***
— Ир, мы же не можем сюда "скорую" вызвать! — Савицкий невольно повысил голос, видя, что начальница никак не реагирует на увиденное. — Три трупа, всё в кровище и раненый мент, который сегодня вообще не должен был быть на работе! А если его сейчас тормошить... можем не довезти... Ир! — Не кричи, — без малейших эмоций, каким-то замороженным голосом приказала начальница. — Этих, — кивнула в сторону неподвижных тел, — куда-нибудь надо убрать. Подальше. Только не в ванную! Кровь хотя бы частично замыть, чтобы все не так очевидно было. — Потянулась к мобильному, молясь, чтобы абонент был в зоне доступа. Закусив губу, слушала размеренные гудки; наткнувшись взглядом на бледного, бессознательного Пашу, поспешно зажмурилась, подавляя подступающую дурноту. — Андрей, это я... Не перебивай, я тебя прошу! — добавила, не дав даже начать полную недоумения фразу. — Речь идет о жизни человека! Пожалуйста, приезжай! Я все потом объясню, сейчас нет времени! Пожалуйста, поторопись! — не дожидаясь ответа, возможных возражений, множества растерянных вопросов, отключила телефон и, стараясь не наступать на кровавые потеки, направилась к двери небольшой кладовки, раздраженно поторопив: — Ром, шевелись, у нас времени нет! — Ир, ты... — Савицкий откровенно обалдел, когда, в прямом смысле засучив рукава тонкой рубашки, Зимина, придерживая за ноги, потащила в сторону кладовки ближе всего лежащее тело. — Тебе же нельзя сейчас... — Рома, нет времени! — вздернув бровь, недрогнувшим голосом повторила Ирина Сергеевна. — Ты сейчас думай не о том, что мне можно или нельзя, а о том, что мы находимся в чужом доме, где три трупа, а наш товарищ истекает кровью! Нашел время рассусоливать! Нам еще кровь замывать! — поспешно, не глядя внутрь, захлопнула дверь каморки, прижалась к ней спиной, стараясь не дышать, утерла запястьем выступившие на лбу бисеринки пота. Савицкий невольно содрогнулся — и от этого неестественного, чудовищного самообладания, и от самой ситуации — беременная женщина, преспокойно раздающая дикие указания, помогающая таскать окровавленные тела, замывающая следы самой настоящей бойни... Что вообще происходит в этом гребаном мире, если подобное в порядке вещей?***
— Ира, что происходит, ты мне можешь объяснить?! — Андрей, тяжело выдохнув, присел напротив стола, за которым, нервно стискивая пальцы, сидела Ирина, бессмысленно глядя в одну точку. — Мы не виделись с тобой несколько месяцев, а потом ты звонишь и срочно требуешь опять спасти какого-то своего друга, да еще просишь никуда не сообщать! Это нормально, по-твоему?! Куда ты ввязалась? Ир! Зимина, ничего не отвечая, вдруг резко побледнев, рванулась из-за стола, прижимая ко рту ладонь. Михайлин, проводив ее недоуменным взглядом, едва не опрокинул блюдце с осколками ампул и пустыми шприцами — и зеленоватая бледность, и не слишком вменяемое состояние моментально стали понятны и объяснимы. — Ир, ты... ты что, беременна? — выдавил, пристально оглядывая тонкую фигуру — под свободной рубашкой ничего не было различимо. Зимина, будто и не услышав его вопрос, положила на стол плотный пакет. — Вот, возьми... это за помощь. Я... я не могу тебе сейчас всего рассказать... Так сложились обстоятельства, что я не могу больше ни к кому обратиться. Возьми, — повторила настойчиво. — И я тебя прошу... Просто забудь, что ты здесь был. Это... это сильно может ему навредить... и мне тоже. — Убери! — Андрей, бросив беглый взгляд внутрь, даже не стал пересчитывать лежащие там пачки. — Не надо. В конце концов, это моя работа. — Вот именно что работа. А работа, тем более хорошо выполненная, должна быть оплачена. — Ир, не уходи от темы. Ты беременна? — Нет, — спокойно и прямо взглянула ему в глаза — на лице не дрогнул ни один мускул. Чтобы так соврать, нужно быть гениальной актрисой. — А, ты об этом... Просто отравилась. — Ира, ты же понимаешь, что его нельзя здесь оставлять, ему в больницу нужно, нужен медицинский уход, капельницы, уколы... Иначе... не хочу тебя пугать, но иначе все может оказаться зря. — Ирина резко отвернулась, и жуткой бледности, залившей ее лицо, Андрей не заметил. — Это невозможно, — произнесла твердо. — Напиши мне, что нужно, какие лекарства, процедуры... Я разберусь. — Ты что, сама... — Я разберусь! С медсестрой что-нибудь решу, с остальным тоже. Все, хватит об этом. Я и так тебя слишком впутываю. Ты очень мне помог, но с остальным я справлюсь сама. Андрей, внимательно взглянув на нее, промолчал — никакие попытки вызвать ее сейчас на откровенность не принесли бы результата. Покачав головой, вырвал из блокнота страницу и принялся торопливо писать, отогнав мысль, что если его очередной пациент все-таки выживет, это окажется настоящим чудом. Проводив Андрея до машины, Ира, едва держась на ногах, вернулась в дом. И она, и Савицкий понимали, что по-хорошему отсюда надо убраться как можно скорее — без квалифицированной медицинской помощи Паше могло стать хуже в любой момент. И еще одна не слишком радужная перспектива — сюда могли нагрянуть подельники этих уродов, если этот дом являлся для них чем-то вроде лежбища, где можно скрыться. А скрываться им теперь придется очень долго и очень тщательно... "Господи, когда это все закончится?" — устало, с постыдно-нервной слабостью подумала Ира, усаживаясь на край постели, где, бледный, еще не отошедший от введенных препаратов, лежал Ткачев. Новая, невыносимо-острая волна раскаяния, отчаяния, вины накатила, опаляя болью — опять она, опять из-за нее... Зачем она только отправила его проверять эту долбаную версию? Что какое-то гребаное расследование значит перед жизнью этого человека, человека, перед которым и так безмерно виновата, который и так столько пережил по ее вине? Господи, да какое значение имела вся та происходящая жесть, если из-за этого она может его потерять? Потерять отца своего ребенка; потерять того последнего, кто смог, сумел до нее достучаться, кто, сам не испытывая к ней никаких добрых чувств, пробудил в ней что-то прежнее, почти-человеческое, почти-живое, когда она уже была уверена — как человека ее больше не существует. — Прости меня, — едва слышно, сдавленно, сама себя презирая и проклиная за эту слабость, произнесла Ира, накрывая ладонью его безвольную руку. — За все. Прости меня, пожалуйста... Бесшумно приоткрывший дверь Савицкий ошарашенно замер, испытав самый настоящий шок: равнодушная, выдержанная начальница, еще совсем недавно вместе с ним спокойно таскавшая трупы и вытирающая кровь — едва ли не со слезами что-то шептавшая его другу. Такое вообще возможно? — Ирина Сергеевна! — Ира, медленно выдохнув, закрыла глаза — показалось, что еще немного, и просто рухнет в обморок. Сдала, совсем сдала, товарищ полковник... — Что случилось, Олег? — осведомилась ровным тоном, стиснув мобильник похолодевшими пальцами. — Ирина Сергеевна... Тут в отделе такое... Вам лучше приехать.