Присутствующий

Хейвуд проснулся, была ночь. Он перевернулся на другой бок, затем на спину, но больше уснуть не смог. За долгие годы, что Присутствующий являлся к нему во сне, маг привык к определённому режиму. Он засыпал в одно и то же время и просыпался с восходом солнца, почти сразу после того, как «тот, кто присутствует» заканчивал свой рассказ. Однако сегодня он закончил слишком рано. Хейвуд лежал и думал, что значат эти странные последние фразы, это немного пугало его. Рассуждая о возможных значениях, он провалился в полудрёму и пробыл в подобном состоянии почти до предрассветного часа. Старик не то чтобы проснулся, а просто открыл глаза, поднялся с постели, оделся, а затем вышел из комнаты, направляясь в свою лабораторию. По дороге он зашёл на кухню и попросил у повара свою порцию. Все маги, служащие при королевском замке, обычно трапезничали в малой столовой, но их общество Хэйвуду было не по душе, оно смущало его, поэтому он предпочитал есть на кухне. После завтрака маг спустился в подвал, где располагалась его лаборатория, которая была пожалована ему лично королём за особые отличия во время войны. Войдя в небольшую комнату заставленную полками, на которых располагались книги и склянки, маг подошёл к столу и записал историю, которую ему сегодня рассказал Присутствующий в специальную записную книжку, затем положил её на место и принялся продолжать свою работу. Одну он делал для виду «Жнецы до своего падения. Все ли жнецы стали демонами. Историческое исследование магических корней особенности демонов». В ее же рамках он искал информацию о природе знаков на теле его учителя мага Альво Нова, второе же было истинным только для самого Хейвуда, оно было посвящено Пустоте и её возможным влиянием на жизнь людей, её фундаментальным законам. Старик был настолько поглощён работой, что не заметил шагов по лестнице. В лабораторию вошёл Каринар Пасс, ученик Хейвуда. Он был уже взрослым состоявшимся колдуном, которому захотелось стать магом. Перед тем, как орден посвятил его в свои ряды, Совет отправил его «перенимать традиции магов» к Хэйвуду. Старик от этого был, мягко сказать, не в восторге. У них сложилась взаимная антипатия, когда маг узнал, что его ученик серьёзно заболел, он даже ни разу не навестил его, хотя, кажется, тот был при смерти. Хейвуд, обернулся и немного удивлённо посмотрел на Каринара. — Здравствуйте, маг Хейвуд, — с какой-то особенной манерой произнёс он. От этой интонации внутри мага что-то сжалось. Он посмотрел в глаза собеседника, они играли этой привычной искрой. Хейвуд вдохнул, чтобы что-то сказать, но выдохнул, не найдя слов. — Вы меня узнали, — произнёс собеседник. — Вот что вы имели в виду, а…? — спросил маг. — Я закончил свой рассказ раньше времени, потому что душа, обитавшая в этом теле, покинула его. Я хочу получить новый опыт, который, возможно, даст мне понять что-то о людях, даст мне выйти из постоянной тоски. Я много смотрел на людей, следил за ними, но теперь совершено не понимаю, что делать. Хейвуд был совершенно растерян и не знал, что предпринять, сам пытаясь сообразить, чем люди занимаются по утрам. В голову ничего не приходило, кроме как посещение церкви. По времени они ещё успевали. — Я собирался работать весь день, — признался старик. — Но я думаю, что если мы поторопимся, то успеем к началу службы в церкви. Присутствующий странно улыбнулся, но согласился. В замке была своя церковь, Хейвуд предпочитал ходить в храм расположенный в ремесленном районе, там он чувствовал себя уютно, что ли. В церкви собрался народ, так что некуда было встать, это было обычным делом, но казалось, что Каринара это удивляло, и было неуютно от постоянных соприкосновений с людьми, духоты и шума. Однако богослужение началось и все стихли. Хейвуд сначала следил за своим спутником, затем полностью погрузился в службу. Каринар с некой неохотой участвовал во всём действии, а затем, когда пришёл черёд вознести молитвы, он осторожно попытался протиснуться к выходу, но ему это не удалось, он только получил несколько неодобрительных взглядов. В этот момент Хэйвуду начало казаться, что привести его сюда было не самой лучшей идеей, а во время проповеди это сомнение стало ещё крепче. Священнослужитель, говоря о Смотрящем и об истинности веры, о зле некромантии, вспомнил о Присутствующем и решил его обвинить во всём зле. В этот момент маг посмотрел на своего спутника, который вроде бы был спокоен, по крайне мере, так выглядело внешне. Внезапно лицо священника переменилось, казалось, что он залпом выпил чарку кислого вина. — Правильно! Вспомни, что сам творил, за что получил прощение! Меня же простить нельзя? Даже с моей точки зрения это было давно! — со сдержанной злобой произнёс Присутствующий, не размыкая губ, казалось, что никто кроме Хейвуда этого не слышал. — Никто не идеален, даже мой создатель, вот только он делает так, чтобы вы не помнили его ошибок. Я больше не могу теперь это лицемерие. Если хотите, то оставайтесь. Внезапно церковь исчезла, и в мгновение Хейвуд ощутил холод, закружилась голова, затем возникла земля. Старик вцепился в неё, затем, не понимая где он, огляделся. Он стоял на четвереньках где-то за городом. Маг поспешил сесть. — Простите, что я поступил так. Просто, когда люди говорят одно, а чувствуют и думают другое — это отвратительно! — Где мы? — Чуть в стороне от тракта, рядом с деревней. Не бойтесь, никто не заметил, что мы исчезли, — ответил Присутствующий. — Вам не стоило так поступать, — произнёс Хейвуд, поднимаясь с земли. — Вы хотите быть человеком, но толку от этого? Вот ответьте на вопрос. Хотите ли вы есть? — Нет. Мне это не совсем нужно. Взятое мной тело почти не влияет на меня. — Жизнь человека в большинстве своём состоит из удовлетворения потребностей, как физических, так и духовных. Получается, что «живя» в таком состоянии, вы не получаете никакого нового опыта, а лишь повторяете то, что было в начале времён, — высказался Хейвуд. Присутствующий некоторое время молчал, а затем произнёс: — Я могу положиться на вас, маг Хейвуд Монд. Сейчас я отпущу практически всё, что делает меня равным моему создателю. Буду откровенен, это немного страшно, — он прервался буквально на несколько мгновений, затем поёжился. — Здесь холодно, — произнёс он. Хейвуд снял со своих плеч плащ и протянул его своему спутнику, тот принял его и надел. Выглядел он очень потерянно. — Так… — он задумался, а затем неуверенно продолжил, закутываясь в плащ, — уютно. — Пойдём в таверну. Думаю, что есть ты всё же хочешь, — произнёс старик. — Не знаю, но чувствую что-то неприятное в животе, почти больно. — Это голод. Каринар шёл по лесу за Хейвудом, который старался выйти к деревне, ориентируясь по горам. Для «того, кто присутствует» мир, будто родился заново, он стал совсем другим, будто более большим. Он чувствовал запахи трав, как-то особенно ощущал оглушительный гомон сотен птиц, будто он слышит их впервые, будто они что-то говорят на своём птичьем языке. Даже тени от шелестящей листвы, которые тихо перебирал ветерок, завораживали его существо. Было странно не знать, что происходит вокруг, а в особенности за спиной. Это было даже немного страшно. Эта небольшая прогулка по лесу дарила столько новых ощущений, сколько он не получал за последние тысячелетия. Хейвуд говорил с ним, рассказывал о деревьях и о травах, шутил, и это ощущение весёлого смеха так нравилось Собеседнику, он не хотел больше просто присутствовать, он хотел находиться в этом мире, жить. Он начинал понимать Хейвуда и его высказывание о том «что такое жизнь». Таверна располагалась чуть поодаль от деревни. В ней было несколько человек, которые беседовали о чём-то своём. Хейвуд посадил своего спутника за столик в углу и пошёл за едой. Переговорив с трактирщиком, вернулся. — Сейчас нам принесут, — пояснил маг. — Мир такой странный и удивительный. А ещё у меня очень болит живот! — Потерпи. Я тоже есть хочу. И посмотри, есть ли у тебя в карманах деньги, мне не хотелось бы увеличивать свой долг перед трактирщиком. Каринар засунул руку в карман и вытащил только большую тряпку, которая, видимо, служила ему платком, во втором кармане тоже не нашлось ни монетки. — Зачем вообще нужны деньги? — спросил тот, кто хотел познать жизнь. — Мой учитель никогда в жизни не брал в руки деньги, он говорил, что всегда можно договориться и без них, но признавал, что с деньгами у каждой вещи есть цена, которая объективно равна затраченным силам и ресурсам на создание этой вещи, — ответил старик. Из кухни появилась служанка с подносом еды. Она торопливо пересекла таверну и выставила две тарелки на стол. — Вот и еда. Только смотри одежду не запачкай. Каринар всегда ел так, что, кажется, свиньи аккуратнее едят. Я смотрю на тебя и заметил, что всё, что касается механических движений, ты перенял у него. — Чтобы создать что-то новое нужно начинать с нуля. Однако, я не хочу на десятки лет отказываться от своей силы. Люди живут очень однообразно. — Как раз-таки «начав с нуля» ты сможешь понять людей больше, чем когда-либо, но вот твоя вечная тоска и злость на самого себя вряд ли положительно повлияют на этот опыт, — произнёс Хейвуд. Сейчас он чувствовал некое превосходство и мог сказать то, о чём уже думал давно. Не обращая внимание на разжигающуюся злость в глазах собеседника, он продолжил. — Тебе стоит поговорить с Ним. Да, ты приходишь ко мне, возможно, получаешь некое облегчение, но я-то не вечен. Я умру, возможно, что этот момент близок. Да, я хочу тебя слушать, наверное, всегда хотел. Но есть ли ещё кто-то, кто захочет этого? Насколько я понимаю, ты никогда не делаешь ничего против воли других, за исключением моментов злости, — не давая себя перебить, закончил старик. — Я не буду с ним говорить! Он выгнал меня! — взорвался тот, кто чувствует, вскочив и нависнув над столом. — Я всегда слушал его, помогал ему, из-за него меня ненавидят! Он не чувствует! Да! Ему всё равно! Но я всё чувствую! Я мог быть рядом с ними, учить Их, но он приказал Их ссорить! Давать повод для страстей! — он не кричал, он шипел, глаза наполнились болью, а его грудь вздымалась под судорожными вдохами, голова закружилась, он рухнул на лавку и зашептал. — Я не хочу существовать тем, кем он меня создал… Я хочу перестать быть, но не могу. Я развлекаюсь, но боль ни на секунду не покидает меня. Иногда я чувствую, как страх накатывает, словно волна во время прилива накрывает камень, я слышу, как Они порицают меня, как что-то словно тиски сжимает моё существо и только гомон слов окружает, заставляет уходить от мира в пустоту и только искренняя молитва, словно нить позволяет вернуться в реальность. Мне страшно. Я боюсь, что меня забыли, всё реже я слышу своё прозвище, — слёзы текли из глаз, голова опустилась на стол и он ничего не видел и даже почти не осознавал, что говорит, не чувствовал себя, как божество, он ощутил себя человеком в той мере, на какую только способны чувства и эмоции. Внезапно на его плечо опустилась рука, а затем старик прижал трясущееся от рыданий тело к своей груди и сложил его руки на спине, тихо поглаживая. Собеседник, насколько это возможно, прижался к нему, судорожно дыша, и вцепился в рукава, он почти ощущал силу и спокойствие, но вместе с тем сострадание души человека. — Он не чувствует, но ты же чувствуешь. Неужели ты не можешь объяснить Ему, что с тобой происходит? Он не чувствует, а значит не понимает, что сделал, не знает, почему тебе плохо, — спокойно произнёс маг. — Хотя, возможно, что моя логика не применима к нему. Собеседник поднял глаза и посмотрел в лицо старика, разжимая руки, но не спешил отстраняться. — Что со мной было? — Для тебя не знаю, но люди не всегда могут носить в себе свои обиды, иногда наступает момент, когда больше невозможно терпеть и они срываются. Это хорошо. После этого мир становится немного другим и накопившиеся проблемы кажутся не такими уж непреодолимыми. Но что с тобой будет, я не могу сказать, ведь я не знаю, что происходит, когда за плечами такой огромный опыт, — ответил Хейвуд. — Мне не так больно, как обычно, не так мрачно. Он это видел. Он всё видит и всегда. Но в действительности понимает ли Он, что со мной произошло? — этот вопрос был скорее риторическим, Каринар, наконец, отстранился и сел. — Они странно смотрят, — произнёс он, глядя на трактирщика и других посетителей. — Просто они не понимают, что произошло, — ответил Хейвуд. — У тебя в кармане кажется, был платок. Вытри лицо, и пойдём на свежий воздух, до города не так далеко, но ходьба по лесу меня немного утомила. Что ты чувствуешь? — Немного душно, но мир будто ярче. Жизнь не так уж плоха, — ответил Собеседник, запуская руку в карман и доставая платок, вытирая лицо и шумно сморкаясь. — Это хорошо. Хейвуд поднялся с лавки, Каринар последовал его примеру и первым поспешил на улицу. Путь до города занял много времени, сначала оба собеседника молчали, но затем тот, кто чувствует, попросил, что-нибудь ему рассказать. Хейвуд не счёл уместным вновь будить какие-либо эмоции в своём спутнике и поэтому просто рассказывал ему сказки, которые когда-то слышал в разных местах во времена путешествий с учителем. В городе они оказались под вечер, оба уставшие. Где жил Каринар Пасс маг не знал, поэтому он предложил переночевать в его комнате, а сам отправился спать в лабораторию. Самым странным было то, что всю ночь маг пробыл в темноте, хотя он надеялся, что Собеседник посетит его. Утро было самым обыкновенным. Маг проснулся незадолго до рассвета. Приведя себя в порядок, он поднялся в свою комнату, осторожно открыл дверь и застал Каринара стоящим у окна. — Это так странно, — начал он, заметив старика. — Я хотел ощутить что-то новое, но теперь не знаю, что с этим делать. Маг встал рядом с ним, вряд ли здесь можно было что-то ответить. Раздался стук в дверь. Хейвуд пошёл открывать. В коридоре стоял Натаниэль Киро, сын его лучшего друга, молодой посредственный, но сильный маг, которого интересовали только развлечения. — Здравствуйте, маг Хейвуд Монд! У меня к вам письмо от Алена де Манна, оно пришло вчера, но вас не было, а потом вы спали, поэтому я осмелился его забрать и обещал отдать, как только смогу. — Благодарю, Натаниэль, — ответил старик, принимая письмо и закрывая дверь. Затем маг сел в кресло и с помощью ножа для бумаг разрезал верхний край конверта, извлёк письмо, и начал читать. С первых строк у него задрожали руки, а чем дальше он продолжал пробегать глазами по ровным строчкам, тем больше приходило осознание горя. Его учитель Альво Нова погиб при пожаре в городе Корок. После последней строчки письмо выпало из рук, и старик застыл, не в силах принять смерть того, кто был названным отцом. Этого просто не могло быть! — Что произошло? — спросил Каринар, отворачиваясь от окна. — Мой учитель… — дрожащими губами произнёс старик. — Маг Альво умер, — после последний фразы слёзы непроизвольно потекли из глаз. — Он умер! Мой учитель! — подавлено произнёс маг. — Он не мог умереть! — воскликнул Хейвуд, он судорожно вздохнул, прижимая руку ко рту, из его горла слышались тихие дрожащие всхлипы. Каринар быстро пересёк комнату, он хотел что-то сделать, он не мог смотреть на то, как сильный Хейвуд плачет, как его душу рвёт боль, как горе невидимо опустошает его. Но что сделать, как утешить того, кто потерял человека, к которому был сильно привязан? Колдун подошёл к нему наклонился и тихо произнёс: — Он не мёртв. Лицо Хейвуда в мгновение побледнело, он посмотрел на своего гостя и попытался сказать что-то внезапно слипшимися губами и прилипшим к нёбу языком. — Сейчас я отвечу на тот вопрос, который ты задавал мне, — произнёс Присутствующий и наклонился к самому уху старика и что-то тихо, но чётко прошептал. Маг затрясся и закричал, казалось, что сейчас он не выдержит. — Нет!!! — слёзы мгновенно высохли, а лицо стало белым как полотно. — Не может быть! Тот, кто чувствует, обнял мага. Тот ощутил тепло его тела, а затем нечто большее. То, чем был его собеседник, его сущность, огромную, словно алый закат, что простирается на полнеба, может и не спокойную, но искренне ощущавшую сострадание и желание утешить. Он сильнее прижался к телу, что занял тот, кто чувствует, стараясь прильнуть к его истинному существу, чтобы получить успокоение.