— Ну, в общем, я приехал, а он тут... — осторожно начал Савицкий, мимоходом подумав, что в последнее время количество трупов в этой истории достигло критической точки. Что за жизнь пошла...
— Как, как это могло случиться?! — с пол-оборота завелась Ирина. — Вы что, опять перестарались, или что? Почему он умер?
— Ир, да ничего мы... Я когда уходил, он живой был, ну, помяли его, как полагается, но ничего больше...
— Я, кажется, понял, — Климов, выйдя из гаража, продемонстрировал шприц в пакете.
— Так он чего, нарик был?
— Диабетик. Видимо, под утро случился приступ, а до лекарства добраться не смог, вот и...
— Твою мать! — выругался Рома. — И чего теперь?
— Он вам сказать что-нибудь успел?
— Да нифига, Ир, молчал как партизан всю дорогу, ни звука не проронил. Подготовленный, что ли...
— Это плохо. — Ира, медленно выдохнув, торопливо отошла в сторону — даже здесь, вдали от трупа, ее начало изрядно мутить. — Очень плохо, зацепок у нас теперь никаких. Вы еще обыщите его как следует, может, что-то найдется. Телефон заберите, надо будет пробить все звонки, хотя вряд ли там что-то есть. От тела избавиться, — жестким будничным тоном отдала распоряжения и поспешно, не обращая внимания на озадаченные взгляды подчиненных, направилась к машине, чувствуя, как усиливается дурнота. Гребаная бабская слабость...
— Ирин Сергеевна, я вам что про машину говорил? — Ткачев распахнул дверь в тот самый момент, когда Зимина уже собиралась пересесть за руль. — На вас вон лица нет, куда вам за руль, опять приключений захотелось?
— Паш, я в полном... — произнесла спокойно и твердо, но Ткачев не дал договорить.
— Решено, отвезу вас и вернусь. Как вы там любите выражаться, "мертвые подождут"?
— Очень смешно, — буркнула Ира недовольно и потянулась к бутылке с водой. — Чего ты со мной возишься, не пойму. Я всего лишь беременная, а не больная. Нормальное, между прочим, женское состояние.
— Ага, вы еще мне расскажите, как раньше в поле рожали. Удивляюсь я вам, умная женщина, полковник, а хуже ребенка иногда ведете себя.
— Поумничай еще мне, — лениво отреагировала Ира. Как ни странно, но подобная почти семейная перепалка и непробиваемая уверенность Ткачева как-то моментально помогли прийти в себя, успокоиться и перевести дух. Не просто странно — удивительно: он, внешне несерьезный, расхлябанный, каким-то невероятным образом знал, что нужно сказать, сделать, как поступить — порой даже лучше, чем она сама. Вдруг откуда-то проявилась эта спокойная решимость, непривычная собранность. Он, кажется, и в самом деле теперь воспринимал ее ребенком — с этими вечными "оденьтесь теплее, сегодня похолодание обещали", "пока все не съедите, из-за стола не выйдете", "допоздна не засиживайтесь"; с неизменными звонками и расспросами, когда не было возможности вовремя оказаться дома; с традицией по дороге обязательно прихватить в магазине что-нибудь вкусное (и, разумеется, полезное) к чаю; с ритуальными пожеланиями спокойной ночи и этой забавной привычкой поправлять ей одеяло... При этом ему и в голову не приходило возражать на какие-то сомнительные распоряжения, вообще влезать в ее работу, что-то советовать и наставлять — начальство знает, начальству виднее. Все с той же исполнительностью осуществлял все поручения, указания, просьбы — совсем как когда-то давно. Порой неподдельно поражался и восхищался ее изворотливостью, не в силах постичь какие-то хитрые схемы, стратегии, искренне не понимая, как в такой умной, даже коварной женщине уживается некая беспомощность, легкомысленное, если не сказать наплевательское отношение к себе. И в какие-то моменты все внутри сжималось от пугающей мысли:
как же она одна? Он ведь мог просто не узнать о ее положении, мог просто не узнать самого главного — своей причастности к этому. И даже если бы не случилось самого страшного, было бы иное, ничуть не радужное: она, измученная, поломанная, окончательно забившая на себя — наедине со своим непростым состоянием. Страшно представить...
Провожая взглядом удаляющуюся в сторону отдела начальницу — деловитую, сосредоточенную, с неизменно прямой спиной, — Ткачев вдруг ясно и четко понял очень простую вещь: он не сможет оставить ее теперь. Ни при каких обстоятельствах.
***
— Ткач, выручай! — Тобольцев, нервный и дерганый, оглянулся на здание отдела и поспешно юркнул в машину на заднее сиденье. — У меня тут такая... Плохо все, в общем.
— Да че случилось-то? — Паша, недоуменно пожав плечами, тоже сел в авто. — Ты сам не свой.
— Боюсь я, понимаешь, боюсь! Спать почти перестал, от каждого шороха вздрагиваю... Вчера домой возвращался, а в подъезде... Короче, сам смотри, — Виктор снял темные очки — на все лицо светился внушительный фингал. — Ладно сосед появился, спугнул, а то бы... У нас сроду никаких уголовников не водилось, место тихое, а тут... Это тесть все, сто процентов! Совсем с катушек слетел, блин... Не успокоится ведь, пока меня не завалят... Слушай, помоги, а?
— Ты бы хоть объяснил сначала, чего делать-то надо?
— Да мне бы пару-тройку дней где-нибудь перекантоваться, а там придумаю что-нибудь. В гостиницу не пойду, сам понимаешь, палево. Свалил бы куда-нибудь из этого дурдома, так ведь подписка... Следак сразу на уши встанет, если что не так. Может у тебя есть на примете, где переждать можно? Ну, может дачка какая-нибудь или кто из знакомых квартиру сдает...
— Че, все так серьезно? — нахмурился Паша. — А ты вообще уверен, что это твой тесть...
— Уверен не уверен, а проверять мне как-то не хочется, в следующий раз может и не повезти. Ну так что, есть идеи?
Ткачев, ненадолго "зависнув", полез в бардачок за ключами.
— Можешь у меня пожить, я пока все равно... короче, неважно, — меньше всего хотелось распространяться обо всех нюансах личной жизни, поэтому Паша тут же свернул тему. — Живи сколько надо, в общем. Хреново, конечно, что с твоим делом не разобрались, а так тесть твой сразу бы отстал...
— Да, хреново, — с какой-то непонятной интонацией повторил Тобольцев и полез из машины. — Спасибо, Ткач, реально помог...
***
— Ирина Сергеевна, помните, вы интересовались делом Ольги Тобольцевой? — знакомый следователь Затонский, к которому Ира заглянула по работе, неожиданно напомнил о давней просьбе. — Уж не буду спрашивать, откуда такой интерес... Но обрадовать могу. Дело, похоже, сдвинулось с мертвой точки.
— Вот как? — Ира, уже было поднявшись, опустилась обратно на стул. — А подробности можно узнать?
— Всех деталей я вам, понятное дело, рассказать не могу, но в общих чертах... Открылись новые обстоятельства и, судя по всему, как мы и предполагали, убийца ее муж. Точнее, заказчик. Мы-то поначалу думали, что он сам, и так, и этак версию крутили, но у него алиби железное. А теперь и человек появился, который готов дать показания. Одна беда, Тобольцев как сквозь землю провалился, найти нигде не можем.
— А вы уверены, что... Ну, что этот ваш свидетель не врет? — медленно уточнила Ира, тяжело выдыхая. Хорошие, однако, у Ткачева друзья детства.
— Да в том-то и дело, что не свидетель, а самый настоящий исполнитель. И уж поверьте, кроме подозрений у нас теперь и улик предостаточно.
— Вот как. Ну что ж, я, кажется, знаю, чем вам помочь. Только одна просьба...
***
— Вы... вы что сделали?! — Ткачев, вздрогнув от неожиданности, обалдело уставился на начальницу, не замечая, как по столешнице разливается горячий чай из опрокинутой чашки. — Да вы хоть понимаете...
— Я-то как раз понимаю, — невозмутимо отозвалась Ирина Сергеевна. — А ты понимаешь, что твой друг преступник? Он жену свою убил, понимаешь?! Пусть и не своими руками! И у следствия доказательств полно: и свидетели, и улики...
— Да это же бред полный! Я Витьку сто лет знаю, он нормальный мужик, ни на что такое не способен!
— Люди меняются, Паш. И часто не в лучшую сторону, — усмехнулась криво. — Уж поверь, я знаю, о чем говорю.
— Да не мог он, бред это все! Улики, блин... Как будто мы с вами таких "улик" ни разу не находили, когда надо было кого-то закрыть! А следаку лишь бы дело прекратить, сами как будто не знаете, как это бывает! Блин, че вы натворили... — Выругавшись сквозь зубы, схватил со стола ключи. — Поеду туда, может, еще успею...
— Паш, стой! — но предупреждающее восклицание заглушил торопливый хлопок входной двери.
