Искупление

Несколько дней Ткачев буквально разрывался: работа, больница, дом. Впрочем, на службе теперь от него было немного толку, все мысли у Паши крутились вокруг семьи — в больнице просиживал рядом с Ириной до тех пор, пока ворчащие медсестры не выставляли его из палаты; вечер и почти всю ночь посвящал дочке: тещу не хотелось напрягать чересчур, а подпустить к обожаемому ребенку чужую женщину, пусть и самую великолепную няню, казалось чем-то диким. Савицкий, глядя на заметно сдавшего друга, только качал головой: он еще никогда не видел, чтобы беззаботный раздолбай Ткачик волновался о ком-то настолько, что буквально спал с лица, и даже заверения врача, что здоровью его драгоценной ИринСергевны ничего не угрожает, успокаивали мало. А уж когда Зимину выписали из клиники, Паша и вовсе взял отгулы и от дорогой жены старался не отходить ни на шаг. Раздобыл самые дорогущие лекарства, помогающие как можно быстрее восстановиться после гипертонического криза; покупал какие-то специальные витамины и фрукты; и даже не давал вставать с кровати лишний раз — «Ну вы чего, издеваетесь, вам же врач постельный режим прописал!» К плите не подпускал, предпочитая готовить сам или заказывать еду в ресторане; возиться с Маришкой тоже не позволял, разрешая только тихонько полюбоваться на мирно спящую дочь.       — Да-а, Ткачев, а ты, оказывается, тот еще тиран, — протянула иронично Зимина, когда Паша, беззлобно ругаясь, в очередной раз выгнал ее отдыхать. — Раскомандовался…       — А с вами, товарищ полковник, по-другому никак нельзя, — невозмутимо ответствовал «тиран». — Вас только на минуту оставь… На ровном же месте вляпаетесь! Что? — напрягся, поймав совершенно непонятный взгляд дорогой женушки. Ира только молча прижалась к его плечу, судорожно сглотнула, боясь внезапно и совершенно без причины разреветься.       — Паш, — протянула как-то жалобно, вцепившись в него, — Пашка, откуда ты такой для меня взялся? И как я без тебя раньше… Ткачев, повернувшись, осторожно взял в свою руку ее совершенно ледяную ладонь, прижался губами к тонким пальцам. Улыбнулся мягко-мягко, глядя на нее одновременно встревоженно и как-то необычайно светло.       — Раньше было раньше, Ирин. Главное — это то, что дальше. А дальше я всегда буду с тобой. Всегда. Как там? И в горе, и в радости. — Бережно коснулся щеки, отвел от лица непослушную рыжую прядку. — Мы уже столько всякой фигни пережили… Вместе пережили, понимаешь? Вот это, наверное, и есть самое главное… неважно, что где-то там происходит… то, что мы вместе, вот это важно. А остальное… переживем.       — Переживем, — эхом отозвалась Ирина, зажмурившись в попытке сдержать вновь подкатившие слезы — впервые в жизни слезы неизведанного и тем пугающего абсолютного счастья. Впервые в жизни, пройдя огромный тяжелый путь, она знала: если что-то рушится — это не страшно. Не страшно, потому что рядом есть тот, кто не допустит, чтобы на тебя рухнул весь мир. И за одно это осознание ей не жаль было бы отдать свою жизнь.

***

Звонок раздался вечером. Ира, кое-как успокоив неожиданно раскапризничавшуюся Маришку, наконец занялась ужином: долго колдовала на кухне, приготовила ароматную утку в апельсиновом соусе, накрыла на стол, выложила в красивую вазу фрукты, принялась выбирать вино. Впервые ждала Пашу с работы с каким-то странным волнительным чувством, ну совсем как девчонка перед первым свиданием — и это давно забытое ощущение будто отбрасывало на много лет назад, когда была совсем еще молодой и беззаботной. Когда в замке заворочался ключ, испуганно метнулась к зеркалу в ванной: поправить прическу, сменить уютный пушистый халат на что-нибудь более легкомысленное и притягивающее взгляд.       — А чего, праздник какой-то? — сосредоточенно нахмурился Ткачев, оглядывая все это великолепие: нарядную жену, красиво накрытый стол, кухню в мягком интимном полумраке. — Я чего, какую-то важную дату забыл?       — Нет, — засмеялась Ира. Подошла сзади, обняла за плечи, неторопливо прошлась ладонями, разминая напряженные мышцы. — Это я забыла. Я совершенно забыла, какой у меня обалденный муж, — наклонилась, легко коснувшись губами щеки. — Устал? Ткачев повернулся, одарив хитрой улыбкой и моментально притягивая к себе.       — Да уже не очень, — заявил многозначительно, окинув Ирину Сергеевну с ног до головы тем-самым-взглядом.       — Паш, ну а ужин? — наигранно возмутилась Ира, с удовольствием позволяя стянуть с себя легкое шелковое одеяние.       — Ужин подождет, — выдохнул Паша, нетерпеливо расправляясь с крючками и бретельками. — А вот я нет. Настойчиво завибрировавший мобильник не дал Ирине ответить что-то игривое в тон.       — Тьфу ты! — потянувшись к телефону, выругалась от души. — Слушаю, — отчеканила раздраженно, одновременно млея: Паша, настороженно вслушиваясь в ее реплики, пыла не поубавил и как ни в чем не бывало скользнул рукой по затянутому в соблазнительное кружево бедру.       — Зимина Ирина Сергеевна? Полковник ФСБ Немиров. Нужно встретиться, есть серьезный разговор.