Золотко

      Порой Юне после странных и тяжелых снов, кажется, что в зеркале отражается совсем не она. Не тот цвет глаз, черты лица, фигура. Еще, как бы не было стыдно это признавать, назвать себя верной дочерью Кореи она не могла, многое, казалось диким и странным. Особенно отношение к кошкам или то, что «бодрый супчик» якобы имеющий особые целебные свойства делают из щенков. Дико.       С друзьями и другими людьми ей отношения тоже казались дикими. Ик Хан, Им Суи… Шинву. Добрый, родной, искренний, зеленоглазый, солнечный друг детства Юне даже казалось, что он нравиться ей не как друг, но… когда он признавался рыжий цвет волос показался неким знаком свыше — «берегись!» и сердце перестало замирать рядом с ним. Словно кто-то перерезал невидимую нить или от неловкого движения рассыпался карточный домик. Сам Шинву рассыпался став необъяснимо чужим. Когда в классе появился иностранец со сногсшибательной внешностью и манерами, Юна понимает, что слишком близко приближаться к нему не стоит — рассыпется.       Калейдоскоп событий с зомби и стиранием памяти не вызываю удивления, только какую-то тоску. Словно подобное когда-то уже было, а потому она делает вид, что забыла как и её друзья, что всё идёт нормально и появившаяся после этого странная раздвоенность это нормально.       Делать вид что всё нормально получается ровно до того момента, как они снова не оказываются похищенными вместе с новым, серебровласым одноклассником, Регисом. Маньяк с ножами смеётся над ними, кичится своим превосходством и когда он собирается раздавить голову Шинву ногой, Юна не выдерживает и кидается на него с отчаяньем и скоростью которой никогда не ожидала от себя — он отмахивается и лезвие его и ножа входит точно в сердце Юны.       — НЕТ!       Мир останавливается. Смех напоминающий о разлетающихся от неосторожного движения хрустальных бокалов заполняет мир.       Хорошенько промороженный и разрубленный на части маньяк рассыпается по по полу. Я стряхиваю капли еще горячей крови с клинка отстранённо любуясь на зрелище — поверженного за один удар противника. Мой взгляд сосредотачивается на следующей цели, делаю шаг и с удивлением осознаю, что у меня есть Цепь судьбы. Верчу в руках крупные звенья железной цепи, пытаюсь осознать «кто я?», «где я?» и «какого х*я?». Подозрительно щурюсь рассматривая тело к которому она ведёт. Смотрю на свою руку, на руки тела:       — Вот почему отражение в зеркале мне всегда казалось чужим! — радуюсь, что не мешает мне легко блокировать чужую атаку, клинок воет злой вьюгой, я громко смеюсь ощущая опьянения свободой от оков. Цепь натужно трещин, но не желает рваться, тело делает судорожный вздох. Обана! А я живая!       — Что ты за монстр?!       «Монстр? Будет тебе монстр!» — думаю я нагнетая потусторонней жути, вспоминая мир ночи с уходящими в бесконечность дюнами песка, вечный голод ей обитателей и собственную точку по несбывшемуся.       — Я Шинигами. Убей моё тело, друзей и родных что связывают меня с этим миром… Освободи. Холод и смерть… это так завораживает, — лицо кривит безумная усмешка, жажда крови зашкаливает, но быстро сменяется озадаченным весельем переходящим в дикую радость. — Хотя зачем просить если можно сделать всё самой?       Нарочито медленно кидаюсь рубить собственное тело. «Крутой мужик» чуть не открыв кирпичную фабрику кидается грудью становясь на защиту моей тушки.       — Весело! Как же весело! — ухахатываюсь я наслаждаясь ролью злодейки, но вот когда ему помогать кидается Регис мне резко становиться не смешно. Использую поступь, связываю с помощью кидо противником.       — Ты слишком серьёзный и скучный, — сообщаю я, гладя в ошарашенные алые глаза, вытаскиваю нож из тела. Проверяю цепь — крепкая. Тоскливо спрашиваю заглядывая в собственное бледное лицо. — Вот как жить, если никто не способен понять твоих шуток? Эх! Каракурайзера на них нет!       Латаю тело с помощью целебного кидо и ныряю в него как в воду махнув рукой на последок:       — Не будите лихо пока спит тихо!       Проснувшись в больнице, Юна никак не может понять, почему иностранцы, новые охранники школы и даже сам директор Ё Ран на неё с таким подозрением косятся. Когда Тао-аджосси рассказывает её историю про влезшего из смертельно раненого человека шинигами и того, как маньяку пришлось изворачиваться защищая тело бога смерти она смеётся до слёз. Охранники начинают обходить её по широкой дуге.       — Что смешного в том, чтобы уничтожить мир? — задет вопрос по этой странной истории с шинигами директор, иностранцы присутствующие рядом странно напрягают.       — В том, что ему поверили будто он это сделает, — отвечает Юна недоумённо моргая. — Шинигами — бог смерти. Чтобы он мог быть собой, нужна жизнь. Чем больше миров будет жить, тем лучше. Ведь ничто не может быть вечным. Это очевидно, — глаза внезапно начинает немного покалывать, Юну немного ведёт и она смотрит точно глаза Рею. — Как и то, что кто-то слишком много чужих грехов взваливает на свои плечи. Как-то, что если бы кто-то сам себя не грыз изнутри жизненная энергия в таких темпах бы не исчезала в пустоту.       Юна закрывает глаза и усиленно трёт виски, прежде чем озадаченно заморгать, оглядываясь по сторонам.       — Юна, знаешь кто сейчас говорил? — девушка кивает. — Кто это был?       — Я.