Мелкое хулиганство

По заявке: "БКФ IV - 156. Пост-ЗС. Баки не любит снег. Когда на улице холодно, выходит, только закутавшись по самую макушку. Да и дома ходит в свитере и шерстяных носках. И не может уснуть после снов, в которых ему снится снег. Когда Стив узнаёт об этом, он находит решение проблемы. Больше юста богу юста". Таймлайн: Пост-ЗС. Ангст, романс, юст. R

...Поцелуями на теле торопить весну хотели... (с) Торба-на-Круче, «Друг»

Снег пошел в ночь на вторник, и это был уже не легкий снежок, тающий за пару часов. Морозная пыль вскоре сменилась крупными бесформенными хлопьями, повалившими густой отвесной стеной. Снег с ходу заявлял, что явился всерьез и надолго. Шла вторая половина января. Нью-Йорк не видел солнца уже девять дней, тяжелые низкие тучи закрыли небо на карантин, и вот, в конце концов, разродились. Город в последние дни выглядел мрачным, как некрополь. Всё вокруг приобрело цвет асфальта, даже небо, и девственно-белый снег, как некий романтический флер, мог бы придать Бруклину более нарядный вид, если бы не превращался усилиями пешеходов, машин и реагента в бурую грязь. Сразу застопорилось движение на крупных трассах, среди горожан традиционно поднялась легкая паника, загудели сообщения об отмене рейсов... Обычная картина обычной зимы. На Баки снег тоже повлиял не лучшим образом. Баки мерз. Темнота и сырость вгоняли его в хандру. За два неполных дня у него кардинально изменился режим: он перестал спать по ночам, засиживаясь до шести утра в сети, затем засыпал часа на три, через силу вставал, чтобы, изобразив подобие активности, снова завалиться спать. Поднимался ближе к вечеру, медленно и сонно брел варить кофе, зевал в кулак, почти не разговаривал и почти ничего не ел, ссылаясь на смерть аппетита. Хотя калорифер работал вовсю, а температура днем редко опускалась ниже тридцати*, он не вылезал из шерстяного свитера с высоким горлом и развел в комоде популяцию теплых носков. Они смешно скользили по полу. Лохматый и вялый, Баки смотрел спорт и ночные телешоу, съежившись перед телевизором, подтянув колени к подбородку и спрятав в рукавах кисти обеих рук. По нескольку раз в сутки он стоял под душем, и после его визитов там еще час держалось ядерное лето. Баки ронял вещи, проливал напитки. Вообще стал рассеянным, путал дни недели и части суток. Все это вкупе с монотонно-серыми днями вводило его в угрюмое настроение Зимнего Солдата. Поначалу Стив списывал все на усталость: во время последней миссии они вымотались так, что любой отдых казался недостаточным. Но чуть позже вынужден был признать, что все не так просто. Баки изнемогал от погоды, бездействия и бессонницы. Раньше Баки вел дневник и дважды в день делал записи от руки. Писал воспоминания – все, даже обрывистые, полупридуманные и перепутанные с недавними кошмарами. С приходом холодов и темноты, он стал вести записи раз в день, затем через день. А с тех пор, как пошел снег, дневник лежал на полке и медленно покрывался пылью. Но хуже было не это. Хуже была стылая отчужденность, будто Баки находился мыслями совсем в другом месте. Стив не собирался вмешиваться. Он твердил себе, что Баки требуется время, и им следует просто переждать этот период. С этим Баки он никак не мог точно определить, когда уже стоит начинать волноваться. И решил, что пора принимать меры, когда понял, что Баки за неделю снегопада ни разу не выходил из дома. *** Разговорами дело не решалось. Баки и раньше без энтузиазма встречал попытки выяснить, что с ним творится, а теперь и вовсе любую опеку над собой принимал в штыки. Стив сдался под напором аргументов, пущенных, как пули в грудь: «Я не болен, я в своем уме, и если мне понадобится помощь, я за ней обращусь». Все было так. Единственное, чего он не сказал: «Я в порядке». И это было честно, поскольку в порядке Баки не был. Он плохо спал, но если его и мучили кошмары, он о них не говорил. Баки имел свои счеты к снегу и холоду, но держал их при себе. Правда, подоплека этих счетов была очевидна. Требовался иной подход. Поэтому утром понедельника, несколько телефонных звонков спустя, Стив бодрым шагом вошел в гостиную. - Собирайся, - сказал он и, когда Баки поднял голову, напустил на себя суровый вид. – Прокатимся. - Дело? - Разведка. Оденься потеплее, я пока пригоню машину. - Не знал, что у тебя есть такой динозавр, - заметил Баки через двадцать минут, когда они тронулись в путь. - Выбирал не я, - вздохнул Стив. Динозавра на колесах звали GMC Acadia, выбирал его Тони по размеру самолюбия и принципу «больше – значит лучше», и официально машина являлась служебной, но чаще Мстители использовали ее по мере надобности для всяких внеслужебных целей. Стив решил, что надобность пришла. Путь предстоял неблизкий, а двадцать шестое января выдалось еще более снежным, чем все предыдущие дни; рыхлые комья налипали на дворники, превратили дороги в болото, и выбраться из города удалось лишь через два часа. Машины тонули в снежном месиве. Снег парализовал Нью-Йорк, как щедрая доза мышьяка. Большую часть пути Баки проспал на заднем сидении, надвинув на глаза капюшон с меховой оторочкой, спрятав руки в рукава парки и заткнув уши хитами «The Doors». Он вообще легко отключался в любом положении, но тут всей позой умудрялся выражать недовольство и смирение одновременно. Баки давал понять, что знает – разведки никакой нет, а Стив брехло неумелое, но он, Баки, раздувать не станет – ему сонно и лень. Отчасти поэтому Стив для решительного шага выбрал утро – время, когда сопротивляемость Баки равна нулю, и немного этого смущался. Хитрые приемы не годились для друзей. Ничто не мешало ему сразу сказать, куда и зачем они едут. Вот только Баки бы это не понравилось. Впрочем, по прибытии на место это и так ему не понравится. Они двигались на север сквозь снежную круговерть подальше от грязной слякоти. Оставалось еще четыре с лишним часа пути, а погода все ухудшалась. Снег сгущался, к нему добавился сильный ветер. Это беспокоило Стива, но не настолько, чтобы повернуть назад. Он уже решился, и будь, что будет. И как бы ему ни хотелось думать, что они едут на импровизированное свидание, это было точно не про них. *** Их история началась и закончилась столь прозаично, что ей не нашлось бы места даже в бульварном романе. Они были лучшими друзьями. Но вскоре Баки вырос и похорошел, а Стив это заметил. Впрочем, в тридцатые ему бы и в голову не пришло сексуализировать свое отношение к другу. Просто Баки был потрясающим. Тем славным парнем, добродушным и искренним, которого легко любить и которым легко восхищаться. Стив деревенел рядом с ним, терялся, улыбался глупо, шутил невпопад. Однажды, когда Стив слишком долго смотрел, Баки забеспокоился: - Что? У меня что-то не так с одеждой? - Ничего, - улыбнулся Стив. – Просто подумал, что ты потрясающий. Он сказал это с юмором, но от души, как думал. Баки польщенно заулыбался, и был так смущен, что Стив ощутил себя на седьмом небе от счастья. Баки нравился ему. Он вызывал сильные чувства, которые сам Стив никогда не признал бы ничем, кроме дружеского обожания. Он просто заметил, насколько Баки хорош. А Баки, в свою очередь, заметил его интерес. Что именно привело к такому исходу, Стив не знал. Помнил только, что Баки бросила девушка по имени Барбара, они сидели вечером у Стива дома, и Баки, уже немного нетрезвый, многословно изливал свое горе. Стив кивал. От него в такие моменты требовалось только внимание. Но в тот раз все пошло наперекосяк. Кажется, он поднялся, чтобы открыть окно, а Баки оказался у него за спиной и, когда Стив обернулся, мягко толкнул к стене. Навис, неожиданно серьезный, и хрипло спросил: «Ты не мог бы помочь?», - и, взяв Стива за руку, прижал его ладонь к своей ширинке. Стив потерял дар речи. Это было так возмутительно, так... вульгарно, и настолько не вязалось с Баки Барнсом, что он ощутил почти ужас. Под рукой было твердо. Стива накрыло горячей волной стыда, но это был Баки, и он просил о помощи, о настоящей мужской услуге. Стив не смог ему отказать. Он не возражал, когда Баки судорожно расстегивал брюки, даже не тронув подтяжки, запускал пальцы Стива под резинку своего нижнего белья, шепча: - Потрогай, Стив, пожалуйста!.. – так отчаянно, будто Стив собрался вырываться. Но Стив послушно сжал пальцы. Он думал, что понимает. Даже у потрясающих парней есть проблемы, которые можно доверить только друзьям, после выпивки и в темноте. Редкие девушки позволяли себя трогать выше колена даже такому красавцу, как Баки Барнс, потому что «немногие готовы быть «порченным товаром», Стив», а Баки был внимательным и не напирал. А ему было надо... Он даже со стороны казался таким страстным... У Стива дрожали пальцы. Баки направлял его руку за запястье, шумно дышал над правым ухом. Это заняло не больше пяти минут. Баки коротко вскрикнул, когда все закончилось, и, отдышавшись, тихо шепнул: «Спасибо». Стив выдавил: «Рад был помочь», посмотрел другу в лицо и заставил себя понимающе улыбнуться. Это положило начало их сближению, хотя в тот момент он вряд ли осознавал, что это начало. Сеансы «помощи» стали происходить регулярно. Сперва Стив их боялся, а какое-то время спустя – почти ждал. Гадал, тот ли сегодня вечер, и чувствовал досаду, если вечер был не тот. Но чаще после дружеской болтовни Баки все же спрашивал: «Поможешь мне?». Стив молча кивал. Баки протягивал ему руку, Стив вкладывал в нее свою, и почти безвольно наблюдал, как Баки прижимает его ладонь к своему паху, усиливает нажим, и чуть потирается. Стив чувствовал, как он твердеет, и лицо начинало гореть. Потом он размеренно двигал сперва тремя пальцами, затем всей рукой, и с каждым разом получалось все лучше и лучше. Баки обычно не требовалось много времени. Стив отдал бы все, лишь бы узнать, о чем он думал, кончая на пальцы лучшего друга. Эти встречи, помимо стыда, вызывали в нем чувства тревоги и гордости. А еще – это все больше его захватывало. Баки часто предлагал ответную услугу, спрашивая: «А тебе протянуть руку помощи?». Стив отказывался, хотя внутри у него что-то менялось. Ему хотелось... странных вещей. Так однажды после «помощи» он ушел мыть руки, оставив Баки приводить себя в порядок, и, запершись в ванной, с колотящимся сердцем поднес испачканную руку к лицу, шумно вдохнул легкий хлористый запах. А затем, зажмурившись, пугливо лизнул. Вкус был неприятным, горьковатым, но это завело его так, что он еле успел расстегнуть штаны и коснуться себя, от силы оргазма едва не хлопнувшись в обморок. На следующее предложение Баки Стив согласился. И весь горел, когда Баки впервые обхватил его член теплыми пальцами и начал нежно, ласково теребить. Это было так приятно, что, казалось, он вот-вот рухнет без чувств прямо Баки под ноги. Это было дурно, Стив хорошо все понимал, но это было как раз то, что нужно, необходимо, и понимание в тот момент перестало иметь над ним какую-либо власть. Так началась их «взаимопомощь». Они делали это одновременно, было здорово, и Стив ни о чем не спрашивал. Баки легко заводился. А еще у него была большая семья, поэтому делать это дома он не рисковал. Единственное, чего Стив не понимал – почему Баки не мог делать это сам себе в его, Стива, ванной комнате? Зачем для этого ему нужен был лучший друг? Но он не спрашивал. Баки тоже ни разу не спросил, почему Стив на это согласился. Или о том, почему у лучшего друга вставал еще до того, как Баки к нему прикасался. Они оба ощущали необходимость вести себя осторожно – и не только потому, что могли пойти слухи – оба старались не пересечь той черты, которая даже в собственных глазах поставила бы на них клеймо. Поэтому все происходило в одежде, они не ложились в одну постель и не целовали друг друга. Все формальные условия были соблюдены. Они не ухаживали друг за другом, не были парой, и оба делали вид, что это вовсе не отношения. Прошло четыре года, а они по-прежнему были близкими друзьями, которые излишне много знали друг о друге. Например, Стив знал, как доставить Баки удовольствие. Знал, как именно надо сжать пальцы, чтобы продлить и усилить его оргазм. Знал теплый, терпкий запах смеси его пота и семени, от которого покруживалась голова. А Баки знал о нем то же самое. Это была тайна друзей. Но иногда Стив ловил себя на ревности, и это его пугало. Иногда он думал: «А если с этой девушкой Баки решит завести семью?», и это было болезненно. Иногда ему казалось, что это вовсе не дружба. Но допустить такого варианта Стив не смел. *** Метель переросла в буран, когда они миновали Нашуа, и Стив свернул с Эверетт Тернпайк на Амхерст-роуд. Динозавр замедлил ход, здесь снега навалило уже свыше трех дюймов. Баки поднял голову, оценил обстановку и выдернул наушник: - Мы где, в Мэне? - В Хиллсборо, Нью-Хэмпшир. С заднего сидения послышалось ругательство, замаскированное под стон. Баки окончательно пал духом. - Отвези меня во Флориду. - Скоро будет привал, - тоном терпеливого родителя сказал Стив. – Только погода портится. - Это Джуно, - просветили с заднего сидения. - Что? - Джуно, - бесстрастно повторил Баки. – Снежный шторм. Тот, который по прогнозам сильнейший в истории. Сперва Стив не поверил: Баки нарочно сгущает краски, злится за то, что его разлучили с диваном. - Вот как? - Ожидают перебоев с электричеством, - продолжил Баки вбивать гвозди в гроб его плана, - собирались вечером запретить покидать город. Даже метро хотели остановить. Ты не знал? Я думал, мы потому выехали с утра. - Не слышал, - Стив все еще надеялся, что Баки просто над ним издевается. - А ты включи любую радиостанцию. Стив последовал совету, и на первой же волне услышал: «...настоятельно советует не покидать...» Он выключил радио. - Только этого не хватало. Баки поежился. - Потому и говорю – лучше во Флориду. Там тоже найдется, что разведывать. Стив не ответил на шпильку и включил навигатор. Идея ехать куда-либо, кроме мотеля, уже не казалась удачной. *** Точку поставила война. На войне многое изменилось. Эрскин, сыворотка, становление, первый бой. И в турне, и во время боев, он все отчетливее ощущал желания, которым не давал воли прежде. Он думал о Баки, много и горячо, и совсем не так, как следовало думать о лучшем друге. После плена Баки был подавлен, Стиву хотелось его утешить и приласкать. И самому ощутить его ласку, потому что соскучился страшно... но этого не произошло ни через неделю, ни через месяц. Баки ничего не хотелось, и Стив, помня про плен и эксперименты, оставил его в покое. Был уже июнь сорок четвертого, с момента образования Ревущих прошло больше полугода, и за все это время они не касались друг друга. По разным причинам, но все причины находил Баки. Они отлично ладили как друзья и боевые товарищи, были по-настоящему близки как команда, но на всякое, даже самое невинное предложение помощи, Баки напрягался. Это ощущалось как дуновение зимы в теплом июньском воздухе. Уже тогда следовало что-то понять, но надежды умирают долго. Стив все же решился на разговор. И пожалел. Баки было безумно неловко. Припертый к стенке его прямотой, он пытался шутить, начинал какую-то мысль, и тут же с нее соскакивал, нервничал, ни одно предложение не мог довести до конца. Он уходил от ответов и, что было самым ужасным, вообще отказывался признавать, что между ними что-то было. Из его путаных объяснений, мало понятных даже ему самому, выходило, что это дело прошлого, о котором не стоит и вспоминать. Слушая его, Стив поначалу с ужасом думал, что в лагере над ним надругались. Потом – о побочных действиях экспериментов, которые могли проявлять себя по-разному, и, может быть, кое-что из этого «разного» мужчине было бы стыдно озвучить. Стыдно Баки тоже было, но... стыдился он другого. Он словно бы пытался отрицать, что они когда-либо трогали друг друга так, как не принято между друзьями. Стив вскипел обидой, которая казалась ему справедливой, ведь тогда Баки сам это начал. Он пытался сказать об этом, но Баки перебивал, сердясь, что Стив вообще об этом заговорил – и он сердился всерьез, будто Стив нарушил какую-то клятву, предав его доверие. Он хотел закрыть эту тему, замести ее под ковер. На это уже возмутился Стив, ведь рано или поздно они должны были поговорить, и неужели Баки считал, что... В пылу спора он сделал шаг ближе, сокращая расстояние. А Баки подался назад. Ненамного, тоже на шаг. Он даже не заметил этого. Только когда Стив потрясенно замер, умолкнув на полуслове, Баки понял, что только что попятился от лучшего друга. Он зажмурился, крепко ругнулся и начал извиняться. Даже в глаза не смотрел. - Бак, - очень осторожно прервал Стив поток его сбивчивых объяснений, - они с тобой что-то сделали? Ответом ему был взгляд, полный негодования. Стив это принял за добрый знак. Это была здоровая злость. - Нет, Стив. Меня никто не насиловал. - Тогда в чем дело? Ты боишься меня? Баки секунду промедлил с ответом. - Нет, что ты. Просто ты... изменился. Я за тебя рад, правда. И я с тобой до конца. Но это... это теперь лишнее. «Теперь». Он понял. Правда оказалась куда прозаичней, чем его надуманные страхи. Только эту правду здоровый мужчина тоже не мог сказать откровенно. Все-таки, это был деликатный вопрос. Стив проглотил тугой комок и молча вышел в липкую июньскую жару. Тогда же он выкурил свою первую сигарету. Когда подкуривал, руки и губы у него дрожали. Его переполнял целый котёл эмоций: стыда, обиды, ужаса, желания, сожаления. Потрясения, насколько же сердце у него еще нежное, уязвимое, как легко оно рвется. «Ты изменился». Вот и весь ответ. Докуривая первую, он задумался о подлости судьбы. Баки любил девчонок. А бруклинский Стив был худым, низкорослым и голубоглазым, смотрел на Баки снизу вверх. И он – такой – задевал какие-то струны желаний Баки, раз тот в полутьме, наполненной шумным дыханием, изливал свою истому другу в ладонь. Стиву хотелось думать, что неудачный роман или длительное воздержание были всего лишь предлогом для этих встреч. Он ошибся. Баки мог делать это с другим мужчиной, лишь пока этот мужчина был тонким коротышкой ему по плечо. Потому что Баки Барнса не привлекал Капитан Америка. Широкоплечие мускулистые мужчины не входили в список его предпочтений. Баки привык быть на коне и вести, а Стив теперь сам смотрел на Баки сверху вниз. И у этого нового Стива были желания. Баки без труда мог уловить их направленность, потому что пышущее здоровьем тело источало их круглосуточно. Это его нервировало. Стив подумал об этом, раскуривая вторую. Его новая мужественность вызывала у Баки уважение, восхищение и даже зависть, тот не раз об этом говорил, и в шутку, и всерьез. Но Стив заставил себя подумать о том, что Баки теперь побаивается его. Все-таки друг неспроста отпрянул от мужчины, с которым несколько лет имел не совсем дружеские контакты. И Баки прикидывался непонимающим. На самом же деле он отлично понимал, что они делали. И теперь, похоже, Баки всерьез опасался, что этот громила, которым Стив стал, захочет продолжить и что рук ему уже будет мало. А самым страшным было то, что Стив и впрямь этого хотел. Намного сильнее, чем прежде. И он действительно надеялся не только на руки, потому что его фантазии уже зашли значительно дальше. Уже докуривая третью, Стив вытер глаза и понял, что почти успокоился. Странно, но этого и следовало ожидать. Баки Барнса не привлекают мускулы – разве же это открытие? Баки любил легкомысленных девчонок, а Стив был как раз тем исключением, которое лишь подтверждает правило. Баки – мужчина. А тело мужчины нельзя вынудить вожделеть, как бы этого ни хотелось. Это было похоже на расплату. Такой щедрый подарок, как отменное здоровье, хорошая физическая форма и тело, отлаженное, как часы, не мог достаться даром. Нельзя получить все и сразу. И потом, между ними не было романа, стало быть, и это нельзя было назвать разрывом. Да, были прикосновения, но это был тот род отношений, какие вытекали из дружбы без каких-либо признаний, романтических переживаний и ухаживаний друг за другом. Без границы между дружбой и чем-то большим. Стив подумал, что если он не станет раздувать из этого катастрофу, то у него останется хотя бы дружба. И решил не раздувать. Даже если это разбило ему сердце. Даже если он ощутил себя отвергнутым, даже если за это время успел без ума влюбиться... с кем не бывало. Баки сам нашел его, подошел со спины. Он держался немного скованно, явно не зная, как начать. Стив обнял его за плечи – очень аккуратно, по-дружески, следя, чтобы не коснуться нижней частью тела, и сделал вид, что не заметил, как в первый миг друг напрягся в его руках. Он сказал, что все в порядке. Что он все понимает, что Баки его лучший друг и так будет всегда. Что извиняться стоит ему, и что он просто хотел внести ясность. Выдавливать слова было трудно, но плакать было нельзя. Баки все-таки извинился еще раз, а потом осторожно обнял в ответ. Так все закончилось, даже и не начавшись. Стив был подавлен еще несколько дней, но со временем все вернулось на круги своя. Они свободно касались друг друга, даже обнимались. Баки тоже следил, чтобы касания оставались дружескими. Стива это тяготило, но он смирился. Волнение в нем угасло, а чуть позже – оборвалось вместе с гибелью Баки. До тех пор, пока жизнь не подбросила ему еще один шанс. *** Если путь от Нью-Йорка до перевалочного пункта и показался Баки утомительным, то по прибытии его ожидал сущий кошмар. Последние полмили до домика добирались при нулевой видимости. Деревья едва чернели сквозь вихри, ледяной шквалистый ветер подхватывал валящий с неба снег, взметал уже упавший на землю, и обрушивал все это на приземистое бревенчатое строение, будто намереваясь утопить домик по самую крышу. Температура резко упала. Джуно набирал обороты и уже разгулялся вовсю. К дому пробирались вслепую через метель, за воем ветра не слыша друг друга. Снега навалило уже больше шести дюймов, он лип к ботинкам, при каждом шаге раздавался громкий скрипящий хруст. Стив долго возился с замками, холодные острые снежинки жалили лицо, и эта поездка все увереннее взбиралась по его внутреннему рейтингу самых ужасных на почетное второе место. Поездка, занявшая первое место, тоже была полна снега. Но хуже нее в жизни Стива еще ничего не случалось. Это был старый охотничий домик, просторный, но скудно обставленный, рассчитанный на двух или трех человек. По местным меркам глушь: до ближайшего «Волмарта» больше часа езды, трудно найти без карты, сотовая связь работает с перебоями. Стив приобрел его в июне прошлого года, и вложение показалось ему удачным: здесь был санузел, собственная скважина, небольшая электрическая плитка. И глубокий подвал. Строение более всего напоминало домики для путешественников, которые летом ходят Аппалачской тропой, пересекающей Белые горы с юго-запада на северо-восток. Если бы не замки на двери и подвал, напичканный тем, что могло бы понадобиться путешественникам только при условии вооруженной погони: от коротковолновых раций до наступательных гранат. - Что это за место? – Баки стряхивал снег с капюшона прямо на пол. - Укрытие, - ответил Стив и увидел пар от своего дыхания. – Одно из них. Воздух в домике был сухим, но стылым. Внутри стояла темнота, электричество, которое работало летом, теперь не подавало признаков жизни. Впрочем, Баки предупреждал о перебоях. Из темноты выступали скудные детали обстановки, над головой слышался пронзительный вой вьюги. Здесь было два окна, одна кровать у дальней стены, стол, четыре стула, самодельный стеллаж со множеством полок, старый седой диван и камин. Когда-то здесь висели рога и шкуры, и хотя этого уже давно не было, едва уловимый запах зверья еще оставался. - И сколько их у тебя всего? - Пока только три. Еще один в Миннесоте, и один в Аризоне. Что думаешь? Баки, ежась от холода, мрачно посмотрел на него. Он хотел бы домик с видом на субтропики. Стив бы и сам от такого не отказался, если бы это им помогло. Фонарики нашлись в подвале, где сразу обнаружились другие проблемы. Дровяной ящик слева от камина был заполнен доверху, и дрова были сухими. А вот спички, которые Стив летом запер в подвале, отсырели. У них не было зажигалки, и Стив впервые пожалел, что никто из них не курит. После нескольких неудачных попыток развести огонь подручными средствами, он отобрал у Баки «зигзауэр» и, сидя перед камином, пытался раскрутить патрон озябшими пальцами. Он не собирался останавливаться здесь, только заправиться и переждать метель. И еще, может быть, самую малость, показать это место Баки. Похвастаться. Дать второй дубликат ключей. «Смотри, я тебе доверяю, мое убежище – твое убежище». Все пошло не по плану, и Стиву вдруг сделалось так неловко, что он ощутил себя провинциальной домохозяйкой, которая не успела подготовить дом к приходу важных гостей. Баки сидел на стуле чуть позади него, цедил найденный в подвале «Джим Бим» прямо из горла и наблюдал за попытками Стива развести тепло. За окнами словно растянули киноэкран, транслирующий белый шум. - Ну и куда мы ехали на самом деле? – нарушил молчание Баки, и по тону стало ясно, что отвертеться не выйдет. - Уотервилл Велли, - обреченно озвучил Стив. Повисла долгая пауза, и он решил уточнить: - Это... - Курорт, - безжалостно закончил Баки. – Зимний. - Да, - покорно подтвердил Стив. С высоким воем ветер налетал на домик резкими порывами, будто отвешивал ему пощечины. В мире, казалось, не осталось ничего, кроме холодной стужи. - Лыжи, - протянул Баки в пространство. - Да. - Сноуборд? - В идеале. - И много снега. - Очень много. Стив, наконец, разобрал патрон, высыпал порох на полено. Вытащив из походного ножа стерженек огнива, он чиркнул им о камень кладки. Посыпались искры, порох ярко вспыхнул, прогорел – и сразу погас, оставив горькую вонь. Времени поджечь дрова ему не хватило. - Ненавижу снег, - заметил Баки как бы между прочим. - Знаю, - грустно усмехнулся Стив и признался: - Я тоже. Он затылком ощутил, как внимательно Баки смотрит на него. Пришлось пояснить, хотя говорить было трудно: - Когда мы доставили Золу, в Альпах поднялась метель, и Филипс запретил тебя искать. Я хотел полететь один, но видимость была нулевая, – он сглотнул и перевел дыхание. – Никогда в жизни не хотел больше видеть снег. Даже на Рождество. - И выбрал зимний курорт. Стив согрел пальцы дыханием и взялся за следующий патрон. - Ты знаешь мои принципы, Бак. Раз убежишь – и будешь бегать всю жизнь. Прошлое не должно иметь столько власти. Я решил, что лучше пойти ему навстречу. С плохими воспоминаниями можно бороться новыми. Хорошими воспоминаниями. Надеялся, что мы оба сумеем это преодолеть. Развеяться. - В понедельник? Баки подошел к нему, достал одно полено из поленницы, отобрал у Стива нож и сел рядом строгать щепу для растопки. Не горел желанием попусту расходовать боекомплект, да и, похоже, просто хотел поскорее согреться. - На уик-энд туда съезжается много народа. Подумал, лишние глаза нам ни к чему. - И не посмотрел, что будет буран, - чуть насмешливо заметил Баки. - Я доверился термометру! – попытался оправдаться Стив, хотя оправдание было так себе. Баки засмеялся. Это был натужный, горьковатый, но все-таки смех. Первый за эту зиму. Может, и первый с его возвращения. В этот момент Стив ощутил неумолимую, жгучую любовь к нему. И с трудом отогнал ее. - Тебе надо вести курсы: «Как влипнуть на ровном месте», Стив. Тут уже засмеялся Стив, так же нервно, через комок. Но лучше натужная веселость, чем мысли о снеге и смерти. - Хуже, чем в сороковом, все равно не будет. - Рождество в кутузке? – нахмурился Баки, ожидая подсказки. - Да. В холодной камере с другими драчунами. Баки согласно кивнул. - Я тебя вытаскивал. Сколько их было? Человек шесть? - Кстати, они меня почти не трогали. - Просто решили, что ты бешеный, раз в одиночку полез на шестерых. - Они задирали девушек. У меня не было выбора. Баки засмеялся громче и покачал головой. - Я уже хочу опять забыть тот миллион раз, что я слышал это оправдание... ...Теплый получился вечер. Хотелось вспоминать только хорошее, вопреки всему, что настойчиво лезло в голову. «На недостаток романтики грех жаловаться», - подумал Стив, когда пламя в камине, наконец, разгорелось. Домик наполнил запах смолистого дыма. Они придвинули диван ближе к огню, допивали «Джим Бим», передавая бутылку друг другу, вспоминали прошлое. Баки разморило перед камином. Он уже клевал носом, но все равно мелко дрожал – холод непротопленного дома давал себя знать. - Вытяни ноги к огню, быстрее согреешься, - посоветовал Стив. - А я думал, что лучший способ согреться – это заползти голышом в спальный мешок, где уже есть другой голый человек, - как бы между прочим заметил Баки. Стив кисло усмехнулся, ощутив в груди острый укол. Казалось бы, столько времени прошло... - Если найдешь здесь спальный мешок, можем это проверить. Это было на грани. Но Баки усмехнулся и никуда не пошел. - Холодно вставать, - объяснил он. Пламя в камине было небольшим – лишь несколько поленьев не прогорели. Стив подбросил еще. - Тогда иди сюда и не сопротивляйся. Он уложил скукоженного Баки на левый бок, головой себе на колени, обняв рукой сведенные холодом плечи. - Не хочу сопротивляться, - сонно пробормотал он, положив правую руку Стиву на бедро, а левую зажав между коленями. Пришлось досчитать до десяти, чтобы сказать спокойным голосом: - Спи. Я посторожу. Снаружи надрывалась вьюга. *** Он пришел в конце октября. «Как призрак на Хэллоуин», - шутил про себя Стив, хотя это случилось раньше. Двадцать шестого, в Вашингтоне. Впрочем, на Хэллоуин он тоже пришел. Всякий раз он являлся не дольше, чем на три часа, под вечер, на ужин. Они сидели на кухне, вели осторожную, болезненную беседу. Стив готовил сам. Отвечал на вопросы Солдата, который жадно всматривался в его лицо. Сам Баки говорил неохотно и односложно, и всегда уходил прежде, чем Стив успевал набраться смелости для каких-либо действий. Зимний Солдат сразу признался, что был в музее, но сверх этого о себе помнит мало, и ничуть не смутился этим признанием. Стиву это понравилось. Это было честно. Они вспоминали вместе, тяжело и понемногу. Шел ноябрь. Дни становились все короче, а Баки стал появляться чаще. И опять, как когда-то давно, Стив каждый день маялся ожиданием, и снова гадал, тот ли сегодня вечер. И готовил еду на двоих. Потом упала температура. Стив начал предлагать Баки остаться на ночь, и всякий раз получал отказ. Но на День Благодарения он запек индейку, а Солдат остался, и той ночью Стив не сомкнул глаз, думая о том, что Баки спит за стеной. Эту индейку они ели потом и на завтрак, и на обед, и на ужин, и Зимний Солдат впервые скупо улыбнулся, когда Стив заметил, что такими темпами прикончат они ее только к Рождеству. Совместная жизнь наступила стремительно и почти незаметно. Баки стал оставаться чаще – Стив просил его, вспоминая аномальные морозы прошлого года, жертвами которых стали более двадцати человек. Он освободил Баки полку в шкафу. Затем ящик комода. Сама собой в его ванной появилась вторая зубная щетка. А чуть позже, на Рождество, он представил Баки команде – во многом вынужденно, ибо Рождество они встречали под шквальным огнем в Южном Судане, и им требовалось подкрепление. А после очередного покушения они вдвоем переехали в Бруклин, где встретили Новый Год в новой квартире без света, среди нераспакованных коробок. Сидели у окна, ели палочками еду из китайского ресторана и смотрели на салют. Баки даже заметил, что это почти как в тридцать третьем; к тому моменту его память почти восстановилась. Может, это и было как в тридцать третьем, но этот Новый Год был лучшим в жизни Стива. Он чувствовал себя так, как и положено, когда после долгой разлуки встречаешь старого друга. Но тогда же понял, что притяжение никуда не делось. Что его все еще влечет. Он все чаще начинал со сладостным замиранием сердца прислушиваться к тому, что творится у него в душе, и быстро обнаружил, что дела его плохи. Стив почти не знал этого Баки, будто они встретились спустя двадцать лет, и все эти годы жизнь их не баловала. Почти так оно и было. Этот Баки был для него почти незнакомцем. Стив открывал Баки заново, узнавал его новые стороны. И глупо, совершенно отчаянно хотел понравиться ему. Он волновался о том, как выглядит, готовился к каждой встрече. Чувствовал смятение в его присутствии. В конце концов, это был друг, который его отверг. Это тоже что-то значило, но не только. Стив часто видел, как это было у Баки с девушками: новизна, влюбленность, желание произвести на них хорошее впечатление. Все то же, что он сам делал теперь, охваченный внезапной нежностью к этому Баки – чувством такой силы, будто на него свалилась первая школьная влюбленность. Но и тут все было непросто. Зимний Солдат не проявлял никаких сексуальных желаний, не считая винтовки М39, на которую Стив наложил решительное вето. Баки реагировал на робкие попытки сблизиться, как напарник. Потом – как друг. Он реагировал, и это приносило Стиву некоторое призрачное умиротворение. Но этого было мало. Это было не то. Стив знал, что сам загнал себя в угол: он пытался ухаживать за Баки Барнсом так, чтобы тот этого не заметил. И все равно: ждал проявления симпатии, мимолетного одобрения, знака, что он все делает правильно. Поощрения двигаться дальше. И боялся принять за знак что-то совершенно другое. Вот Баки крепко спит, положив голову ему на колени – это знак или нет? Он шутит про спальный мешок и двух голых людей... знак? Нет? Стив не планировал делать отчаянный шаг, ибо этот шаг мог стать последним. А быть отвергнутым еще раз... Метель все еще гудела, иногда всхлипывая и глубоко, горестно завывая. Баки спал у него на коленях. Стив тяжело вздохнул и с бесконечной нежностью убрал ему за ухо упавшие на щеку волосы. Баки вернулся. Баки доверял ему, не шарахался. Он чувствовал себя в безопасности рядом с ним. Стиву было, чем рисковать. *** Он все-таки уснул. И из того, что происходило после, лишь смутно помнил страшный холод, как его, сонного, куда-то волокли, потом куда-то укладывали. Как Баки, ругаясь сквозь стучащие зубы, обвивался вокруг него под обжигающе-морозным одеялом, и как Стив сам крепко обнимал его, пытаясь сберечь тепло. Даже, кажется, вполне внятно предлагал запустить руки ему под свитер, чтобы согреть их, но ледяная ладонь на его спине была всего одна – грубая, живая – и все тело от этого касания покрылось мурашками. Дрожа, он переплетал с Баки ноги, почти не чувствуя ступней и пальцев, и, кажется, слышал сквозь сон смешливое замечание, что одежду лучше оставить... Стив ничего не ответил на это. Слишком уж сильно хотелось спать. Свирепое буйство стихии продолжалось всю ночь. *** Проснулся Стив от тревожного звука, который разом заставил его насторожиться. Он не сразу его опознал. Затем понял – треск. Легкое потрескивание над головой. От массы снега трещала крыша. Камин давно погас, и голову, высунутую из-под одеяла, сразу стал покусывать колкий холод. Протерев глаза, он припомнил, что было ночью, отметил про себя то, что вьюга утихла. Что вообще в домике стоит странная густая тишина, нарушаемая только треском – неопасным, как он понял на более ясную голову. И вокруг по-прежнему было темно, пусть и не так, как ночью. И только потом Стив понял, что он один. - Баки! – он приподнялся на локте и огляделся. Ночью хлам в почти пустом доме разросся до галактических масштабов. Баки умудрялся сотворить бардак из ничего, но Стив не ругался, усматривая в привычке разбрасывать вещи здоровый бунт и торжество свободы. - Я бы соврал про доброе утро, но, похоже, нас завалило, - раздалось от двери. Стив перевел взгляд на одно окно, затем на другое: сплошная серость, будто стекла снаружи оклеили матовой пленкой или за ночь за ними выросла бетонная стена. Это ему совсем не понравилось. Стив совершил над собой героическое усилие и все-таки вылез из-под одеяла. Первый же вдох обжег легкие и студнем замерз в груди. - Ты уверен? – спросил он, ежась и отыскивая обувь. Баки, оказывается, снял ее ночью. Сердце предательски громыхнуло. - Еще нет, - и Баки попытался открыть дверь. Для того, чтобы секундой позже ее закрыть, Баки пришлось упереться в нее бионикой и заметно поднатужиться. За дверью был снег. Часть его просыпалась внутрь и таяла на полу. Баки пытался справиться со щеколдой. - Нужна помощь? – спросил Стив – и, ощутив укол паники, поспешил добавить: - Прости, я не имел в виду... И сразу понял, что зря уточнил. Удушливая неловкость разом придавила его, как надгробная плита. Баки, наконец, закрыл дверь на обе щеколды. Выпрямился, не обернулся. Закусил губу, будто задумался о чем-то. Стив понял, что все испортил одной фразой, но отступать было некуда. Хоть бы Баки не стал развивать эту тему... - Уверен? – это был странный вопрос. Очень опасный вопрос. Стив обдумал его. - Не знаю, - сказал он севшим голосом. – Я уже ни в чем не уверен. В домике сразу сделалось неуютно, даже воздух потяжелел и стал тягучим, вязким. Баки невесело усмехнулся. - Нет. Так не пойдет, Стив. Определись, потому что без этого шансов нет никаких. - Каких шансов? - Наших, - сказал Баки. Он не смотрел на Стива и будто ждал чего-то. И Стив ждал. Потрясенный, ошарашенный и сбитый с толку, он ждал продолжения, объяснений, хоть какой-то ясности. – Я сказал слишком много? - Почему ты это сказал? - Потому что я ничего не понимаю, - Баки обернулся, глянул хмуро, с горькой досадой. – Знаешь, как трудно по тебе понять, флиртуешь ты или просто такой добрый? Вроде и кажется иногда, что за этой заботой что-то есть, но... Черт. Я плохо понимаю полунамеки. Все время думаю, что накрутил себе то, чего нет. Это с ума сводит, - Баки вдруг совсем невесело рассмеялся. – Да даже сейчас! Ты потащил меня на зимний курорт – что это? Дружеская поездка, чтобы меня взбодрить? Или свидание? Ты бы прояснил, а? Я не настолько уверен, чтобы бить наугад. Стив потрясенно молчал. Баки сердился, снова, но то, что он говорил, не укладывалось в голове. Не укладывалось в привычную картину мира. Стив ощутил, как немеет нутро. Что он даже дышит с горечью, болью... - А чего бы тебе хотелось? - Не можешь сказать прямо? - Я не настолько уверен, чтобы бить наугад, - вернул он, и Баки, готовый спорить дальше, потрясенно промолчал. Стив выдохнул эмоции, заставив себя вспомнить о том, что они в ловушке. И что такие разговоры лучше вести, когда есть возможность уйти. Подло выяснять отношения, пользуясь замкнутым пространством. И он отступил: – Не бери в голову. Это просто дружеская поездка, и мне приятно заботиться о тебе. Если это тебе не нравится... - Ты мне нравишься, Стив. Так понятней? Сердце внезапно отяжелело, в горле застрял отвратительный горький ком. Он усмехнулся через силу. - Брось это, Бак. Капитан Америка не в твоем вкусе. Ответом ему был мрачный взгляд. Баки подошел, лениво, медленно, встал напротив. - Могу показать, насколько ты заблуждаешься, - сказал он серьезно. Похоже, его задевало, что ему не верят. - Только не обессудь, если у тебя на меня не встанет, - в тон ответил Стив. Прозвучало вульгарно, но он не жалел. - У меня всегда на тебя вставал. - Ты же шарахнулся от меня, - он услышал упрек в своем голосе и удивился, насколько все еще обижен за это. - Было от чего, - вдруг усмехнулся Баки, – ты себя в зеркало видел? Тут бы любой не устоял. Даже я, - и как-то сник весь, посерьезнел. – Если ты ждешь признания, что я повел себя тогда как идиот – так вот, не дождешься. Даже если так и есть. Я помню, что сильно тебя задел. Но тогда все виделось по-другому. - Что именно? - Ты. И мы с тобой. Наши отношения. - Так у нас были отношения? Он сразу понял, что зря это спросил. Не стоило ворошить. Баки глянул хмуро, будто с обидой. - Стив. У меня с тобой были самые стабильные и самые долгие интимные отношения, чем с кем-либо еще. Эта мысль показалась новой и неожиданно удивила. Стив никогда прежде об этом не думал в таком ключе, но если вспомнить, как быстро Баки менял подружек... - Но в тот раз ты сказал... - Я помню, что тебе наговорил. Но ты хотел, чтобы я вслух сказал то, о чем даже думать боялся. Например, что ты в новом теле меня привлекаешь. Это влечение уже не выходило оправдать твоей внешностью, и это было не то, что легко выяснить о себе почти в тридцать. Меня это сильно тревожило. Как и то, что ты во всем стал лидером. И если бы мы продолжили наши отношения, ты бы лидировал и в них. Смириться с этим тоже было непросто. - Баки, я вовсе не собирался... - Я знаю. Просто я бы тебе позволил, если бы ты захотел. По-настоящему захотел. Знаешь, я был готов позволить тебе делать с собой даже такое, чего никому и никогда позволять не собирался, и... это чертовски пугало. Знаю, как это глупо звучит сейчас. Но тогда я еще слишком боялся сделать что-то такое, за что потом не смогу себя уважать. Поэтому, когда ты начал спрашивать начистоту... я не был готов. И просто струсил. Стив осознал, что несколько минут не шевелился – весь обратился в слух. Он не верил. Не мог поверить. Только чувствовал, как в груди поднимается жар, и все вокруг начинает звенеть. - Я думал, что таким тебе не нравлюсь, - выпалил он на выдохе. – Что вообще больше тебе не нравлюсь... «Больше» было лишним, разоблачающим, но Стив не стал за него извиняться. - Нравишься, - повторил Баки серьезно и, помолчав, с насмешливой нежностью добавил: - Придурок. Стив рискнул. Не до конца, самую малость, одним предсердием – поверить ему. И едва не задохнулся. Кто тут еще придурок? Баки смотрел виновато, но тепло. От вида таких виноватых придурков сердце тает. И даже не одним предсердием, а все, целиком. Стив еще не понимал, что делать. На эти земли его нога еще не ступала, его охватила оторопь. Даже руки не слушались. Баки нахмурился, будто от новой внезапной идеи, и, сделав шаг, оказался вдруг совсем близко. И потянулся к его лицу. Вскинув руки, Стив остановил его за плечи. - Что? – удивился Баки. – Не хочешь? - Хочу, - шепнул Стив без голоса. – Очень. Но не хочу торопиться. Просто дай мне... И не договорил. Подняв руки выше, он взял лицо Баки в ладони. Щетина кольнула их, и Стив с наслаждением провел по его щекам, вслушиваясь в этот звук. Новый звук. Он погладил большими пальцами скулы, кончиками остальных отчертил брови, трепещущие ресницы: вышел интимный, хоть и совсем не сексуальный жест. Это была мечта, контрабанда из прошлой жизни. Совсем безнадежен. Но дотронулся ведь. Баки попытался еще раз двинуться вперед, но Стив мягко удержал его, не давая приблизиться, удерживая Баки на месте. Тот удивленно свел брови, но послушался. Стив зарылся в длинные волосы пальцами, провел ими вниз и погладил за ушами. Мягко обнял руками горло, ощутив, как перекатился кадык, погладил большими пальцами под челюстью, снова вернул ладони на щеки, тронул виски. Ему было необходимо ощутить это до того, как что-либо произойдет. Прямо сейчас они становились влюбленными, и он хотел ощутить каждый миг этого перехода. Чтобы не вышло опять мимоходом, между делом, будто и не было ничего. Чтобы успеть почувствовать разницу. Руки – живая и металлическая – легли Стиву на бока. Баки как в полутрансе впитывал прикосновения к лицу, и приоткрыл губы, когда Стив отчертил по очереди верхнюю и нижнюю. Дыхание Баки ожгло ему палец, уже одно это вызывало внутри сейсмическую дрожь. Не выпуская лица из рук, Стив потерся носом о нос Баки. И, осмелев, накрыл ртом его рот, еще не целуя, только поглаживая кожу. Обметанные холодом губы царапнули его губы в ответ, как кремнем по кресалу. Только тогда Стив начал целовать их, целовать горячо и крепко. Когда-то за удовольствие целовать друга вот так он бы продал душу. А сейчас не спешил сам и удерживал Баки, обняв за шею, не давая толком ответить на поцелуй, не позволяя форсировать. Это была почти месть. Выплата разом всей бездны скопившейся нежности. Баки ошеломленно замер в его руках, не понимая, что Стив задумал, но правила принял безропотно. И отвечал. Стив нашел его живую кисть, мягко сжал пальцы в своей руке. «Ты мне нравишься», - говорил он так. Как умел. Оторвавшись от губ, закрыл глаза и поднес эту руку ко рту. Сперва одну, затем и другую. Ничего не мог поделать с собой. До безумия хотел целовать их, каждую, и что-то горькое застыло в глазах Баки, когда он наблюдал, как Стив, закрыв глаза, припадает губами к металлу: к кончикам пальцев, к ладони, к запястью... как Стив сжимает обе кисти в своих ладонях, мажет по ним губами, и шепчет, шепчет нежно: - Так давно... знаешь, я так давно... Эти пальцы, дрогнув, вырвались из рук, схватили его за затылок, притянули рот в рот. Губы Баки взяли в плен, и на сей раз Стив без сопротивления сдался им, потому что это теперь было можно. Силы небесные, можно!.. Он дурел от возможностей. И завелся мгновенно, будто кто-то чиркнул спичкой по нервам в паху. Они оторвались друг от друга, тяжело дыша. Баки комкал его в руках, он был на пределе, но тоже больше уже не спешил. Прижавшись лбами, оба замерли, и Стив закрыл глаза, чувствуя: его дыхание, дыхание Баки, стук сердца. Одного. Второго. Он едва выдерживал эту близость, дурея от накатывающей нежности и страсти. Это было потрясающее чувство. - Еще пожелания будут? – голос Баки звучал глубоко и низко. - Хочу тебя раздеть, - признался Стив на выдохе, понимая, что спасения нет. И услышал короткий смешок. - Наконец-то... *** Как выяснилось, зимняя хандра здорово лечится гормонами влюбленности. Вообще зима – отличное время, чтобы влюбляться. В тот момент Стив любил и снег, заперший их в темной берлоге, и холод, отбивающий всякое желание покидать постель, толкающий искать тепла, разогревать друг друга, снова и снова. Обмениваться жаром, дыханием. Вкусом. Впрочем, обоюдное понимание, что идти до конца в подобных условиях – решение не слишком мудрое, победило. И без того было, чем упиваться. Стиву хотелось видеть Баки – целиком, трогать его целиком, и целиком целовать. Это желание оказалось взаимным. Баки тоже раздевал его сам. Сам же трогал и целовал. Время стало одной бесконечной полярной ночью, тишину которой нарушали лишь скрипы, шорохи, сбивчивые признания, сопение и стоны теплокровной жизни. Стив ртом доводил Баки до стонов, жадно пил его тепло и поил своим, путаясь пальцами в длинных волосах. Иногда, синхронно двигая руками, они кричали вместе, настигнутые одной сладкой судорогой на двоих. И дышали вместе, улыбаясь одинаково потрясенно от того, как же им хорошо. Сутки разделились на «темно» и «совсем темно». В подвале хватало еды, но они были слишком заняты, чтобы думать о ней. Стив покидал постель, чтобы растопить камин, и снова забирался обратно, под одеяло, где уже ждал другой голый человек – лучший способ согреться. И он согревал, едва Стив оказывался в пределах досягаемости, заворачивал в кокон из рук и ног, целовал. Беспокойство о том, что мышцы Баки не привлекают, отступало под этим натиском. Быть бессовестно счастливым зимой легко. Когда оба переполнены серотонином, эндорфинами и прочей химией, объединяющей двоих под одним одеялом, места для горького прошлого не остается. Потом придет весна, несущая новое половодье чувств, и хандра прийти не успеет. А потом наступит лето, когда жить вообще хорошо. Стив подумал, что следующей зимой снег окажется всего лишь снегом. И улыбнулся, крепче обнимая спящего Баки. *** Все оказалось далеко не так плохо – просто здоровенный пласт снега сполз со ската крыши и заблокировал дверь. Когда Баки на счет «три» распахнул ее настежь, внутрь ввалилась приличная куча, но за ней уже вовсю светило солнце. Никаких сугробов выше человеческого роста, никаких тоннелей, прокопанных в снегу. Баки на это проворчал, что масштаб стихийного бедствия синоптики сильно преувеличили. Выбравшись на благословенно чистый воздух, они едва не ослепли от белизны. Вокруг простиралась снежная пустыня, утыканная редкими деревьями, впереди гордо высились, сверкая шапками, Белые горы. Снегопад утих, правда, в игру «найди машину в сугробе» играть пришлось долго. За время откапывания динозавра из вечной мерзлоты они знатно вываляли друг друга в снегу, и, совсем онемев от холода, решили, что самое время греться под одеялом, возиться там, толкаясь и целуясь, а после взрыва страсти – переплетаться и засыпать. Когда Стив все-таки запер двери снаружи, стояла середина четверга. Ярко светило теплое солнце, с крыши капала вода. Погода анонсировала снежную жижу на всех дорогах до Бруклина. Пока прогревался двигатель, оба молчали. Баки щурился на белую пастораль, Стив вяло ковырял сугроб. - Поехали в Уотервилл, – предложил он. Баки хмыкнул и покачал головой. - Нет уж, Стив. Тот ответил печальной усмешкой, кивнул. - Я так и думал. Баки сыто потянулся и обернулся к нему. - Не знаю, что ты там думал, но я хочу душ, нормальную кровать и тебя, - заявил он и великодушно добавил: - Можешь совместить себя с кроватью и душем. Выруливая на трассу, Стив улыбался и думал, что это, в сущности, отличный план. * по Фаренгейту = -1 по Цельсию.