"Да. Какая потеря! Теперь снова придется ходить друг к другу в гости, видеть глаза и улыбку того, с кем говоришь, слышать смех, дарить друг другу подарки! Какой ужас! Как мы переживём всё это — даже не знаю!"
***
– О чём ты жалеешь? Айрен моргнул. Очертания камина вдруг стали очевидными, и он понял, что разглядывает одну и ту же точку уже долго, при этом не имея даже малейшего понятия, минуты или десятки минут. За это время ладонь настолько привыкла к горячей чашке, что практически слилась с ней. Когда Айрен попытался освободить пальцы и размять их, ладонь ответила стянутой тупой болью. Ведри сидел напротив, в своём бессменном льняном жилете на четырёх аккуратно застёгнутых пуговицах, надетом поверх шёлковой рубашки, заглаженной настолько хорошо, что на её фоне блекла неаккуратность густой бороды старика. Он с интересом полистывал записную книжку в кожаном переплёте, иной раз не поднимая взгляда на Айрена. Какое-то время рыцарь не понимал такой манеры говорить, хотя и не протестовал. Это была одна из тех деталей, которая напрягала в человеке, несущественная настолько, что факт её наличия иной раз напрягал ровно в той же степени, в какой эта деталь не стоила ничего. По таверне тихо шелестели голоса. Замёрзшие люди ютились вокруг столиков, заставленных кружками с горячим, и мирно прожигали минуты умиравшего дня. Сегодня, как и всегда, людей интересовали проблемы политики, разговоры о новых налогах, интриги последней недели. Город дрогнул от историй о рейдах взъёмщиков, выбивающих торговые долги. В порт не вернулся патрульный бриг. Множество достаточно пугающий и неприятных новостей – всё как всегда – и всё же вечер с пятницы на субботу абсолютно не напоминал любой другой. Сегодня было тихо и грустно. Горожане со скорбью поминали Долорес О'Риордан, трагически погибшую на днях. Говорят, бардессу подвело собственное сердце, перенапряжённое проблемами бытия. Поразительно, но о ней не ходило никаких слухов. Словно Форелянт разом брезгнул осквернять хорошего человека грязными шепотками. Люди просто пили, хмыкали под нос знакомые мелодии, по долгу вглядывались в кружки и выпивали не чокаясь чарками. – Я всего-лишь немного устал, вот и всё, – Айрен сдвинул чашку к краю столика, припадая ещё горячей ладонью к плохо обритому подбородку. В очередной раз вспомнилось обещание побриться к концу недели. Айрен решил, что сделает это позже. Завтра, скажем. Или с началом новой недели. – Ты проспал добрую половину дня, - Ведри перевернул очередной листочек, заботливо разглаживая мятые уголки пергамента. – И я бы с удовольствием продолжил, если бы за сон платили. - Рыцарь вытянулся на кресле, забрасывая ладони за затылок. – Если бы за сон платили, я бы давно перестал нуждаться в работе, - Айрен хмыкнул, криво усмехаясь. – Тогда мне не пришлось бы вообще напрягаться. Наверное, это было бы счастьем. Ведри не стесняясь хихикнул, как это обычно умеют только старики, то ли смеясь, то ли кашляя. – Как можно быть счастливым в покое? Не преодолевая ничего? Это не счастье а гниение. Я так развлекался, когда меня по ошибке похоронили на полгодика. Ведри оторвал взгляд от записной книжки, и его бледно-голубые глаза с интересом оценили Айрена, задумываясь о чём-то известном только старику. – Я не рассказывал эту историю? Айрен расчесал затылок, оглядываясь по сторонам. С кухни вынесли бронзовокожего поросёнка, запечённого с яблоками. Компания солдат, прикорнувшая у самого широкого столика подле камина, одобрительно повысила тон, подзывая прислугу. – Нет, Ведри. Про полгода в гробу я ещё не слышал, - Айрен пожал плечами, провожая поросёнка взглядом. В какой-то момент он задумался, не заказать ли ещё чего-нибудь к ужину. – Однажды меня изловили на наживку в одной церквушке. Дело было в разгар чумы, под Таллисом. – Ведри прикрыл записную книжку, закладывая между страниц указательный палец, и расчесал бороду, немного хмуря брови. – То было лет с пятьдесят назад. Или семьдесят пять? Взгляды Айрена и старика пересеклись, но рыцарь лишь покачал головой. Впрочем, ответ Ведри и не был нужен. Он встряхнул старый изрядно покусанный карандаш и сунул его за ухо, пряча в густых седых кудрях. – Времена, сам понимаешь, лютые. Хворь, смерть, страх. Людям в такие моменты всё время вожжа под хвост лезет. Теряясь, как овцы, сбиваются они в стада и давай думать, за что же да почему им такая напасть. Как сейчас помню, тогда ведь указом Двора было дозволено сливать всякие нечистоты в каналы города. Так люди за год не поскупились. А когда стало дело чистить стоки, никого из желавших не нашлось. Ну и забыли талиссийцы про то дело. А стоки-то полнились, стекались. Ещё и осень выдалась чудная, знойная, прелая. Ну так вся та дрянь разбухла, и пошла хворь. Люди падали рядами. Так вспомнил кто про стоки? Ведри обтёр языком сухие губы. Не смотря на достаточно лёгкий тон, слова давались старику не легко. – Я тогда многого насмотрелся, друг мой. И как родные из семей уходили на улицы, и как любимые расставались ради друг друга. Но больше всего запомнились мне коллегии. Это такие собрания, на которых народ кварталов решал какие-то бытовые проблемы. Ну а тут, как понимаешь, ещё какая проблема! Ну собрали они коллегию. Заседают и разглагольствуют, перебирают варианты. Может, в скором порядке вычистить улицы? Проверить каналы и разогнать баломуть в стоках? Ха, куда там. Давайте, значится, будем искать виноватых. А кто у народа испокон века виноват в проклятьях и морах? Нечисть, разумеется. Ведри глубоко вздохнул, потягиваясь к чаю и с нежностью обнял чашку тощими пальцами. Теплый напиток разгладил густые морщины на лице старика. Он поднял чашку и немного отпил из неё, с наслаждением растягивая процесс. В камине с неким задором хрустели поленья. Атмосфера, казалось бы, слегка пьянила, изо всех сил оттягивая Ведри от края пропасти, имя которой – уныние. – Попался я на глупую уловку. Наверное, с годами совершенно разучился бояться людей, - Ведри улыбнулся. – Связали меня, окропили хорошенько по лицу водицей, кол под рёбра сунули и заколотили в подобие гроба, зарыв в землю на кладбище при той же церквушке. – Кол под рёбра? - Айрен вопросительно вскинул бровь. Ведри только отмахнулся. – Ай, старая примета. Один шарлатан как-то выписал на бумажке, что от вампиров хорошо помогают колья из осины. Шутка так шутка. С тех пор не одна сотня людей здорово удивлялась, нападая на вампиров. – То есть, - Айрен скрестил руки на груди. – Вас вообще не убить? Теперь настал черёд Ведри удивлённо хлопать бровями. Какое-то время старик с интересом разглядывал Айрена, что-то прикидывая в голове, но в конечном итоге ответил: – Убить-то можно, бери только посеребрённое оружие да масла на основе бадьяна. Но те, видимо, не знали. В общем, заколотили меня, землёю присыпали. А для надёжности, чтобы наверняка, руки да ноги мне от тела отрубили, и в виде креста связали над могилкой. – Миленько, - хмыкнул Айрен. В какой-то момент он ощутил что готов улыбнуться, но решил что это будет невежливо. Однако, Ведри ничего не смутило. Он с радостью обнажил в улыбке свои жёлтые зубы. – А-то как! Да только без рук выбраться как? Вот и пришлось лежать под землёй и ждать, пока процесс самоисцеления вернёт мне конечности. А до той поры лежал я в гробу. Ведри снова прервался на глоточек чая. На этот раз Айрен последовал его примеру. Горячий напиток взбодрил рыцаря, пронимая его до мурашек. Было что-то в привкусе мяты, что в сочетании с шелестом пламени в камине вызывало желание жить. – Ну и вот... - Ведри стукнул чашкой о крышку стола. Рассказывая истории, он незаметно увлекался в былое, иной раз оставаясь с собеседником только одною ногой, глядя как бы сквозь него куда-то далеко вперёд, словно наблюдая другой день, другие мир и жизни. В такие моменты слушать старика становилось интереснее. Казалось бы, он забывал о морщинах и хриплой старческой сиплости в голосе, молодел за несколько слов. Айрен вновь припал ладонью к щетине, почёсывая подбородок, а Ведри уже продолжал. – Казалось бы, чем заниматься в гробу, если ты не можешь умереть? Я размышлял. Говорил сам с собой. Считал щепки, осмысливал известные слова. Вот например, почему мы вообще называем яблоко именно яблоком? Почему этот фрукт с кожурой и сочной мякотью не называется марокайей или базиликом? Почему яблоко? Айрен пожал плечами. – Вот и я подумал о том же. Думал, прикидывал, и в конечном итоге уснул. Уж не знаю, сколько я спал, но когда проснулся, могу дать на отсечение правый клык на нижней челюсти, что земля вокруг пропахла утренним инеем, тающим в лучах рассвета. На душе мне стало как-то проще. Я вдруг подумал, что всё не так плохо, ведь может ли мне быть ещё более дискомфортно? Вопреки людской философии о том что хуже бывает всегда, я не видел более скверных вариантов чем тот в котором оказался, а потому в какой-то степени даже обрадовался. Моё времяпровождение – унылое и бесполезное, лишённое всякое смысла, можно было коротать сном. Я просто закрывал глаза и спал, пропуская бесмысленность бытия. Айрен, я занимался этим полгода! И знаешь, когда руки и ноги окончательно отросли, я практически наверняка решил полежать так ещё какое-то время. Не считая тесных границ моего короба всё было вполне терпимо. Но однажды я услышал сверху ржание лошади. Истошное, неспокойное. Знаешь, это был как гром среди ясного неба. До того момента я как-то не обращал внимания на шум, а ведь надо мной что-то постоянно происходило. Но только эта лошадь чем-то зацепила меня. Не пытайся сейчас осознать важность лошади – никакой важности нет. Важно то, что я упёрся ладонями в крышку гроба и ощутил, что она порядком мне надоела. Стиснув пальцы я выломал доски и сунул руки в землю. Она оказалась нежной от влаги. Я стал врываться в почву, продираясь на верх, и в какой-то момент надо мной разверзся свет. Когда глаза мои привыкли к нему, я очутился на залитой зеленью поляне, в траве, сквозь которую проглядывались надгробия. Было лето, пусть в тех краях оно и отличалось дождливостью, но даже в пасмурном небе, затянутом тучами, солнце выглядело светлым и тёплым, а природа вокруг - счастливой. И я вдруг понял – дело не в летней поре и не в скором приближении дождя. Просто я только что вырвался из-под земли, продравшись сквозь почву, и выполз наружу, вопреки всему. Ощущение того что я преодолел могилу захлестнуло меня! Ведри встряхнул обе ладони, делая глубокий вдох, словно всё произошедшее случилось только что. Он вновь раскрыл свою записную книжку и принялся неспешно листать страницы. Когда Айрену уже показалось, что Ведри в очередной раз ушёл в это занятие с головой и забыл о разговоре, старик вдруг остановился, ткнув пальцем на нужной странице. – Вот, - он прочистил горло. – Пока мы используем сон чтобы коротать своё время, отлёживаясь на дне, нам будет трудно избавиться от бессмысленных дел. По природе своей или чьему-то умыслу, но мы всегда стремимся к действию, пока находимся в осознанном состоянии. А коли и есть в мире счастье, то, как по мне, оно заключается в наслаждении результатом работы, новым шагом, после которого хочется делать ещё один. Таким образом мы не просто движемся от одной победы к другой, но и существуем как нечто большее, нежели трупы в могилах. Он выдохнул, как если бы слова были патронами в мушкете и теперь его обойма опустела. По юношески довольный собою, Ведри поднял глаза на Айрена, вздымая брови, дескать, что думаешь? Айрен отделался затуманенным взглядом. В какой-то момент он начал подозревать, к чему клонит Ведри, но результат всё равно изумил рыцаря. В конце концов, сам он редко умел выражать то сокровенное, что тлело в душе. Казалось бы, вот мысль. Небольшая, сокровенная. Бери и показывай. Но пока подступишься, пока правильно выразишь, уже и пламя погаснет, и искра исчезнет. У Ведри к подобному изложению было больше таланта, хотя сам вампир часто отмахивался, объясняя всё привычкой сразу же записывать интересные мысли в личный записной. Старик всегда считал, что первоначально пришедшая мысль – самая искренняя, а дальнейшие её обработки обречены на появление второсортности. Вот так, думая о мыслях и словах, размышляя о смысле выражений и привычек, Айрен склонился над чашкой чая, вглядываясь в пляску пламени на останках поленьев в камине. На ресницы рыцаря капнула усталость. Он потёр глаза, пережидая жжение, и обвил свою чашку обеими ладонями. Так ему было чуть надёжнее, чуть спокойнее в реалиях объятой печалью таверны. Зал заполнялся людьми по мере того как за скованными льдом стёклами смеркалось. Всякий раз как отворялись двери и в помещение врывалась прохлада, Айрен ёжился, вместе с тем становясь на йоту скованнее. Иной раз у рыцаря возникало желание потянуть за закатанные рукава рубахи и укутаться ими, для надёжности, но всё это оставалось на уровне предрассудков. Вместо них Айрен подозвал слугу. Когда запыханная девушка в опрятном фартуке замерла у столика, калкендорец попросил у неё пинту пива и шмат свинины. Ответив благодарностью на девичью смущённую улыбку, Рейнер провожал её взглядом ещё какое-то время, пока не вмешался Ведри. – Ты ведь не ешь мясо, - скептично покачав головой, он отпил из чашки ещё немного чаю, на сей раз продолжая держать его в ладони. – И снова пиво. Неужто людям это помогает? – Это успокаивает, - безразлично моргнул Айрен. На глаза ему попался трактирщик, усердно полирующий тряпкой стойку для приёма заказов. Ведри фыркнул. – Минута покоя ради суток головной боли. Вы мазохисты. Тут уже Айрен не удержался от смеха, и смех его, тихий но искренний, очень быстро растаял, уступая неловкому молчанию. Внимание Айрена сбилось, и он бегло оббежал зал взглядом, высматривая знакомые лица, как будто ожидая кого-то. – Ты не думал искать её? – Ведри пытался быть осторожнее в интонации, но лишённым биения жизни вампирам было трудно правильно осмыслить правильные эмоции в важный момент. Впрочем, Айрена это нисколько не задело. – Нет, - коротко ответил он, в очередной раз проводя ладонью по щетине. С тех пор как Айрена трогал кто-то кроме него самого он очень беспечно относился к собственной внешности. Как итог, Рейнер не сразу бы вспомнил, когда в последний браз толково брился. – Идёт второй месяц. Уже бессмысленно искать что-либо, - сказал рыцарь, вздыхая как можно спокойнее. Ладонь, которая всё ещё сжимала чашку чая, вдруг стала отчаянно выкачивать из горячей глины всё возможное тепло. Дверь таверны вновь отворилась, отвлекая внимание собравшихся. Порог переступил закутый в тулуп мужчина с мешком на перевес. Бегло окинув собравшихся взглядом, он отряхнул пышную зрелую бороду от хлопьев снега, и снял с головы шапку. К тому моменту практически все собравшиеся в зале потеряли к новоприбывшему интерес. Очередной гость "Анки и Янека" пришёл погостить у очага, чего никогда не возбранялось. Другое дело, будь он офицером или моряком, тут можно было бы поднапрячься. Хотя, сегодня за соседними столами сидели солдаты и ремесленники, где-то проскальзывали пухлые лица купцов и сверкали гвардейские запонки. Зимний вечер объединил всех общей нуждой. Айрен вдруг ощутил, что подобная атмосфера сейчас была ему нужнее всего. В условиях когда мало что дарило радость, мужчина тешил себя осознанием того, что он не один такой. – Она не найдётся, если не захочет сама, - наконец-то сказал Айрен, произнося слова, до которых с неохотой дошёл. – В конце концов, ей хочется новой жизни. Лицо Ведри вновь поглотили морщины, но на этот раз старик по доброму улыбнулся. – А что же ей не нравилось в старой? – Порядки, - Айрен пожал было плечами, но ему стало настолько прохладно, что он крепче стиснул чашку чая. Где-то в противоположном конце широкого зала отворились двери кухни. Милая девушка в фартуке несла заказанный ужин. – Когда-то давно, не желая разбираться в себе, мы беспечно жили сегодняшним днём. Быть может, даже не были уверены, что всё это слишком всерьёз. А когда наломали порядочно дров, то оказалось, что жить друг без друга мы больше не можем. Дрова разгребать мы не решились, потому так и оставили их где-то в сторонке. А потом по очереди через ту кучу спотыкались. Леди склонила голову в поклоне, опуская на столик поднос с приятно пахнущим мясом и пинтой свежего пива, после чего поинтересовалась у Ведри, не хочет ли тот чего-то себе. Бледноватый старик тепло поблагодарил служанку, приглаживая кудри вокруг пролысины, и отказался. Когда же девушка удалилась, и Айрен взялся за вилку, Ведри попытался вновь разыграть старую песню. – И ты не думаешь что-то решать? – Слушай, я не знаю, - достаточно резко прервал его Айрен. – Мне не очень-то приятно переживать то что мне подкинули. Ведри размяк на стуле, опуская на стол осушённую чашку. – Ты её ненавидишь? - спросил он мягче но ожидая конкретного ответа. Айрен нервно фыркнул, вонзая вилку в кусок цельного мяса. – Нет, - отрезал он, хотя спустя пару секунд добавил, спокойнее. – С чего бы. Я отлично знаю её заслуги. Мне ясно и то, сколь много она перетерпела. Мясо буквально таяло под ножом. Повар постарался на славу, хоть как-то оправдываясь за разбавленное пиво, в котором ощущался аромат речной воды. Тонкий, практически невзрачный. Айрен пока не знал почему, но он отлично улавливал подобные детали. – То есть, ты её понимаешь? - вновь спросил Ведри, отставляя чашку на середину стола и складывая ладони в замочек поверх записной книжки. Айрен отрезал кусочек мяса и быстро прожевал его, какое-то время размышляя над вопросом, думая о том, нужно ли ему вообще отвечать. Ответ пришёл сам собой. – Я не согласен с ней, - честно признался Айрен. Так же отставив чашку с чаем, он взялся за пиво. – Я не могу закрыть глаза на факты, которые знаю. Но я отлично осознаю, что всё было бы иначе, если бы мне дали это понять. Если бы со мной захотели говорить. С этими словами Айрен запил свинину пивом, и на минуту между Ведри и калкендорцем воцарилась пауза, нарушаемая голосами прочих посетителей таверны. Солдаты, слегка подвыпив, сплотились с кузнецом и пекарем за соседним столиком, и вместе потянули давно знакомую песню Долорес О'Риордан о боге, который курил слишком много прелого табака. Пиво слегка вспенило Айрену мозг. Крепкое, хмельное, как ему не так давно полюбилось. – Тогда, что же ты думаешь? - Ведри аккуратно попробовал говорить снова. Айрен взмахнул вилкой, указывая ею на старика. – Слушай, что ты от меня хочешь? Седой бородатый вампир искренне улыбнулся, хлопая плечами. – Ничего такого, не злись! - запротестовал было он. Айрен стиснул зубы, заглянув Ведри в глаза, и какое-то время вглядывался в его бледные голубые зрачки. Рейнер отлично знал что то была всего лишь маскировка, за которой прятались кошачьи глаза с чёрным змеиным взглядом. Иной раз эта мысль напрягала рыцаря. Вот и сейчас он внимательно смотрел на Ведри, а тот искренне изумлённо смотрел на калкендорца, и так продолжалось какое-то время, пока Айрен не отодвинул свой стул и не встал из-за стола. – О, я вовсе не хотел... - Ведри распалился на оправдания, но Айрен мгновенно прервал его. Взяв со стола чарку пива, Айрен оставил недоеденную свинину и резвым шагом направился к двери, выйдя на улицу. Позже рыцарь поймёт что дёрнул петли достаточно грубо, но пока что он замер на деревянной веранде, крепко сжимая в ладони вспенившееся пиво. Город окутал глубокий зимний вечер. Снег, который шёл целый день, не прекращался до сих пор. В разгаре эмоций не ощущая холода, Айрен отпил немного пива и на всякий случай отошёл от прохода. Под ногами у него захрустел снег. – Что же ты думаешь... - шёпотом процедил Айрен, припоминая выражение лица Ведри. Без шуток, он хотел только лучшего, но пока что рыцарю нужно было немного остыть. Он сделал несколько шагов по веранде, разметав в стороны снежные сопки, и зачерпнул в свободную ладонь немного снега, растирая его по лицу, на что разгорячённая кожа ответила жжением. В конце концов Айрен встряхнул ладонь, припадая спиной к стене, и повис, опираясь на неё. Холодный ветер взъёрошил ему нечёсаные волосы, пуская в пляс снежный хоровод. Айрен с болью вспомнил, что именно под этой верандой они со Скарлетт когда-то прятались от дождя. Тогда девушка частенько хватала рыцаря за руку, буквально повисая на ней. Айрен не понимал, почему сейчас ему так не хватает тех самых объятий, того самого непринуждённого контакта. В голове до сих пор крутился вопрос Ведри. "Тогда о чём же ты думаешь?". Чего ты хочешь, что ты вообще знаешь и чего добиваешься, Рейнер? Айрен тяжело вздохнул, словно снимая с плеч тяжелый груз и отставляя его рядом, чтобы спустя несколько минут вновь водрузить его на свои плечи. Он взглянул вдаль, за забор, где горели огни Форелянта. В окнах Айрену виделись он и Скарлетт. По правде, Рейнер не знал, что именно его гложет. Зато он хорошо знал, что ему было спокойнее, когда её голос произносил его имя. Ему было проще дышать, когда он знал что Скарлетт где-то рядом. Чего стоит вспомнить душевный подъём, когда он, Айрен, вдруг подхватил Скарлетт и пустился с ней в пляс, через раз попадая в ритм музыкантов, но так крепко прижимая её, свою леди, к себе. Идти дальше или возвращаться назад – всё это было Айрену слишком бессмысленно. Позже, спустя пару дней или недель, может быть месяц, полгода или пусть даже год, но он что-то поймёт. А сейчас он мысленно где-то там, далеко, где протягивает Скарлетт недопитое пиво, пока она смотрит ему прямо в глаза своим настоящим полным нежности взглядом; произносит его имя, так, как только она умеет его произносить, наполняя его смыслом; и плавно приспускает одну из лямок своего лёгкого платья, предлагая вкусить чуть больше чем просто малины со своих сахарных уст.