Мелкое хулиганство

По заявке: "БКФ IV - 05. Стив любит обнимать Баки со спины, но Зимнего Солдата это нервирует. Стив не в силах избавиться от своей привычки и постепенно завоёвывает доверие ЗС. Юст". Таймлайн: пост-ЗС. Ангст, романс, хёрт-комфорт, юст. R

Ид не терпит неудовлетворения. Ид всегда ощущает напряжение нереализованного желания. (с) Зигмунд Фрейд

Всему виной стал электрочайник «MegaChif», собранный в Брисбене, штат Калифорния. Это был вместительный стеклянный пузырь с подсветкой, которая меняла цвет в зависимости от нагрева воды. Джеймс Барнс сонно лупал на него мутными глазами, поставив чашку перед собой на столешницу и наблюдая, как зеленый сменяется желтым, а тот – оранжевым. Каждый день теперь начинался с этого ритуала. Баки всегда считал раннее утро проклятьем рода человеческого, и Зимний Солдат, похоже, полностью разделял его точку зрения. Желать ему доброго утра было опасно для здоровья. Потому оба молчали. Баки, опершись руками на столешницу, смотрел на чайник. А Стив смотрел на него. Он сидел за столом позади и, несмотря на ноющий бок, чувствовал себя счастливым. Баки сутулился. Прежде за ним такого не водилось, и в то же время это был добрый знак. Первые два дня, когда Стив его видел, тот ходил с прямой спиной, напряженный и нервный. Теперь же позволил себе расслабиться – и сразу стал каким-то более настоящим. Стив считал, что это мило: сонный Солдат, застыв неподвижно, смотрит, как закипает вода; на его бионической руке блики меняют цвета в унисон с подсветкой. В остальное время он был сосредоточен, и старался стать так, чтобы держать в поле зрения как можно больше пространства. Зато утром ему было почти плевать на чувство опасности. Поэтому Стив любовался. Разглядывал сильные ноги, крепкие ягодицы, легкий прогиб поясницы, изящный, очень чувственный изгиб спины, опущенные плечи и трогательный перекат лопаток под футболкой. И волосы. Еще спутанные с утра, у основания шеи легшие кольцами. Хотелось дотронуться, подойти, обнять, зарыться лицом в вихрастый затылок... И умереть счастливым. Зимний Солдат был не тем, кого можно коснуться безнаказанно. Эта тяга напоминала желание потрогать тигра в зоопарке. Стив когда-то мечтал. Ему было двенадцать, он впервые был в зверинце Центрального парка, и тигр лежал близко-близко к решетке, настолько, что можно было просунуть руку сквозь прутья и коснуться тигриного меха. Стиву стоило немалых усилий бороться с искушением и держать руки в карманах. Пленяла сама возможность погладить нечто настолько дикое. Он тогда устоял. Тигр отхватил бы ему руку. Но все же порой Стив жалел, что не погладил его. Сейчас между ним и хищником не было даже решетки. И хищник был совсем другой, что пленяло не меньше – чувство деления одного пространства с Зимним Солдатом. Он был прекрасен и страшен, и обладал не той красотой, которая располагала к прикосновениям. Но когда он вот так опускал плечи, казалось, что он удручен или опечален чем-то. И так отчаянно хотелось его обнять, что зудели ладони... * ...Лишь однажды ему это удалось. Они с Баки двигались одним маршрутом, сталкиваясь на одних и тех же базах, используя, как думал Стив, одни и те же данные, и всякий раз после драки с ГИДРОЙ следовала драка между собой. Почти по традиции. Солдат побеждал, потому что Стив ему подыгрывал. Но Баки и не стрелял, не вынимал ножи, дрался только врукопашную. Тоже какой-никакой жест доброй воли с его стороны. Стив, в свою очередь, не снимал щита. В их отношениях это выглядело эквивалентом боксерских перчаток. Один раз, на оружейном складе в Нью-Джерси, в самом начале зимы, Баки отделал его сильнее обычного. Стив остался валяться, избитый, и только поэтому Зимний Солдат посчитал, что это повод ослабить бдительность. А зря. Стив догнал его поверху и настиг, спрыгнув с балки, у самого выхода – тот едва устоял на ногах, когда Стив навалился ему на спину и крепко сжал в объятиях, прижав его руки, не давая двинуться и выхватить оружие. Так и замерли. Стив прилип к его спине, дышал тяжело и удерживался на ногах только за счет Баки. А тот стоял, застыв неподвижно. Не от хватки, конечно. Просто ждал, что будет дальше. - Не убегай, - выдохнул он Баки в ухо, с трудом восстанавливая дыхание. - Отпусти, - приказал тот спокойно. Не пытался вырваться, однако просьба прозвучала, как предупредительный выстрел в воздух. Они стояли у распахнутых дверей. Сгущались сумерки, с улицы тянуло прохладой. Стив только крепче сжал руки. - Поехали ко мне, сержант, - тихо предложил он. – Угощу тебя горячим кофе. Холодно. Солдат ничего не ответил. Позволил Стиву постоять так еще секунд тридцать – неслыханная щедрость. А затем металлический локоть врезался в бок. Стив свалился как подкошенный, пытаясь вспомнить, как дышать, сжимаясь от боли. Фигура Баки мрачно темнела на фоне неба. - Я не пью кофе, - вдруг сказал он. Стив услышал удаляющиеся шаги и все равно не удержался от улыбки. - Не проблема, сержант... – простонал он, с трудом поднимаясь, - у меня есть чай. «Сержант». Это было единственное прозвище, на которое Баки соглашался. Во всяком случае, не просил в грубой форме не называть его так. Иногда они ругались, и Солдат кричал: «Не знаешь, когда остановиться? Падай! Падай и не вставай!», а Стив мотал головой, вставая упорно, снова и снова. Говорил: «Я буду драться. За тебя. Пусть даже это значит драться с тобой». И он действительно дрался за Баки. Солдат не помнил себя и помнить не хотел, но в этих боях как никогда проявлялся его задиристый ирландский темперамент. Вряд ли он отдавал себе в этом отчет, но Стив узнавал повадку. Он и от Баки тумаки получал, когда не болел и лез, куда не надо. Драка как вид отношений и метод разрешения разногласий была у него в крови. За следующие полтора месяца они виделись еще дважды, но оба раза Баки был начеку, даже не говорил почти. А потом случилось то, что случилось. Стиву повезло, что завод располагался в черте Нью-Йорка. И с сывороткой, конечно же, тоже, но с этим ему повезло один раз и навсегда. - Нет, выйди сюда, - тяжело дыша, покачал головой Стив. – Я туда не пойду. Конструкция ненадежная. Солдат, стоящий на длинной поперечной перекладине в двадцати футах над полом, удивленно поднял брови. Он мог драться и там. Он не помнил, как шел по такой же балке над огнем. Ему нечего было бояться. А Стиву было. - В чем дело? – спросил он. Без усмешки, серьезно. - Опасно. Один может свалиться, а то и мы оба. Брось, иди сюда, я тебя и здесь отделаю, - Стив почти небрежно махнул ему рукой и отступил подальше, позволяя выйти на платформу. – Нет смысла так рисковать. И Баки вышел к нему. Они стали друг против друга, решая, как бы так начать бой, чтобы это не выглядело глупо. В этот момент их накрыла автоматная очередь. Может, он что-то и кричал – не запомнил. Только понял, что вокруг слишком открытое место, прятаться негде. Рванувшись к Солдату, уже выхватившему пистолет-пулемет со спины, Стив укрыл щитом их обоих. Щит не был рассчитан на двоих. Он постарался прикрыть Баки надежнее. Открыл правый бок. Ошибка новичка. Сперва он почувствовал сильный удар. Охнул и осел на пол, понимая, что дышать не может. Затем пришла боль. Баки подхватил его щит, снял стрелка напротив, отправил встречную очередь вниз и подскочил к нему. - Ты не ра... – начал было Стив, но Баки живыми пальцами хлопнул его по губам – несильно, и взглянул на рану. Снизу слышалась возня, крики и топот ног. Солдат хмурился. Взяв руки Стива в свои, он сильно прижал их к ране. От боли помутнело в глазах, и Стив застонал. - Держи вот так. Скоро вернусь. Баки взял щит и ушел. И действительно быстро вернулся. Пара минут, не больше. Но за это время Стив отчетливо понял, насколько все плохо. Он терял много крови. Боль страшная, всеразрушающая, вязала в нем узлы. Он не мог дышать и пыхтел, как собака – на полной глубине вдоха боль была нестерпимой. Казалось, весь мир пульсирует, то сливаясь в серое пятно, то снова наливаясь красками. Сердце часто и громко стучало в ушах. Стив понимал, что сильно ранен, но еще не мог в это поверить. Как-то раньше ему везло... Отбросив щит в сторону, Баки присел над ним. И потемнел лицом. Нехорошо, тревожно. - Кровь почти черная, - сказал он. – Пробита печень. Без медицинской помощи у тебя двадцать минут. Стив быстро прикинул в уме. Они на окраине, скорая вряд ли успеет. Страшно не было. Он не верил, что умрет. - Как раз хватит... чтобы написать завещание, - попытался сыронизировать он, но Солдат юмора не понял. Крепкая оплеуха обожгла лицо. Благо, бил он живой рукой. Металлическая мигом позже сжала Стиву горло. - Ты жив, Роджерс? – яростно спросил Солдат. – Или эти подонки тебя убили? На нем была кровь. Чужая. Стиву подумалось, что, если он ответит неправильно, Баки облегчит ему уход. И стало страшно. Он испугался не смерти – а Баки перед собой, потому постарался взять себя в руки. - Я жив, - сказал Стив отчетливо, борясь с головокружением. – Я еще жив. - Тогда не отключайся. И не умирай. Это был холодный приказной тон, и Стив не смог не подчиниться. Правда, дальнейшее он помнил плохо. Может быть, все же терял сознание, или же его мозг предпочел не сохранять это для архива. Помнил только, как его куда-то волокли, потом куда-то везли с превышением скорости. А затем провал. Будто киношная склейка – и вот уже над ним быстрое чередование темноты и длинных узких ламп. На нем кислородная маска. Он слышит, как скрипят по полу колесики, слышит встревоженные голоса. Затем новая склейка – он в палате, над ним склоняется незнакомое лицо молодой женщины в светло-зеленой униформе. Опять провал... Стив не знал, сколько точно раз приходил в себя – сбился со счета. Но разбудили его голоса. Двое говорили негромко, и Стив поневоле стал прислушиваться к ним, не сразу поняв, что говорят на другом языке. Мужчина и женщина. Он узнал обоих. Только это заставило его открыть глаза и повернуть голову, чтобы поверить. Увиденная картина заставила его улыбнуться. Баки сидел напротив Наташи, оба в белых медицинских халатах, наброшенных на плечи. Стулья один напротив другого. У Наташи в руке пистолет. - Ты надумала пристрелить моего спасителя? – спросил он, как ему думалось, едва слышно, но оба повернули головы. Наташа встала, Баки за ней. – Это не он стрелял. Судя по говору... это были бельгийцы. - Да, я знаю, - сказала Наташа. Она выглядела усталой. Подошла, поцеловала его в щеку. – Тела уже опознали. Странное проявление нежности Стив списал на волнение. Обычно Наташа была более сдержана в порывах, однако по внутренним часам он уже понял, что боролся за жизнь несколько дней. - Тогда зачем пистолет? - Чтобы он не сбежал, - она глянула на Солдата. – Я скажу медсестре, что ты очнулся. У вас пять минут. И ушла, забрав пистолет с собой. Солдат не сразу решился приблизиться. Стоял угрюмый, смотрел недобро. Ему было неуютно здесь, на свету, и при нем не было оружия. Щетина выдавала его с головой, а круги под глазами и общий бледный вид намекали, что питался он исключительно у автоматов с закусками. Стив улыбнулся ему, еще не веря, что Баки тут, в его палате. Правда, боль в боку и общая разбитость отметали вариант сновидения. - Привет, сержант, - сказал он тихо. – Не возражаешь, если мы подеремся в другой раз? - Не возражаю, - Баки приблизился к нему. – Ты идиот, раз так глупо подставился. - Да ты просто ревнуешь, что пуля была не твоя. Солдат и в этот раз иронию не принял, нахохлился, и Стив испугался, что он уйдет. Потому поспешил спросить: - В Милуоки... Ты же работал по найму? - Нужны были деньги. К чему вопрос? - Хочу тебя нанять. Солдат удивленно моргнул. В его мировоззрении был только один вид услуг, которые он мог квалифицированно оказать. Причем нанимали его для того, чтобы он обеспечил эту услугу кому-то другому. - Хочешь, чтобы я тебя добил? – осторожно уточнил он. Да, именно эту услугу. Стив горько усмехнулся. Это была бы удачная шутка, если бы Солдат шутил. - Надеюсь, до этого не дойдет, - голова его соображала еще плохо, поэтому он безбоязненно говорил то, о чем думал последние месяцы, с поправкой на насущный повод. – Хочу, чтобы ты присмотрел за мной пару недель. Заплачу четырнадцать тысяч. По тысяче за день ухода. Что скажешь? Баки покачал головой. - Я не сиделка. Стив усмехнулся. - Если бы помнил юность, то не спешил бы это утверждать. Молчание висело долго. Он почти чувствовал, как у Баки идет внутренняя борьба. - Это тебя разорит, - заметил Солдат, и по интонации голоса Стив понял, что это «да». Он посмотрел в глаза Баки, улыбнулся и произнес совершенно искренне: - Поверь мне, ты стоишь дороже. * - Мне это не нравится, - заявил Сэм неделю спустя, когда Стив покидал больницу. Отпускать его не хотели, и Стив успел расписаться на всех подсунутых ему поверхностях, но сумел настоять на досрочной отправке домой. Наташа помогла ему все устроить, упирая на то, что больница для национального героя с огнестрелом – место небезопасное. На что Сэм немедленно заметил, что небезопасным его делает кое-кто, кто и уборщику не поленится руки выломать, приняв его за террориста. Баки в это время подгонял машину и на Сэма поглядывал недобро. То есть, как обычно. Стив знал, с чем связан его мрачный вид. А Наташа заявила Сэму: - Расслабься. Пусть попробуют, вдруг это пойдет им на пользу. И улыбнулась как человек, который знает больше, чем показывает. Впрочем, она всегда так улыбалась. На все входящие звонки Стив неизменно вежливо отвечал одно и то же: он в порядке, немного устал, но пару недель будет дома, и за ним есть, кому присмотреть. Ссылался на усталость, если собеседник ждал подробностей. Дома Стив сразу разделил сумму надвое. Половину отдал в первый день. Конверта не нашел, отдал в пакете. - Пересчитай. Солдат пересчитал. Семь тысяч купюрами по сто долларов. Закончив, он одними глазами спросил: «Откуда у национального героя столько наличных денег? И на что они тебе?». Пришлось пояснить: - Откладывал на другое. Но это важнее. И почти не соврал. Больше вопросов не возникало. * Солдат предупредил совершенно искренне, что он – не сиделка. Стив имел неосторожность ему не поверить, и зря. Он и впрямь оплатил не сиделку. Он нанял надзирателя тюрьмы строгого режима с опытом ведения допросов. Баки умел пытать людей лучше, чем их лечить. Вставать с постели Стиву не разрешалось, и хотя Баки помогал ему добираться до ванной комнаты, он делал это по собственному расписанию. Заставлял пить лекарства, причем даже те, которые Стиву вроде бы не выписывали. Но гвоздем программы пыток стала овсянка. Серая, похожая на сопли жижа без соли, сахара и молока. На завтрак, обед и ужин. Стив, полагавший, что честно отмучился еще в детстве, поначалу пытался протестовать, делая вид, что может быть опасен. Но увидел в глазах Солдата намеренье в случае отказа скормить ему овсянку внутривенно – и сдался. Он запретил себе думать, есть ли в природе такой умелец, который отремонтирует Баки память. Запретил себе спрашивать его о прошлом. Решил наслаждаться. Просто представить, что все так, как раньше. Он болен, Баки ворчит и ухаживает за ним с грубоватой заботой. Но Солдат явно намеревался позаботиться о нем на всю сумму, с цепями и угрозами, и сделать это так, чтобы навсегда отбить у Стива охоту нанимать его еще раз. Стив давился кашей и терпел. Он не собирался сдаваться. Первые два дня прошли в постели и тишине. Баки с ним почти не говорил. А когда говорил, начинались мелкие и не очень конфликты. Быстро выяснилось, что Солдат болтать не любит, и на разговор его не вытянешь. Чуть что, он сразу ожесточается, отдает приказы и ждет, пока те не будут исполнены. Баки выходил за покупками, но отказывался брать карточку Стива, расплачиваясь выданными наличными. Стив убеждал, что эти деньги можно не тратить, ведь это гонорар за работу, но Баки был непреклонен. Стив предложил ему брать любые свои вещи, которые тот сочтет для себя подходящими. Солдат вызверился, что может сам купить себе одежду, и Стиву пришлось объяснять, что он вовсе не хотел его ничем задеть. Солдату было проще. Он мог уйти от неприятного разговора в другую комнату, оставив Стива со своими доводами в полной тишине. Солдат считал Стива вредным пациентом. Стив считал Солдата хорошим экзекутором. Они спорили на пустом месте, ссорились, потом вроде бы мирились без слов – как потепление наступало – и ссорились снова. Баки принимал в штыки любое его предложение. Мог легко отказывать в просьбах, если не считал их жизненно-важными. Он находился в постоянном раздражении. Казалось, его раздражало то, что Стив вообще с ним говорит. Отказывался оставаться в комнате Стива дольше необходимого, не хотел делить с ним досуг и что-либо делать вместе. Или сказать, наконец, чем второй день питается сам. Именно поэтому Стив, который два утра подряд просыпался рано и ждал, пока проснется Баки, на третий раз рискнул встать, пойти в кухню и сделать завтрак. Яичница с беконом выжала все его силы, но он не жалел, потому что на месте быстро все понял. Мусорное ведро было забито коробками из-под фастфуда «только разогреть!». Баки пришел на запах и пригрозил приковать Стива наручниками к постели. Но против яичницы с беконом не устоял. Они впервые ели вместе, в полном молчании, и тогда же Стив ощутил, что еще недостаточно поправился. Боль и слабость тянули принять горизонтальное положение, но он упорно боролся с этим призывом. Попробовал даже помыть посуду, которую Баки не мыл – просто брал новую тарелку, из-за проблем с рукой – Стив объяснил себе это так. Приступ слабости настиг его в неудачный момент, он выронил тарелку, разбил ее, начал собирать осколки – порезался. За что был грубо усажен обратно за стол и назван упрямцем. Баки дал ему в руку бумажных полотенец (сама забота) и стал мыть тарелки сам. Да, ему было не очень удобно, но он не разбил ни одной. И тогда Стив понял, что не может оторвать от него глаз. Понял, что откровенно пялится на его спину, не понимая, как можно одной спиной выражать столько эмоций. И впервые ощутил, как тянет прижать ладонь к этой пояснице, погладить, пальцами провести по углублению позвоночника до самой шеи, там запутаться в темных волосах. Баки казался таким... одиноким, таким сердитым, что тянуло его обнять. Впечатление было обманчивым. А вот тяга – сильной и настоящей. На следующий день Баки едва не убил его за блинчики с сиропом. Но все-таки не убил. Может, потому, что еще не до конца проснулся. Тогда же поставил чайник, чтобы заварить себе чай, и долго смотрел, как закипает вода. А Стив смотрел на него. Так и повелось. Стив готовил завтрак, Баки – обед и ужин. Овсянку. Они по-прежнему мало говорили друг с другом. Баки по-прежнему запрещал мыть посуду и вставать с постели чаще положенного. Шел пятый день. Стив сидел за столом очень тихо и пялился, ни в чем себе не отказывая. Смотрел в смурную спину, обтянутую своей футболкой, которая была Солдату чуть велика, но придавала насквозь домашний вид. Спина утверждала, что Баки не в духе, потому что пациент опять подскочил в дикую рань и выманил вкусными запахами. Подлец. Стив только кротко улыбался. Верил: омлет и послушание могут растопить даже железное сердце. * Это было опасное место. Рядом с Роджерсом он часто ощущал приближение этой опасности. Его присутствие бередило то, что было давно и наглухо заперто. Он не страшился плохих воспоминаний и уже не пугался голосов обитавших в голове привидений. Он страшился взвыть, вспомнив то, что давно потерял. Поэтому не хотел эмоций. Не хотел знать, что именно утратил. Только так он мог оставаться полноценным. Но близость прошлого неизменно возникала, когда Стив оказывался рядом. Даже еще не видя, он мог ощутить присутствие Стива в помещении. И Стив Роджерс вызывал в нем чувство, близкое к тихому бешенству. Бесила его навязчивость. Его упрямство, его манера драться, чтобы проиграть. Бесила его улыбка, его добрый и бодрый голос, адресованный будто бы совсем не тому, кого он видел перед собой. Бесило то, как действовала эта манера поведения. Она путала мысли, сбивала с курса. Бесило то, что шевелилось внутри, когда он видел Стива Роджерса, потому что это что-то было из прошлого. Он не хотел этого. Это было ему уже не нужно. Он дрался с Капитаном Америка, пытаясь бороться с его влиянием на себя. Пытался перетянуть его в плоскость понятных простых взаимодействий, и злился от того, что тот не поддавался. Что всегда и везде его находил. И что его самого волновало, пересекутся они или нет. У них совпадали маршруты, он это сразу понял. Но ни разу не изменил своего. Роджерс стал его вредной привычкой, которую не удавалось бросить. Роджерс проигрывал ему и вставал опять, раз за разом. Чтобы снова проиграть. Он почти ненавидел Капитана Америка за это, и вместе с тем, уважал его еще больше. Роджерс не ломался. Выдерживал. Это бесило и вызывало восхищение одновременно. И какие-то смутные чувства, которые он тушил в себе. Как окурки. Они мешали сосредотачиваться. Сейчас же его бесило, что этот парень по глупости получил пулю в печень за него, герой хренов! И тревога была еще хуже. Потому что он доверился его выносливости. Доверился тому, что теперь он здоровый и крепкий. Теперь?.. Неуемное беспокойство было знакомым, он понимал, что чувствовал его много раз и прежде. Только из-за этого Роджерсу удалось его сюда заманить. Потому что так было надо. Он сказал Романовой: «Я ему должен», но на деле причина была сложнее. Это было что-то... необходимое, не подлежащее обжалованию. Будто это была миссия, которую он выполнял, когда он был... другом? Раз он делал это тогда, мог сделать и сейчас. Стив нашел способ договориться. Это был ловкий ход. Деньги ему пригодятся на операции. К тому же, было спокойнее находиться здесь и держать Роджерса в поле зрения. И, что гораздо важнее, его нахождение здесь означало, что Стив Роджерс тоже останется тут и не сорвется на сомнительные подвиги. У него ведь еще склеры желтые. «Во что ты опять вляпался, Стив?» Его немного беспокоили странные мысли. И еще – этот долгий, непонятный взгляд Роджерса. Он ловил этот взгляд в отражении на черной кафельной плитке, пока наблюдал за кухней. Этот взгляд... волновал его. Зарождались смутные мысли, смутное желание что-то сделать. Это было плохое желание. * Баки – повелитель домашней утвари. Некоторые из его повелений утварь не переживает, но суперсолдаты в быту вообще непрактичны. Стив начал спрашивать его: «Что будешь на завтрак?». Поначалу Солдат не отвечал. А потом начал приносить в дом нормальные продукты. В последний раз, когда Баки помогал ему добраться до постели, Стив задержал руку на его спине, но встретил сердитый взгляд, потому руку убрал. Солдат не любил прикосновений сверх необходимого. На пятый день Баки и вовсе перестал касаться его. Видимо, посчитал, что Стиву подпорка уже не нужна. Но после завтрака, домывая посуду, неожиданно спросил: - Что ты хочешь на ужин? Раньше он ни разу не спрашивал. Стив подумал было отшутиться, затем подумал серьезно. Бок еще болел. - Куриный суп пришелся бы кстати. Солдат посмотрел на него и кивнул. Даже серые глаза его потеплели. Он словно бы даже немного... извинялся за овсянку. Волна теплой нежности вытеснила из головы Стива все прочие чувства, и с ней пришло желание, почти необходимость прикоснуться к нему... А суп у него вышел вполне неплохой. Они ужинали вместе. Молча. Но, хотя ужин уже походил на человеческий, от обеденной овсянки деться по-прежнему было некуда. Стив решился на следующее утро. До того у него уже было несколько фальстартов, когда он оказывался в зоне прикосновения, но в последний момент пасовал. Когда Баки владеет собой, локоть в живот гарантирован. То ли дело утро, когда он пялится на чайник серой мутью глаз, еще в полусне. И все равно, осмелился Стив не сразу. Стоило ему робко приблизиться, как его окатили недовольным предостерегающим взглядом. - Не подходи со спины. Стив замер, замялся. С таким взглядом угрожают убивать заложников по одному. Решимость слетела под ноги. - Извини, сержант, - сказал он. – Я просто хотел... не важно. - Чего ты хотел? – вопрос прозвучал вызывающе конкретно. Вот и скажи ему такому «я хочу тебя обнять». - Трудно объяснить. Могу показать. Веришь мне? Баки закатил глаза и недовольно проворчал: - Делай, что хотел, и отвали. Стив оторопело замер на целую секунду. Может быть, даже на две. Не сразу поверил, что можно. А затем в два шага преодолел расстояние до этой сердитой спины, обнял одной рукой за живот, ткнулся в волосы лицом и сделал вдох, полными легкими вобрал родной запах. Волосы у Баки были теплые, гладкие, и если закрыть глаза... Солдат застыл неподвижно. Вырываться было некуда, мешала столешница, а отбиваться он почему-то не стал. Ждал терпеливо. Стив успел сделать целых пять глубоких вдохов. Почти вечность. - Ну и зачем это? – спросил Баки. Между ними оставалось расстояние, и Стив не посмел прижаться вплотную. - Не знаю, - признался он, лбом касаясь затылка Солдата. – Может, это потому, что однажды я тебя не поймал. Баки услышал горечь в его голосе. Отвердел, потянулся из рук. Стив отпустил и отступил назад. Вернулась боль, которую он умудрялся не замечать несколько последних секунд. - Не делай так больше, - приказал Баки. Стив грустно улыбнулся. - Прости. Не могу обещать. Солдат недовольно глянул на него, но ничего не сказал. На следующий день Стив смотрел и мучился. Поймал себя на том, что уже подходит к Баки, как под гипнозом. Подумал отступить, но вместо этого коснулся живого плеча, сообщая о своем присутствии. Солдат повернулся. И сразу нахмурился. - Что ты задумал? - Можно? – речевой центр отказывался объяснить это более внятно. - Ты опять? – лицо Солдата отвердело, мрачная угроза засверкала в глубине глаз. Но он был уже слишком близко, чтобы испугать в должной мере. Стив просто кивнул. - Мне очень нужно. Солдат задумчиво посмотрел на чайник. Зеленый цвет медленно клонился к желтому. - До щелчка, - сказал он сухо. И Стив ощутил себя в раю. - Мне хватит. Стив обнял Баки, устроив руки на его боках, окунул лицо в волосы, закрыл глаза и дышал, дышал им, вызывая к жизни старую любовь, глубинную, которая, оказывается, никуда и не исчезала. И будто время вернулось вспять, и вокруг другая кухня в другом месте, и ему снова нездоровится, а он все дышит и дышит, вдыхает полные легкие Баки и никак не может им надышаться. Держит в руках свое прошлое, и аж в носу свербит, так соскучился... Щелкнул чайник. Стив прижался щекой к волосам, шепнул: «Спасибо» и отошел, так и не дождавшись никакого ответа. Пока шел к столу, поднял руку, чтобы смахнуть навернувшиеся слезы. И весь день потом думал об этом. Его желание касаться перерастало в потребность. Следующим утром готовил завтрак и боялся, что Баки изменит своей привычке, придет раньше. За окном клубилась хмарь, в ладонях бился пульс. Солдат появился как обычно, и Стив вдруг понял с неожиданным отчаяньем – а что он теряет? Приблизился осторожно. Ждал, что его пошлют ко всем чертям, но этого не случилось. Зеленый едва-едва затеплился желтым. Его руки легли Баки на пояс, а затем он запустил большие пальцы в петли его джинсов. Солдат застыл, но ничего не сказал. Он был напряжен, будто решил перетерпеть. - Позволишь мне постоять так немного? До щелчка, - попросил Стив и мягко прижался грудью к его лопаткам. Ответа не последовало, и Стив погладил его носом по затылку. Перед самым щелчком, осмелев, вжался в затылок губами. И весь оставшийся день ходил смущенный, ощущая странную неловкость. * Жить с Баки под одной крышей – сплошная эквилибристика. В любое другое время пытаться обнять его – все равно, что пытаться обнять дикобраза. Стив, повинуясь тяге, попробовал, но был остановлен на подходе: - Получишь локтем в печень. И хотя Солдат просто мыл посуду, бросив фразу спокойно и походя, это прозвучало как красная карточка. И можно было не сомневаться – он выполнит угрозу, потому что слов на ветер не бросает. Стив смирился и стал ждать утра. В четвертый раз Баки в его руках глубоко вздохнул и проворчал: - Я включу это в счет. - Разорить меня решил? – усмехнулся Стив ему в плечо. - Сам виноват. Но в голосе слышалась издевка. Стив понял – Баки больше не сердится, ему даже почти смешно. Он улыбнулся и позволил себе тронуть губами висок Солдата. В этот раз он подошел, когда свет был еще синим, но оторваться по щелчку отчего-то было особенно трудно. А на пятый раз Баки сказал ему «нет». Стив замер на подходе. - Нельзя? – уточнил он, и сердце его упало. Солдат выглядел раздраженным. Более раздраженным, чем обычно. Послышался вздох. - Неправильно делаешь, - сказал он вдруг. – Если хочешь подойти ко мне – иди уверенно. Не крадись. Меня нервирует, когда ты подкрадываешься со спины. Стив вдруг ощутил, как его несут ноги, и сам не заметил, как обнял Баки почти рывком. Они вздрогнули оба. - Так подходить? – шепнул он Баки на ухо. - Да. От его этого низкого «Да» даже волосы зашевелились. - И как избежать удара в печень? - Притворись мертвым, - сердито заявил Солдат. Стив улыбнулся. Вот оно что. Его неуверенные приближения чувство опасности Баки принимало за угрозу. Но по утрам ему почти плевать. Терпел же он все это время... Сраженный этим пониманием, Стив поцеловал его в затылок. И сразу, как-то само собой, в позвонок над воротником – треугольник кожи между прядями волос. Баки крупно вздрогнул – и Стив отпрянул раньше срока. Быстро извинился. Понял, что заигрался. Что его несет. За эти пять дней произошли и другие изменения. Так, Баки приготовил на ужин пасту, и вечером они сидели в гостиной, смотрели боевик, даже спорили, насколько все это невозможно провернуть в реальном бою. Солдат впервые говорил так много. Стиву хотелось обнять его, до зуда в ладонях. Даже объятие с дикобразом не пугало. Ему было уже плевать на опасность, но он удержался. Потом, когда ложился спать, об этом пожалел. Шел одиннадцатый день. Стив пытался выдумать для Баки повод остаться, но ничего подходящего на ум не шло. Или это близость Баки так на него действовала. Некогда собранный Капитан Америка превращался рядом с ним в разомлевшего дурака, ловящего каждое скупое слово. Стив впадал в счастливый ступор просто от следов присутствия Баки в своем доме: кружка в сушилке, футболка, брошенная на спинку дивана, его волосы на расческе, чай в буфете... Если повезет, они, может быть, совсем помирятся. А там Солдат начнет его вспоминать и передумает уходить. Или случится еще какое-нибудь чудо. Почему-то он был уверен, что добрые высшие силы не дадут Баки уйти. * С каждым днем он все больше убеждался, что, схватив пулю, Роджерс в его глазах изменил свой статус. Стив уже не был Капитаном Америка. Стив был... кем-то еще. И сам он стал кем-то другим. Ему даже стало казаться, что они оба совсем не те, кем привыкли себя считать. Здесь, в этом опасном месте, ему снились очень подробные цветные сны. В голове роились образы, похожие на галлюцинации. Стив в его видениях был тощий, весь какой-то ломкий, неловкий и маленький, объект тревоги и опеки. Но – ничего конкретного. Лишь полусмазанный образ. Странное чувство. Он никогда прежде не был в этом доме, но когда Роджерс завел привычку обниматься, все чаще стало накатывать ощущение, будто он вернулся домой. Чувство близости знакомого, давнишнего счастья... Вряд ли это было то, что нужно Роджерсу. Он не знал, что они делали и в каком году. Мог разве что вспомнить, как пахло в доме Стива, хотя не имел представления, где был этот дом и как выглядел. Все-таки у Стива были странные желания. Еще до того, как Роджерс подошел с этим, он почувствовал, как Стиву хочется сделать что-то. Потрогать волосы или положить руку на плечо. Сантименты. От Стива веяло неутоленной потребностью, почти необходимостью. Было видно, что Роджерса это тяготит, и что он не знает, как это выразить. Он не уставал удивляться. Впервые видел, чтобы человеку с такой комплекцией было настолько неловко. Стив был почти горячий. И каким-то образом умудрялся не раздражать этими телячьими нежностями: не стеснял движений, не напирал, не обнимал поверх рук. Не позволял себе лишнего. Но когда его грудь вжималась в спину, он чувствовал себя... странно защищенным. Будто спина прикрыта, и ее прикрывает... друг? Он отчетливо слышал, как в спину стучит чужое сердце. Роджерса было просто приятно ощущать за своей спиной. Он не успевал уловить момент, когда в объятьях Стива оказывался во власти спокойствия, почти умиротворения. От этого еще сильнее хотелось сбросить это ощущение вместе с чужими руками, вновь вернуться в привычное состояние, но это вызывало острый протест – боязнь потерять, боязнь лишиться чего-то ценного. Страх был такой силы, будто он балансировал на краю. Бессилие против Стива одерживало верх над контролем. Стив побеждал. Он злился на себя за то, что стал таким. И на Роджерса за то, что его таким сделал. Злился на тоску по прикосновениям. На то, что изголодался по ласке и забыл, когда. На то, что под руками Стива тело начинает гореть. Он не нуждался в этом прежде, даже не замечая, как сильно ему этого не хватает. А теперь, когда Стив оказывался у него за спиной, обнимал, он фиксировал у себя учащенный пульс, эмоциональный всплеск и лишнее, жадное желание потянуться навстречу ласке. Ему не нравились эти касания, от них становилось не по себе, но он ни разу не приказал Стиву перестать. Когда Роджерс в очередной раз легко коснулся губами его головы, он подумал об ощущениях, которые вызывают прикосновения губ к височной впадине. Касания были невинными, но ощущения были неожиданно мощными, яркими. От прикосновений Стива он ощущал теплую дрожь внутри, которая никак не вязалась с дружбой. Мучительно хотелось вырваться, заорать: «Не трогай меня!», чтобы не будил внутри то, что его пугает... ...Обычно в этот момент щелкал чайник. Стив убирал руки, и вместе с облегчением он чувствовал острую досаду и желание ударить Роджерса посильнее. И сам не очень-то знал, за что именно. * Томатный суп они готовили вместе, в четыре руки. Стив млел от близости Баки. Тот и впрямь покупал себе вещи: бейсболку, две куртки, легион футболок с длинными рукавами. И одну черную водолазку. «Моя любимая его водолазка» - думал Стив про себя. В ней у Баки был особенно сногсшибательный вид. - Что будешь на завтрак? - Что хочешь на ужин? Гармония. Хотелось выйти из дома, прогуляться с Баки пешком до Гарлема и обратно. Но печень заживала не так быстро, как Стиву хотелось, да и погода... Зима, слякоть. Особо не разгуляешься. Солдат сам заговаривал с ним, спрашивал что-то вроде: «Ну и как ты нашел меня в Алжире?». Стив рассказывал. В основном, описывал, как искал его и терпел неудачи, Баки внимательно слушал. А когда дошли до памятного предложения кофе, Баки, нахмурившись, закусил губу – вышло очень трогательно. И не выдержал. Улыбнулся. Стив накинул бы еще тысячу в сутки, чтобы видеть эту улыбку каждый день. Такую вот. Поцеловал бы. Солдат уже не вздрагивал от прикосновений его рук, и Стива охватывало смятение, нутряная робость от одной мысли об утреннем объятии. Баки не возражал и спокойно стоял, пережидая очередной приступ нежности Стива, а затем делал вид, что ничего не происходит. Словно это было в порядке вещей. Как то, что Стив готовил завтрак, а Баки – ужин. Как то, что вечера они теперь проводили вместе, разговаривали, и даже, дважды, смеялись. И сперва осталось три дня. Затем – два. Перед сном он долго лежал и думал о Баки: как тот ходил, как смотрел, что сказал. Как именно сегодня дышал в его объятиях. Как пахли его волосы. Перебирал накопившиеся за день мелочи, ежился от тоски и счастья. Один раз зачем-то представил, как поцеловал бы Баки в шею, сильно, вбирая в рот кожу. И наблюдал бы, как на ней проступают отметины. В груди загремело, тело окатило тяжелым жаром. Пришлось, наплевав на боль, принять душ, стараясь не мочить рану, больше обтираясь мокрой мочалкой. Опять вспомнил о Баки, закусил губу... И проклял свое воображение, нарисовавшее ему даже родинки, даже шрамы на стыке с бионикой. Когда одевался, красный от стыда, вывел пальцем на запотевшем стекле «Баки». Сразу стер. Понял, что болван. И что скоро совсем сгорит. Зимний Солдат не очень располагал к себе, поскольку был нежный, как кочерга. А оказалось, и улыбаться умеет, и шутить, редко, но почти как раньше. Грудь давила горячая, липкая мука. Баки уходил за продуктами, Стив в это время бродил по гостиной, трогал тайком его вещи, лежал на его диване, вдыхал его запах. Думал, если позволит обнять себя на прощание, сил разжать руки ему не хватит. Несколько раз он пытался начать этот разговор, и всякий раз одергивал себя. Чем ближе подступал назначенный срок, тем отчетливее Стив понимал, что найти его было полбеды. Солдату нечего было предложить, нечем удержать. Даже дополнительная куча денег тут не помогла бы, и не было у Стива такой кучи, чтобы вскружила Баки голову. Он вообще оказался не из тех, кого можно купить. Согласился на две недели – и то большое везение. А еще Солдат – убежденный одиночка, под начало Капитана Америка не пойдет, да и за идеалы Мстителей сражаться не станет. Звать в команду в качестве волонтера... тут съедят свои же. Ненадежный, плохое прошлое, сомнительные методы, не разделяет интересов борцов со злом... Мир стремительно терял краски, обесцвечивался от приближения срока. Если бы можно было просто его обнять, попросить не уходить, уболтать, уговорить остаться, хотя бы еще на неделю, а там как получится... Подкрался последний день. Стив целовал Баки в затылок, держа руку у него на груди. Опускался губами ему в плечо. Впитывал крохи счастья. Он не пытался испытывать терпение Солдата, которого и так было немного. И честно отступил по щелчку. Руки у него дрожали. День вышел хорошим, несмотря на то, что был последним. Стив так и не нашел подходящих слов. Решил дождаться утра. На следующий день надо было ехать в клинику снимать швы. * Стив лежал в постели, не мог уснуть. Вставал, ходил по комнате, ложился, вставал опять. Листал в памяти последние дни. Думал о том, что Баки за стеной еще материальный. Завтра от него останется только призрак из бесчисленных следов и мелочей, которые одолеют Героя Земли скорее, чем злодеи и террористы. Он отчаянно пытался придумать план действий. И отметал все, круг за кругом. На очередном круге услышал, как в кухне возится Баки. Поплелся посмотреть, что к чему. Солдату тоже не спалось. Он стоял в кухне, поздоровался мрачным взглядом. Чайник рядом с ним мягко светился синим в полной темноте. Он даже свет включать не стал. Неужели тоже из-за того, что завтра тот самый день? Стив подошел, робко и куда медленнее, чем нужно было. Баки видел его приближение, но он все равно коснулся ладонью его спины между лопатками, предупреждая о своем намерении. Провел руками по рукам и плечам, вниз и вверх. И прижался, весь и разом, будто ища тепла. Руками обвил живот. Хотел сказать... много чего сказать. Останься, мне без тебя тошно, я скисну без твоей овсянки, видишь, что со мной творится, помилосердствуй!.. Хотел сказать: «Не стану больше драться». Даже представить этого уже не мог, чтоб как раньше, по доброй воле. Если драться, то это возвращаться к тому, с чего начали в этом веке, делать здоровенный шаг назад. Он так уже не мог. Не после того, как обнимал его каждое утро, как выучил звук его дыхания и тонкий запах его волос. Все было не то и не так. С Солдатом давить на жалость... глупо. Но нужно было что-то сказать. Чайник давно уже докипел, в кухне висела темнота, превратившая предметы в серые пятна, а он не выпускал Баки из рук. Не мог заставить себя сделать это. Если уговаривать его, то только сейчас, пока он еще... Стива настигла внезапная здравая мысль. Это не утро. Солдат еще не ложился. Он в полной боевой готовности. Но протеста не следовало. Стив обнимал дикобраза уже минут пять, и был все еще жив. Потому решился. Руки Баки лежали на столешнице, и Стив провел по ним ладонями, накрыл его кисти своими. Щекой крепко прижался к волосам, потерся – и ощутил встречное давление. Чтобы поверить, зарылся лицом в волосы, и ощутил, как Баки двигает головой. Как вторит ему. Ощутимо и однозначно. Солдат чуть подался назад и прильнул к его груди. И Стив не выдержал. Отпустил кисти Баки. Убрал его волосы с правой стороны, завел их за ухо. И опустился поцелуем на шею, двинулся сухими губами снизу вверх. На пробу лизнул за ушной раковиной – услышал шумный выдох. Другая рука скользнула по животу Баки вверх и вниз. Никакого протеста. Ему позволяли. И все системы перешли в наступление. Даже если Солдат придет в себя и все-таки его убьет, всю оставшуюся жизнь ему будет, что вспомнить. Стив вобрал в рот мочку уха, пососал и сжал зубами, отчего Баки крупно вздрогнул. Туман ударил в голову. Стив мокро поцеловал шею Солдата, лизнул, прихватывая кожу губами и зубами, дурея от того, как Баки выгибает ее, подставляя длинные вены под его губы. Как отчетливо потяжелело его дыхание. Как он отзывчив на ласку. А потом Солдат сделал позвоночником какое-то сложное, долгое движение, изогнулся упруго и прижался в полный контакт. Его ягодицы вжались в пах Стива. Он даже не отдавал себе отчет, насколько возбужден, пока его не настигло это движение. Это не укрылось от внимания Баки. Оба замерли. И Стив отодвинулся от него. Это прикосновение было настолько недвусмысленным, что завело его до пульсирующей боли. «Господи... как же я его хочу...», - пронеслось в голове, и Стив с ужасом подумал, что если Баки сейчас обернется... Солдат развернулся к нему, раздосадованный и злой. Только глаза в темноте блестели, дыхание сбилось. - Да ты издеваешься, Роджерс! – рыкнул он. И Стив не успел ничего ответить – руки легли ему на пояс, рванули ближе, и губы Баки врезались в его рот. Солдат грубо поцеловал его, на секунду отпрянул, чтобы оценить реакцию, и поцеловал снова, свирепо и жадно. И Стив вдруг понял, что они уже вовсю целуются, и его язык у Баки во рту, а голова пустая и гулкая, будто он пьян. Его руки у Баки на боках, поглаживают выпирающие тазовые кости, ткань трется о ткань, металлически звякают пуговицы. Зашуршали в перекате пластины, когда Баки железной рукой крепко прижал его к себе. Он тоже был твердым. Тоже! Прикосновение отозвалось мурашками по всему телу. Стив не планировал ничего такого, но их уже несло. Металлическая рука стиснула ягодицу, прижав еще крепче, другая рука забралась под футболку, ладонь опалила прикосновением кожу спины. Стив толкнул Баки к столешнице, сжимая его бока, нажимая и толкая бедрами в такт, улавливая и усиливая тугие волны его движений. Черепную коробку заполнил горячий газ. Запах Баки, вкус, ощущение его самого так близко заполнило весь мир, и, выпустив припухшие губы, Стив набросился на его горло. Живые пальцы заскользили по его волосам, по затылку, прижали его губы и зубы сильнее. Стив хотел его, до безумия и отчаянья, они все еще двигались, нажимая, надавливая, прижимаясь и отклоняясь... - Пойдем, - хрипло позвал Баки. И все закончилось. Страсть пьянила, но Стиву удалось прорваться сквозь густую пелену. Осознание влюбленности свалилось незаметно и внезапно, но кое-чего им делать не стоило. Не так. - Не надо, - отозвался он, замерев, держа Баки в руках. Тот долго и шумно выдохнул. - Ну что еще? Это тебя не разорит, - он почувствовал, как Стив напрягся при этих словах, нахмурился и поспешил разъяснить: - Расслабься. Я не трахаюсь за деньги даже с супергероями. Стив покачал головой. - Не поэтому, сержант. Ты мой друг... - Ты любил меня? Это был сложный вопрос. Опасный, нечестный, и как на него теперь... - Я до сих пор люблю тебя, - выпалил Стив, и понял, что не соврал. Его бросило в дрожь. – А ты меня не узнаёшь. Я не могу так, мы с тобой никогда раньше... - Стив. Заткнись, а? И так внезапно, так чисто прозвучало это «Стив», что он вмиг растерял всю готовность к сопротивлению. - Баки... - шепнул он ломким, надтреснутым голосом, и глаза их оказались совсем близко. Больше Стив не спорил. * Он проснулся не в своей постели, долго моргал в потолок. Рядом спал Стив, оба были голые. Забавно. Он впервые проснулся раньше Стива, хотя дело близилось к полудню. Все тело сладко ломило, на нем ощущались отпечатки пальцев этого парня. Парня, которого он хотел. Парня, с которым он переспал. Роджерса. Стива. Неделю назад он думал, что выбьет из него все дерьмо, если Роджерс вздумает во время своих обнимашек тереться об него стояком. Три дня назад думал, что, скорее всего, позволит, если вдруг Стив захочет. А вчера, когда Стив обнял его в темноте, решил, что у них будет секс. Обязательно. Без вариантов. Потому что стало совсем невыносимо. Истома взяла верх, и он согласился на все. Считал, что боль и отвращение позволят ему сбросить эту маяту. Он позволил Стиву взять себя на той чертовой столешнице – лежал на ней грудью, а Стив трахал его, сильно, толком и не раздевшись, держа руку у него на спине, и это было отвратительно, и он кончил с криком, едва Стив коснулся его. Потом Стив повалился ему на спину, придавил собой, жался виском к виску, поворачивал к себе его голову и целовал, хотя они больше вылизывали друг друга, пытаясь отдышаться. Стив целовал его, целовал так, будто извинялся за вспышку страсти. За то, что у него так накипело. Он вообще был щедрым на поцелуи. И вот так, переплетясь и целуясь, они ввалились в спальню, где все повторилось. Роджерс оказался ласковым. Даже слишком. Когда начинали второй раз, Стив был так возбужден, что мог бы трахнуть Статую Свободы. А когда дошло до дела – не смог. Так сильно волновался. Дурак. Зато в постели Стив делал ему минет, неумело, но старательно, и растягивал двумя пальцами с надетым на них презервативом. Он бы отпустил остроту, какую сенсацию могли бы вызвать презервативы в доме у Капитана Америка, если бы не был так увлечен, так потерян в ощущениях. И во второй раз все действительно получилось. А на третий – все получилось отлично. В темноте раздавались их общие стоны сквозь ритмичные глухие шорохи. Стив сидел между его разведенных ног, придерживал за бедра, шептал: «Боже, Баки...» и толкался так мягко и глубоко, что голос взлетал на непозволительную высоту и обрывался, и железные пальцы комкали простыни над головой, а кончить все никак не получалось, и это было фантастически хорошо – до тумана и звона в ушах. Он и забыл, как потрясающе это бывает. Не помнил, спал ли когда-либо с мужчинами прежде, но со Стивом – точно нет. Это было первое, о чем он действительно пожалел. Чувствовал, что давно копилось, и обозвал себя идиотом. Он отключился почти сразу, не найдя в себе сил дотащиться до душа, но Стив все вычистил, прежде чем свалился сам. Ему ведь еще швы не сняли, а такая прыть... Стив всю ночь звал его «Баки», безостановочно, задыхаясь. Он не спорил. И было почти плохо от того, что было так хорошо. Этот парень захватывал его по всем правилам штурма охраняемых объектов. Но они попались в ловушку собственных правил. Срок истекал. Нужно было уходить. Он встал, медленно оделся, побрел на кухню. Убрал следы разгрома, после чего посмотрел на чайник. Налил воды, поставил. Порадовался, что чайник не пострадал. Было бы обидно, если бы они его разбили в порыве страсти. Туман безмятежности развеялся. Когда доставал чай, у него дрожали руки. Он то и дело смотрел на чайник. На свой чайник. Стив ни разу им не пользовался. Это была его вещь. Здесь были и другие его вещи. Его... место. И он с сожалением признался себе, что утонул в этом идиоте. Что утро без его завтрака уже вносит сумятицу. Или то, что они почти всю ночь занимались сексом... Голова все еще полнилась гулкими голосами. Тело все еще помнило его вес и жар. Он боялся себе признаться. «Я не хочу уходить». Между зеленым и желтым в комнате завозился Стив. Вышел уже полностью одетый, приблизился. Он решил, что Стив получит в нос, если начнет извиняться. Роджерс подошел вплотную, но не обнял, как обычно. - Сержант? – послышался тихий голос, и он ощутил легкое, нерешительное прикосновение к своей руке чуть выше локтя. Поднял голову, посмотрел в сосредоточенно-грустное лицо. Его снова поразило, как Стив симпатичен и как уязвим при своих габаритах и репутации. Губы наполнились жаждой, он прикусил их, чтобы не отвлекали. Он знал, что этот разговор должен был состояться. Ждал давления на слабые точки. Ждал, что Стив начнет уговаривать его или попробует приковать наручниками к батарее. Стив протянул пухлый конверт. Он взял, но не открыл и не стал пересчитывать. Хотя по объему чувствовалось – там больше денег, чем они договаривались. И он был уверен – не за секс. Просто Стив идиот, который любит сентиментальные жесты. В его взгляде было столько теплоты и чувства, что в груди тяжелело. - Бак, послушай... можешь ничего не говорить. Просто слушай. Ты меня вытащил, уже в который раз. Спасибо. Ты мой лучший друг, и я люблю тебя. Очень, - и Стив приблизился вплотную. Он понял, что ждал поцелуя, только ощутив острую досаду от того, что не получил его. Стив поцеловал его в лоб. Дурацкий жест. Глаза обожгло сильной резью, на пару секунд он даже прекратил дышать. – Хотел дать тебе... вот, - Стив поднял его правую руку и положил на ладонь знакомый ключ. Он две недели пользовался точно таким же. Стив был очень серьезен. Будто вложил ему в ладонь свое сердце, разрешая унести его с собой. – Возьми. Это твой. Мой дом – твой дом. Ну вот и что с ним поделаешь? Столько пафоса на пустом месте развел... Идиот. Тот идиот, который помчится в одиночку за линию фронта, вытаскивать и отбивать... Он понял, что держит конверт. Держит ключ. Он свободен и при деньгах. Поэтому надо как можно скорее... - Что ты хочешь на ужин? Он не собирался этого спрашивать. Но, когда спросил, понял, что дышать стало легче. Будто от горла откатился камень. Стив Роджерс замер, обернулся. Стоило отдать ему должное, он честно пытался держать лицо. - Сегодня важный день, - сказал он и улыбнулся. – Давай отпразднуем. Он кивнул, но Роджерс не ушел, хотя лучше бы ушел и не стал портить момент. Но он замешкался, сжал и разжал кулаки. И сорвался. Обернулся, подошел и обнял – сгреб своими ручищами в охапку так, что стиснуло дыхание. - Извини, - Стив дышал тяжело и прерывисто у самого уха. – Просто я рад. - Необязательно так радоваться избавлению от овсянки, - сдавленно заметил он. - Твою овсянку я готов есть хоть всю жизнь, - улыбнулся Стив еще шире. Он хотел ответить на это: «Могу устроить», но Стив уже целовал его, целовал его в губы, уверенно, пробуя на вкус, поглаживая языком нутро его рта. Он даже целовался так, будто угощал поцелуем. ...Эти губы он сам учил целоваться накануне свидания. Тогда были танцы... Стив не танцует, потому что у него от музыки и духоты начинается головокружение, дезориентация... Образы вспыхивали и гасли. Чтобы обнять Стива в ответ, конверт и ключ пришлось отложить. Может быть, это и было счастье. Может, он просто вспомнил, как это бывает. * Всю обратную дорогу Стив улыбался. Голова его чуть покруживалась. У них свидание, как-никак. Или нечто вроде. И хотя в глубине шевелился страх обнаружить квартиру пустой, Стив просто решил поверить. В квартире горел свет. Кипел чайник, Солдат, еще одетый – только с улицы – выгружал продукты из двух объемных пакетов. Он был в черной водолазке. Стив подумал, что он прекрасен. И что ему понадобится помощь. - Привет, Бак. Тот оглянулся на него, скупо усмехнулся в ответ. И ничего не сказал.