои глаза. Он думает что я не вижу его. Пускай так и думает, вполне возможно, что для меня так будет лучше. Правда, я едва не обделался из-за холода его пронзающих желтых глаз.        — Лично я жду того момента, когда он закончит. — от его противного голоса по моей спине пробежали кусачие мурашки.        — И зачем?        — Что бы затолкать твою душу обратно, разве не ясно? — искренне удивился тот.        — Брось, разве это возможно? Разве он сможет вылечить фарш? Вон, мои мозги в тех кустах лежат… Да и вообще, разве не надо спросить меня хочу я жить или нет?! — Злился пейт.        — Хм… — Черные ушки жнеца дернулись от удивления. — И правда. Твоего мнения никто спрашивать не собирался.       Такой ответ поверг пейта в легкий ступор. И пока он смотрел на жнеца, я сходил за отшетками мозга, лежащими в кустах. Если бы он не сказал, я бы не заметил что чего-то не хватает, и пришлось бы воссоздавать это, что грозило мне полной растратой энергозапаса на середине дела.        — Но я не хочу жить… без них… — вздохнул пейт, оседая на землю.        — Подумаешь, отвергли. Невелика потеря. — махнул черной лапой жнец.        — Но ведь он… Я так надеялся…        — Не забивай голову чем попало… — на этой фразе я вздрогнул, мне казалось что эта фраза была обращена ко мне, ведь сейчас я, собственно, и забивал голову мозгами. Было противно, и меня едва не тошнило. Помогало осознание того, что я делаю все правильно.        — Ну хорошо, оживит он меня, что дальше то? Может я опять удавлюсь? — фыркнул пейт.        — Во первых, этим ты оскорбишь мальца. Смотри как он старается, такое не каждому под силу, особенно зверю, полгода отроду. Во вторых, ты не будешь помнить ничего о чем мы говорили, даже меня не вспомнишь. В третьих, я просто пришел посмотреть. Мне скучно. — вновь махнул лапой жнец.        Они наконец замолкли. Пейт пялился в землю, а желтоглазый неотрывно смотрел на то, что я делал. Это мешало, сильно. Лучше бы я и правда их не видел. Хотя, не могу не признать тот факт, что страх, который нагонял на меня жнец, позволял сопротивляться отвращению. Правда, нарастала иная проблема. У меня заканчивалось волшебство. Единственное что я успел, так это затянуть все открытые раны и собрать кровь. На остальное уже сил не хватит.        — Скажи, в чем смысл жизни? — внезапно спросил пейт. Признаю, мне тоже стало интересно.        — Не вижу смысла отвечать, ты все равно это забудешь. — пожал плечами жнец. Они, кстати, были одного роста.        — Потому и скажи, все равно ждать…        — Ну, как такового, единого смысла нет. Кто-то живет ради того что бы жить, кто-то живет ради определенной цели. Кто-то, ради других, а кто-то ищет смысл в себе. И все они одинаково правы.        — А ты, ради чего ты живешь?        — Хм… Я давно уже не задумываюсь ради чего живу. Я просто исполняю свой долг. Возможно, я живу, чтобы устроить жатву всего одному существу в этом мире.        — И кому, если не секрет?        — Существу, которое старо почти так же, как этот мир, но немного моложе перворожденных и чуть старше меня.        — Погоди, ты хочешь сказать…        — Да, я родился так же как и любой другой зверь. Так же как и они, я стал фамильяром.        — И кому же служит жнец? — нервно усмехнулся пейт.        — Аспекту. Первому и истинному.        — Прости, но я не совсем тебя понял…        — Ох… смертные… С вами тяжело общаться… Аспект смерти. Отождествление конца жизни во плоти.        — Погоди, если есть аспект смерти, то должен быть и аспект жизни, или какие другие аспекты…        — Ты прав, есть еще аспекты. Точно знаю, где находится аспект жизни, а про других слышал лишь от хозяина.        — Интересно получается… — протянул пейт.        — Не особо. — фыркнул жнец. — Аспекты странные, даже по моим меркам. Хозяин говорит что они лишены эмоций, так как это участь живых, но мне кажется что это не совсем правда.        — И каково это, служить аспекту?        — Скучно! Первое тысячелетие может и интересно, но к концу третьего тысячелетия, ты на стену лезешь от скуки. — очень живо возмущался жнец.        — Может, тогда ты разорвешь контракт фамильяра? Если тебе так тяжко.        — Не… — отмахнулся жнец. — Даже если бы мог, не стал бы.        — Все не так плохо? — улыбнулся призрак.        — Все крайне хреново, настолько, что живые седеют, узнав правду. Над миром висит страшная угроза, если ты понимаешь мою метафору, а аспекту откровенно срать на это. Его задача сопровождать души к вратам в реку душ, и не более. Ничто другое его не интересует. Даже если на планете подохнет все живое.        — Как-то нехорошо получается. — призрак почесал затылок — Разве, он не должен оберегать свою паству?        — Он не пастырь, он жнец. Охранять живых было задачей богов, но эти два придурковатых существа были заняты противостоянием друг другу, а на детей своих почти не обращали внимание.        — Разве боги враждовали? Я впервые слышу о таком…        — Да не… Не враждовали. Просто изначально так повелось что они друг друга на дух не переносили, а когда им надоедало силой мериться, они начинали творить. Но даже в их творениях прослеживалось их наследие, и нелюбовь друг к другу. Люди слишком горды, а звери слишком упрямы, но как и их создатели, они не способны уничтожить друг друга.        — Звучит очень дико, и мне трудно поверить в это.        — Да, уже без разницы. Боги мертвы, и их противостояние окончено. — Жнец повел ухом.        — И кто же умудрился убить богов? Не от старости они же померли?        — Тьма… — Жнец плюнул на землю, и снег в том месте растаял, а рыжая трава под ним стала серой, и распалась пеплом. — Дитя которого не желали, душа, что обратилась во зло. Сама зародилась в душе бога, и незаметно свела упрямого дурака с ума. Он помер, и Тьма вырвалась на волю. Тогда с ней встретился мой старший брат, он был первым фамильяром аспекта, но увы, она содрала плоть с его костей, и надела на себя.  — Не хочу спрашивать как это выглядело… — поморщился пейт.        — Ну как бы тебе сказать… Он помогал нагам выжить, и даровал им частицу себя. Но тьма, вселившись в одного нага, обманула его, и содрала его плоть без остатка и поглотила. С тех пор, мой недальновидный братец ненавидит нагов. После этого, Тьма заполучила бессмертие, и обрушила все силы на планету. То, где вы смертные живете, лишь малый клочок суши, что защищает дух богини.        — Слушай, а разве нельзя богов воскресить? Вот как этот малец меня собирает, так же и их вернуть к жизни? — навострил ушки призрак.        — Это невозможно! — фыркнул жнец. — Тьма не дура, она предвидела такую возможность. Что ты знаешь об источниках волшебных зверей?        — Ну, это места, откуда исходит магия волшебных зверей… Как я слышал…        — Вранье. Ваша магия исходит от богов, но тьма, будучи в теле Коккеральда, выловила, и изнасиловала Аллинирру, после чего та породила монстров. Эти монстры не были злом, но имели очень нехорошую особенность. Они полностью поглощали магию направленную к волшебным зверям, и источали собственную. Как фильтры, если тебе будет понятнее. Так вот, пока они существуют, в миры хранителей хрен пролезешь. Тьма смогла проникнуть в один такой мирок, и поглотить хранителя. С тех пор она и именует себя Тьмой, хотя ею не является. Черный дым, лишь ее ворованная сила. Благодаря ей, эта Сука могла управлять миром источника которого поглотила, и влиять на другие миры, хотя это громкое названия, это скорее измерения. В измерении источника тьмы, Она выстроила огромную башню, и сбросила ее вниз, подобно надгробию. Башня в нашем измерении не материальна и не обозрима, но само ее наличие, не позволяет даже приблизиться к могиле Коккеральда.        — А что с богиней? — не выдержал пейт. Да и я признаю, заслушался, сделав вид что набираю силы из окружения.        — Тьма считает Аллинирру основным своим противником. Когда богиня рухнула на этот материк, она успела отделить часть своей души, и вселить в зверя. Ну, это я только слышал. Тьма стала прогрызать себе путь в ближайший к богине источник, в источник света. Это привело к тому что два измерения источников слились в один. Криво и через жопу, но слились. Две противоположности. Убить хранителя света ей оказалось не под силу, потому она обманом, вытравила его за пределы источника, и в его отсутствие, сбросила второе, заготовленное заранее надгробие. Хранитель так и не смог уничтожить эту башню.        — И что получается, Раз хранитель не смог, никто не осилит башни?        — Сил одного хранителя не хватит. Тут ты прав. Вот если бы их было больше… Но это невозможно. Хранителями нет хода в соседние измерения.        — И что же тогда делать?        — Нашел у кого спрашивать! — возмутился жнец. — Если бы я знал, то направил бы уже вас, живых делать то что надо. Да и вообще, пора заканчивать болтать, толку все равно нет, забудешь это в любом случае. — ворчал жнец.        — Да ладно… Малец уже из сил выбился, ты уверен что он осилит?        — Если не осилит, когда придет Тьма в эти земли, все помрут. Не хватает у Сантива защитников…        Я вздрогнул и вскочил на лапы, привлекая нежелательное внимание. Да уже наплевать! Я вцепился зубками в загривок пейта, и изо всех сил потащил его со скал в лес. Я надеялся что принеся его к гнездам, пейты помогут мне, но я не успел утащить его даже со скал.       Пробегающее мимо пятнистое семейство услышало мое ворчание и копошение, и они первые пришли мне на помощь. Мне не пришлось даже жестикулировать лапами, взрослые несли их на лапах следуя за мной. Жнец и призрак так же последовали за нами.        До гнезд мы не дошли. Еще на подходе к ним, собралось больше пятидесяти пейтов всех возрастов. Видя мертвого, они испуганно пищали, но видя меня, не разбегались. Они понимали что он здесь, не просто так. Мне нужна была помощь моих собратьев, мы уже делали так, когда я сращивал переломы. Вот только здесь одним переломом не обойдется. Я срастил все наружные повреждения, но до внутренних, я ещё не добрался.        Кремового уложили на спину, и я сел у его головы, положив лапы на его плечи. Самое мерзкое я уже сделал, осталось самое трудное. Было бы проще, если бы я хоть что-то понимал в медицине, но сейчас мне приходилось доверить все волшебству, и большая его часть проходила насквозь, и не задерживалась в теле кремового, развеиваясь и не принося пользы. Но иного у меня нет, и потому я вновь стал тратить только-только накопившиеся силы. Мои собратья мне помогали. Они делились своим волшебством со мной. От меня требовалось только направлять магию на поврежденные участки.       Жнец и призрак все это время не переговаривались, они оба смотрели на то что мы сейчас делаем. С каждым часом во мне прибавлялась уверенность в том, что мои попытки не бесполезны.        — Скажи, ты ведь знал что у него получится? — Нарушил тишину призрак. — Но откуда?        — Жизнь каждого живого существа описана в фолианте смерти, и твоя тоже.        — И там было написано что меня воскресят?        — Там была описана глупая смерть, но на том твоя история не оканчивалась, и я решил посмотреть, каким образом тебе удастся выжить. — пожал плечами жнец.        — Забавно… А от чего я умру?        — Тебя затрахают два извращенца. До смерти.        — Издеваешься?! — возмутился призрак.        — Немного. Твоя история в фолианте не дописана, так что даже я не знаю. Знаю только что такое случается с теми, кто обрел бессмертие, а там уже и запись появится непосредственно перед твоей кончиной.        — Тоже мне, шутник… — Мне показалось что призрак засмущался — А… Там не описано, про…        — Про эту парочку? Написано. Они примут тебя, не переживай.        — Если бы я только знал это, когда малец меня оживит…        — Не получится. Молись что бы он мозги тебе срастил правильно, а то с той кашей, ты в дебила превратишься. — усмехнулся жнец — Но если честно, знать ты не будешь. Но будешь чувствовать что все идет как надо.        — Что-то вроде дежавю?        — Еще размытее, что-то вроде предчувствия. И это связано со всем, о чем мы говорили. Ты не поймёшь, пока не придется выбирать что-то. Тогда, и только тогда, наш разговор повлияет на твой выбор. Живые называют этот феномен шепотом смерти, хотя мы и не шепчем, а до аспекта мне как до Магдораши раком. — небрежно махнул лапой жнец.        — Спасибо, за это…        — Не благодари. Тебя ждет такое, что я не пожелал бы никому. Но только ты сможешь сделать это.        — Ты о чем?        — Мир меняется. Скоро ты сам все узнаешь, а пока живи, люби, учись. Боюсь что потом, у тебя не будет на это времени.        — Ну спасибо. Обрадовал. — фыркнул уже призрак.        — И мальца забери. На его жопу, едва ли не больше приключений чем на твою.        Услышав последнюю фразу, я едва не отвлекся от своего волшебства. Жутко хотелось узнать что у него за планы на меня, но тогда кремовый умрет окончательно, ведь мое волшебство не залечивает дважды одну и ту же рану. Раз уж я решил помочь, то сделаю все как надо.        Треск костей прекратился только к утру. К полудню я уже залечивал внутренние органы, кроме мозга, и легких, к счастью, уцелело почти все. Жнец видел что я перестал использовать волшебство, и толкнул призрака к его телу. Странно, но кроме меня, жнеца никто не замечал. Выходит это и правда моя особенность.        Уже не было сил чему то удивляться, и когда кремовый шумно вздохнул, я лишь улыбался, будучи рад тому что я справился. Нет. Мы справились. Если бы не наши собратья, то у меня ничего бы не вышло.        Тихий стон кремового дал понять что на его теле осталось еще несколько ушибов, которые я принялся залечивать остатками моего волшебства. Почему-то я чувствовал легкую боль, поддерживая свое волшебство, но не придал этому значения.        Когда кремовый очнулся, он сперва оглядел наших собратьев, и когда я оперся передними лапками на его плечи от усталости, он посмотрел на меня. У него был не понимающий взгляд, с легкими нотками испуга. Еще бы, восстать из мертвых, должно быть страшно. Наши собраться тоже взволнованно попискивали.        Я слабел, и кремовый понял это, сел на землю и успел поймать меня. Теплый, ласковый… мне было приятно лежать в его лапах. Более того, он вливал в мое тело волшебство, от чего я уснул.        Проснулся я так же в его лапах. Столпотворение наших собратьев только увеличилось. Он так ласково смотрел на меня, что я отогнал мысли о том что бы слинять подальше. Еще до кучи я стал неважно себя чувствовать. Кремовый унес меня глубоко в лес, где вырастил здоровенное дерево, и оградил его живой изгородью. Меня удивило то, что вопреки цвету его меха, его волшебство было черного цвета. Необычно это было потому, что у наших собратьев волшебство того же цвета что и их шерстка. Может я где-то напортачил?        Пока я раздумывал над причинами цвета волшебства кремового, он вырастил мягкое гнездо, и уложил меня в него. Я даже не успел удивиться тому, что расположились мы внутри того самого здоровенного дерева. Мне не хотелось уходить. Я засыпал, и просыпался уставшим. Потом меня стало мутить. Видимо кремовый знал что со мной происходит, потому что когда мне стало совсем плохо, он сделал целую лабораторию внутри дерева и что-то приготовил. Это что-то, на вкус было как нестиранные носки, и я не хотел пить это. Но кремовый был настойчив, и в конце концов, я сдался, принимая противное лекарство. Оказалось, эта гадость помогает справиться с моей болезнью. Я даже не заметил когда кремовый обернулся человеком с длинными, до самого пола, волосами того же цвета. Он был очень красив. Кажется, я влюбился… Напугало меня только то, что он постоянно ходил голым, и лишь выбираясь наружу, обращался в зверя. В его человеческом облике, кстати, все так же прослеживалось звериные черты. У парня были клыки, изящные длинные черные когти, и его волосы, подобно гриве, росли до середины спины. А еще у него был миленький хвостик, которого я не заметил сначала из-за гривы.        Не помню сколько я провалялся в гнезде. В один из дней, я стал чувствовать себя лучше, и вылез с кремовым на прогулку. С того дня, кремовый больше не обращался в человека. Видимо ему нужен был тот облик для приготовления лекарства. Он часто уходил за пределы черной изгороди, и вернувшись из одного из таких походов, с его лапы пропал хрустальный кулон. Обидно, мне нравилась эта побрякушка.        Фляжки с лекарством к моему счастью закончились, да и я выздоровел. Приятно было вновь беситься в снегу с моими собратьями. Кремовый не удерживал меня на своей территории, я сам не хотел уходить. Мне не давало покоя Черное волшебство кремового. Надо было убедиться что с ним все в порядке.