***
— Ирин Сергевна, у вас такой вид сейчас, как будто в логово дракона собираетесь, а не к маме в гости, — подначил Паша, видя, как начальница зависла перед дверью, не решаясь нажать на звонок. — Очень смешно! — сердито огрызнулась Ира, переминаясь на лестничной площадке. Идея провести тихий семейный вечер вместе со своим фиктивным мужем с каждой секундой нравилась ей все меньше. Да и устраивать целый спектакль ради спокойствия мамы и Сашки резко расхотелось — кому это вообще нужно? Самих себя им все равно не обмануть, как ни старайся. Ира покосилась на привычно невозмутимого Пашу: похоже, отыграть свою роль он решил на все сто — цветы и коробка конфет, белая рубашка и широкая обаятельная улыбка в придачу. Этакий голливудский красавец с налетом исконно русского беззаботного раздолбайства. Зачем-то неосознанно протянула руку, поправляя сбившийся ворот рубашки, видневшийся из-под распахнутой куртки — Ткачев удивленно приподнял брови на этот типично-семейный жест автоматической заботы, но ничего не сказал. И снова что-то необъяснимо дрогнуло внутри, сдавило горло болезненным спазмом, как от подступающих слез. Разреветься еще сейчас не пойми из-за чего не хватало... — Не обращай внимания, Паш, это так, бабское, — выдала ослепительную улыбку, но глаза оставались серьезными и какими-то погасшими — сердце необъяснимо и глупо сжалось от этого диссонанса. Избегая его пристального взгляда, Ирина Сергеевна резко развернулась к двери, вдавив палец в кнопку звонка. Несмотря на все опасения, вечер прошел вполне мирно: Ткачев, неожиданно проявивший себя как галантный кавалер, сыпал шутками и веселыми байками, будто невзначай касался ее руки или плеча, подкладывал на тарелку всевозможные вкусности, подливал сок или чай, улыбался. В общем, и впрямь справился со своим амплуа заботливого мужа и будущего отца на пять с плюсом; довольно быстро раскрутил Сашку на оживленный разговор и совершенно очаровал ее маму. Ира только изумлялась, глядя на эту актерскую игру — еще об одном его таланте среди прочих она даже не догадывалась. — Да, Ткачев, не ожидала, ты, оказывается, еще и артист, — усмехнулась Ирина Сергеевна, скользнув в галантно приоткрытую дверцу машины. — Так натурально все сыграл. Даже с Сашкой нашел общий язык. — Так мне есть у кого поучиться, — парировал Паша, усаживаясь на соседнее сиденье. — А сын реально у вас классный парень, и на ситуацию отреагировал адекватно. А то что заморочки у него свои... Так возраст такой, кто из нас в шестнадцать лет не чудил? — Психолог, блин, — проворчала Ирина, немного задетая тем, как легко Ткачев смог поладить с ее сыном, который в последнее время совершенно отбился от рук. Может и правда ему просто не хватало мужского влияния... — Я посмотрю, как ты заговоришь, когда свои дети появятся, — и, осекшись, по-дурацки залилась краской, запоздало поняв, что сморозила. — Посмотрим, — весело фыркнул Паша. — Тем более что недолго осталось. Покажете мне мастер-класс беспощадной мамы-полковника. — Шутник, — проворчала Зимина, отворачиваясь к окну. Паша, пользуясь тем, что они как раз остановились на светофоре, протянул руку, поправляя выбившуюся из строгой прически непослушную рыжую прядку — как-то вдруг непонятно-сладко заныло в груди, когда представил смешную рыжую девчонку, так похожую на маму: забавно морщащую лоб, хмурящую брови, тонко улыбающуюся... — Знаете, — тихо произнес Ткачев — задорная улыбка сменилась какой-то растерянно-мягкой и немного смущенной, — в такие моменты я вас почти люблю. И, отвлекаясь на загоревшийся сигнал светофора, не заметил, каким изумленным, неуверенно-теплым и недоверчиво-сияющим стал ее взгляд.***
— Ирин Сергевна, у вас телефон звонит, — Паша, ради приличия постучав и не дождавшись ответа, заглянул в спальню — забытый на тумбочке в коридоре мобильный начальницы уже по третьему разу завел знакомую мелодию. — Ирина Сергевна? — и в нерешительности замер, остановившись в шаге от кровати: Зимина спала, как-то неловко-трогательно подвернув под голову одну руку, другой прижимая к себе книжку в яркой бумажной обложке — кажется, какой-то легкомысленный любовный романчик. Его накрыло — опять. Сейчас, такая мирно-усталая, вымотанная тяжелым суматошным днем и семейным вечером, она снова вызывала у него эти странные, непозволительные чувства — и вовсе не как мать его будущего ребенка — сама по себе. И, усевшись на край постели, Паша застыл в каком-то опустошающем оцепенении, где не было ни привычной вражды, ни вполне логичной неприязни, ни даже раздражения на самого себя — вообще не было никаких мыслей. Просто смотрел на спокойное, утомленное лицо без привычного макияжа, на упавшую на лоб челку, на бледные пальцы, сжимавшие книгу... В такие моменты я вас почти люблю. Криво усмехнулся, расправляя свернутое в кресле одеяло, осторожно подоткнул край; убрал на тумбочку книгу, прикрыл форточку, из которой ощутимо сквозило. И, уже остановившись у двери, снова бросил взгляд на начальницу — сейчас она сама показалась ему хрупким, растерянным, испуганно-притихшим ребенком. А еще — почему-то ужасно одиноким. И неожиданно-горькая, отчаянная и очень простая мысль заставила вздрогнуть от вновь накатившей боли: как же дорого бы он отдал, чтобы все забыть...