Последняя странность Клариссы Маклеллан

Тускло-оранжевые шары фонарей покачиваются со скрипом. Напевает сонную колыбельную дождь, и темное небо над головой улыбается по-прежнему мягко и обволакивающе. Теплый цвет — черный. У подножия неизменно зеленых газонов, усыпанных сейчас шуршащими листьями, тянется неширокая лента тротуара. Тянется, не петляет; босые ноги шлепают по мокрому бетону, и Кларисса удивляется: какой же он все-таки колючий. Она никогда не замечала этого раньше. Из-за неплотно зашторенных окон домов льется иллюминация — то, отдыхая после рабочего дня, смотрят «соседей» добропорядочные граждане. Все кругом так идеально, словно на картинах Томаса Кинкейда, и, возможно, если она постучит кому в дверь, ее даже пустят обсохнуть и обогреться. Дождь обнимает ее. Холодные капли затекают за шиворот, согреваются теплом ее тела и ручейками стекают по ногам. Тяжелые от воды туфли оттягивают руку; девушка робко улыбается, шлепая ногами по лужам и вспоминая, как однажды летним вечером она с отцом впервые вышла так на улицу в дождь. Мать шутливо ворчала им вслед, а по возвращении вытирала ее волосы сухим полотенцем. Кларисса легко запрокидывает голову и танцует, смеясь. Промокшее насквозь хлопковое платье стесняет движения. Забавное выражение — идти, куда глаза глядят. Вдали нарастает гул, неравномерный и резкий, и Кларисса застывает на месте, широко распахивая глаза. В этом звуке ей чудится что-то знакомое: урчание пожарной машины и рев выпущенного на свободу огня, с жадностью пожирающего фанерные доски; яркий слепящий свет обливает ее с ног до головы, словно отсветы пламени часом раньше. Надрывный визг тормозов прорезает ночь, корпус автомобиля заволакивает сизым дымом... как и лица родителей, отказавшихся покинуть подлежащий уничтожению дом. Это всего лишь ночная греза. Как и та, страшная, она развеется с наступлением утра теплыми руками матери. Мерседес круто заносит на мокрой дороге. В сердцах выругавшись, парень за рулем наблюдает, как в зеркале заднего вида тяжело оседает тело, нелепо взмахнувшее руками при падении. Он щелкает ремнем безопасности, отстегиваясь, и неуверенно тянется к дверце, собираясь, кажется, выйти наружу. Это первый раз, когда он сбил человека. Его товарищ перехватает его руку. — Не дрейфь, Майк, не хватало еще из-за какой-то дуры проиграть гонку! — дышит ему в лицо перегаром друг, которого при развороте бросило прямо на приборную панель. — Хочешь Тони сто баксов продуть? Чуть помедлив, Майк согласно кивает, пристегивается обратно и, выворачивая руль, снова топит педаль до пола. Нервное возбуждение, вызванное случайным происшествием, легонько щекочет в подрагивающих пальцах, и друзья ведут себя преувеличенно развязно, стараясь скрыть друг от друга и от себя самих внезапно проступившую гадливость. — Ха-ха-ха, — пьяно смеется парень, — ты видел, как смешно она грохнулась? Я-то думал, это будет как в фильме, с криком и заломленными руками… Поднажми на газ, Майк, не то даже утешительного приза не получим! Стремительно удаляющийся шум двигателя растворился в шелесте дождя. Распростертая по асфальту, Кларисса тихонько вздохнула; с полуоткрытых губ слетел удивленный выдох. Так, казалось, было ближе до неба — тихая беззвездная ночь заглядывала ей в глаза.